Распутье

– Вы покупаете ему одежду?

– Я только советую, у мужа прекрасный вкус.

– Или стилист?

– Или стилист.

– Что вам сделал Алаев?

– Пытался похитить.

– Есть доказательства?

– Были бы – я не обратилась бы за помощью к вам. Но думаю, что это он.

– Вы вступали в интимные отношения с сыном Морозова?

– Нет. Ваши вопросы оскорбительны.

– Вы вступали в интимные отношения с помощником Морозова?

– Н… нет. Кош, ты реально думаешь, что он может задавать такие вопросы, а я не имею права возмущаться?

– Лиза, суть не в вопросах, а только в твоих реакциях. Научись не реагировать или реагировать правильно – и тогда тебе ничто не страшно. Ты убила Харитонова Николая Семеновича?

– Кого?

– Человека по кличке Хребет.

Все-таки нервно сглотнула, но ответ появился через секунду:

– По какой еще кличке? Я же не в псарне живу, чтобы людей кличками звать.

– Его тело нашли в прошлом году, ножевое. Работал профессионал.

– Странно, что вы именно меня заподозрили в профессионализме. – Легкая, смущенная улыбка. – Учусь стрелять под руководством своей телохранительницы, для самозащиты, но ножей опасаюсь.

– Кто убил Хребта?

Вполне себе натурально недоуменно пожала плечами. Ты убил. Господи, если бы я на самом деле решила рассказывать Нимовскому всю правду, то именно тебя мне пришлось бы упоминать часто.

А Коша не унимался, видя все еще ненужные проблески эмоций:

– Его убил тот самый человек, который сейчас смотрит на вас?

Я все же решила, что приподнятая бровь вполне подходит для «контролируемой реакции». И осмелилась пошутить:

– Смотря, кто на меня смотрит – Константин Аркадьевич или Руслан Владимирович?

– Кто такой Руслан Владимирович? – Коша и глазом не моргнул.

– Один зануда, о котором вам лучше не знать.

– Какого цвета у него глаза?

– Карие.

– Рост?

– Я не уверена… Встань, что ли.

Коша не встал и не пошевелился, а просто продолжил тем же тоном:

– Вы уже спите с ним?

– С ума сошел?!

– А что это за дрогнувшие скулы? Он нравится вам?

– Кош, ты издеваешься? – я окончательно устала, а вот такого диалога уж точно между мной и прокурором не произойдет. – Хватит!

– За реакцией следите, Елизавета Андреевна, – одернул он. – Вы верите в любовь?

– А ты, ты сам в нее веришь?! Какого черта ты начинаешь?


– Елизавета Андреевна, не подскакивайте – я уже говорил про нервы?

Гад просто выводил меня на эмоции, уже убедившись, что я даже на воспоминаниях о Саше не теряюсь. Копнул туда, где видел слабые места. И потому я подалась теперь сама к нему – пусть он отшатывается, ежели угодно, и заговорила, не отводя взгляда:

– Нравится. Он мне настолько нравится, что я сейчас вам заливаю про Алаева, а не про мужа и Руслана Владимировича. Хотя я же свидетель – он заслужил тюрьмы не меньше Морозова и Алаева вместе взятых. Но не могу – потому что нравится. Так сильно, что я уже мечтаю вытащить маленького испуганного мальчика из него самого, потому что вижу в том мальчике то, чего не видит он сам! Нравится, Константин Аркадьевич! До такой степени, что я все цели готова подвинуть ради одной этой. Или хотя бы раз ответить на поцелуй. – Заметила, что Коша скосил взгляд на мои губы, и добила: – Поцелуй – это существительное, а не глагол, Константин Аркадьевич, не принимайте как руководство к действию.

Я победила – хотя бы в том, что Коша медленно выпрямился, одновременно увеличивая расстояние между нашими лицами. Но на интонации его замешательство не отразилось:

– Сомневаюсь, что такие признания уместны в прокуратуре, Елизавета Андреевна.

– Отчего же? – я улыбнулась. – Ты ведь сам учил, что спонтанные эмоции добавляют всем показаниям ощущения честности. Вот они тебе – выверенные и вполне себе спонтанные внешне.

– Прекрасно. Тогда продолжим завтра.

Встал и вышел из кабинета, не дожидаясь моего ответа.





* * *


После двух недель подобных тренировок разговор с самим Нимовским показался мне поверхностным и скучноватым в сравнении, он меня даже тупой размалеванной выскочкой ни разу не назвал. Я явилась в прокуратуру без предварительной записи, но в его кабинет меня проводили сразу, как только представилась. Коша отчасти предугадал его реакцию – Константин Аркадьевич выслушал мое предисловие, расхохотался, а потом попытался впечатать меня взглядом в стул.

