Расцвет и падение. Краткая история 10 великих империй

Современные климатологи обнаружили, что спустя некоторое время после рождения Чингисхана климатические изменения в течение нескольких десятилетий «умеряли» погоду региона, принесли потепление и большее количество осадков. Повсеместно начала расти трава. Лошади, домашний скот могли спокойно размножаться, как и кочевники. Неизбежно возник конфликт между кочевыми племенами на больших пространствах желанной земли без каких-либо естественных преград. Без всякого предупреждения кочевники нападали на одинокие юрты врагов, превращая в рабов молодых женщин и мальчиков. Те, кто оказывался в меньшинстве, уносили ноги, жен и лошадей, спешили к союзникам, чтобы те пришли сражаться на следующий день. Месть двигала ими постоянно.

И в 1162 г. на свет появился Темучин, позднее принявший имя Чингисхан. Мальчик родился в семье Есугея, вождя влиятельного клана Борджигинов, живших неподалеку от современного Улан-Батора. Жестоким и тяжелым оказалось детство Темучина. Когда ему исполнилось девять лет, отца отравили, а мать Оэлун и всех ее детей изгнали. Старшим ребенком в семье был сводный брат Темучина – Бектер, сын Есугея от предыдущего брака. Члены сплоченной семьи, вынужденные добывать себе пропитание в бесплодной степи, дабы остаться в живых, охотились и до заморозков ловили рыбу в реке Онон. Темучин и Бекстер росли, постоянно соперничая друг с другом, но последней каплей стало желание Бектера жениться на Оэлун. Тогда Темучин в упор выстрелил в него из лука. Говорят, что последними словами Бектера стали: «теперь у тебя больше нет спутника, разве что твоя тень». Насколько можно судить, тогда Темучин даже не достиг подросткового возраста.

Стоит остановиться и рассмотреть источники, которые содержат все эти подробности. История жизни Чингисхана довольно подробно изложена в «Сокровенном сказании монголов» – «библии» монгольского народа, написанной изначально вертикальными строчками анонимным писцом вскоре после смерти Темучина. Долгое время «Сокровенное сказание монголов» оставалось неизвестным западу, пока его версия на китайском языке не была обнаружена Архимандритом Палладием в XIX в. во время его путешествий по Китаю. Только в 1941 г. немецкий синолог Эрих Хениш закончил перевод реконструированного монгольского текста.

Это произведение по аккуратности изложения действительно напоминает Библию. Оно почитается своим народом, но, если абстрагироваться от мифологического введения, содержит отчасти достоверные сведения, подтверждаемые современными ему слухами, вошедшими в фольклор.

Древний монгольский язык оставался устным до тех пор, пока Чингисхан не приказал принять уйгурскую письменность. Уйгуры проживали на обширных землях на северо-западе Китая – в Синьцзяне, лежавшем к западу от современной Монголии и отделенном пустыней Гоби. Уйгурская оригинальная письменность и ее монгольский вариант предполагают написание букв каждого слова сверху вниз, то есть вертикальными строками. Строки читаются последовательно слева направо.

Анонимный автор «Сокровенного сказания монголов» указывает на то, что он закончил текст в «год мыши». Монголы заимствовали у китайцев календарь, который основан на двенадцатилетнем цикле, причем каждый год назван в честь какого-то животного. Ученые, изучающие события, упомянутые в тексте, пришли к выводу, что «Сокровенное сказание монголов» появилось в 1228, 1240 или, возможно, даже в 1252 гг.

Теперь вернемся к братоубийству, совершенному подростком Темучином. Вернувшись к семейной стоянке, Темучин встретил мать, которая благодаря материнской интуиции, поняла, что произошло, и в ярости повторила слова Бектера: «теперь у тебя больше нет спутника кроме твоей тени». Характер Тимучина, сформированный простотой и дикостью этого почти первобытного мира, трудно себе представить, ведь Европа не только располагалась за тысячи километров, но и ушла на тысячу лет вперед.

Тем временем, на другом конце западная цивилизация зашевелилась снова, а вместе с ней и созрела средневековая культура. Великие готические соборы строились в Реймсе и Шартре, уже прочно обосновались университеты в Оксфорде, Болонье и Париже. Тем временем в арабской империи, в больших городах – Багдаде и Кордове, сотни тысяч человек толпились в мечетях и на базарах. А к югу от Монголии, в соседнем Китае, за Великой Китайской стеной, династия Цзинь во главе с императором Шицзуном вступала в период мира и процветания: время ученых и поэтов, текстов Конфуция, напечатанных с помощью деревянных печатных блоков, и художников, рисующих птиц и пейзажи китайской сельской местности.

