Раскопки
Часть 18 из 32 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Видите? Я же говорил вам, никаких трудностей не возникнет. Тем не менее я благодарен вам за ваше понимание, Браун. Очень благодарен.
– Это всё? – спросил я.
– Да, – ответил он. – Кажется, да, если только…
Он взглянул на миссис Претти, но та никак не отреагировала.
– Нет, мы все сказали.
Грейтли ждал за дверью, чтобы проводить меня. Когда мы проходили мимо кухни, выбежал Роберт. Он остановился, увидев меня. Я направился к нему, хотел погладить по голове, только и всего. Но стоило мне двинуться в его сторону, как он вздрогнул и убежал обратно.
Пегги Пигготт
Июль 1939 года
После завтрака Стюарт отправился на утреннюю прогулку, а я сидела в гостиной и читала газету. Несколько других постояльцев тоже были тут, полулежали в своих потрепанных креслах и смотрели на меня затуманенными, любопытствующими глазами. Они почти не шевелились. Даже когда вошла горничная с пылесосом. Мне захотелось поднять их на ноги, и женщин и мужчин, закружить их, растрясти. Однако эта мысль тут же сменилась чувством вины. Какая у меня беспокойная натура и как поспешно я бросаюсь судить людей.
Однако некоторых суждений не избежать. Вот, например, случай с отелем. Когда Стюарт был ребенком, он приезжал сюда на каникулы с родителями и с тех пор мечтал снова здесь побывать. Но место это уже совсем не то, что раньше. Очевидно это стало в первый же вечер, когда мы сидели в столовой и при свете мерцающей люстры пытались разобрать замазанное жиром меню.
– Боюсь, дорогая, это местечко сильно обветшало, – сказал он. – Но ты ведь не против здесь остаться?
– Конечно, нет.
Вскоре после этого, пытаясь прогнать тишину, женщина начала играть на арфе. Она сидела в углу, перебирая струны толстыми некрасивыми пальцами. Мы оба заказали свинину. Мясо было настолько жестким, что мне пришлось буквально пилить его ножом. Пока мы ели, мы поймали взгляд друг друга и начали смеяться. Мы оба прикрыли лица салфетками, пока приступ смеха не прошел. Потом я подняла голову и увидела, что в зал вошел мальчик. Он был одет в коричневую форму и размахивал серебряным блюдом.
– Пигготт, – позвал он.
По остальным гостям прошел шорох неодобрения. Единственный шум, который они готовы были терпеть, – обеденный гонг.
– Пигготт! – снова позвал мальчик.
Самое смешное, что я не узнала свою фамилию. По крайней мере, не сразу. Мальчик уже собирался выйти, когда я взяла его за руку и сказала:
– Это я.
– Миссис Пигготт? – спросил он, будто тоже не мог поверить.
– Да.
Он протянул блюдо, заляпанное пальцами. На нем лежал коричневый конверт.
– Для вас телеграмма.
На конверте значилось «Госпожа С. Пигготт». Я взяла его в руки, гадая, кто умер или пострадал от ужасного несчастного случая. Все знают, телеграмма – это всегда плохие новости. Тем временем остальные гости смотрели на меня из глубины своих кресел. Все явно подозревали, что я не та, за кого себя выдаю, но все равно хотели, чтобы я вскрыла конверт.
Я сидела и ждала возвращения Стюарта, пытаясь сосредоточиться на газете. Меня хватило на пару минут, а затем я вскочила на ноги и выбежала из комнаты, чем, понятное дело, вновь вызвала гул неодобрения.
Снаружи шел дождь. Я стояла под тентом и пыталась разглядеть Стюарта. В обе стороны тянулись ряды маленьких домиков, выкрашенных в кремовые оттенки, с коваными балконами, обращенными к морю. За ними возвышались бордовые скалы. Пара человек шли вдоль домов, опустив головы и сгорбив плечи.
Стюарта, однако, среди них не было. Я смотрела то в одну сторону, то в другую, чувствуя, как внутри меня поднимается внезапный страх. Наконец, я его увидела – его макинтош промок, а волосы прилипли к макушке. Он поднял голову, лишь оказавшись в нескольких ярдах от меня:
– Дорогая! Ты почему на улице?
Я ничего не сказала, просто протянула телеграмму. Он не стал открывать конверт, пока не снял плащ, который затем отряхнул от воды и повесил в холле. Читая, он выпятил вперед нижнюю губу. Вода стекала по лицу и собиралась у подбородка. Затем он начал смеяться.
– Что такое?
Он передал телеграмму мне.
