Радужная вдова
Часть 50 из 91 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Он все еще с любопытством глядел на нее, в уголках его глаз горел лукавый огонек.
— Ваш муж — очень симпатичный человек.
— Спасибо. — Она улыбнулась и подняла голову. Что-то удивительное и неуловимое появилось в ее чуть влажных глазах. — Это действительно так.
Ресницы задрожали, и она снова вполоборота опустила голову, чуть-чуть, совсем незаметно зардевшись. Всего лишь одно мгновение, а потом перед ним опять была веселая и заинтересованная собеседница, но ему почему-то вспомнился прочитанный как-то рассказ русского писателя (страна Толстого, страна Достоевского), который назывался «Легкое дыхание». Бунин, так его вроде бы звали…
Он уже слышал кое-что о Вике и ее муже. Необычные ребята. Вика, в кожаных штанах, с обнаженным животом, со смешной банданой на голове, где были изображены средневековые орудия пыток… Вика, похожая на удачливую топ-модель, и ее муж, смахивающий на плейбоя… И он слышал, что эта симпатичная семья управляет одной из крупнейших московских компаний. Прошлым летом на Лазурном берегу он видел тех, кого западная пресса окрестила новыми русскими. В Москве он узнал, что здесь их называют так же и рассказывают про них анекдоты. Он слышал о баснословных покупках и страсти к расточительству. Это не было интересно. На Лазурном берегу прошлым летом он видел новых русских. Они ели много устриц и покупали все, что можно купить у Картье. Они ему не понравились. Еще со времени его молодости осталось свойственное художникам недоверчивое отношение к буржуа, но закомплексованные буржуа — это просто отвратительное зрелище.
Эти же ребята казались совсем другими. Нормальными и полными жизни. Очень симпатичная пара, но важно было еще кое-что. И только сейчас он смог для себя это полностью сформулировать. Это было удивительно и так здорово… Несколько мгновений назад, когда она чуть-чуть, совсем незаметно зарделась.
Ваш муж — очень симпатичный человек.
А потом, подняв голову, взглянула на него… и он вдруг с какой-то неожиданно подступившей радостью понял, что смотрит в глаза совершенно счастливого человека.
— И все же, если б вы решили делать татуировку, — проговорил он, — что бы вы выбрали?
— Рисунок? — Она раскрыла журнал, чуть полистав его, быстро нашла то, что было надо. — Я бы выбрала вот это. Мне очень нравится. — Ее глаза заблестели от восхищения, словно у ребенка. Затем Вика откинулась на спинку кресла. — Если б, конечно, мне удалось решить вопрос авторских прав, — добавила она, может, слегка смущенно.
Это был его рисунок. Очень интересная работа. Он снова рассмеялся. Негромко.
— Вы хоть знаете, что это значит?
— Прочитала. Здесь такая уйма восторгов. — Она лукаво улыбнулась, затем серьезно произнесла: — Это может сделать только Мастер. И наверное, это что-то вроде талисмана. Если я правильно поняла.
Он все еще с улыбкой смотрел на нее.
— На том же самом месте? Как видите, это довольно смелое решение.
— Ну, на другом — это, наверное, уже будет не то.
Он кивнул.
Вика поискала глазами мужа, нашла его беседующим с какими-то приятелями у стойки бара. Леха тут же помахал им рукой.
— Здесь очень мило, — произнесла Вика.
Он все еще молча смотрел на нее.
— И очень много сумасшедших, — сказала она, — настоящих сумасшедших, а не тех, кто только притворяется.
Теперь он рассмеялся:
— Когда я был так же молод, как вы, я тоже считал, что иметь дело стоит лишь с сумасшедшими.
— А сейчас?
— Сейчас я больше не думаю на подобные темы. Все уже давно решено.
— Да, кажется… я понимаю вас. Наверное, до татуировки надо дорасти, если уж… — она замолчала, словно подбирая нужное слово, — если уж не пришел к этому стихийно.
Он быстро взглянул на нее — это ощущение заразительной, омывающей его радости не проходило. Он сказал:
— Вы все правильно поняли насчет талисмана. Знаете, все же мы с вами чуть-чуть нарушим правила.
— В каком смысле?
— Я сделаю вам татуировку. Нарушение правил — моя специальность! Точно такую же, — он указал на журнал, — если вы, конечно, готовы. И решать вопрос с авторскими правами не придется.