В 1177 г. в пятнадцать лет Темучин стал пленником мародерствующих племен и попал в рабство, носил «ярму». Она состоял из двух больших, тяжелых плоских кусков дерева, вырезанных так, чтобы их можно было сомкнуть вокруг шеи пленника; бревно носить было тяжко, а его размеры не позволяли пленнику поднести ко рту еду, оставляя его полностью зависимым от хозяина. Каким-то чудом Темучину удалось убедить одного из своих соплеменников помочь ему бежать. Обаяние, по-видимому, спасало его не раз и побуждала людей помогать ему и в следующих его приключениях.

Перед смертью отец Темучина устроил сыну помолвку с девушкой по имени Бортэ, чтобы заключить союз с другим могущественным монгольским кланом. После освобождения Темучин поспешил к конгратам, чтобы жениться. Не успел он жениться, как невесту похитил другой монгольский род. Ведомый жаждой мести, Темучин возглавил поход на похитителей и вскоре вернул себе невесту. Рассказы о побеге Темучина из рабства и спасении невесты Бортэ снискали ему высокую репутацию храбреца и лидера. Вскоре поднявшись на самый верх племенной иерархии, Темучин стал вождем.

В результате тактических союзов и межплеменных войн Темучин в конце концов стал вождем всех монгольских племен. К 1206 г. он также начал править всеми соседними племенами, включая татар и уйгуров. На собрании всех племен – Курултае, Темучин получил статус «Чингисхана», «владыки всех людей, живущих в юртах». Этот невзрачный титул вскоре вселил страх в сердца всех, кто его слышал.

Чингисхан стал бесспорным правителем всей равнины – «от пустыни Гоби на юге до арктической тундры на севере, от маньчжурских лесов на востоке до Алтайских гор на западе. Понимая, что монгольский союз вскоре может развалиться, если не собрать все его силы и не использовать каким-то образом, Чингисхан в 1209 г. предпринял серию набегов на соседние территории. В 1211 г. возглавляя растущую армию всадников, вдохновленных жаждой победы, он двинулся на юг, в Северный Китай. Успех его яростной, но дисциплинированной примитивной армии оказался невероятным. В течение следующих нескольких лет Чингисхан сверг династию Цзинь. Как он позже объяснил, небеса устали от чрезмерной гордыни и роскоши Китая:

«А я обитаю на варварском севере. Я ношу такие же одежды и ем такую же снедь, как и пастухи с табунщиками. Мы приносим одинаковые жертвы и делимся богатствами. Я забочусь о народе, как о новорожденном дитяти и пекусь о солдатах, как о своих братьях».



Чингисхан также отметил, что до того момента интересовался просто грабежом. Теперь же он дошел до юга и преуспел в том, чего еще никому не удавалось достичь за всю историю человечества: он победил китайцев. И от них его армия научилась пользоваться осадными орудиями, катапультами и даже порохом. Теперь Чингисхан обратил свой взор на запад и приготовился напасть на царствующие дома и империи с их долгой историей и легендарными городами, о существовании которых ни он, ни его люди даже не мечтали. Он поклялся себе, что объединит весь мир в одну империю.

Это подводит нас к вопросу об истории взаимовлияний. Часто говорят, что история движется по линейной траектории. Словно вертикальная временная шкала на графике. История взаимовлияний, учитывающая различные периоды, происходящие параллельно, может послужить горизонтальной линией этого графика. Экономист XX в. Милтон Фридман привел наилучший пример: живя в Сан-Франциско, он обнаружил, что может наблюдать почти всю историю экономики в ее различных стадиях развития. Вокруг себя он видел толпы иммигрантов и представителей различных классов: китайский квартал, итальянский район и многие другие социальные группы, каждая из которых использовала свою культуру и экономику. Существовали бартерная экономика, экономика кредитов, экономика рассрочки, капиталистическая экономика и даже простая квазисоциалистическая общинная экономика, практикуемая религиозными общинами. Экономика всех исторических периодов процветала на его глазах.

То же самое можно сказать и об империях и странах Евразии в XIII в. На Востоке – это сильно расслоенная Китайская империя. От Ближнего Востока до Испании простирался халифат Аббасидов, по существу религиозное общество, которое допускало некоторую степень светского мышления в форме науки и философии. В России и Восточной Европе процветали примитивные крепостнические тирании. Тем временем в Западной Европе возникло множество видов социального управления: от демократии во Флоренции до абсолютной монархии во Франции, наряду с олигархией в Венеции. Англия стояла на пороге принятия Великой хартии вольностей, которая предоставляла гражданам неотъемлемые права.