«Крупная находка в Саффолке ТЧК Захоронение ладьи даже больше чем Осеберг ТЧК Приезжай немедленно ТЧК Привози жену ТЧК Филлипс ТЧК»
– Думаю, мне лучше перезвонить ему, – сказал Стюарт.
– Что ты ему скажешь?
– Что мы никуда не поедем, конечно. Типичный Филлипс. Отдает приказы и ждет, что все тут же бросят свои дела.
Страх, видимо, слишком сильно мной овладел, и сейчас я была так рада, что всё в порядке, что не хотела, чтобы этот момент проходил.
– Ты уверен, что не хочешь поехать? – спросила я.
– Дорогая… У нас медовый месяц. Даже думать не стоит. Ты же не считаешь всерьез, что нам надо ехать?
– Нет-нет, но если ты хочешь…
– Конечно, нет. Кроме того, дело не в том, чего хочу я… Интересно, что Филлипс написал и о тебе. Странно. Видимо, прочитал твою статью о боснийских озерных деревнях. Я посылал ему, а статья эта, конечно, очень хорошая. Как думаешь, эта ладья действительно больше той в Осеберге? Та была больше семидесяти футов, насколько я помню… Господи, о чем я только думаю? Дорогая, давай ты подождешь меня в гостиной, а я пойду на почту и отправлю ему ответ.
Стюарт собирался уйти, когда я остановила его, положив свою руку ему на руку.
– А что, если эта находка и впрямь такая невероятная, как говорит Филлипс?
– Но даже если так…
– Кто знает, может, это наша последняя возможность поучаствовать в раскопках, и в ближайшие годы ничего подобного не произойдет. Будем потом в старости локти кусать.
– Нет, дорогая, нет. Это будет нечестно по отношению к тебе. Кроме того, погода скоро наладится. Жалко только, что отель такой запущенный.
Мои пальцы все еще лежали на его руке, ногти были обрезаны в виде маленьких непривлекательных гребешков. Посмотрев на них, я сказала:
– Почему бы тебе не позвонить Филлипсу и не сказать, что мы приедем?
Стюарт ответил не сразу. Слова дались ему с трудом:
– Ты точно уверена? Точно-точно? Ты ведь никогда Филлипса не видела. Он немного отталкивающий. И здесь будут неприятности. Я ведь забронировал нам номер на целую неделю.
– С этим я разберусь, – сказала я.
– Ты уверена? Мне бы не хотелось, чтобы поездка и Филлипс тебя разочаровали.
Я встала на цыпочки и поцеловала его.
– Не переживай.
Когда я сказала, что мы уезжаем, женщина за стойкой регистрации скорее расстроилась, чем разозлилась.
– Но у вас же номер для новобрачных, – повторяла она.
В конце концов, она разрешила нам заплатить за три ночи, которые мы провели в гостинице (на холодную свинину, испорченную обивку или дверцу шкафа, которая внезапно распахнулась посреди ночи, я жаловаться не стала). Стюарт оплатил счет. Тот же мальчик, который приносил телеграмму, отнес наши чемоданы к машине и помог их пристегнуть. Хотя машина стояла под дождем, двигатель сразу же завелся. Очевидно, следуя инструкции, мальчик остался снаружи и дружелюбно помахал нам на прощание рукой.
В конце набережной дорога свернула внутрь городка и пошла наверх. Через окно я видела подковообразную бухту с террасами кремовых домиков и бордовыми скалами, которые, казалось, толкали их к морю. Дорога петляла между складками холмов, а я все никак не могла избавиться от чувства облегчения. Казалось, мы выбираемся из ямы.
В ту ночь мы остановились в Лондоне у сестры Стюарта и ее мужа. Они живут совсем рядом с гостиницей на Гоуэр-стрит, где я снимала комнату, когда работала над дипломом. На следующее утро, в девять часов, мы уже были в пути. Впервые за несколько дней выглянуло солнце. К счастью, дорога была почти свободна, и мы быстро добрались до Колчестера.
На другом конце города мы остановились в поле, чтобы перекусить бутербродами, которые для нас собрала сестра Стюарта. Там уже было припарковано несколько других машин. Люди сидели на обочине, ели и пили. Мужчины в рубашках, несколько женщин, я заметила, спустили чулки до щиколоток. Дети играли, бросая камни в корыто для скота. Каждый раз, когда один из камней попадал в кормушку, раздавался громкий гул. Время от времени кто-то из взрослых оборачивался и говорил им перестать, но они не слушали.
Мы сидели в машине с открытыми дверями и окнами.