2. Вика: Время перемен (II)
Это было удивительное время. Близнецы росли. Из детской постоянно доносилось их деловитое лопотание, словно они спешили побыстрее рассказать о себе друг дружке и окружающему их миру, и Вика была счастлива так, как никогда в жизни.
Однажды Вика вошла в детскую и несколько секунд не могла произнести ни слова, а потом расхохоталась. Обычно они оставляли близнецов в манеже, где те ползали в окружении мягких игрушек. Сейчас оба стояли, взявшись ручками за край манежа, и с важным видом причмокивали своими огромными сосками.
Они встали, оба и в один день.
Завидев маму, они приняли еще более победный вид. В глазах у обоих застыл восторг: вот какие мы, вот как мы умеем!
— Леха, Леха! — позвала Вика и снова расхохоталась. Веселье мамы передалось близнецам. Теперь в детской хохотали уже три человека. Через минуту к ним присоединился Леха. Они взяли детей на руки: Вика — мальчика, Алексей — девочку, и близнецы тут же приняли очень важный вид. Потом одновременно ухватили своих родителей за носы. Ручонки у обоих были очень сильные.
— Ну-ну-ну, мой хороший, — Вика нежно отстранилась, — какой у нас, оказывается, сегодня важный день. Ведь так?
Близнецы весело и громко засмеялись. Так они и стояли с малышами на руках, глядя друг на друга и чувствуя, как два маленьких сердечка и два больших сердца переполняет любовь. Когда калейдоскоп уже повернется, Вика вспомнит этот день.
Наверное, тогда они могли бы услышать ангелов или, наоборот, ангелы могли услышать их.
Это было удивительное время. Наполненные светом дни и пронизанные нежностью ночи, которые стали для Вики ее единственными настоящими ночами.
А потом все кончилось. В один день.
Конец твоего мира может быть вовсе не таким масштабным, как на апокалиптических полотнах великих художников прошлого и настоящего. Все может быть проще, спокойнее и вкрадчивее.
Тише. Без битвы и гибели богов.
Порой достаточно одного телефонного звонка.
— Ты произвела на акционеров неизгладимое впечатление, — сказал Алексей.
— Ну… я старалась.
— Твоя вчерашняя речь — это что-то…
— Я правда старалась. И сейчас тоже — попробуй. Называется «кулебяка с рыбой». Мне бы очень хотелось, чтобы тебе понравилось. Причем больше, чем моя вчерашняя речь.
— Вика начала печь… У нас в доме маленькая революция? Ох, и запах какой! Я готов сожрать все вместе с противнем.
— На таких жертвах не настаиваю.
— Где ты этому научилась?
— Природа, милый. Тебе нравится?
— Да. Только невозможно ж сразу взять и начать печь? А это — ой, пальчики оближешь. Если «Континент» разорится, мы сможем открыть кафе. Теперь мне обеспечена сытая старость. Теперь я спокоен.
— Подожди, не ломай, а то все вывалится, возьми нож… Тебе правда нравится?
— Бесцеремонно напрашиваешься на комплименты? Кто все же тебя научил?
— У женщин свои секреты…
Потом они произнесли в один голос слово «Кальве» и весело уставились друг на друга.
— Из кулинарной книги, конечно, — сказала Вика, — меня некому было учить. — Затем она серьезно посмотрела на мужа. — Мне кажется, Виноградов не очень одобряет наше… намечающееся сотрудничество с Лютым. Если честно, я бы тоже не спешила.
— Петр… — Алексей положил себе в тарелку огромный кусок горячей разваливающейся кулебяки. — Вкуснотища-то какая… Петр всегда так. Он всегда сначала канючит, когда надо делать какие-то резкие телодвижения, но потом, как правило, бывает мне благодарен. Таков наш Петя.
— Мне кажется, ему не очень симпатичен твой Лютый.
— Он и тебя-то не очень жаловал в роли еще одного вице. Это элементарная ревность, Вика. А сейчас, по-моему, вы лучшие друзья. Господи, ну просто объедение!
— Я все понимаю. И совсем бы не хотела стать камнем преткновения между тобой и твоим… деловым партнером.
— Петр — больше чем просто деловой партнер. Знаешь, если бы у нас не было общего бизнеса, мы, наверное, стали бы большими друзьями. Вот такой парадокс.
Вика улыбнулась: наверное, Петр скорее был ей симпатичен, чем нет. Во-первых, он боготворил Леху, а уж Вика в этом понимала. Во-вторых, он был явно не в восторге видеть ее в должности вице-президента «Континента», однако смог признать, что интересы дела — их общего дела — только выиграют от такого назначения. В-третьих, Вика понимала, что ее муж обладает скорее… блестящим стратегическим мышлением, он умеет видеть неожиданные перспективы и принимать на первый взгляд парадоксальные решения. Однако без Виноградова «Континент» никогда бы не стал тем, чем стал. Петр был великолепным структурщиком, никто лучше его не мог вести постоянную кропотливую работу. Виноградову был чужд порыв, зато он был основателен и непоколебим, он мог надежно прикрывать тылы. Оба — Петр и Леха — являлись прекрасным дополнением друг к другу. Такие разные люди — как они только встретились? Петр и Леха были самыми настоящими трудоголиками, каждый отвечал за свой фронт работ, и это объединяло посильнее всего остального. Ведь противоположности притягиваются.
— Петр намного старше тебя? — спросила Вика.
— Всего на два года. Но у меня такое впечатление, что он сразу родился взрослым. Виноградов у нас — человек-пиджак. Родился — и тут же поднял денег. И так спокойненько, основательно.
Вика улыбнулась. Это действительно было так: Петр — абсолютная противоположность Лехи. Никаких экстремальных видов спорта, никаких альтернативных тусовок. Сама обстоятельность — теннис, тихоходный футбол, просторные автомобили, дорогие, но неброские галстуки. И казалось, что их с Лехой разделяет не два года, а лет двадцать.
— Я бы очень не хотела, чтобы между вами пробежала кошка.
— Даже такая кошка. — Он склонился к ней и коснулся пальцами ее подбородка. — Мне нравится эта кошка.
— У тебя руки, между прочим, в масле…
— Да-да, еще у меня масленый взгляд. Мадам, такая у нас, мужиков, примитивная физиология: пришел с работы, поел, поговорил на производственные темы — и в койку.
— В доме люди.
— Ваш муж — очень симпатичный человек.
— Спасибо. — Она улыбнулась и подняла голову. Что-то удивительное и неуловимое появилось в ее чуть влажных глазах. — Это действительно так.
Ресницы задрожали, и она снова вполоборота опустила голову, чуть-чуть, совсем незаметно зардевшись. Всего лишь одно мгновение, а потом перед ним опять была веселая и заинтересованная собеседница, но ему почему-то вспомнился прочитанный как-то рассказ русского писателя (страна Толстого, страна Достоевского), который назывался «Легкое дыхание». Бунин, так его вроде бы звали…
Он уже слышал кое-что о Вике и ее муже. Необычные ребята. Вика, в кожаных штанах, с обнаженным животом, со смешной банданой на голове, где были изображены средневековые орудия пыток… Вика, похожая на удачливую топ-модель, и ее муж, смахивающий на плейбоя… И он слышал, что эта симпатичная семья управляет одной из крупнейших московских компаний. Прошлым летом на Лазурном берегу он видел тех, кого западная пресса окрестила новыми русскими. В Москве он узнал, что здесь их называют так же и рассказывают про них анекдоты. Он слышал о баснословных покупках и страсти к расточительству. Это не было интересно. На Лазурном берегу прошлым летом он видел новых русских. Они ели много устриц и покупали все, что можно купить у Картье. Они ему не понравились. Еще со времени его молодости осталось свойственное художникам недоверчивое отношение к буржуа, но закомплексованные буржуа — это просто отвратительное зрелище.
Эти же ребята казались совсем другими. Нормальными и полными жизни. Очень симпатичная пара, но важно было еще кое-что. И только сейчас он смог для себя это полностью сформулировать. Это было удивительно и так здорово… Несколько мгновений назад, когда она чуть-чуть, совсем незаметно зарделась.
Ваш муж — очень симпатичный человек.
А потом, подняв голову, взглянула на него… и он вдруг с какой-то неожиданно подступившей радостью понял, что смотрит в глаза совершенно счастливого человека.
— И все же, если б вы решили делать татуировку, — проговорил он, — что бы вы выбрали?
— Рисунок? — Она раскрыла журнал, чуть полистав его, быстро нашла то, что было надо. — Я бы выбрала вот это. Мне очень нравится. — Ее глаза заблестели от восхищения, словно у ребенка. Затем Вика откинулась на спинку кресла. — Если б, конечно, мне удалось решить вопрос авторских прав, — добавила она, может, слегка смущенно.
Это был его рисунок. Очень интересная работа. Он снова рассмеялся. Негромко.
— Вы хоть знаете, что это значит?
— Прочитала. Здесь такая уйма восторгов. — Она лукаво улыбнулась, затем серьезно произнесла: — Это может сделать только Мастер. И наверное, это что-то вроде талисмана. Если я правильно поняла.
Он все еще с улыбкой смотрел на нее.
— На том же самом месте? Как видите, это довольно смелое решение.
— Ну, на другом — это, наверное, уже будет не то.
Он кивнул.
Вика поискала глазами мужа, нашла его беседующим с какими-то приятелями у стойки бара. Леха тут же помахал им рукой.
— Здесь очень мило, — произнесла Вика.
Он все еще молча смотрел на нее.
— И очень много сумасшедших, — сказала она, — настоящих сумасшедших, а не тех, кто только притворяется.
Теперь он рассмеялся:
— Когда я был так же молод, как вы, я тоже считал, что иметь дело стоит лишь с сумасшедшими.
— А сейчас?
— Сейчас я больше не думаю на подобные темы. Все уже давно решено.
— Да, кажется… я понимаю вас. Наверное, до татуировки надо дорасти, если уж… — она замолчала, словно подбирая нужное слово, — если уж не пришел к этому стихийно.
Он быстро взглянул на нее — это ощущение заразительной, омывающей его радости не проходило. Он сказал:
— Вы все правильно поняли насчет талисмана. Знаете, все же мы с вами чуть-чуть нарушим правила.
— В каком смысле?
— Я сделаю вам татуировку. Нарушение правил — моя специальность! Точно такую же, — он указал на журнал, — если вы, конечно, готовы. И решать вопрос с авторскими правами не придется.
2. Вика: Время перемен (II)
Это было удивительное время. Близнецы росли. Из детской постоянно доносилось их деловитое лопотание, словно они спешили побыстрее рассказать о себе друг дружке и окружающему их миру, и Вика была счастлива так, как никогда в жизни.
Однажды Вика вошла в детскую и несколько секунд не могла произнести ни слова, а потом расхохоталась. Обычно они оставляли близнецов в манеже, где те ползали в окружении мягких игрушек. Сейчас оба стояли, взявшись ручками за край манежа, и с важным видом причмокивали своими огромными сосками.
Они встали, оба и в один день.
Завидев маму, они приняли еще более победный вид. В глазах у обоих застыл восторг: вот какие мы, вот как мы умеем!
— Леха, Леха! — позвала Вика и снова расхохоталась. Веселье мамы передалось близнецам. Теперь в детской хохотали уже три человека. Через минуту к ним присоединился Леха. Они взяли детей на руки: Вика — мальчика, Алексей — девочку, и близнецы тут же приняли очень важный вид. Потом одновременно ухватили своих родителей за носы. Ручонки у обоих были очень сильные.
— Ну-ну-ну, мой хороший, — Вика нежно отстранилась, — какой у нас, оказывается, сегодня важный день. Ведь так?
Близнецы весело и громко засмеялись. Так они и стояли с малышами на руках, глядя друг на друга и чувствуя, как два маленьких сердечка и два больших сердца переполняет любовь. Когда калейдоскоп уже повернется, Вика вспомнит этот день.
Наверное, тогда они могли бы услышать ангелов или, наоборот, ангелы могли услышать их.
Это было удивительное время. Наполненные светом дни и пронизанные нежностью ночи, которые стали для Вики ее единственными настоящими ночами.
А потом все кончилось. В один день.
Конец твоего мира может быть вовсе не таким масштабным, как на апокалиптических полотнах великих художников прошлого и настоящего. Все может быть проще, спокойнее и вкрадчивее.
Тише. Без битвы и гибели богов.
Порой достаточно одного телефонного звонка.
— Ты произвела на акционеров неизгладимое впечатление, — сказал Алексей.
— Ну… я старалась.
— Твоя вчерашняя речь — это что-то…
— Я правда старалась. И сейчас тоже — попробуй. Называется «кулебяка с рыбой». Мне бы очень хотелось, чтобы тебе понравилось. Причем больше, чем моя вчерашняя речь.
— Вика начала печь… У нас в доме маленькая революция? Ох, и запах какой! Я готов сожрать все вместе с противнем.
— На таких жертвах не настаиваю.
— Где ты этому научилась?
— Природа, милый. Тебе нравится?
— Да. Только невозможно ж сразу взять и начать печь? А это — ой, пальчики оближешь. Если «Континент» разорится, мы сможем открыть кафе. Теперь мне обеспечена сытая старость. Теперь я спокоен.
— Подожди, не ломай, а то все вывалится, возьми нож… Тебе правда нравится?
— Бесцеремонно напрашиваешься на комплименты? Кто все же тебя научил?
— У женщин свои секреты…
Потом они произнесли в один голос слово «Кальве» и весело уставились друг на друга.
— Из кулинарной книги, конечно, — сказала Вика, — меня некому было учить. — Затем она серьезно посмотрела на мужа. — Мне кажется, Виноградов не очень одобряет наше… намечающееся сотрудничество с Лютым. Если честно, я бы тоже не спешила.
— Петр… — Алексей положил себе в тарелку огромный кусок горячей разваливающейся кулебяки. — Вкуснотища-то какая… Петр всегда так. Он всегда сначала канючит, когда надо делать какие-то резкие телодвижения, но потом, как правило, бывает мне благодарен. Таков наш Петя.
— Мне кажется, ему не очень симпатичен твой Лютый.
— Он и тебя-то не очень жаловал в роли еще одного вице. Это элементарная ревность, Вика. А сейчас, по-моему, вы лучшие друзья. Господи, ну просто объедение!
— Я все понимаю. И совсем бы не хотела стать камнем преткновения между тобой и твоим… деловым партнером.
— Петр — больше чем просто деловой партнер. Знаешь, если бы у нас не было общего бизнеса, мы, наверное, стали бы большими друзьями. Вот такой парадокс.
Вика улыбнулась: наверное, Петр скорее был ей симпатичен, чем нет. Во-первых, он боготворил Леху, а уж Вика в этом понимала. Во-вторых, он был явно не в восторге видеть ее в должности вице-президента «Континента», однако смог признать, что интересы дела — их общего дела — только выиграют от такого назначения. В-третьих, Вика понимала, что ее муж обладает скорее… блестящим стратегическим мышлением, он умеет видеть неожиданные перспективы и принимать на первый взгляд парадоксальные решения. Однако без Виноградова «Континент» никогда бы не стал тем, чем стал. Петр был великолепным структурщиком, никто лучше его не мог вести постоянную кропотливую работу. Виноградову был чужд порыв, зато он был основателен и непоколебим, он мог надежно прикрывать тылы. Оба — Петр и Леха — являлись прекрасным дополнением друг к другу. Такие разные люди — как они только встретились? Петр и Леха были самыми настоящими трудоголиками, каждый отвечал за свой фронт работ, и это объединяло посильнее всего остального. Ведь противоположности притягиваются.
— Петр намного старше тебя? — спросила Вика.
— Всего на два года. Но у меня такое впечатление, что он сразу родился взрослым. Виноградов у нас — человек-пиджак. Родился — и тут же поднял денег. И так спокойненько, основательно.
Вика улыбнулась. Это действительно было так: Петр — абсолютная противоположность Лехи. Никаких экстремальных видов спорта, никаких альтернативных тусовок. Сама обстоятельность — теннис, тихоходный футбол, просторные автомобили, дорогие, но неброские галстуки. И казалось, что их с Лехой разделяет не два года, а лет двадцать.
— Я бы очень не хотела, чтобы между вами пробежала кошка.
— Даже такая кошка. — Он склонился к ней и коснулся пальцами ее подбородка. — Мне нравится эта кошка.
— У тебя руки, между прочим, в масле…
— Да-да, еще у меня масленый взгляд. Мадам, такая у нас, мужиков, примитивная физиология: пришел с работы, поел, поговорил на производственные темы — и в койку.
— В доме люди.