Почти все эти общества развивались, более-менее медленно, поскольку стремились усвоить пришедшие в жизнь политические, социальные, научные и экономические новшества. Выживание наряду с прогрессом вскоре стали нормой. Все это порождает ряд фундаментальных вопросов. Что же такое социальный прогресс? Кто должен извлекать из него пользу? И какова его цель? В самом деле, есть ли у него вообще конечная цель – утопия? На эти вопросы сложно ответить и сегодня, когда, как оказалось, либеральная социал-демократия и экономический прогресс далеко не являются неизбежным курсом для будущего цивилизации.

Такие вопросы начнут возникать сами по себе, когда мы рассмотрим империи, возникшие в более прогрессивные времена. И, как мы увидим, трудно найти хотя бы предварительный ответ на них. Подобные вопросы продолжают нас беспокоить, пока мы старательно выстраиваем наши империи.

Казалось бы, одно можно утверждать наверняка: Монгольская империя не принесла прогресс в Евразию. Или принесла? Пути истории неисповедимы, ее ошибки свершатся все равно. Нашествие монголов, сопровождавшееся великими разрушениями социальных, политическии культурных границ, рассматривается некоторыми специалистами как «расчистка почвы» или необходимая прелюдия на пути к будущему прогрессу цивилизации. Давайте разберемся, что собой представляла эта «расчистка почвы».

В 1211 г. монголы во главе с Чингисханом передвигались так быстро на запад, словно огонь, прожигающий карту, да и результаты оказались такими же. Они проскакали тысячи километров через Южную Сибирь, через тюркские земли, достигли Хорезмийской империи, население которой насчитывало пять миллионов человек и занимало большую часть Персии и западного Афганистана вплоть до Аральского моря. На его территории располагались исторические города, Самарканд и Бухара, которые разбогатели благодаря торговле по Шелковому пути между Китаем и Европой. Два года спустя эта великая империя пала под натиском Чингисхана.

Каким же образом Чингисхан и его примитивная конная армия достигли всего этого, да еще с такой скоростью? Не было никаких сомнений в эффективности и свирепости его воинов, организованных в тумены – отряды из 10 000 человек, скачущих под своим черным развевающимся знаменем из конского волоса. Но как же Чингисхану удалось привить дисциплину его ярым и независимым всадникам? Как он заставлял их следовать заранее разработанной тактике и командам?

Жизнь китайского военного теоретика Сунь-Цзы, написавшего «Искусство войны» около 500 г. до н. э., дает здесь ключ к разгадке. Сунь-Цзы приказали явиться к князю, который прочитал его книгу и хотел проверить авторскую теорию о том, как управлять солдатами. Может ли теория применяться к женщинам? – Конечно, – ответил Сунь-Цзы. Затем он разделил 180 наложниц вождя на две роты, вооружил их алебардами, и для каждой роты выбрал командующего. Затем он попытался обучить обе группы, давая приказы командующим. Но все молодые женщины просто расхохотались. Тогда Сунь-Цзы объяснил вождю: «если слова приказа не ясны и не вполне понятны, виноват командир. Он приказал обезглавить наложниц – командующих каждой группы, назначив новых. Когда Сунь-Цзы отдал приказы новым лидерам, те передали их своих ротам, и обе группы выполнили их беспрекословно.

Чингисхан, конечно, никогда не читал Сунь-Цзы, но его метод воспитания дисциплины среди своих людей походил на этот[21]. Во всем остальном Чингисхан мог положиться на быстроту и выносливость своих всадников, готовых придерживаться тактики молниеносной войны. Монголы использовали огонь, чтобы пробить вражеские линии для всадников. Затем они максимально эффективно переходили в наступление, пробивая вражеский отряд, после чего всадники веером выстраивались в тылу, перерезая вражеские линии поставок и вызывая такую панику, что те со всех ног разбегались куда глаза глядят. Связь между отдельными отрядами поддерживалась с помощью флагов. В общем-то монголы изобрели семафор.

Долговременный эффект этой тактики можно увидеть в том факте, что немецкий командующий танковых войск времен Второй мировой войны Гейнц Гудериан, мастер блицкрига, вдохновлялся тактикой Чингисхана. Правда безжалостность Чингисхана, с которой он следовал своей тактике, – это совсем другое дело. По словам Джека Уэзерфорда, автора биографии Чингисхана, тот «ставил перед собой простую и всегда одинаковую задачу: запугать противника и заставить его сдаться до того, как начнется настоящая битва». Любого, кто оказывал сопротивление, ожидал самый худший расклад. После взятия Самарканда Чингисхан приказал всем жителем собраться на равнине за городскими стенами. Здесь их всех до одного освежевали, а отрубленные головы сложили в пирамиды.

