Распутье

– Тихо, тихо… как же ты всегда пахнешь… Я не спешу, т-щ…

Он почти ничего и не делал, просто держал и странно дышал, не целовал, а прикусывал кожу и будто бы подминал меня под себя. Застонал коротко, коснувшись языком подбородка. Дергано, непривычно для себя напряженно, чуть приподнялся и остановился мутным взглядом на губах, замер. Коша обманывал, когда пытался убедить, что у него нет сердца. Оно есть – я всем телом чувствовала рваную пульсацию в его груди. Мое же сердце вовсе остановилось. Я разомкнула губы, выдохнув. Но Коша глянул в глаза и отшатнулся, вмиг отпуская и отлетая от меня.

– Упс. Елизавета Андреевна, простите, не признал.

Я вмиг села, обескураженно глядя на него. Сердце, запускайся! Или надо его запустить, начав дышать?

– Это ты меня извини… – залепетала почти нечленораздельно. Выдавила смешок. – Полезла к тебе, недооценила рефлексы.

По-моему, прозвучало исчерпывающе и почти смешно. Но мы почему-то не смогли рассмеяться. Я вставала, будто сама была пьяной, ноги подводили. Уйду быстро и сделаю вид, что ничего такого не произошло. Коша и сам скорее всего не вспомнит – у него вон вообще сознание отключено. Однако всплеска злости я не ожидала, потому и замерла от его крика:

– Елизавета Андреевна, какого черта? Вас уже третий человек учит защищаться! И где результат? Вы ведь даже не попытались!

– А-а, так это ты меня так проверял? – ну вот, теперь шутка получилась еще смешнее. И снова ни один из нас не засмеялся.

Почему не защищалась? Он левша, а руку мою перехватил правой, я не только могла из захвата вырваться, но и по открытой шее хорошенько приложить. Но меня словно парализовало – на все время, пока это продолжалось, дыхание его дерганое, сердцебиение из его груди по всему телу парализовало. Наоборот, я не вывернуться хотела, а влиться в тот же ритм, совпасть дыханиями… что бы это ни означало.

– Видимо, мне надо больше тренироваться, – выдавила перед уходом и не стала дожидаться ответа.

А потом до самого утра мучилась. Противная сцена вышла, непозволительная. На Кошу злиться глупо – ну да, приходит такая молодая баба к пьяному мужику в спальню и ждет адекватности. А зачем я вообще к нему шла? Ведь шла же, летела, словно у меня была серьезная причина. Провоцировала, будто бы и хотела именно спровоцировать.

Под утро меня окончательно раздавило – появилось желание снова заглянуть в его комнату. Он сейчас крепко спит, а мне просто надо убедиться, что во сне у него лицо тоже становится другим. Разумеется, никуда я не пошла, а снова повернулась на другой бок – уже в тысячный раз. И что с дыханием? Оно замирает на мысли, как я лечу вниз, а Коша неудобно пытается перехватить. Потом долго-долго вдох не возвращается, только после волевого усилия. Я страсти-то настоящей никогда не видела, а эта пьяная, фальшивая, минутная страсть меня наизнанку вывернула. Вообще получится когда-нибудь уснуть – или теперь это навсегда: погружаться в дремоту, а потом подскакивать от ощущения падения и перехвата левой рукой? И вот я уже сижу, прижимая пальцы к губам, стирая его застывший взгляд на них.

Коша или вообще не вспомнит, или начнет меня избегать. Последнего я допустить не могла. Но почему-то первое вызывало совсем невыносимую иррациональную тоску. Пусть лучше помнит – это же единственный эпизод его настоящей слабости. И пусть помнит, чтобы не повторилось, потому что это самый яркий эпизод слабости моей.