– Ты ведь никогда не бывала в Саффолке, дорогая? – спросил Стюарт.
– Ты так говоришь, будто это другая страна, – сказала я с набитым ртом.
– Там живут забавные люди, знаешь ли. Довольно примитивные, но очень гордые. Считают себя отдельным народом.
– В каком смысле?
– В том, как они относятся к жизни. Несговорчивые, не любят власть. Им нравится думать, что они всё понимают в этой жизни, а все остальные мягкотелые и глупые.
Через час мы пересекли границу Эссекса и Саффолка. После слов Стюарта я представляла, что нас встретят дикари в звериных шкурах. Но ничего подобного, разве что рельеф становился все более плоским.
Поля простирались вдаль, нарушали их лишь линии деревьев. Мы будто оказались в прерии. Все вокруг было таким большим, открытым и незащищенным. Между ячменем и рожью земля по цвету напоминала холст. Машину продувал ветер, теплый, но без всякого аромата. Даже скот казался неуверенным в себе, потерянным среди этой пустоты. У всех немногочисленных домов, которые мы видели, было грубо сколоченное деревянное крыльцо и окна, в которые едва ли пролезла бы голова. На обочине стояло слишком много брошенных сельскохозяйственных машин, заросших купырем.
Песчаные насыпи лежали поперек дороги и хрустели под колесами. Время от времени я выхватывала взглядом кусочки моря, хотя из-за плоского рельефа понять, где кончается суша и начинается вода, было почти невозможно. Воду выдавал только тусклый металлический блеск.
Мы приехали в Вудбридж в пять часов вечера. Стюарт договорился встретиться с Чарльзом Филлипсом в отеле «Булл». Отель оказался тусклым трактиром в верхней части города с табличкой на фасаде, сообщающей, что здесь неоднократно останавливался король Пьемонта и Сардинии Виктор Эммануил, но не дающей никаких объяснений, что же его сюда привело.
Девушка провела Стюарта и меня в комнату, которую для нас забронировал Филлипс. Из бара пахло пивом. Кисловатый, необычный запах. В нашей комнате стояли две односпальные кровати, окна выходили на площадь, а в конце коридора находилась общая ванная комната. Стюарт сел на одну из кроватей и сказал, что тут определенно лучше, чем в Сидмуте. Я стояла у окна, когда он подошел и обнял меня за плечи.
– Какая ты молодец, дорогая, – сказал он.
– Это всё? – спросил я.
– Да, – ответил он. – Кажется, да, если только…
Он взглянул на миссис Претти, но та никак не отреагировала.
– Нет, мы все сказали.
Грейтли ждал за дверью, чтобы проводить меня. Когда мы проходили мимо кухни, выбежал Роберт. Он остановился, увидев меня. Я направился к нему, хотел погладить по голове, только и всего. Но стоило мне двинуться в его сторону, как он вздрогнул и убежал обратно.
Пегги Пигготт
Июль 1939 года
После завтрака Стюарт отправился на утреннюю прогулку, а я сидела в гостиной и читала газету. Несколько других постояльцев тоже были тут, полулежали в своих потрепанных креслах и смотрели на меня затуманенными, любопытствующими глазами. Они почти не шевелились. Даже когда вошла горничная с пылесосом. Мне захотелось поднять их на ноги, и женщин и мужчин, закружить их, растрясти. Однако эта мысль тут же сменилась чувством вины. Какая у меня беспокойная натура и как поспешно я бросаюсь судить людей.
Однако некоторых суждений не избежать. Вот, например, случай с отелем. Когда Стюарт был ребенком, он приезжал сюда на каникулы с родителями и с тех пор мечтал снова здесь побывать. Но место это уже совсем не то, что раньше. Очевидно это стало в первый же вечер, когда мы сидели в столовой и при свете мерцающей люстры пытались разобрать замазанное жиром меню.
– Боюсь, дорогая, это местечко сильно обветшало, – сказал он. – Но ты ведь не против здесь остаться?
– Конечно, нет.
Вскоре после этого, пытаясь прогнать тишину, женщина начала играть на арфе. Она сидела в углу, перебирая струны толстыми некрасивыми пальцами. Мы оба заказали свинину. Мясо было настолько жестким, что мне пришлось буквально пилить его ножом. Пока мы ели, мы поймали взгляд друг друга и начали смеяться. Мы оба прикрыли лица салфетками, пока приступ смеха не прошел. Потом я подняла голову и увидела, что в зал вошел мальчик. Он был одет в коричневую форму и размахивал серебряным блюдом.
– Пигготт, – позвал он.
