Раскопки

– На кого? Нет, нет… Не надо казуистики, Браун. Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Надо лучше все записывать. Вряд ли стоит говорить о том, что мы находимся в очень деликатном положении. Нам не нужна критика со стороны коллег.

Закрывая книгу и возвращая ее мне, он сказал:

– Я видел, что вам помогает ребенок.

Я объяснил, что Роберт – сын миссис Претти.

– Понятно… Тем не менее это создает небрежное впечатление. Постарайтесь, чтобы в будущем его было не так видно, хорошо?

Весь оставшийся день я продолжал сокрушаться по поводу замечаний Рида-Моира. Я был так зол, что даже рано закончил работать. Когда я вернулся в коттедж, там лежала посылка от Мэйнарда. Внутри был большой том в зеленом переплете и письмо, в котором объяснялось, что это все, что он смог найти о раскопках в Осеберге. Я просмотрел отчет. Он, конечно, казался подробным, и в нем было много иллюстраций. Но, к сожалению, он был на норвежском языке.

В тот вечер за ужином, как мне кажется, я был немного тише, чем обычно. Чтобы завязать разговор, Билли спросил меня, слышал ли я, как полковник ухаживал за миссис Претти.

– Нет, кажется, не слышал, – ответил я.

– Это очень интересная история, – заявил он. – Не правда ли, Вера?

Вера согласилась, что история заслуживала внимания. Без дальнейших уговоров Билли начал рассказ, а Вера по ходу дела издавала соответствующие звуки во всех нужных местах.

Оказывается, полковник Претти жил в Ланкашире, недалеко от семьи миссис Претти, точнее, мисс Эдит Демпстер, как ее тогда звали. Демпстеры зарабатывали на строительстве газометров. Мисс Эдит была единственным ребенком. Ее мать умерла, когда она была еще маленькой, и девочка осталась дома ухаживать за отцом. У него было слабое здоровье, хотя Билли не знал, чем он болел.

Каждое воскресенье полковник видел мисс Эдит в церкви. Когда здоровье ее отца позволяло, он наносил ей визит. А потом, в день ее восемнадцатилетия, полковник предложил мисс Эдит выйти за него замуж. Однако она отказала ему, сказав, что не может оставить отца одного. На следующий год он снова сделал предложение, тоже в день ее рождения. И снова она отказалась. Однако полковник отличался настойчивостью. Через год он снова вернулся. И на следующий. Но происходило все то же самое. Каждый год он приезжал, всегда в день рождения мисс Эдит, и каждый год она отказывала ему. Так продолжалось семнадцать лет.

– Семнадцать лет! – мечтательно повторила Вера, поглядывая на меня, чтобы убедиться, что я все понял.

Наконец, старик умер. Когда полковник в очередной раз приехал, он опять сделал Эдит предложение. И на этот раз она согласилась и вышла за него замуж. Но к этому времени ей было уже за тридцать. Что касается полковника, то ему было уже за пятьдесят. Тем не менее они поженились и переехали сюда, чтобы начать все с чистого листа. Они прожили здесь около десяти лет. И тут произошло нечто совершенно неожиданное. В возрасте сорока семи лет миссис Претти забеременела.

– Сорок семь! – снова повторила Вера.

Только на этот раз я почти опередил ее. До ужина я был так зол, что не мог сосредоточиться ни на чем другом. Но теперь все прошло. Впервые за долгое время я не думал о ладье. Никогда не слышал, чтобы у кого-то в таком возрасте появлялся ребенок. Сначала проблем не было, сказал Билли. Но потом в середине срока миссис Претти подхватила тиф.



Хотя с ребенком – Робертом – все было в порядке, ее здоровье так и не восстановилось. По крайней мере, полностью. Что касается полковника, то он умер от сердечного приступа весной 1937 года. По странному совпадению он умер в свой день рождения.

Дальше никто особенно не разговаривал. Когда я отправился спать, то долго не мог заснуть. Каждый раз, когда я закрывал глаза, видел, как полковник поднимается по этим каменным ступенькам к большой входной двери, а потом спускается обратно. Интересно, как он это выдержал. Год за годом, когда ему отказывали. Все время надеясь, что однажды удача ему улыбнется.



Я проснулся в четыре часа. Лежа в постели, я ждал, когда небо посветлеет. В конце концов рассвет разгорелся с сердитым блеском. Когда я вышел к курганам, на горизонте появились пурпурные полосы. Вода в устье реки была вся взъерошена массой белых гребней волн, метавшихся туда-сюда. С наступлением утра мое настроение стало улучшаться. Я убедился, что грабители могил так и не добрались до захоронения в Саттон-Ху. Они пытались, но по какой-то причине остановились. Я раскопал около четырех футов рифли, а потом она просто исчезла. Под ней почва снова была густой и липкой.

Возможно, они боялись, что их засыплет, а может, им просто надоело. Я объяснил Джону и Уиллу, что с этого момента мы сосредоточимся на середине корабля, а не на линиях заклепок. Они не увидели в этом ничего необычного. А если и увидели, то были слишком тактичны, чтобы сказать об этом. И снова я предложил работать послойно с поверхности. Сначала двигаться в одном направлении, затем возвращаться в другом, снимая по шесть дюймов зараз. Прикрепив лопаты к концам длинных ручек, мы начали работать. Эти ясеневые рукоятки очень удобны, они позволяют нам выбрасывать землю прямо из траншеи, чтобы потом сгрести ее в кучу.