Глава 18




Я не угадала. Это не Коша начал меня избегать, а я его. На окончательное осознание ушло несколько дней, и оно ошеломило. Да он мне давным-давно нравился, я же глаз с него не сводила, я его одобрения и советов искала, только о нем и вспоминала в больнице. Навязывалась, искала в нем то, что мне бы понравилось, игнорировала то, что могло бы меня в нем напрячь. Он молод, харизматичен, умен, но он не хороший человек. Я видела в нем проблески понимания и настоящей помощи избранным, но назвать его хорошим человеком у меня язык бы не повернулся. Разлюбить Ивана, чтобы влюбиться в его преемника – и еще неизвестно, каким будет Коша через тридцать лет. Может, первый еще и ангелом покажется? Или червоточина во мне – я сама выбираю именно таких мужчин? Симпатия к Коше – закономерность, а не случайность. Максим когда-то говорил о гормонах. Так вот они, во всей красе! Легкая, всегда дребезжащая на краю сознания влюбленность, на которой я раньше не заостряла внимания. Но из-за нее я и не думала его останавливать – в ту секунду я собиралась узнать, как он целует, а не останавливать.

Теперь я старалась вернуться к холодному нейтралитету и вообще избегала прямых взглядов. Еще не хватало внимательному Ивану показать, в какой стороне моя слабость. Пижон иногда учил меня играть в карты, и я уже не возражала, чтобы именно он постоянно возил меня на тренировки. Красавчик и любимец женщин Пижон находился в гораздо большей безопасности от меня самой.

С Кошей же старалась по большей части отмалчиваться – ничего удивительного, мы и раньше примерно в таком духе общались. Но он зачем-то решил заметить странность. И, когда ехали из тира, свернул к обочине.

– Что-то случилось? – Я нахмурилась.

– Нет. – Коша отстегнул свой ремень и немного развернулся в мою сторону. – Но надо поговорить. Елизавета Андреевна, вы на меня злитесь. Так скажите, что злитесь.

Видимо, он решил не делать вид, что ему память отшибло. Кстати говоря, странно: в его характере вообще предусмотрен навык лишний раз промолчать, чем лишний раз сказать.

– Да нет, не злюсь, – я вздохнула. – Или ты волнуешься, не расскажу ли я Ивану?

– Не расскажете.

– Почему же? – мне почти удалось изобразить удивление.

– Потому что ничего серьезного все-таки не произошло. Вы не подставите человека за такую мелочь.

Действительно, ничего серьезного. Мы даже не поцеловались. А его тело, прижатое к моему телу, – так мы в спаррингах и не на такой интим иногда переходим! Но я знаю, что это была не мелочь. И Коша, похоже, догадывается, раз решил завести эту спорную тему.

– Верно, – подтвердила я. – Тогда что еще обсуждать?

– Я… – он непривычно долго подбирал слова. – Я извиниться должен. Вижу, что вас это беспокоит, потому надо как-то закрыть вопрос. Извините меня за тот эпизод, Елизавета Андреевна. Если бы я соображал чуть лучше, подобного не произошло бы.

– Я не злюсь. Прекрати. И давай уж честно – мое поведение было тоже идиотским. Это не ты ко мне в спальню посреди ночи ввалился. Было бы чудовищно назначить виноватым тебя.

– Видите ли, Елизавета Андреевна, теоретически ведь и я мог ввалиться…

Он смотрел не на меня – взгляд направлен мимо виска куда-то вдаль.

– Зачем? – спросила я тише.

– За тем же самым. Ни за чем. Или срочно увидеть, чему вас научили на тренировке. Важен повод? Думаю, что подобный срыв был вопросом времени.

И снова остановка сердца. Оно сколько таких торможений способно выдержать?

– Коша, к чему ты ведешь? Надеюсь, не к тому, что сам чего-то подобного хотел?