По остальным гостям прошел шорох неодобрения. Единственный шум, который они готовы были терпеть, – обеденный гонг.
– Пигготт! – снова позвал мальчик.
Самое смешное, что я не узнала свою фамилию. По крайней мере, не сразу. Мальчик уже собирался выйти, когда я взяла его за руку и сказала:
– Это я.
– Миссис Пигготт? – спросил он, будто тоже не мог поверить.
– Да.
Он протянул блюдо, заляпанное пальцами. На нем лежал коричневый конверт.
– Для вас телеграмма.
На конверте значилось «Госпожа С. Пигготт». Я взяла его в руки, гадая, кто умер или пострадал от ужасного несчастного случая. Все знают, телеграмма – это всегда плохие новости. Тем временем остальные гости смотрели на меня из глубины своих кресел. Все явно подозревали, что я не та, за кого себя выдаю, но все равно хотели, чтобы я вскрыла конверт.
Я сидела и ждала возвращения Стюарта, пытаясь сосредоточиться на газете. Меня хватило на пару минут, а затем я вскочила на ноги и выбежала из комнаты, чем, понятное дело, вновь вызвала гул неодобрения.
Снаружи шел дождь. Я стояла под тентом и пыталась разглядеть Стюарта. В обе стороны тянулись ряды маленьких домиков, выкрашенных в кремовые оттенки, с коваными балконами, обращенными к морю. За ними возвышались бордовые скалы. Пара человек шли вдоль домов, опустив головы и сгорбив плечи.
Стюарта, однако, среди них не было. Я смотрела то в одну сторону, то в другую, чувствуя, как внутри меня поднимается внезапный страх. Наконец, я его увидела – его макинтош промок, а волосы прилипли к макушке. Он поднял голову, лишь оказавшись в нескольких ярдах от меня:
– Дорогая! Ты почему на улице?
Я ничего не сказала, просто протянула телеграмму. Он не стал открывать конверт, пока не снял плащ, который затем отряхнул от воды и повесил в холле. Читая, он выпятил вперед нижнюю губу. Вода стекала по лицу и собиралась у подбородка. Затем он начал смеяться.
– Что такое?
Он передал телеграмму мне.
«Крупная находка в Саффолке ТЧК Захоронение ладьи даже больше чем Осеберг ТЧК Приезжай немедленно ТЧК Привози жену ТЧК Филлипс ТЧК»
– Думаю, мне лучше перезвонить ему, – сказал Стюарт.
– Что ты ему скажешь?
– Что мы никуда не поедем, конечно. Типичный Филлипс. Отдает приказы и ждет, что все тут же бросят свои дела.
Страх, видимо, слишком сильно мной овладел, и сейчас я была так рада, что всё в порядке, что не хотела, чтобы этот момент проходил.
– Ты уверен, что не хочешь поехать? – спросила я.
– Дорогая… У нас медовый месяц. Даже думать не стоит. Ты же не считаешь всерьез, что нам надо ехать?
– Нет-нет, но если ты хочешь…
– Конечно, нет. Кроме того, дело не в том, чего хочу я… Интересно, что Филлипс написал и о тебе. Странно. Видимо, прочитал твою статью о боснийских озерных деревнях. Я посылал ему, а статья эта, конечно, очень хорошая. Как думаешь, эта ладья действительно больше той в Осеберге? Та была больше семидесяти футов, насколько я помню… Господи, о чем я только думаю? Дорогая, давай ты подождешь меня в гостиной, а я пойду на почту и отправлю ему ответ.
Стюарт собирался уйти, когда я остановила его, положив свою руку ему на руку.
– А что, если эта находка и впрямь такая невероятная, как говорит Филлипс?
– Но даже если так…
– Кто знает, может, это наша последняя возможность поучаствовать в раскопках, и в ближайшие годы ничего подобного не произойдет. Будем потом в старости локти кусать.
– Нет, дорогая, нет. Это будет нечестно по отношению к тебе. Кроме того, погода скоро наладится. Жалко только, что отель такой запущенный.
Мои пальцы все еще лежали на его руке, ногти были обрезаны в виде маленьких непривлекательных гребешков. Посмотрев на них, я сказала:
– Почему бы тебе не позвонить Филлипсу и не сказать, что мы приедем?
Стюарт ответил не сразу. Слова дались ему с трудом:
– Ты точно уверена? Точно-точно? Ты ведь никогда Филлипса не видела. Он немного отталкивающий. И здесь будут неприятности. Я ведь забронировал нам номер на целую неделю.
– С этим я разберусь, – сказала я.