Весь день мы продолжали снимать песок, внимательно следя за любыми изменениями его цвета. Когда мы с Джоном работали на участке к западу от центра корабля, Уилл в это время дежурил на тачке, а Роберт помогал ему. Тут я наткнулся на потемневшее пятно. Оно было не более четверти дюйма в ширину и шло поперек судна. Сначала я решил, что это остатки одного из реберных брусьев. Но чем больше я думал, тем меньше был уверен.

Конечно, это мог быть и другой брус. Но также это могло быть все, что осталось от одной из стен самой камеры. К сожалению, времени на то, чтобы что-то предпринять, уже не оставалось. Джон и Уилл ушли в шесть, а через час или около того Роберт отправился ужинать. Вместо того чтобы продолжать работу, я хотел еще раз все обдумать и решить, что делать дальше. Я уже развернул брезент и готовился расстелить его, когда обернулся и увидел большого, незнакомого мужчину. Он спускался по лестнице прямо в брюхо корабля.

– Извините! – позвал я. Без толку. И хотя мужчина явно меня слышал, внимания он не обратил.

Тем временем лестница прогнулась под его весом. Когда он оказался внизу, я увидел, что он не просто большой. Он огромный. Брюки задраны очень высоко, и он носил пятнистый галстук-бабочку.

– Стойте, – крикнул я, гораздо громче, чем раньше.

И тут он наконец остановился.

– Что это вы тут делаете?

Он посмотрел прямо сквозь меня. Вернее, через мое плечо на линии заклепок, уходящие в песок.

– О боже, – сказал он. А потом продолжил спускаться по лестнице.

– Нет, нет! Нельзя!

Он снова остановился.

– Что, простите? – сказал он таким тоном, будто никакое прощение его не интересует.

– Вам сюда нельзя.

– Почему?

– Потому что это небезопасно для человека вашего…

– Моего чего?


– Вашего телосложения, – сказал я.

К этому времени он был всего в двух или трех перекладинах от дна. В той же медленной, обдуманной манере, что и раньше, он закончил спуск. Затем он встал на одну из досок и выпятил грудь. Он сделал это так, словно выставлял ее для осмотра.

– Мэгоу говорил, что это самая крупная находка. В Восточной Англии. Но все равно неожиданно.

– Послушайте, – сказал я, – я уже дважды просил вас уйти. Кто угодно бы понял, но я повторю снова. Здесь нужно быть осторожными, все вокруг очень хрупкое. Да и тут опасно, – сказал я, показывая на табличку Билли «Заминировано».

– А что насчет камеры? – спросил он.

– Камеры? Какой камеры?

– Вы нашли следы погребальной камеры?

Возможно, он запыхался, но когда он говорил со мной, то разбивал слова на части, как будто разговаривал с ребенком.

– Нет, – сказал я. – Ничего не нашел.

Вскоре он начал подниматься обратно по лестнице. На полпути мужчина остановился и посмотрел назад на корабль.

– О боги, – повторил он.



Когда я вернулся домой, Вера сказала:

– Наверху тебя ждет сюрприз, Бейзил.

Не могу сказать, что я был в настроении для новых сюрпризов.

– В смысле?

Она рассмеялась:

– Иди и посмотри сам.

В моей спальне стояла Мэй. На щеках – красные пятна. Волосы торчали во все стороны.

– Как ты здесь оказалась? – спросил я.

– Старик Миддлтон ехал в Вудбридж. Он предложил меня подвезти. В своем последнем письме, Бейзил, ты был не в духе, так что я забеспокоилась. Я подумала, что будет лучше посмотреть, как ты себя чувствуешь. И я привезла тебе свежую одежду.

– Все в порядке, – сказал я. – Правда?

Она подняла подбородок, и я ее поцеловал. Потом мы вместе сели на кровать с металлическим каркасом, установленную необычайно высоко. Так высоко, что наши ноги свисали, не касаясь пола. Солнце светило прямо в окно. Нам обоим пришлось прикрыть глаза от бликов.

– Ты рад меня видеть, Бейзил?

– Конечно, рад.

– Ты нечасто это показываешь, – сказала она.

Я поцеловал ее еще раз. Затем я сказал:

– А чего ты не снимешь шляпу?

Мэй вытащила шпильки. Когда она подняла головной убор, ее волосы закрутились вокруг головы в тугой штопор.

– Ну что, так лучше?

– Намного лучше, даже больше, – быстро ответил я.

– Этот Рид-Моир… Ведет себя так, будто он Господь Бог. Если я когда-нибудь увижу его, дам ему по мозгам.

– К счастью, шансов на это немного.

– Ты слишком доверчив, Бейзил. Слишком. Какого размера ваш корабль?

– Шестьдесят четыре фута.

– Шестьдесят четыре фута!

– И я думаю, что еще, возможно, на пятнадцать футов побольше.