– Нет, конечно. – Он в лице не изменился, вот только взгляд, застывший в сантиметре от моего виска выдавал легкое напряжение. – Я веду к тому, что ни один из нас от Ивана Алексеевича живым не уйдет, тут без вариантов. Но в доме нам двоим может стать очень тесно, если мы сами допустим. И если я завалюсь к вам в спальню посреди ночи, вспомните об этом разговоре и о предыдущей ситуации – теперь вы знаете, что иногда у меня сдают нервы, нашего общего здоровья ради вы обязаны об этом вспомнить. И если мы после нормального общения вдруг станем друг друга избегать, даже посмотреть друг на друга не сможем, это будет выглядеть подозрительнее любых совместных тренировок.

Мой резкий выдох догнала неуместная улыбка – я понятия не имею, откуда она взялась, из каких-то недр подсознания выползла, неугомонная. Глупейшая женская радость – не от признания, он толком ни в чем не признался, но щепетильное эго словно ожило, начало разворачиваться в сторону лишнего восторга. Коша не догадывается о моей влюбленности, но он был свидетелем моего порыва. Я была свидетелем его порыва, но догадываться о его влюбленности он мне только что сам запретил.

– Хорошо. Я тебя услышала.

– Славно. Значит, не зря напрягал голосовые связки. Я постараюсь найти для вас телохранителя в ближайшее время.

– Коша, я уже говорила, что не хочу впутывать еще одного человека со стороны!

– Вы перестраховываетесь, Елизавета Андреевна. Прослушки не просто так убрали, заодно теперь в доме не будет вестись никаких серых дел. Вы еще не заметили, что Иван Алексеевич постепенно обновляет штат? Теперь любой человек со стороны увидит только благополучную семью политика и больше ни о чем не догадается. История с Сашей его тоже многому научила – нельзя было вводить постороннего в самый центр системы, это в любом случае обернулось бы бедой. Больше он такой ошибки не повторит. А значит, вам не стоит переживать за нового телохранителя.

– Видимо, я дождалась своего светлого будущего. Почему ж не радуюсь-то?

– Дайте себе время, Елизавета Андреевна. Ко всему можно привыкнуть.

Я кивком обозначила и согласие, и желание ехать дальше.





* * *


И жизнь снова вяло текла, мне оставалось к ней только привыкать. Сильно сбил с толку один эпизод. Мы приехали на выставку с Иваном, я держала его под руку, улыбаясь всем вокруг, пока он вел разговоры с полезными людьми. И на другом конце зала мы увидели Ирину Михайловну – его бывшую жену. Она тоже нас заметила и после подошла сама. Я испытывала закономерную неловкость в присутствии этой женщины, хотя мне с ней почти и не приходилось общаться.

– Что ты здесь делаешь? – Иван одним тоном мог поставить человека на место.

– Игорь подарил мне билет на день рождения. Я не думала, что встречу вас здесь, – ответила она и выглядела притом довольно приветливой. – Ваня, когда ты начал интересоваться искусством?

– Я не начал, но Лизе нравится.

Она перевела взгляд на меня и слегка склонила голову:

– Елизавета, ты выглядишь потрясающе. Тебе очень идет этот фасон.

– Благодарю, Ирина Михайловна.

Сама она была одета куда проще, но ей чрезвычайно шло – некогда она была очень красивой женщиной, но и сейчас выглядела ухоженной и холеной. Максим внешностью пошел в мать – те же утонченные черты лица, а Игорь больше похож на отца – к счастью, не характером.

– Хорошего вечера! – пожелала она. – Я все равно собиралась уходить.

Примерно в том же русле мы разговаривали во все наши единичные встречи. Но на этот раз я была поражена. Ирина ведь знает, что по приказу Ивана покалечили ее сына, она не может об этом не знать! Возможно, Максим уже в порядке, времени-то много прошло, а ума ему та наука должна была прибавить. Но мне было странно – я бы на ее месте, как минимум, затряслась от злости. И уж точно не смогла бы подойти и сделать вид, что не ненавижу всем сердцем стоявшего передо мной мужчину. Я смотрела ей в спину и гадала, в курсе ли она? Может ли быть такое, что сын от нее скрыл настоящего виновного? Или она держится настолько блестяще, как мне никогда не научиться? А еще я ей искренне завидовала в одном вопросе: уж не знаю, насколько ее в свое время расстроил развод, но она сама вряд ли догадывается, как сильно ей тогда повезло. Да я многое отдала бы за то, чтобы в ее возрасте быть в таком же дешевом платье, лишь бы не Ивана держать под руку…

– О чем задумалась, милая? – Муж наклонился к моему уху.