– Ты уверена? Мне бы не хотелось, чтобы поездка и Филлипс тебя разочаровали.
Я встала на цыпочки и поцеловала его.
– Не переживай.
Когда я сказала, что мы уезжаем, женщина за стойкой регистрации скорее расстроилась, чем разозлилась.
– Но у вас же номер для новобрачных, – повторяла она.
В конце концов, она разрешила нам заплатить за три ночи, которые мы провели в гостинице (на холодную свинину, испорченную обивку или дверцу шкафа, которая внезапно распахнулась посреди ночи, я жаловаться не стала). Стюарт оплатил счет. Тот же мальчик, который приносил телеграмму, отнес наши чемоданы к машине и помог их пристегнуть. Хотя машина стояла под дождем, двигатель сразу же завелся. Очевидно, следуя инструкции, мальчик остался снаружи и дружелюбно помахал нам на прощание рукой.
В конце набережной дорога свернула внутрь городка и пошла наверх. Через окно я видела подковообразную бухту с террасами кремовых домиков и бордовыми скалами, которые, казалось, толкали их к морю. Дорога петляла между складками холмов, а я все никак не могла избавиться от чувства облегчения. Казалось, мы выбираемся из ямы.
В ту ночь мы остановились в Лондоне у сестры Стюарта и ее мужа. Они живут совсем рядом с гостиницей на Гоуэр-стрит, где я снимала комнату, когда работала над дипломом. На следующее утро, в девять часов, мы уже были в пути. Впервые за несколько дней выглянуло солнце. К счастью, дорога была почти свободна, и мы быстро добрались до Колчестера.
На другом конце города мы остановились в поле, чтобы перекусить бутербродами, которые для нас собрала сестра Стюарта. Там уже было припарковано несколько других машин. Люди сидели на обочине, ели и пили. Мужчины в рубашках, несколько женщин, я заметила, спустили чулки до щиколоток. Дети играли, бросая камни в корыто для скота. Каждый раз, когда один из камней попадал в кормушку, раздавался громкий гул. Время от времени кто-то из взрослых оборачивался и говорил им перестать, но они не слушали.
Мы сидели в машине с открытыми дверями и окнами.
– Ты ведь никогда не бывала в Саффолке, дорогая? – спросил Стюарт.
– Ты так говоришь, будто это другая страна, – сказала я с набитым ртом.
– Там живут забавные люди, знаешь ли. Довольно примитивные, но очень гордые. Считают себя отдельным народом.
– В каком смысле?
– В том, как они относятся к жизни. Несговорчивые, не любят власть. Им нравится думать, что они всё понимают в этой жизни, а все остальные мягкотелые и глупые.
Через час мы пересекли границу Эссекса и Саффолка. После слов Стюарта я представляла, что нас встретят дикари в звериных шкурах. Но ничего подобного, разве что рельеф становился все более плоским.
Поля простирались вдаль, нарушали их лишь линии деревьев. Мы будто оказались в прерии. Все вокруг было таким большим, открытым и незащищенным. Между ячменем и рожью земля по цвету напоминала холст. Машину продувал ветер, теплый, но без всякого аромата. Даже скот казался неуверенным в себе, потерянным среди этой пустоты. У всех немногочисленных домов, которые мы видели, было грубо сколоченное деревянное крыльцо и окна, в которые едва ли пролезла бы голова. На обочине стояло слишком много брошенных сельскохозяйственных машин, заросших купырем.
Песчаные насыпи лежали поперек дороги и хрустели под колесами. Время от времени я выхватывала взглядом кусочки моря, хотя из-за плоского рельефа понять, где кончается суша и начинается вода, было почти невозможно. Воду выдавал только тусклый металлический блеск.
Мы приехали в Вудбридж в пять часов вечера. Стюарт договорился встретиться с Чарльзом Филлипсом в отеле «Булл». Отель оказался тусклым трактиром в верхней части города с табличкой на фасаде, сообщающей, что здесь неоднократно останавливался король Пьемонта и Сардинии Виктор Эммануил, но не дающей никаких объяснений, что же его сюда привело.
Девушка провела Стюарта и меня в комнату, которую для нас забронировал Филлипс. Из бара пахло пивом. Кисловатый, необычный запах. В нашей комнате стояли две односпальные кровати, окна выходили на площадь, а в конце коридора находилась общая ванная комната. Стюарт сел на одну из кроватей и сказал, что тут определенно лучше, чем в Сидмуте. Я стояла у окна, когда он подошел и обнял меня за плечи.
– Какая ты молодец, дорогая, – сказал он.