Пыль грез. Том 2
Часть 2 из 119 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Спустя какое-то время Силкас Руин снова уселся поудобней и продолжил:
– Власть сама собой к нему притягивалась, словно железные опилки к магниту, и это казалось столь… естественным. Происхождение из отдаленных краев как бы подразумевало нейтралитет, и сейчас, задним числом, можно утверждать, что Драконус и в самом деле был нейтрален. Тисте анди, все до единого, служили лишь материалом для его амбиций, вот только могли ли мы вообразить, что желаниями его двигала любовь?
Взгляд Руда скользнул в сторону от Силкаса, поверх его правого плеча, где на ночном небе светились жуткие нефритовые царапины. Ему хотелось что-нибудь сказать в ответ, подыскать подобающую реплику: остроумную, или сочувственную, или даже циничную. Вот только что он знал о любви – такой, о которой говорил сейчас Силкас Руин? Да и вообще, что ему известно о мире, этом или любом другом?
– Консорт Матери Тьмы. В конце концов он предъявил права на этот титул, словно на роль, которую некогда утратил, но поклялся вернуть. – Белокожий воин чуть хмыкнул, не отводя взгляда от пламени. – Кто мы были, чтобы это оспаривать? К тому времени Дети Матери с ней уже не разговаривали. Вот только какая разница? Что ты за сын, если не готов бросить вызов любовнику матери – уже неважно, новому или старому… – Он поднял глаза на Руда и чуть усмехнулся. – Быть может, ты и сам способен понять. В конце концов, Удинаас был не первым и не единственным возлюбленным Менан- дор.
– Не уверен, что здесь уместно говорить о любви, – снова отвел взгляд Руд.
– Может статься, ты прав. Еще чаю?
– Спасибо, не стоит. Слишком он крепкий.
– Так и нужно, поскольку нас ждет дорога.
Руд нахмурился.
– Я не понимаю.
– Этой ночью мы отправимся в путь. Есть вещи, которые ты должен увидеть собственными глазами. Просто вести тебя за собой то туда, то сюда недостаточно – мне нужен не верный пес у моих ног, но товарищ, что встанет рядом. Видеть означает приблизиться к пониманию, а оно тебе понадобится, когда придет время решать.
– Что решать?
– Помимо прочего – какую сторону ты займешь в ожидающей нас войне.
– А какого именно прочего?
– Где ты вступишь в бой, и когда. Твоя мать, Руд, неспроста избрала тебе в отцы смертного. Подобные союзы способны дать неожиданный результат: в потомстве воплощаются достоинства обоих родителей.
В костре с треском лопнул камешек, и Руд вздрогнул.
– Ты говоришь, Силкас Руин, что хотел бы мне многое показать, поскольку не желаешь, чтобы я оставался верным, но безмозглым псом. И однако может статься, что в результате я не пожелаю встать с тобой рядом. Что тогда? Что, если в этой войне мы окажемся противниками?
– Тогда один из нас умрет.
– Отец поручил меня твоим заботам – и этим ты отплатишь ему за доверие?
Силкас Руин оскалил зубы в лишенной всяческого веселья улыбке.
– Руд Элаль, твой отец поручил мне тебя вовсе не из доверия – для этого он меня слишком хорошо знает. Считай это своим первым уроком. Отец разделяет твою любовь к имассам Убежища. Но этот край – и каждое живое существо внутри него – находится под угрозой уничтожения, если война будет проиграна…
– Старвальд Демелейн? Но врата запечатаны!
– Идеальных печатей не бывает. Воля и желания разъедают все подобно кислоте. Хотя нет. То, что пытается прорваться через врата, лучше будет описать как голод и амбиции. – Он поднял стоящий рядом с углями закопченный котелок и вновь наполнил кружку Руда. – Выпей. Мы отклонились от темы. Я говорил о древних силах – если угодно, о твоих сородичах. В том числе об элейнтах. Был ли Драконус истинным элейнтом? Или кем-то еще? Все, что я могу сказать по этому поводу, – какое-то время он носил обличье тисте анди. Может статься, то было издевательской шуткой, насмешкой над нашим чувством собственной значительности, кто теперь скажет? Так или иначе, мой брат Аномандр не мог не бросить консорту вызов – и тем самым мгновенно положил конец возможностям что-то узнать и понять. – Вздохнув, он добавил: – Я по сей день ломаю голову, не жалеет ли Аномандр, что убил Драконуса.