– Шампанского хочу! – я улыбнулась вместе с ответом.





* * *


Коша все-таки нашел способ прекратить наше общение, не вызвав к этому интереса. Точнее, он просто нанял телохранительницу – это было непросто. То Ивана не устраивала квалификация, то меня – имя. Первую претендентку отправили восвояси из-за имени – Александра. Для меня подобное было слишком. Девушка так и не поняла, чем меня насторожила, но я просто покачала головой. Не странно, что Ваня ее одобрил – ему, вполне возможно, даже понравилась мысль напомнить мне об ошибке в прошлом, но странно, что ее одобрил Коша. Или все-таки выбор настолько узок, что ему пришлось изобразить полную толстокожесть.

В итоге была нанята Вера – тридцатидвухлетняя женщина. Не слишком изящная, но миловидная и вся поджарая, спортивная, привлекательная уверенностью в каждом движении. Я приглядывалась к ней пару дней, но потом вдруг осознала свое везение: а ведь в последние годы в моем окружении вообще не было женщин! Разумеется, в полномочия Веры не входило сделаться моей подружкой, да и не стала бы я с ней делиться сокровенным, но одно ее присутствие прибавило мне тонуса. Даже украшение в ювелирном приятнее выбирать, когда с непроницаемым лицом рядом стоит не мужчина, а женщина – боевая и крутая, но все-таки женщина. Почти сразу я попросила называть меня Лизой, а Вера мне с каждым днем нравилась все сильнее. Неприятные ощущения вызвало только одно признание, которое она произнесла, когда мы впервые остались наедине:

– Елизавета Андреевна, для меня большая честь получить эту работу.

– Да, и почему же? – я переспросила, поскольку уловила, что говорит она это не только ради формальности. – Тебе нравится защищать кого-то, пусть даже рискуя собой?

– Защищать вас, а не просто кого-то, – поправила она. – Я имела в виду, что никогда не думала так высоко подняться. Семья самого Морозова! Вы знаете, что он профинансировал ремонт детского сада в моем районе, а сейчас выбивает муниципальные дотации для поликлиник? Деньги решают не все – особенно в моей работе, очень важно чувствовать свою важность. Я рада помочь хоть чем-то такому человеку и рада, когда на самом деле честные и ответственные люди идут из бизнеса во власть. Он заслужил мою преданность задолго до того, как я увидела эту вакансию.

Мне бы зажмуриться с силой и завыть сквозь зубы, но я этого не сделала. Знала бы Вера, из какого «бизнеса» идет Иван, и знала бы, что вся его помощь – это лишь инструмент завоевания таких, как она: людей, ищущих правды там, где ее нет. Ох, рассказала бы я ей – не только про Ивана, про всех людей, которых здесь видела и про которых наверняка знаю, как они улаживают проблемы с его помощью. Но, разумеется, никогда не расскажу. Только отвернулась к окну и постаралась, чтобы голос не дрожал:

– Тогда и я рада, что именно ты здесь оказалась. Наша семья ничего не ценит выше преданности.

Она кивнула и сразу перешла к объяснению правил – что я должна делать в случае опасности, какой знак она мне подаст при сомнительных действиях посторонних. Я делала вид, что слышу об этом впервые, очень не хотелось вызвать в ней интерес, куда делся мой предыдущий охранник. Но она, как оказалась, ответила на этот вопрос сама, додумав детали:

– Руслан Владимирович, передавая мне обязанности, предупредил быть всегда начеку. На вас около полугода назад было совершено нападение, к счастью, неудачное. А сам он теперь стал телохранителем вашего мужа?