Пыль грез. Том 2

Улыбнувшись, Риадд сказал:

– Да. Я очень часто играл с детьми имассов. То, что ты описываешь, любой ребенок постигает от рук забияк и соперников.

– Прекрасно. Конечно, ты прав. Но учти: все это относится не только к периоду детства. То же самое продолжается и процветает и среди взрослых. Вот что следует понять: нападение атакующего – форма защиты. Это инстинктивный ответ на угрозу, реальную или воображаемую. Он может быть вызван отчаянием или привычкой; или тем и другим сразу – когда отчаяние становится образом жизни. За атакой прячется хрупкий человек.

Он замолчал, и Риадд понял, что Силкас предлагает ему поразмыслить над всем сказанным. И, возможно, определиться самому. Нападающий он или защитник? Доводилось быть и тем, и этим, а еще бывало, что он нападал, когда следовало защищаться; бывало и наоборот. Я не знаю, кто я из них. Пока не знаю. Но, кажется, ясно одно: когда я чувствую угрозу, я атакую.

– В культурах обычно одно доминирует над другим – и в результате индивид добивается успеха и процветает или, наоборот, – проигрывает и гибнет. Общество, где преобладают нападающие – и где качества атакующего превозносятся и открыто поощряются, – взращивает людей с толстой кожей, которая защищает очень хрупкое «я». Их раны кровоточат, но остаются спрятанными. А культуры, ориентированные на защиту, растят тонкую кожу и чувствительность к оскорблениям – и ты наверняка понимаешь, что это тоже вид агрессии. Культура атакующих требует подчинения, и очевидность этого подчинения служит доказательством превосходства старшего над младшими. Культура защитников призывает к согласию через конформизм, наказывает инакомыслящих и таким образом добивается молчания, а молчание это соучастие.

Последовала долгая пауза – и Риадд был доволен, ведь Силкас дал ему вдоволь пищи для размышления. Имассы? Ну, думаю, защитники. Да. Конечно, всегда есть исключения, но об этом он тоже говорил. Есть примеры и того, и другого, но в целом… да, защитники. Если подумать о судьбе Онрака, о его любви к Килаве, о преступлениях, на которые его толкала любовь. Он восстал против конформизма. И был наказан.

Сложнее подумать о культуре, где правят нападающие. Летери? Риадд подумал об отце, Удинаасе. Он защищается, когда сам по себе. Но атакует насмешками, хотя и тогда не прячет своей уязвимости.

– Силкас, а третьего пути не существует?

Воин улыбнулся.

– За свою долгую жизнь, Риадд, я видел много вариаций… особенностей поведения и взглядов; и я видел, как одно сменяет другое – если опыт оказался разрушительным, или когда признаешь врожденные слабости и в результате полностью отказываешься от них. Однако различные слабости существуют и на другом пути – и часто оказываются смертельной ловушкой. Мы сложные существа, это правда. И главное, я думаю, придерживаться собственных принципов, того, что ценишь, и не позволять никому судить о твоих вкусах. Также нужно разработать стратегию – как парировать и нападающих, и защищающихся. Используй агрессию, но только для самозащиты; самозащиты, которая объявляет о неуязвимости твоей брони, о непоколебимой уверенности и подтверждает безгрешность твоей самооценки. Нападай, если необходимо, но не из высокомерия. Защищайся, когда брошен вызов твоим ценностям, но не в гневе. Против нападающих твоя самая надежная защита – холодная сталь. Против защищающихся часто лучшая тактика – убрать оружие в ножны и выйти из игры. Оставь презрение для того, кто заслужил его, но считай презрение не оружием, а защитой против атаки. И наконец, будь готов разоружиться с улыбкой, даже если глубоко ранишь словами.

– Пассивная агрессия.

– Да, в каком-то смысле. Дело в том, чтобы предупредить вероятного противника. По сути, ты говоришь: «Не подходи слишком близко. Ты не можешь причинить мне вред, но если будешь чересчур давить, я тебя раню». В чем-то уступать нельзя никогда, но в чем именно – не закреплено навеки; ты сам решаешь каждый раз и меняешь, если сочтешь нужным. И в своем решении не поддаешься давлению других, но все же учитываешь их аргументы. Все время оцениваешь их и взвешиваешь, решая самостоятельно, насколько они ценны. Но если чувствуешь, что другой пересек черту, если ощущаешь, что атакована твоя самооценка, то готовься к бою и будь тверд.

Риадд поскреб пушок на щеках.

– Услышал бы я такие слова от своего отца, если бы остался дома?

– В каком-то смысле, да. Удинаас – человек огромной силы…

– Но…

– Огромной силы, Риадд. Он достаточно силен, чтобы раскрыться, не пряча своей уязвимости. Достаточно храбр, чтобы подпустить тебя ближе к себе. Если причинишь ему боль, он отступит, как и положено, но тогда путь к нему будет навеки закрыт. Хотя он всегда начинает, даря себя. И от того, что сделает с этим даром другой, зависят дальнейшие отношения.

– А что о доверии?

Красные глаза уперлись в него и снова посмотрели в сторону.

– Я долго обеспечивал им безопасность, – тихо сказал Силкас. – Избегал летерийских магов и солдат. Все это было не обязательно.

– Мой отец знал.

– Думаю, и Фир Сэнгар знал тоже.

– И значит, тебе не доверял ни один.

– Наоборот. Они верили, что я сохраню решимость.

Теперь уже Риадд отвел взгляд.

– А ей обязательно было умирать?

– Она никогда и не была живой, Риадд. Ее прислали как возможность. Я следил, чтобы она реализовалась. Хранят ли надежду семена? Можно думать и так. Но на самом деле на- дежда принадлежит создателю этого семени, и тем, кто решил посадить его.

– Для всех она выглядела ребенком.

– Азаты используют то, что попадется.

– Так она еще жива?

Силкас Руин пожал плечами.

– Возможно, более чем прежде. Живая, но юная. И очень уязвимая.

– И значит, – сказал Риадд, – мой отец желает выживания Азатов и по-прежнему надеется на твою решимость. Только, наверное, «надеется» – не то слово. Правильнее было бы верит.

– Если так, то ты сам ответил на свой вопрос.

А что с моей решимостью? Ты веришь в нее, Силкас Руин?

– Они все ближе, – сказал тисте анди, поднимаясь с камня, и, помолчав, добавил: – Будь осторожен, Риадд, она опасна, и я не могу предсказать, чем кончится этот разговор.

– Что она сделает со мной? – спросил Риадд, тоже вставая.


– Это мы и хотим узнать.



Конь наступил на особенно колючий кактус. Торант, чуть слышно выругавшись, спешился. Обойдя коня, он поднял его копыто и принялся выдергивать иголки.

Олар Этил стояла в стороне, наблюдая.

Оказалось, что от седой старой ведьмы нельзя ускакать верхом, ее нельзя обогнать. Она вновь и вновь появлялась в завихрениях пыли, и беззвучная улыбка черепа была до боли издевательской.

По следам тяжелого фургона Торант миновал еще две башни-дракона, таких же разрушенных и безжизненных, как и первая. И вот теперь они приближались еще к одной. Загадочные механизмы, вывалившиеся через дыры в камне, были разбросаны на сотню шагов от башни. Среди обломков виднелись смятые куски доспехов и разбитое оружие, и рядом – обрывки посеревшей чешуйчатой кожи. Ярость, которую испытала на себе башня, все еще ощущалась в воздухе, навязчивая, как горький дым.

Торант вытащил последний шип и, подобрав поводья, провел коня на несколько шагов вперед.

– Эти проклятые иголки, – спросил он, – ядовитые?

– Не думаю, – ответила Олар Этил. – Просто болезненные. Местные бхедерины стараются на них не наступать.

– Здесь нет местных бхедеринов, – отрезал Торант. – Это Пустошь, и зовется она так не зря.

– Воин, давным-давно в этом месте обитали духи земли и ветра.

– Так что случилось?

Она со скрипом пожала плечами.

– Когда пищи вдоволь, начинаешь жиреть.

И какого хрена это значит? Он посмотрел на башню.

– Мы пойдем… – Его отвлекло движение в небе: два крупных силуэта поднялись над громадной головой каменного дракона. – Нижние духи!

Пара драконов – настоящих. У того, что слева, цвета тусклой белой кости, глаза горели красным огнем; хотя он был крупнее второго, но сухопарый, наверное, старее. Другой – ослепительно-белый, с золотом вдоль плеч и зубчатой спины. Хлопая крыльями и спускаясь по спирали, эти двое приземлились прямо на пути Торанта и Олар Этил, между ними и башней. Земля дрогнула.

Торант посмотрел на Олар Этил. Она стояла, неподвижная, как статуя. Я думал, ведьма, ты знаешь все, а теперь подозреваю, ты думала то же самое. А теперь застыла, как заяц под взглядом дикого кота.

Он снова повернулся и увидел, как два дракона замерцали, размываясь словно миражи. И через мгновение на месте громадных существ стояли двое мужчин. Стояли неподвижно.

Даже издали Торант мог видеть, насколько точно драконы отражали сущность этих двоих. Слева стоял высокий, худой мужчина с кожей цвета выбеленной кости; второй был намного моложе и мускулистый, хотя ростом был немного меньше. Его распущенные волосы отливали золотом и бронзой, кожа блестела на солнце, и стоял он с непринужденностью невинности.

Ничего не сказав, Олар Этил пошла им навстречу; Торанту показалось, ее фигура уменьшилась и стала особенно неуклюжей. А чешуйчатая кожа ее плаща теперь выглядела жалкой пародией.

Ведя за собой норовистого коня, Торант двинулся за ней. От этих воинов не спастись, реши они нанести ему вред. И если Олар Этил готова встретиться с ними, он последует за ней. Но сегодня я увидел настоящую силу. И взгляну ей в глаза.

Я забрался далеко от своей деревни. Маленький мир моего народа становится все меньше.

Подходя ближе, он с удивлением заметил, что два меча на поясе худого, старшего воина летерийской работы. Голубая сталь. Я видел однажды, как вождь купил нож, – он пел при ударе. У младшего были мечи из слоистого камня. Одет он был в странную грубую шкуру.

– Тебе тут не рады, Силкас, – сказала Олар Этил. А потом ткнула кривым пальцем в молодого. – А этот просто издевается над моим народом. Здесь не его мир. Силкас Руин, ты договорился открыть врата в Старвальд Демелейн?

– Это сын Менандор, – ответил белокожий воин. – Ты знаешь цену такого договора, Олар Этил. Думаешь, я готов заплатить ее?

– Я не знаю, на что ты готов, Силкас. И никогда не знала.

– Его зовут Риадд Элейс, и он под моей опекой.

Она фыркнула.

– Ты слишком высокого мнения о себе, если думаешь, что ему нужна твоя опека. Нет. – И она склонила голову набок. – Я вижу правду. Ты держишь его при себе, чтобы контролировать. Но раз это отпрыск Менандор, ты проиграешь. Силкас Руин, ты ничему не учишься. Кровь элейнтов не терпит себе подобных. Будет предательство. Всегда бывает предательство. Почему у нее сотня голов? Чтобы высмеять невозможное согласие.

Она повернулась к Риадду Элейсу.

– Он ударит первым, как только сможет. Когда увидит, что ты превосходишь его, он захочет убить тебя.

Молодого золотого воина, похоже, не побеспокоило ее предупреждение.

– Ничего подобного он не увидит, заклинательница костей.

Она удивилась и зашипела.

– Смелое заявление. Как ты можешь быть уверен?

– Потому что, – ответил Риадд, – я уже превзошел.

Мгновенно все изменилось. Торант заметил, что Силкас Руин сделал шаг от своего спутника и его руки поползли к рукоятям мечей.