Руд вздрогнул. Мысли его шли сейчас кругом.
– Но как же имассы? Эта война…
– Я тебе уже объяснял, – оборвал его не сумевший скрыть раздражения Силкас Руин. – Войне безразлично, кто падет ее жертвой. Вина или же невинность тут совершенно не важны. Соберись с мыслями и слушай меня. Я не знаю, жалеет ли Аномандр. Зато знаю, что сам я не жалею. Драконус был тем еще хладнокровным ублюдком, а когда пробудился Отец Свет, вот тут-то мы и увидели, что представляет собой его ревнивая ярость. Консорт отвергнут – и в глазах отвергнутого вспыхивает черное пламя злобы! Когда мы говорим о стародавних временах, Руд Элаль, то обнаруживаем – речь о том, что сейчас совсем рядом. Чувства же, что нам кажутся совсем новыми, вспыхнувшими вместе с нашей юностью, вдруг оказываются невообразимо древними. – Он сплюнул в угли. – Вот потому поэты никогда не испытывают недостатка в темах для песен – хотя и от их избытка редко кто страдает.
– Я буду защищать Убежище! – воскликнул Руд, руки которого сами собой сжались в кулаки.
– Мы это понимаем, и потому ты сейчас здесь…
– Но это бессмыслица! Мне следует быть там, на страже у врат!
– Вот тебе еще один урок. Твой отец любит имассов, но тебя он любит еще больше.
Руд вскочил на ноги.
– Я возвращаюсь!..
– Нет. Сядь. У тебя больше шансов спасти их всех, если ты отправишься со мной.
– Каким образом?
Силкас Руин нагнулся и протянул руки к огню. Зачерпнул полными пригоршнями золу и горящие угли. Поднял их вверх.
– Скажи мне, что ты сейчас видишь? Руд Элаль, Риадд Элейс – знакомы ли тебе эти слова, твое истинное имя? Это андийский – известно ли тебе, что они означают?
– Нет.
Силкас Руин смотрел на пылающие угли у себя в ладонях.
– Вот это. Твое истинное имя, Риадд Элейс, означает «Огненные Руки». Твоя мать заглянула в душу собственному сыну и увидела в ней все, что следовало. Наверное, она обожала тебя – но и боялась.
– Она умерла, потому что избрала предательство.
– Она поступила, как ей велела текущая у нее в жилах кровь элейнтов, – но ты унаследовал и кровь своего отца, смертного, человека, которого я успел близко узнать и понимаю так хорошо, насколько это вообще возможно. Человека, которого я научился уважать. Он первым из всех понял, для чего нужна девочка, первым осознал, что мне предстоит совершить, – и еще понимал, что меня отнюдь не радует перспектива запятнать ее кровью собственные руки. Он, однако, не стал мне мешать. Я пока не до конца разобрался, что же случилось тогда у врат – схватка с Сушеным, неуместная попытка несчастного Фира Сэнгара повторить деяние Скабандари, – только судьба Кубышки была предопределена с самого начала. Она была семенем Азата, а семя должно упасть в благодатную почву. – Он снова высыпал в огонь угли, уже остывшие. – Но она еще так юна. Ей нужно время, а если мы не встанем на пути у грядущего хаоса, времени у нее не будет – тогда имассы умрут. И твой отец. Умрут все. – Он встал и повернулся к Руду. – Нам пора. Корабас ждет.
– Кто это – Корабас?
– Нам придется обратиться. Каллоров мертвый Путь нам вполне подойдет. Корабас – это элейнт, Риадд. Она – Отатараловый дракон. В человеческой душе тоже присутствует хаос, это дар тебе от смертных, но берегись – он способен обернуться пламенем у тебя в ладонях.
– Пусть даже меня и так зовут «Огненные Руки»?
Красные глаза тисте анди словно на мгновение утратили блеск.
– Я тебя предупредил.
– Зачем нам встречаться с этой Корабас?
Силкас отряхнул ладони от золы.
– Ее освободят, и мы не сможем этого предотвратить. Я намерен убедить тебя, что нам не стоит и пытаться.
Руд обнаружил, что все еще крепко сжимает кулаки – до боли.
– Ты слишком мало мне говоришь.
– Это лучше, чем слишком много.
– Потому что боишься меня, как и моя мать.
– Да.
– Скажи, Силкас Руин, кто из вас, тебя и твоих братьев, был самым честным?
Тисте анди лишь склонил голову набок, потом улыбнулся.
Некоторое время спустя в темное небо взмыли два дракона – один из них отливал полированным золотом, то появляясь из мрака оранжевым отблеском, то вновь исчезая, другой был тускло-белым, светился мертвенной бледностью – лишь глаза его горели, словно угли.
Они поднялись над Пустошью, высоко и еще выше – а потом исчезли из этого мира.
Оставленный ими в каменном круге костерок еще некоторое время подрагивал на ложе из золы, доедая остатки самого себя. Пока не пожрал полностью.
Сандалат Друкорлат в последний раз тряхнула несчастного, так что у того слюни брызнули во все стороны, потом отшвырнула его прочь. Он с трудом поднялся на ноги, тут же рухнул снова, поднялся еще раз и, пошатываясь, заковылял вдоль берега.
Вифал негромко кашлянул.
– Радость моя, что-то ты последнее время раздражительной стала.
– Вот тебе и занятие нашлось, муж мой. Сделай уже что-нибудь, чтобы поднять мне настроение.
Он перевел взгляд на волны прибоя, слизнул с губ соль. Троица нахтов провожала удаляющегося беженца градом ракушек и дохлых крабов, хотя в тощую спину так и не попал ни один снаряд.
– По крайней мере, лошади отдохнули.
– Их истинные муки еще впереди.
– Я не совсем разобрался, что именно произошло, но, если понимаю правильно, шайхи ушли отсюда через врата. Мы, надо думать, собираемся отправиться следом.
– А прежде чем отбыть, один из них поубивал всех колдунов и ведьм – тех самых, кого я намеревалась обо всем расспросить.
– Всегда можно двинуться в Синецветье.
Она выпрямилась, Вифал чуть ли не буквально видел, как ее трясет. Ему как-то доводилось слышать, что молния на самом деле бьет из земли в небо, а вовсе не наоборот. Сандалат сейчас тоже выглядела готовой взорваться и разнести в клочья тучи над головой. Или же ринуться, сея вокруг себя разрушения, на простирающийся отсюда в обе стороны лагерь, где поселились островитяне, которых Йан Товис с собой не взяла – бедолаги жили в убогих хижинах из плавника и изодранных ветром палатках прямо над линией прибоя, так что поселение больше всего напоминало выброшенные морем на берег обломки кораблекрушения. Вода все еще поднималась, лагерь успел насквозь пропитаться брызгами от бушующих волн, вот только двигаться отсюда никто не решался.
Не то чтобы им было куда. От леса, насколько хватало глаз, осталась лишь черная пустошь, утыканная пнями и покрытая слоем золы.
Сразу за воротами Летераса Сандалат открыла проход в Путь, который, по ее словам, назывался Рашан, после чего они долго ехали сквозь непроглядную тьму – сперва это было страшно, но быстро превратилось в пытку монотонностью. Пока Путь не начал распадаться на части. Она сказала, виноват хаос. Эманации. Что бы оно там ни значило. И лошади совсем обезумели.
Они вернулись в обычный мир на склоне над самой береговой полосой, из-под лошадиных копыт взвились тучи золы и пепла, а жена взвыла от разочарования.
Правда, с тех пор несколько успокоилась.
– Чему это ты разулыбался, во имя Худа?
– Власть сама собой к нему притягивалась, словно железные опилки к магниту, и это казалось столь… естественным. Происхождение из отдаленных краев как бы подразумевало нейтралитет, и сейчас, задним числом, можно утверждать, что Драконус и в самом деле был нейтрален. Тисте анди, все до единого, служили лишь материалом для его амбиций, вот только могли ли мы вообразить, что желаниями его двигала любовь?
Взгляд Руда скользнул в сторону от Силкаса, поверх его правого плеча, где на ночном небе светились жуткие нефритовые царапины. Ему хотелось что-нибудь сказать в ответ, подыскать подобающую реплику: остроумную, или сочувственную, или даже циничную. Вот только что он знал о любви – такой, о которой говорил сейчас Силкас Руин? Да и вообще, что ему известно о мире, этом или любом другом?
– Консорт Матери Тьмы. В конце концов он предъявил права на этот титул, словно на роль, которую некогда утратил, но поклялся вернуть. – Белокожий воин чуть хмыкнул, не отводя взгляда от пламени. – Кто мы были, чтобы это оспаривать? К тому времени Дети Матери с ней уже не разговаривали. Вот только какая разница? Что ты за сын, если не готов бросить вызов любовнику матери – уже неважно, новому или старому… – Он поднял глаза на Руда и чуть усмехнулся. – Быть может, ты и сам способен понять. В конце концов, Удинаас был не первым и не единственным возлюбленным Менан- дор.
– Не уверен, что здесь уместно говорить о любви, – снова отвел взгляд Руд.
– Может статься, ты прав. Еще чаю?
– Спасибо, не стоит. Слишком он крепкий.
– Так и нужно, поскольку нас ждет дорога.
Руд нахмурился.
– Я не понимаю.
– Этой ночью мы отправимся в путь. Есть вещи, которые ты должен увидеть собственными глазами. Просто вести тебя за собой то туда, то сюда недостаточно – мне нужен не верный пес у моих ног, но товарищ, что встанет рядом. Видеть означает приблизиться к пониманию, а оно тебе понадобится, когда придет время решать.
– Что решать?
– Помимо прочего – какую сторону ты займешь в ожидающей нас войне.
– А какого именно прочего?
– Где ты вступишь в бой, и когда. Твоя мать, Руд, неспроста избрала тебе в отцы смертного. Подобные союзы способны дать неожиданный результат: в потомстве воплощаются достоинства обоих родителей.
В костре с треском лопнул камешек, и Руд вздрогнул.
– Ты говоришь, Силкас Руин, что хотел бы мне многое показать, поскольку не желаешь, чтобы я оставался верным, но безмозглым псом. И однако может статься, что в результате я не пожелаю встать с тобой рядом. Что тогда? Что, если в этой войне мы окажемся противниками?
– Тогда один из нас умрет.
– Отец поручил меня твоим заботам – и этим ты отплатишь ему за доверие?
Силкас Руин оскалил зубы в лишенной всяческого веселья улыбке.
– Руд Элаль, твой отец поручил мне тебя вовсе не из доверия – для этого он меня слишком хорошо знает. Считай это своим первым уроком. Отец разделяет твою любовь к имассам Убежища. Но этот край – и каждое живое существо внутри него – находится под угрозой уничтожения, если война будет проиграна…
– Старвальд Демелейн? Но врата запечатаны!
– Идеальных печатей не бывает. Воля и желания разъедают все подобно кислоте. Хотя нет. То, что пытается прорваться через врата, лучше будет описать как голод и амбиции. – Он поднял стоящий рядом с углями закопченный котелок и вновь наполнил кружку Руда. – Выпей. Мы отклонились от темы. Я говорил о древних силах – если угодно, о твоих сородичах. В том числе об элейнтах. Был ли Драконус истинным элейнтом? Или кем-то еще? Все, что я могу сказать по этому поводу, – какое-то время он носил обличье тисте анди. Может статься, то было издевательской шуткой, насмешкой над нашим чувством собственной значительности, кто теперь скажет? Так или иначе, мой брат Аномандр не мог не бросить консорту вызов – и тем самым мгновенно положил конец возможностям что-то узнать и понять. – Вздохнув, он добавил: – Я по сей день ломаю голову, не жалеет ли Аномандр, что убил Драконуса.
Руд вздрогнул. Мысли его шли сейчас кругом.
– Но как же имассы? Эта война…
– Я тебе уже объяснял, – оборвал его не сумевший скрыть раздражения Силкас Руин. – Войне безразлично, кто падет ее жертвой. Вина или же невинность тут совершенно не важны. Соберись с мыслями и слушай меня. Я не знаю, жалеет ли Аномандр. Зато знаю, что сам я не жалею. Драконус был тем еще хладнокровным ублюдком, а когда пробудился Отец Свет, вот тут-то мы и увидели, что представляет собой его ревнивая ярость. Консорт отвергнут – и в глазах отвергнутого вспыхивает черное пламя злобы! Когда мы говорим о стародавних временах, Руд Элаль, то обнаруживаем – речь о том, что сейчас совсем рядом. Чувства же, что нам кажутся совсем новыми, вспыхнувшими вместе с нашей юностью, вдруг оказываются невообразимо древними. – Он сплюнул в угли. – Вот потому поэты никогда не испытывают недостатка в темах для песен – хотя и от их избытка редко кто страдает.
– Я буду защищать Убежище! – воскликнул Руд, руки которого сами собой сжались в кулаки.
– Мы это понимаем, и потому ты сейчас здесь…
– Но это бессмыслица! Мне следует быть там, на страже у врат!
– Вот тебе еще один урок. Твой отец любит имассов, но тебя он любит еще больше.
Руд вскочил на ноги.
– Я возвращаюсь!..
– Нет. Сядь. У тебя больше шансов спасти их всех, если ты отправишься со мной.
– Каким образом?
Силкас Руин нагнулся и протянул руки к огню. Зачерпнул полными пригоршнями золу и горящие угли. Поднял их вверх.
– Скажи мне, что ты сейчас видишь? Руд Элаль, Риадд Элейс – знакомы ли тебе эти слова, твое истинное имя? Это андийский – известно ли тебе, что они означают?
– Нет.
Силкас Руин смотрел на пылающие угли у себя в ладонях.
– Вот это. Твое истинное имя, Риадд Элейс, означает «Огненные Руки». Твоя мать заглянула в душу собственному сыну и увидела в ней все, что следовало. Наверное, она обожала тебя – но и боялась.
– Она умерла, потому что избрала предательство.
– Она поступила, как ей велела текущая у нее в жилах кровь элейнтов, – но ты унаследовал и кровь своего отца, смертного, человека, которого я успел близко узнать и понимаю так хорошо, насколько это вообще возможно. Человека, которого я научился уважать. Он первым из всех понял, для чего нужна девочка, первым осознал, что мне предстоит совершить, – и еще понимал, что меня отнюдь не радует перспектива запятнать ее кровью собственные руки. Он, однако, не стал мне мешать. Я пока не до конца разобрался, что же случилось тогда у врат – схватка с Сушеным, неуместная попытка несчастного Фира Сэнгара повторить деяние Скабандари, – только судьба Кубышки была предопределена с самого начала. Она была семенем Азата, а семя должно упасть в благодатную почву. – Он снова высыпал в огонь угли, уже остывшие. – Но она еще так юна. Ей нужно время, а если мы не встанем на пути у грядущего хаоса, времени у нее не будет – тогда имассы умрут. И твой отец. Умрут все. – Он встал и повернулся к Руду. – Нам пора. Корабас ждет.
– Кто это – Корабас?
– Нам придется обратиться. Каллоров мертвый Путь нам вполне подойдет. Корабас – это элейнт, Риадд. Она – Отатараловый дракон. В человеческой душе тоже присутствует хаос, это дар тебе от смертных, но берегись – он способен обернуться пламенем у тебя в ладонях.
– Пусть даже меня и так зовут «Огненные Руки»?
Красные глаза тисте анди словно на мгновение утратили блеск.
– Я тебя предупредил.
– Зачем нам встречаться с этой Корабас?
Силкас отряхнул ладони от золы.
– Ее освободят, и мы не сможем этого предотвратить. Я намерен убедить тебя, что нам не стоит и пытаться.
Руд обнаружил, что все еще крепко сжимает кулаки – до боли.
– Ты слишком мало мне говоришь.
– Это лучше, чем слишком много.
– Потому что боишься меня, как и моя мать.
– Да.
– Скажи, Силкас Руин, кто из вас, тебя и твоих братьев, был самым честным?
Тисте анди лишь склонил голову набок, потом улыбнулся.
Некоторое время спустя в темное небо взмыли два дракона – один из них отливал полированным золотом, то появляясь из мрака оранжевым отблеском, то вновь исчезая, другой был тускло-белым, светился мертвенной бледностью – лишь глаза его горели, словно угли.
Они поднялись над Пустошью, высоко и еще выше – а потом исчезли из этого мира.
Оставленный ими в каменном круге костерок еще некоторое время подрагивал на ложе из золы, доедая остатки самого себя. Пока не пожрал полностью.
Сандалат Друкорлат в последний раз тряхнула несчастного, так что у того слюни брызнули во все стороны, потом отшвырнула его прочь. Он с трудом поднялся на ноги, тут же рухнул снова, поднялся еще раз и, пошатываясь, заковылял вдоль берега.
Вифал негромко кашлянул.
– Радость моя, что-то ты последнее время раздражительной стала.
– Вот тебе и занятие нашлось, муж мой. Сделай уже что-нибудь, чтобы поднять мне настроение.
Он перевел взгляд на волны прибоя, слизнул с губ соль. Троица нахтов провожала удаляющегося беженца градом ракушек и дохлых крабов, хотя в тощую спину так и не попал ни один снаряд.
– По крайней мере, лошади отдохнули.
– Их истинные муки еще впереди.
– Я не совсем разобрался, что именно произошло, но, если понимаю правильно, шайхи ушли отсюда через врата. Мы, надо думать, собираемся отправиться следом.
– А прежде чем отбыть, один из них поубивал всех колдунов и ведьм – тех самых, кого я намеревалась обо всем расспросить.
– Всегда можно двинуться в Синецветье.
Она выпрямилась, Вифал чуть ли не буквально видел, как ее трясет. Ему как-то доводилось слышать, что молния на самом деле бьет из земли в небо, а вовсе не наоборот. Сандалат сейчас тоже выглядела готовой взорваться и разнести в клочья тучи над головой. Или же ринуться, сея вокруг себя разрушения, на простирающийся отсюда в обе стороны лагерь, где поселились островитяне, которых Йан Товис с собой не взяла – бедолаги жили в убогих хижинах из плавника и изодранных ветром палатках прямо над линией прибоя, так что поселение больше всего напоминало выброшенные морем на берег обломки кораблекрушения. Вода все еще поднималась, лагерь успел насквозь пропитаться брызгами от бушующих волн, вот только двигаться отсюда никто не решался.
Не то чтобы им было куда. От леса, насколько хватало глаз, осталась лишь черная пустошь, утыканная пнями и покрытая слоем золы.
Сразу за воротами Летераса Сандалат открыла проход в Путь, который, по ее словам, назывался Рашан, после чего они долго ехали сквозь непроглядную тьму – сперва это было страшно, но быстро превратилось в пытку монотонностью. Пока Путь не начал распадаться на части. Она сказала, виноват хаос. Эманации. Что бы оно там ни значило. И лошади совсем обезумели.
Они вернулись в обычный мир на склоне над самой береговой полосой, из-под лошадиных копыт взвились тучи золы и пепла, а жена взвыла от разочарования.
Правда, с тех пор несколько успокоилась.
– Чему это ты разулыбался, во имя Худа?