– А Морозов хитер, старый лис, – похвалил он почему-то не меня. – Неужели всерьез решил вот так обеспечить себе спокойствие?

Я ответила без паузы:

– Мне кажется, что мой муж просто нашел другого старого лиса и понял, что вы вполне можете быть друг другу полезны.

Нимовский сразу понял, каким образом его попытались обвести вокруг пальца. Понял – и все равно Цербером вцепился в мою информацию. Коша меня переподготовил – я даже не дождалась вопросов прокурора, откуда сама в курсе всех точек сбыта наркотиков Алаева, в каких местах он поставляет несовершеннолетних проституток и прочее. Просто кивал и записывал.

– Хорошо, поиграем пока по этим правилам, – резюмировал он. – Все проверю. Но нужно хотя бы одно заявление от пострадавшего. Или свидетель. А вы, как понимаю, совсем не свидетель, Елизавета Андреевна.

– Я – нет. Но интуиция подсказывает, что если два старых лиса хотя бы в каких-то вопросах найдут общий язык, то один сможет помочь второму с поиском свидетелей.

Нимовский снова усмехнулся и посмотрел на меня прямо, взгляд теперь не прожигал насквозь – или он стал более лояльным, или моя психика привыкла.

– Вы ведь понимаете, Елизавета Андреевна, что все это не означает невиновность вашего мужа? Как раз наоборот. И он не уйдет от правосудия, просто дождется своей очереди или такого же случайного свидетеля со стороны.

Я широко и многозначительно улыбнулась – настолько емко, что сам Нимовский на мгновение замер, как будто понял подтекст: «Именно этого я и хочу». Однако вслух, памятуя о прослушке в кармане, я ответила совсем другое:

– Рано или поздно вы поймете, Константин Аркадьевич, что Иван делает много хорошего – вам самому будет приятнее иметь такого товарища на свободе, чем посадить за какую-то мелочь десятилетней давности. Ведь ваши цели в помощи людям совпадают – даже если вы подозреваете, что они не совпадали раньше, то сейчас они точно совпадают.

Долго он меня не мурыжил. Иван прослушал запись и долго смотрел на меня с таким лицом, будто вовсе не ожидал подобных результатов. Коша с отстраненным видом торчал за его плечом. Я и сама понимала, что была превосходна. Самое плохое последствие – Иван теперь точно не считает меня легкомысленной дурочкой, не способной запудрить мозги и ему самому.





Глава 24




Это произошло. Так ожидаемо и неожиданно одновременно: всякую ночь, ровно за секунду до погружения в глубокий сон неотвратимость чего-то подобного настигала расслабленный несопротивляющийся мозг; и в любую секунду, кроме этой, я точно знала, что подобного не случится никогда. Случилось. В самое неподходящее время и в самом неподходящем месте.

Возможно, Коша поверил Вере. Но он хронически не доверял мне. А означало это, что он никак не мог успокоиться в своей проверке, как будто точно знал, что рано или поздно одна из нас проколется – обронит полфразы-намека на лишнюю осведомленность. Вера не прокалывалась, а заданную планку вынуждена была держать и я. Мы вообще с ней больше спорную тему не поднимали, ни разу, даже находясь в полной безопасности, как если бы договорились об этом. Как же я ценила ее осторожность! Мне все равно никакая ее помощь не требуется, а если прижмет – вот тогда я и упомяну, но вначале сто раз оглянусь по сторонам и громкость шепота снижу в сто раз.

Коша же продолжал дотошно искать любые подтверждения моей вины в поведении Веры. Он не говорил об этом прямо, но ловил каждое слово и каждый взгляд.

– Смотри, Руслан, я почти постоянно попадаю в десятку! – похвасталась я, когда надоело его пристальное внимание к телохранительнице.

– Ага. Научил на свою голову. Может, Иван Алексеевич будет вывозить вас на охоту? Хотя самого его любителем таких развлечений не назовешь.

– Что ты! Я не смогу стрелять в зверье – жалко, – призналась честно.

– Понятно. А в кого сможете?

– Только в мишень, Руслан, только в мишень.

И многозначительно ему улыбнулась. Коша не остался в долгу – в ответ улыбнулся еще многозначительнее. Нет, он мне вообще не доверяет, всегда ждет подвоха. А мы не могли остановиться в желании сожрать друг друга заживо во взаимном недоверии и иронии. И точно – Коша продолжил: