Радужная вдова
Часть 49 из 91 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Был, правда, иной способ закрыть сезон охоты. Единственное, что им оставляли. Выйти в ночь и перебить всех охотников.
Часть вторая
Поворачивая калейдоскоп
1. Вика: Время перемен (I)
«Обманешь меня раз — позор тебе.
Обманешь меня два раза — позор мне».
Так было написано в романе «Долорес Клейборн».
«Я шел вниз. Вниз. И когда я спустился до самого дна и казалось, что дальше некуда, снизу мне постучали».
Это Вика прочитала у Ежи Леца. И еще где-то она прочитала: «Это тот страшный день, когда ты думаешь: что может быть хуже? Оказывается — может. Может быть значительно хуже. Человеку дано вытерпеть многое. Лишь Бог имеет привилегию быть распятым на кресте. А ты переживаешь конец своего Мира. И будешь жить дальше. Возможно — это самое страшное. Или — подлинное чудо. Как посмотреть».
Как посмотреть.
Примерно через полгода после рождения близнецов, когда Вика была счастлива так, как может быть счастлива лишь молодая мама, и ничто еще не предвещало перемен, с ней приключилось одно забавное событие. Так, одна примечательная встреча, веселая история.
К тому времени Вика только-только перестала кормить, и близнецов перевели на искусственное вскармливание. У обоих малышей, как и положено с близнецами, все было одинаковым, лишь на корзинах с вещами имелись разноцветные таблички: розовая, с надписью «Ее» и голубенькая — «Его». Такие же таблички имелись на корзинах, куда отправлялось несвежее белье.
Самыми тяжелыми оказались первые полтора месяца, но Вика наотрез отказалась от чьей бы то ни было помощи. Заявила, что это ее дети и ее опыт материнства, и она все должна пройти сама. Она здорово похудела, под глазами начала проступать синяя сеточка прожилок, и от постоянного недосыпания ко второму месяцу — дню рождения малюток — она стала напоминать блуждающее по дому привидение. Алексей пытался помогать ей, чем только мог, пока не убедился, что так дальше продолжаться не может: его бессонные ночи стали отражаться и на работе. Надо было либо брать отпуск, либо няню, что было бы значительно дешевле и лучше во всех отношениях. Викино упрямство (то самое качество, которое помогло ей добиться многого, — Вика была очень мягкой, очень доброжелательной и очень упрямой), неожиданно проявившееся и в материнстве, оказалось сломленным.
В доме появилась няня — милая женщина, переживающая свой второй расцвет, который случается у многих женщин к сорока пяти годам. Рука, качающая колыбель. Сухие молочные смеси, подгузники, кремы, детские пудры…
И всем стало значительно легче. Вика и Алексей снова с головой окунулись в работу. А время бежало, и два маленьких «лягушонка» превратились в крепких розовых полугодовалых младенцев. Загадочный, изумрудно-бирюзовый цвет глаз, который был у близнецов первые несколько месяцев жизни, изменился: оба стали кареглазками, и у обоих начали пробиваться изумительные светлые кудри пепельного оттенка, хотя еще, наверное, не раз все сменится. Дай Бог, не раз.
Леха-маленький сел на несколько дней раньше сестренки, что вызвало у него восторженное ликование, а у Вики-маленькой удивленное любопытство. Она, причмокивая соской, попыталась сделать то же самое, но — повалилась и расплакалась. Через секунду к ней присоединился Леха, словно поддерживая сестренку. Леха снова сел, в глазах Вики был восторг, она уже забыла, что только что плакала. Эти детские катастрофы… Страшные ураганы, проносящиеся в самой счастливой стране. Приходят внезапно и так же быстро заканчиваются. Чаще всего, не оставляя после себя никаких разрушений. Чаще всего это бывает так.
Дом был наполнен счастьем. Четыре его обитателя — две Вики и два Алексея — жили радостью.
Совсем рядом находились другие люди. Они наблюдали за счастьем этой семьи. Они уже знали, что этого счастья оставалось отмерено не так уж и много. Но пока они не торопили события.
Примерно через полгода после рождения близнецов у Вики состоялась эта примечательная встреча с очень интересным, необычным человеком, которая при всем при том вряд ли могла сколь-нибудь серьезно повлиять на ее дальнейшую судьбу. После этой забавной истории Вика обогатилась минимум по трем позициям. Причем все три никогда прежде не встречались ей в жизни. Биолог-колдун-дикарь, как она потом смеялась.
Во-первых, она узнала о существовании диковинной тропической рыбки со странным названием Радужная вдова. Вика-биолог.
Во-вторых, Вика получила в подарок не менее странное средство — вытяжку из слизи этой рыбки с тем же названием «Радужная вдова». Средство оказалось безумно редким и безумно дорогим. Вика-колдун.
В-третьих, Вика сделала себе татуировку. На очень необычном месте. И делал татуировку великий человек. Мастер. Вика-дикарь.
Биолог-колдун-дикарь.
Все три приобретения, похожие скорее на шутку, произошли на грандиозном шоу, устроенном в Москве ценителями нательной живописи и соответствующего образа жизни. Назывался этот всемирный слет татуированных и татуировщиков «Тату-конвенцией». И присутствовал на нем человек-легенда, оставивший свои рисунки на теле самой Дженис Джоплин и татуировавший многих легенд рока и просто людей-легенд, таких же, как он сам. Звали заморского гостя Лайен Татл. Все мероприятие происходило в московском саду «Эрмитаж», сопровождалось концертами, жестким шоу и довольно веселеньким разгулом. Вика и Леха были приглашены друзьями. Леха всегда имел очень необычных друзей. Помимо Лайена Татла, на «Тату-конвенции» было еще несколько очень известных художников, много неизвестных, а больше всего было просто любопытных персонажей, избравших для себя, мягко говоря, несколько альтернативный способ жизни. Шоу удалось на славу.
— Да нет, вы шутите, — произнесла Вика, с любопытством глядя на своего собеседника.
— Это правда. — Он усмехнулся.
У него были очень веселые глаза, глаза бывшего хиппи. Вряд ли об этом человеке можно было сказать, что теперь он остепенился, — просто сменилось время. А если вы представляете ныне живую легенду, то некий внутренний духовный аристократизм, присущий любым легендам, вполне можно принять за налет респектабельности.
— Несколько месяцев? Без воды?
— Это уникальное создание. Сплошная тайна.
— Но несколько месяцев без воды, под тропическим солнцем… это уже… вобла.
— Вобла?
— Так у нас называют вяленую рыбу.
Он усмехнулся:
— То, с чем у вас пьют пиво?
— Да…
— Радужная вдова — это лабиринтовая рыбка, она дышит воздухом. Таких рыбок много, целое семейство, они живут в любом домашнем аквариуме. Но Радужная вдова уникальна. И делать вытяжку из ее слизи можно в очень редкие дни. Собственно говоря, всего несколько дней в году. Все остальное время — это страшнейший яд. Хотя и так это довольно сильный наркотик. Всего несколько человек на земле знают время и владеют полностью всей процедурой.
— А почему ее так называют? Почему вдова?
— А вы не хотите узнать, почему радужная? — Он снова мягко улыбнулся.
— Наверное, она очень красивая.
— Она действительно хороша. Особенно в тот момент, когда становится вдовой.
— Вот как?
— Когда самка откладывает икру, она очень слабеет. Но у нее еще остаются силы. Ее окрас неожиданно становится очень ярким, сочным. Чешуйки переливаются всеми цветами радуги. В этот момент она сжирает самца, как только тот заканчивает осеменять икру. И в этот момент она очень хороша. Великолепна. Вот почему — вдова. Видите: за Любовью — неизбежность Смерти.
— Неплохо. — Вика в задумчивости посмотрела на этого человека, все еще пытаясь понять, разыгрывают ее или это все правда. Какая-то странная история. Затем она произнесла: — Тогда это уже Черная вдова, так больше подходит.
Он весело кивнул:
— Название недурно. Но к сожалению, уже занято.
— Кем же?
— Пауками. К тому же рыбка, и правда, очень красива.
— И может долгое время находится без воды?
— Слизь помогает ей в этом. Вдова водится в небольших пересыхающих водоемах тропиков. Ее слизь — действительно наркотик. По крайней мере если эту вытяжку ввести человеку, он впадет в длительный наркотический транс. При большой дозе возможна кома. Вопрос в количестве. Слизь вводит Радужную вдову в анабиоз. Летаргический сон. Корочка под палящими лучами засыхает, но внутри этого кокона, во влажной темноте, теплится жизнь. И ждет своего часа. До ближайших сильных дождей. Не правда ли, в этом что-то есть?
Вика передернула плечами:
— Да уж. Как в фильме «Чужие». Коконы.
Он рассмеялся:
— Вроде того.
— Да еще она сжирает своего… кавалера. Хороша вдова!
— Видите, феминистки могли бы сделать ее своей эмблемой.
— При чем тут бедная рыбка? Она поступает так согласно своей природе. А за феминисток говорить не берусь.
— И здесь вы правы. — Он рассмеялся. — Я слышал, что нечто подобное водится на Карибских островах. Не феминистки — рыбка. И используется в культе вуду. Знаете — зомби?
Он скорчил страшную гримасу — зомби…
— Знаю. — Вика кивнула и тоже рассмеялась.
— Но наверняка об этом ничего сказать не могу. А вот то, что это совершенно лучшее в мире заживляющее, — точно. Невероятно, но факт: татуировка заживает через пару часов. Кстати, вытяжка из слизи Радужной вдовы была известна в Полинезии. В частности, татуировщикам маори. У них эта рыбка считается священной. Знают о ней и японские якудзо, для них нательная живопись — тончайший кастовый ритуал, частично уходящий в мифологию. Как и все в этой удивительной стране, познавшей Смысл Символа.
— Как вы это… красиво сказали…
— Напротив. Я лишь рассказал о том, что есть. Другое дело, что это на самом деле очень красиво.
— Это использовалось в… боях?
— Наверное. Тайной владели лишь жрецы. И художники. Хотя в гармоничном мире между ними скорее всего не существовало различий.
— Это…
— Древние знали многое. Вернее, они знали. А мы — лишь слабые всплески воспоминаний. Татуировка — очень древнее искусство. Кстати, настоящие мастера не пользуются современными машинками. Иглы, бамбуковые палочки…
— Я бы… я бы, наверное, сделала себе татуировку, — неожиданно сказала Вика.
Он с любопытством посмотрел на нее. Откинул со лба длинные волосы, посеребренные сединой.
— К сожалению, я сейчас не делаю татуировок.
— Ой, что вы, — вскинулась Вика, — я вовсе не об этом. И потом, — она опустила глаза и смотрела на пепельницу, где уже лежал окурок от ее сигарильос, — я знаю, что вы не делаете татуировки. Я прочитала о вас большую статью. В журнале. Нет, я, наверное, найду здесь художника, вон Леха пьет с ними пиво.
Часть вторая
Поворачивая калейдоскоп
1. Вика: Время перемен (I)
«Обманешь меня раз — позор тебе.
Обманешь меня два раза — позор мне».
Так было написано в романе «Долорес Клейборн».
«Я шел вниз. Вниз. И когда я спустился до самого дна и казалось, что дальше некуда, снизу мне постучали».
Это Вика прочитала у Ежи Леца. И еще где-то она прочитала: «Это тот страшный день, когда ты думаешь: что может быть хуже? Оказывается — может. Может быть значительно хуже. Человеку дано вытерпеть многое. Лишь Бог имеет привилегию быть распятым на кресте. А ты переживаешь конец своего Мира. И будешь жить дальше. Возможно — это самое страшное. Или — подлинное чудо. Как посмотреть».
Как посмотреть.
Примерно через полгода после рождения близнецов, когда Вика была счастлива так, как может быть счастлива лишь молодая мама, и ничто еще не предвещало перемен, с ней приключилось одно забавное событие. Так, одна примечательная встреча, веселая история.
К тому времени Вика только-только перестала кормить, и близнецов перевели на искусственное вскармливание. У обоих малышей, как и положено с близнецами, все было одинаковым, лишь на корзинах с вещами имелись разноцветные таблички: розовая, с надписью «Ее» и голубенькая — «Его». Такие же таблички имелись на корзинах, куда отправлялось несвежее белье.
Самыми тяжелыми оказались первые полтора месяца, но Вика наотрез отказалась от чьей бы то ни было помощи. Заявила, что это ее дети и ее опыт материнства, и она все должна пройти сама. Она здорово похудела, под глазами начала проступать синяя сеточка прожилок, и от постоянного недосыпания ко второму месяцу — дню рождения малюток — она стала напоминать блуждающее по дому привидение. Алексей пытался помогать ей, чем только мог, пока не убедился, что так дальше продолжаться не может: его бессонные ночи стали отражаться и на работе. Надо было либо брать отпуск, либо няню, что было бы значительно дешевле и лучше во всех отношениях. Викино упрямство (то самое качество, которое помогло ей добиться многого, — Вика была очень мягкой, очень доброжелательной и очень упрямой), неожиданно проявившееся и в материнстве, оказалось сломленным.
В доме появилась няня — милая женщина, переживающая свой второй расцвет, который случается у многих женщин к сорока пяти годам. Рука, качающая колыбель. Сухие молочные смеси, подгузники, кремы, детские пудры…
И всем стало значительно легче. Вика и Алексей снова с головой окунулись в работу. А время бежало, и два маленьких «лягушонка» превратились в крепких розовых полугодовалых младенцев. Загадочный, изумрудно-бирюзовый цвет глаз, который был у близнецов первые несколько месяцев жизни, изменился: оба стали кареглазками, и у обоих начали пробиваться изумительные светлые кудри пепельного оттенка, хотя еще, наверное, не раз все сменится. Дай Бог, не раз.
Леха-маленький сел на несколько дней раньше сестренки, что вызвало у него восторженное ликование, а у Вики-маленькой удивленное любопытство. Она, причмокивая соской, попыталась сделать то же самое, но — повалилась и расплакалась. Через секунду к ней присоединился Леха, словно поддерживая сестренку. Леха снова сел, в глазах Вики был восторг, она уже забыла, что только что плакала. Эти детские катастрофы… Страшные ураганы, проносящиеся в самой счастливой стране. Приходят внезапно и так же быстро заканчиваются. Чаще всего, не оставляя после себя никаких разрушений. Чаще всего это бывает так.
Дом был наполнен счастьем. Четыре его обитателя — две Вики и два Алексея — жили радостью.
Совсем рядом находились другие люди. Они наблюдали за счастьем этой семьи. Они уже знали, что этого счастья оставалось отмерено не так уж и много. Но пока они не торопили события.
Примерно через полгода после рождения близнецов у Вики состоялась эта примечательная встреча с очень интересным, необычным человеком, которая при всем при том вряд ли могла сколь-нибудь серьезно повлиять на ее дальнейшую судьбу. После этой забавной истории Вика обогатилась минимум по трем позициям. Причем все три никогда прежде не встречались ей в жизни. Биолог-колдун-дикарь, как она потом смеялась.
Во-первых, она узнала о существовании диковинной тропической рыбки со странным названием Радужная вдова. Вика-биолог.
Во-вторых, Вика получила в подарок не менее странное средство — вытяжку из слизи этой рыбки с тем же названием «Радужная вдова». Средство оказалось безумно редким и безумно дорогим. Вика-колдун.
В-третьих, Вика сделала себе татуировку. На очень необычном месте. И делал татуировку великий человек. Мастер. Вика-дикарь.
Биолог-колдун-дикарь.
Все три приобретения, похожие скорее на шутку, произошли на грандиозном шоу, устроенном в Москве ценителями нательной живописи и соответствующего образа жизни. Назывался этот всемирный слет татуированных и татуировщиков «Тату-конвенцией». И присутствовал на нем человек-легенда, оставивший свои рисунки на теле самой Дженис Джоплин и татуировавший многих легенд рока и просто людей-легенд, таких же, как он сам. Звали заморского гостя Лайен Татл. Все мероприятие происходило в московском саду «Эрмитаж», сопровождалось концертами, жестким шоу и довольно веселеньким разгулом. Вика и Леха были приглашены друзьями. Леха всегда имел очень необычных друзей. Помимо Лайена Татла, на «Тату-конвенции» было еще несколько очень известных художников, много неизвестных, а больше всего было просто любопытных персонажей, избравших для себя, мягко говоря, несколько альтернативный способ жизни. Шоу удалось на славу.
— Да нет, вы шутите, — произнесла Вика, с любопытством глядя на своего собеседника.
— Это правда. — Он усмехнулся.
У него были очень веселые глаза, глаза бывшего хиппи. Вряд ли об этом человеке можно было сказать, что теперь он остепенился, — просто сменилось время. А если вы представляете ныне живую легенду, то некий внутренний духовный аристократизм, присущий любым легендам, вполне можно принять за налет респектабельности.
— Несколько месяцев? Без воды?
— Это уникальное создание. Сплошная тайна.
— Но несколько месяцев без воды, под тропическим солнцем… это уже… вобла.
— Вобла?
— Так у нас называют вяленую рыбу.
Он усмехнулся:
— То, с чем у вас пьют пиво?
— Да…
— Радужная вдова — это лабиринтовая рыбка, она дышит воздухом. Таких рыбок много, целое семейство, они живут в любом домашнем аквариуме. Но Радужная вдова уникальна. И делать вытяжку из ее слизи можно в очень редкие дни. Собственно говоря, всего несколько дней в году. Все остальное время — это страшнейший яд. Хотя и так это довольно сильный наркотик. Всего несколько человек на земле знают время и владеют полностью всей процедурой.
— А почему ее так называют? Почему вдова?
— А вы не хотите узнать, почему радужная? — Он снова мягко улыбнулся.
— Наверное, она очень красивая.
— Она действительно хороша. Особенно в тот момент, когда становится вдовой.
— Вот как?
— Когда самка откладывает икру, она очень слабеет. Но у нее еще остаются силы. Ее окрас неожиданно становится очень ярким, сочным. Чешуйки переливаются всеми цветами радуги. В этот момент она сжирает самца, как только тот заканчивает осеменять икру. И в этот момент она очень хороша. Великолепна. Вот почему — вдова. Видите: за Любовью — неизбежность Смерти.
— Неплохо. — Вика в задумчивости посмотрела на этого человека, все еще пытаясь понять, разыгрывают ее или это все правда. Какая-то странная история. Затем она произнесла: — Тогда это уже Черная вдова, так больше подходит.
Он весело кивнул:
— Название недурно. Но к сожалению, уже занято.
— Кем же?
— Пауками. К тому же рыбка, и правда, очень красива.
— И может долгое время находится без воды?
— Слизь помогает ей в этом. Вдова водится в небольших пересыхающих водоемах тропиков. Ее слизь — действительно наркотик. По крайней мере если эту вытяжку ввести человеку, он впадет в длительный наркотический транс. При большой дозе возможна кома. Вопрос в количестве. Слизь вводит Радужную вдову в анабиоз. Летаргический сон. Корочка под палящими лучами засыхает, но внутри этого кокона, во влажной темноте, теплится жизнь. И ждет своего часа. До ближайших сильных дождей. Не правда ли, в этом что-то есть?
Вика передернула плечами:
— Да уж. Как в фильме «Чужие». Коконы.
Он рассмеялся:
— Вроде того.
— Да еще она сжирает своего… кавалера. Хороша вдова!
— Видите, феминистки могли бы сделать ее своей эмблемой.
— При чем тут бедная рыбка? Она поступает так согласно своей природе. А за феминисток говорить не берусь.
— И здесь вы правы. — Он рассмеялся. — Я слышал, что нечто подобное водится на Карибских островах. Не феминистки — рыбка. И используется в культе вуду. Знаете — зомби?
Он скорчил страшную гримасу — зомби…
— Знаю. — Вика кивнула и тоже рассмеялась.
— Но наверняка об этом ничего сказать не могу. А вот то, что это совершенно лучшее в мире заживляющее, — точно. Невероятно, но факт: татуировка заживает через пару часов. Кстати, вытяжка из слизи Радужной вдовы была известна в Полинезии. В частности, татуировщикам маори. У них эта рыбка считается священной. Знают о ней и японские якудзо, для них нательная живопись — тончайший кастовый ритуал, частично уходящий в мифологию. Как и все в этой удивительной стране, познавшей Смысл Символа.
— Как вы это… красиво сказали…
— Напротив. Я лишь рассказал о том, что есть. Другое дело, что это на самом деле очень красиво.
— Это использовалось в… боях?
— Наверное. Тайной владели лишь жрецы. И художники. Хотя в гармоничном мире между ними скорее всего не существовало различий.
— Это…
— Древние знали многое. Вернее, они знали. А мы — лишь слабые всплески воспоминаний. Татуировка — очень древнее искусство. Кстати, настоящие мастера не пользуются современными машинками. Иглы, бамбуковые палочки…
— Я бы… я бы, наверное, сделала себе татуировку, — неожиданно сказала Вика.
Он с любопытством посмотрел на нее. Откинул со лба длинные волосы, посеребренные сединой.
— К сожалению, я сейчас не делаю татуировок.
— Ой, что вы, — вскинулась Вика, — я вовсе не об этом. И потом, — она опустила глаза и смотрела на пепельницу, где уже лежал окурок от ее сигарильос, — я знаю, что вы не делаете татуировки. Я прочитала о вас большую статью. В журнале. Нет, я, наверное, найду здесь художника, вон Леха пьет с ними пиво.