После того как монголы сожгли дотла Бухару, Чингисхан обратился к молящим о пощаде жителям в главной мечети и заявил, что он «бич божий», посланный на землю, чтобы наказать их за грехи. Когда монголы заняли Гургандж, столицу Хорезмийской империи, персидский ученый XIII в. Джувейни записал, что каждый из пятидесяти тысяч монгольских воинов Чингисхана получили приказ убить по двадцать четыре человека. Поскольку для выполнения этого приказа не хватало жертв, а солдаты знали о наказании за невыполнение приказа своего вождя, последовавшая быстрая и соперническая бойня нескольких сотен тысяч человек привела к тому, что она стала «самой кровавой» в истории человечества.

Загадочный и слегка «нежный» портрет Чингисхана в его поздние годы мало передает тот ужас, который он мог внушить своим появлением. Портрет выполнен примерно через сорок пять лет после смерти хана, но художник советовался с людьми, близко знавшими Чингисхана. Со временем изначально черно-белому портрету добавили цвета, тем самым смягчив его.

Вернувшись в Монголию, Чингисхан отправил на запад двух своих самых доверенных полководцев – Чепе и Субутая, с двадцатью тысячами всадников. Они пронеслись через весь Кавказ и напали на Русь. Армия, численностью в восемьдесят тысяч человек, пыталась дать им отпор, но подверглась уничтожению. Вместо того, чтобы захватить территории Руси, армия монголов отступила, потому что Чингисхан им приказал выполнить лишь разведывательную миссию.

Пример таких массовых убийств подводит нас к более глубокой проблеме морали и вопросам, касающимся этики завоевания и империи. Можно ли говорить о морали наряду с империей? Частым оправданием завоеваний выступает аргумент о расширении прогрессивной цивилизации. За этим скрываются еще более фундаментальные вопросы, касающиеся этики империи и морали самой прогрессивной цивилизации. Есть ли еще что-то? И если есть, то почему мы должны считать что-либо универсальным? Неужели все люди равны? Следует ли со всеми ними обращаться одинаково? Должны ли они все подчиняться одним и тем же законам? Если да, то каков же высший моральный закон?

На протяжении столетий, а также благодаря своему обширному охвату и влиянию, западная традиция нашла удивительно похожие ответы. В библейской Книге Левит, написанной около 1400 г. до н. э., говорится: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя». («заповедь, которую невозможно выполнить», по словам Фрейда). Несмотря на это, подобные предписания появились в буддизме, даосизме, индуизме и даже в большинстве основных мировых религий. Через полтора тысячелетия после Левита Иисус Христос увещевал своих последователей: «поступайте с другими так, как вы хотите, чтобы они поступали с вами». Шесть столетий спустя Мухаммед провозгласил: «как ты хочешь, чтобы люди поступали с тобой, так поступай и с ними».

Более чем тысячелетие спустя ведущий европейский философ Эммануил Кант признал, что это предписание не обязательно подразумевает веру в Бога. Анализируя этику, он пришел к удивительно схожему со всеми предыдущими теизмами выводу и провозгласил основополагающим принципом морали следующее: «относитесь к другим так, как вы хотели бы, чтобы относились к вам». Потребовалось еще 200 лет, прежде чем современные мыслители признали, что это неадекватно. Фрейд понимал, что невозможно придерживаться этого постулата, ведь он не соответствует тому, как люди всегда жили и взаимодействовали друг с другом, их моральные принципы были совершенно иными.

Нассим Талеб, американский мыслитель с ливанскими корнями, преобразовал этот основной принцип морали в максиму, которая более точно отражает наши моральные потребности, этическое мышление и поведение: «не делай другим того, чего ты не хочешь, чтобы они делали тебе». Неуместный двойное отрицание делает максиму менее понятной. Может быть, это просто ловкость рук, переворачивающая или выворачивающая наизнанку максиму Книги Левита – Христа – Канта? Если внимательно прочтете, то поймете, что это не так[22]. Вариант Талеба кажется более близким к основному наставлению, касающемуся нашего реального морального поведения. Не столько люби ближнего своего, сколько действуй с должной осторожностью…

Нетрудно заметить, что Чингисхан придерживался этой максимы. Его отца убили, старший сводный брат помышлял жениться на его матери, самого его схватили и превратили в раба, надели ярмо… У такого мальчика отсутствовали какие-либо иллюзии относительно того, что хотели сделать с ним другие. И Темучин, конечно же, решил вести себя соответствующе: вспомним пирамиды из черепов. Вопрос о моральных принципах империи остается открытым, несмотря на клише «сильный всегда прав», «историю пишут победители» и прочие. Только историки, оглядываясь назад, увидели эту перспективу в ином ракурсе. Но об этом немного позже. В случае с империями зачастую уверенность в настоящем и воззрения, характерные Чингисхану, превалируют.

Чингисхан умер в возрасте шестидесяти пяти лет в 1227 г., по иронии судьбы, из-за травмы в результате падения с коня во время перехода через пустыню Гоби. Могила Чингисхана до сих пор не найдена. Согласно легенде, его захоронили там, где протекала река, чтобы могилу было сложно отыскать. Такой ритуал восходит к прошлому: и Гильгамеш, и гунн Аттила, как говорят, были похоронены таким же способом.

Незадолго до этого Чингисхан созвал курултай, чтобы назначить преемника из сыновей. Собрание закончилось плохо. После смерти Темучина империя распалась на несколько ханств, управляемых его сыновьями. Однако третий сын, Угэдэй, в конечном счете, прославился как «второй великий хан» Монгольской империи. Он любил выпить, поэтому после того, как его назначили ханом, напился до такой степени, что открыл сокровищницу отца и раздал все богатства, которые там хранились.

Несмотря на столь неудачное начало правления, Угэдэя можно было назвать компетентным ханом. Он не принимал участия в походах, предпочитая наблюдать на ними и отдавать приказы из Каракорума, столицы империи. Сбор налогов по всей империи осуществлялся по образцу китайской системы, причем деньги собирались местными откупщиками. В экономике империи циркулировали бумажные банкноты, подкреплённые серебром. (В то время в Европе сама по себе бумага была в новинку, не говоря уже о бумажных деньгах.)

Чингисхан решил проблему связи по всей обширной империи, установив релейные станции. Поскольку сама монгольская армия двигалась очень быстро, ее система связи должна была быть еще быстрее. Гонцы, меняя лошадей, могли покрыть более двухсот километров в день почти повсюду. (Скорость монгольских гонцов оставалась самой быстрой еще последующие шестьсот лет, пока не возник американский PONY EXPRESS).


Хотя Угэдэй самолично не возглавлял армию, империя продолжала расширяться под его правлением и продвигалась в Европу. В 1241 г. монголы выиграли битву при Легнице в Польше, и Западная Европа лежала у их ног. Затем по всей империи разнеслась весть о смерти Угэдэя, и военачальники поспешили вернуться назад, чтобы принять участие в курултае и избрать нового хана. Это и спасло Европу.

Поразительно похожая ситуация сложилась в 1258 г., когда монголы захватили столицу Аббасидов Багдад. Египет и остатки всей империи Аббасидов капитулировали. Пришло известие, что четвертый великий хан, Мунке, умер, и главнокомандующие снова поскакали на восток на курултай, бросив плохо организованную монгольскую армию. В 1260 г. она потерпела поражение в Палестине от мамлюков в битве при Айн-Джалуте. Египет, Северная Африка и Аль-Андалус избавились от монголов.

В том же году пятым великим ханом Монгольской империи избрали Хубилая. Во время его правления империя окончательно распалась на четыре отдельных ханства. Вместо того чтобы попытаться воссоединить империю, Хубилай переключил свое внимание на юг Китая, переместив свою столицу в Ханбалык (Пекин), с намерением создать совершенно новую империю.



Постскриптум

К западу от владений Хубилая распологались три ханства: Золотая Орда, занимающая территорию к северу от Черного моря и Каспия и простирающаяся на север и восток до территории современной России и Казахстана, Чагатайское ханство на современных территориях Афганистана и веверо-восточной Центральной Азии к югу от Золотой Орды, и Ильханат в Персии и на западе до Анатолии. Все они приняли ислам (отсюда Иль-ханство), а царство Хубилай-хана приняло буддизм. Золотая Орда в конце концов проиграла Руси, но не раньше, чем нанесла удар, перевернувший ход европейской истории.

В 1348 г. Золотая Орда осадила крымский город Каффу (современная Феодосия), который на тот момент служил генуэзцам в качестве торгового порта на Черном море. Когда в монгольской армии вспыхнула эпидемия бубонной чумы, они катапультировали пораженные чумой трупы через стены. (Некоторые утверждают, что это самый ранний пример бактериологической войны.) Как следствие, корабли, шедшие из Каффы на Запад, привезли чуму в Италию. В течение нескольких лет Черная смерть, как ее стали называть, распространилась по всей Европе от Лиссабона до Новгорода, от Сицилии до Норвегии, в результате чего погибло от 30 до 60 процентов всего населения, что, вероятно, составляет более 100 миллионов человек.

В результате задержались проторенессасные движения в европейской культуре, вдохновленные множеством различных источников, таких как сицилийский двор Фридриха II, этого «Чуда света», научные и философские идеи, пришедшие из мусульманского мира, новая натуралистическая манера живописи итальянца Джотто. Настоящее итальянское Возрождение было отложено на целое столетие.





Глава 5

Империя Юань




Хубилай-хан в 1271 г. основал династию Юань, завершил покорение династии Сун в Южном Китае, и, в конечном итоге, объединил Северный и Южный Китай впервые с тех пор, как династия Сун отделилась от династии Цзинь почти 150 лет назад. В моменты единения севера и юга Китай обычно процветал. Объединение юга и севера чаще всего происходило довольно сложно, несмотря на то, что один и тот же народ – хань, проживал и проживает в обоих регионах[23].

Любая дискуссия о Китае, о влиянии, которое он может оказать на свое будущее и будущее человечества, должна сопровождаться рассмотрением его великой истории. Для понимания влияний могут потребоваться столетия. В 1960-х г. китайский лидер коммунист Мао Цзэдун выразился о влиянии Французской революции на мировую историю примерно так: «Слишком рано об этом говорить». Более поздние источники, не всегда достоверные, утверждают, что эта реплика принадлежала главе правительства Чжоу Эньлай, который вообще имел в виду Парижскую революцию студентов 1968 г. Версия генсека Мао лучше иллюстрирует отношение Китая к последствиям исторических событий. Кроме того, в китайской версии коммунизма можно обнаружить отголоски буддизма, который скрашивал отношения между династиями вплоть до эпохи Юань и далее.

В отличие от легенд об основаниях империй, рассмотренных нами ранее, династия Юань (1271–1368 гг.) восходит к предыдущим династиям. К моменту становления Юаней Китай обладал зрелой культурой и как бы ощущал непрерывность своего исторического развития. Мы уже знаем, что цивилизация Хань появилась около 2000 г. до н. э., примерно через тысячу лет после цивилизаций Нила и Месопотамии, и развивалась независимо в бассейне Желтой реки в центральном Китае. Согласно легенде, первая династия Ся восходила к народу Хань. Свою власть они распространяли путем миграции и ассимиляции с последующей «китаизацией» – принятием божеств, письменности, языка, образа жизни и культуры ханьцев. Империя Цинь, берущая начало в 221 г. до н. э., стала первой в истории Китая и охватывала территории от границ современной Маньчжурии до современного Вьетнама и на запад до Сычуани. Цинь произносится как «чин» и указывает на название страны. Император Цинь, скончавшийся в 210 г. до н. э., оставил после себя терракотовую армию, предназначенную для защиты императора в загробной жизни. Удивительно, но только в 1974 г. волею случая какие-то местные фермеры, копавшие колодец, проникли в обширные пустоты подземного мавзолея.

Мавзолей Цинь Шихуанди – такой же строительный подвиг, что и сфинкс, и пирамиды. Восемь тысяч солдат, каждый из которых обладает индивидуальными внешними чертами, сто тридцать колесниц и шестьсот семьдесят лошадей вошли в армию Цинь. Говорят, что более 700 000 человек со всей империи принимали участие в создании скульптур и мавзолея под насыпью размером с настоящий холм. В следующем столетии Сыма Цянь, отец китайской истории, написал о нем следующее:

«Императора погребли… с копиями дворцов, фигурами чиновников всех рангов, редкими вещами и необыкновенными драгоценностями. Из ртути сделали большие и малые реки и моря, причем ртуть самопроизвольно переливалась в них. На потолке изобразили картину неба, на полу – очертания земли»[24].



Люди на протяжении двух тысячелетий думали, что это все выдумка или легенда. Даже после открытия мавзолея, считали, что, описывая некоторые детали, Сыма Цянь сильно приукрасил. Напротив, археологи зафиксировали высокий уровень ртути в почве, скрывавшей мавзолей. Логично, что следом возник и вопрос о наличии «дворцов, редких вещей и необыкновенных драгоценностей», которые можно было бы обнаружить. Любопытно, что в подлинной рукописи Цянь не говорит ни слова о терракотовой армии, возможно, намекая на то, что само существование этой невиданной коллекции всегда держалось в секрете, а ее создателей предали смерти.

Не такая уж это и небылица, как может показаться. Также в период императора Циня появилось и другое великое сооружение – первая версия Великой Китайской стены, выполненная из камня и утрамбованной земли. Одна часть стены в течение столетий разрушилась, а другая вошла в состав нынешней стены, поэтому точная изначальная длина нам неизвестна. Тем не менее, мы знаем, что она покрывала более пяти тысяч километров.[25] Это подсказывает, что китайцы чувствовали угрозу со стороны кочевников, занимавших огромную равнину на севере. (Правда, монголы достигли главенства среди них лишь полтора тысячелетия спустя). Страх китайцев можно понять, зная, какой ценой они построили это укрепление. Вряд ли стену можно назвать произведением искусства, каким мы знаем продуманный и удивительный мавзолей, и, хотя речь шла о защите человеческой жизни, строительство обошлось им в «сотни тысяч, если не миллион погибших рабочих».

За растратой человеческих жизней стояла закладка основ цивилизации, которая в последующие столетия могла сравниться с любой другой цивилизацией на земле, а позже превзошла их всех. Без преувеличений династия Цинь заложила основы социального порядка для большинства великих династий в последующие два тысячелетия (или даже дольше). Почему династия Цинь так преуспела и сумела позже перевоплотиться в империю Юань – более великую и цивилизованную, чем Рим, более творческую в отношении искусства и изобретений, чем халифаты? Именно династия Цинь создала централизованное правительство с чиновниками-выходцами из образованных граждан, которые управляли всей империей. Последний фактор играет важную роль в понимании китайской культуры. Такая система предполагала управление должностными лицами, а не правление в соответствии с установленным законом. Преступления или восстания, точнее, то, что можно было так назвать, влекли за собой штрафные санкции. И все же, чем руководствовались чиновники при отправлении правосудия, не имея универсального свода законов?

Здесь нам следует поговорить о Конфуции, который оказал влияние на многие сферы жизни, и неспроста его учение называют «философией государственных служащих». Конфуций умер за три столетия до Цинь, но его учение для Китая – нечто большее, чем просто философия или религия. Изречения Конфуция кропотливо собраны его последователями в «Луньюе», или «Беседах и суждениях» которые нашли широкое распространение. Они представляют собой на самом деле духовно-этическое руководство, применимое во всех сферах жизни.

Без глубокого досконального знания учения Конфуция стать государственным служащим было невозможно. При поступлении на службу кандидат сдавал экзамен в ужасных условиях – в крошечных комнатах с дощечками для письма и ведром, где они могли пребывать около трех дней. Такой способ сразу отсеивал тех, кто имел связи в аппарате управления и родственников среди госслужащих, и гарантировал, что человек честно заслужил свое место. Династия Цинь просуществовала всего пятнадцать лет, что сделало ее самой короткой из великих китайских династий, однако именно она «положила начало имперской системе, которая прерывалась или подстраивалась под обстоятельства до 1912 года». Тогда отрекся от престола последний император и была создана Китайская республика[26].

В чем же заключаются основные идеи Конфуция, заложившие основы характера китайцев? Достижение гармонии как личной, так в гражданской сфере считается главной целью конфуцианства. На личном уровне оно должно проявляться так: «человек, следуя принципу взаимности, приближается к правильному пути». Конфуций добавил к понимаю того, как мы должны действовать, до боли знакомые слова: «То, что вы не желаете, чтобы делали по отношению к вам, не делайте по отношению к другим» [27].

Как и многим, ему пришлось пренебрегать подобной сентиментальностью, когда доходило до реального управления, которое всегда есть навязывание власти, желанной и нежеланной, независимо от того, в какие одежды она рядилась. Добродетельный Конфуций отмечал что, «тот, кто правил посредством своей добродетели, остается таким же непоколебимым, как Полярная звезда на небе». Практичный Конфуций добавил: «управляя царством, имеющим тысячу боевых колесниц, следует серьезно относиться к делу и опираться на доверие, экономить средства и заботиться о людях»[28].

После эпохи Цинь в Китай проник буддизм, основой которого служат сострадание и отсутствия привязанности к этому миру. Конфуцианство первоначально не смогло принять буддистский нигилистический подход к жизни, но в конечном счете буддизм затронул ноты души китайского народа. При династии Юань буддизм принял форму официальной религии. Несложно понять причину такого согласия между китайцами и буддизмом. Например, во время династии Цинь, огромные человеческие потери внесли вклад в культурное возрождение Китая, хотя даже в этом случае оно формировало основы для будущего саморазрушения страны. Непредсказуемые повороты колеса фортуны привносило в жизнь китайцев чувство неопределенности, которое, естественно, способствовало отходу от мирского, что характерно для буддизма.

Такие повороты колеса фортуны часто происходили в истории Китая. Два последних примера, пожалуй, самые поучительные. В Китае с 1937 по 1949 г. продолжались боевые действия – до, во время и после Второй мировой войны. Сначала, японцы опустошили Китай, потом гражданская война с массовыми жертвами как среди гражданского, так и среди военного населения. Более пятнадцати миллионов китайцев погибло в хаосе этого времени. Однако уже через несколько десятилетий, при коммунистической диктатуре харизматического генсека Мао Цзэдуна, эта разоренная земля совершила «большой скачок вперед», который благодаря народным коммунам позволил «преобразовать сельскохозяйственное производство для перехода от социализма к коммунизму, от бедности к изобилию». В результате Китай стал мировой сверхдержавой, противостоял объединенным силам Запада в Корейской войне и даже соперничал с Советским Союзом за место лидера в распространении коммунизма по миру.

Решение генсека Мао в 1966 г. о начале Культурной революции с целью мобилизовать народ и вернуть его к основам «чистой идеологии» и стало основой для будущего саморазрушения. «Цитатник» Мао сменил «Луньюй» Конфуция, и по всей стране прокатилась волна репрессий. Сколько человек погибло во время этих потрясений? «Никто не знает, потому что никто не считал». Последующие оценки показывают, что более трех миллионов человек погибло, а сто миллионов, девятая часть населения, отправились в ссылку в этот период смертоносного саморазрушения и голода, который промучил Китай в течение десятилетия.

Однако за сорок лет Китай совершил величайший «скачок вперед» в истории человечества, построив архитектурное чудо мира в виде Шанхайской набережной, запустив ракету на Луну и став второй по величине экономикой в мире. И все это без какой-то там либеральной социал-демократии и свободного рынка, которые считались необходимыми для быстрого экономического роста. Нам еще предстоит выяснить, станет ли этот скачок основой для будущего саморазрушения, поскольку авторитаризм уровня имперского прошлого тревожно сосуществует с социальной мобильностью, развитием творчества и такой энергией, которая раньше не наблюдалась в подобных масштабах.

Вникнув в контекст, мы готовы перейти к детальному изучению Юаньской династии, или Великого Юаньского государства. Почему же оно такое великое? Возможно, самым важным является то, что период Юань занимает центральное, промежуточное положение между периодом династии – основателя Цинь и тем, что за неимением лучшего названия можно было бы назвать династией после Мао. Все три периода охарактеризовались моментами, когда Китай был готов возглавить мир. Только во времена династии Юань он действительно этого достиг.

Покорив 1279 г. династию Сун, Хубилай-хан не последовал примеру своего деда, Чингисхана. Во время долгой и трудной кампании, предшествовавшей этой победе, монгольская армия не следовала своим обычным привычкам: не предавали местное население мечу, не сжигали города до тла, оставляя лишь руины и пирамиды из черепов. Хубилай-хан принялся китаизировать себя и свою власть. Он основал столицу в Ханбалыке (Пекине), и любезно пригласил вдовствующую императрицу Сун и ее восьмилетнего внука, императора Гун Сун, поселиться в городе под его покровительством.

В погоне за властью над Азией, Хубилай-хан продолжил политику экспансии, теперь уже за пределами Китая. Вскоре пали Корея и Маньчжурия. Армия Хубилай-хана вторглась в Северный Вьетнам и Южное вьетнамское королевство Чампа, затем на земли Таиланда и Бирмы. На севере флот Хубилая атаковал остров Сахалин у восточного побережья Сибири. Полностью не удалось завоевать ни одну из этих территорий, но удалось склонить их к вассальным отношениям. В амбиции хана входило вторжение в Японию, обладавшую флотом в тысячу кораблей, но погода, неисправные суда, ожесточенное сопротивление самураев, а также неточные карты сорвали его планы. Поход на далекую Яву оказался столь же безуспешным, и вновь из-за плохих карт.

Карты других частей мира оказались более надежными. Исламские географы указали все города и страны Шелкового пути. Знаменитая карта мира Каннидо, возникшая еще до того, как адмирал Чжэн Хэ отправился в свои великие путешествия, указывает на то, что географы династии Юань хорошо знали о существовании Индии, Аравии и Африки, хотя и смутно представляли их реальные размеры и форму.

Монголы и их император Хубилай-хан, возможно, и завоевали Китай, но обширная территория, которой они владели, находилась на более высоком уровне развития, чем они сами. Не разрушив эту цивилизацию, Хубилай-хан сделал свой первый и большой вклад в ее развитие. Годы войны против династии Сун и так привели к разрушениям. Например, на месте Ханбалыка стоял город, который превратился в руины. Китаизация, затеянная Хубилаем, обусловила строительство новой столицы в китайском стиле. Поначалу он и его монгольские полководцы по большей части главенствовали над новыми владениями, но по прошествии лет новый император Юань внес и свой особый вклад.

Марко Поло, прибывший во дворец Хубилай-хана в Ханбалыке спустя немного лет после начала его правления примерно в 1275 г., попал «в самый большой дворец, который когда-либо существовал… Зала дворца такая просторная, более шести тысяч человек может быть там». Стены длиной и шириной в шесть миль окружали город. Здесь находился один из пунктов Великого Шелкового пути, и в городе были отдельные кварталы для иностранных купцов разных религий. В их число входили несториане – христиане еретической секты, давно изгнанной из Европы, евреи, сарацины – мусульмане, и даже манихеи – представители персидской дуалистической религии, которая недолго соперничала с христианством во времена Римской империи; китайцы видели в них «вегетарианцев-демонопоклонников».

Шелковый путь способствовал не только развитию торговли, но и распространению идей, именно в этот период достижения мусульманских ученых, знатоков аристотелевской философии и греческой медицины, достигли Китая. Китайские мусульманские врачи начали создавать больницы, а Ханбалык стал местом многих «домов милосердия».