Путь в террор
Часть 43 из 78 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Или до заказа, – философски пожал плечами Будищев.
– Возможно, что до того и другого, – не стал спорить инженер.
– Да ладно вам, лучше скажите, какая нелегкая нас сюда принесла? Испытания же на носу, а мы тут цирк устроили на потеху публике. Слава богу, ничего не заклинило, а то бы греха не обобрались.
– Ничего-то ты не понимаешь. Теперь, когда наш пулемет понравился великому князю, любая комиссия – просто формальность. Никто не посмеет возразить августейшей особе.
– А вы говорили, что на флоте все решает Константин Николаевич, а он с племянниками не очень-то дружен.
– Верно, но у него сейчас сложное положение, а потому он не станет с ними ссориться по пустякам.
– Хороши пустяки! – хмыкнул Дмитрий. – Небось, тысяч триста планируете на заказе поднять?
– Может, и больше, – загадочно улыбнулся Барановский. – Кстати, ты заметил, что везде упоминаю тебя как изобретателя? Помяни мое слово, будет твоя фамилия в названии новой митральезы!
– А можно деньгами?
– Скучный ты человек, Будищев! Меркантильный.
– Это точно. Так что давайте так: пулемет – Родине, славу – вам, деньги – мне!
– Гобсек!
– Что? – наклонил голову отставной унтер и, прищурившись, посмотрел на своего недавнего работодателя.
Затем, очевидно, решив, что первыми слогами все-таки было не «гомо», изобразил на лице нечто вроде улыбки.
Оставшийся с ними художник тем временем присел на первый попавшийся валун и, держа на коленях папку с листами картона, по счастливой случайности прихваченную с собой, начал рисовать. Остро заточенный карандаш отрывисто заскользил по бумаге, и вскоре на эскизах стала появляться тренога с пулеметом, встревоженное лицо Барановского, скучающее – великого князя, и заинтересованное – Скобелева. Но особенно хорошо получился Будищев. На одном он стоял навытяжку, на другом стрелял из своей «адской машины», а на третьей – с дерзкой улыбкой разговаривал с адмиралом. Причем живописец отчего-то изобразил его не в пиджачке и картузе, а в солдатской форме, отчего вид у того получился еще более залихватским.
Звонок на двери был старый, и для того, чтобы позвонить, требовалось как следует дернуть за висевшую снаружи ручку, после чего в квартире раздавался настоящий колокольный звон, способный пробудить и мертвого. По городу ходили упорные слухи о каких-то новомодных электрических звонках, привезенных неким ушлым купцом не то из Парижа, не то из Лондона, а может быть, даже и из далекой Америки, но пока что Гедвига Берг не могла себе позволить такой экзотики. Все-таки она простая модистка, хоть и довольно популярная.
Впрочем, дела ее в последнее время шли лучше и лучше. Над заказами, кроме нее самой, трудились еще две портнихи, а помимо них, наконец-то появилась еще и кухарка. Вот только сейчас она ушла на рынок, и хозяйке пришлось идти открывать самой.
– Кто там? – поинтересовалась она, прежде чем отворить.
– Госпожа Берг здесь проживает? – раздался снаружи какой-то странно знакомый голос.
– Да, – облегченно улыбнулась девушка, давно ожидавшая очередного клиента, и принялась отпирать запоры.
Обитая зеленым коленкором дверь распахнулась, и перед модисткой предстал ее старый знакомый. Из той прошлой жизни, которую ей так иногда хотелось забыть.
– Здравствуй, Геся.
– Это вы? – вздрогнула она.
– Неужели ты думала, что я тебя не найду?
Девушка растерянно посмотрела ему в глаза и тихо спросила:
– А зачем вы меня искали?
– Может, ты пригласишь меня войти? – вопросом на вопрос ответил Будищев.
– Да, конечно, проходите, – смешалась она.
– А у тебя милая квартирка, – похвалил Дмитрий, оказавшись в гостиной.
– Спасибо. Не угодно ли чаю?
– Геся, перестань мне выкать, а то мне кажется, что ты разговариваешь с кем-то другим.
– Но мы…
– Мы с тобой давно знакомы, прошли войну, ты меня перевязывала, если помнишь.
– Да. Вы правы… ну хорошо, ты прав. Но ты так и не ответил, зачем ты меня искал?
– А сама не знаешь?
– Нет.
На лицо Дмитрия набежала тень. Некоторое время он молчал, как будто собираясь с мыслями, потом, наконец, решился и принялся говорить. Сначала короткими, будто рублеными фразами, потом все более увлекаясь становясь оттого красноречивым.
– Геся, я люблю тебя! С того самого момента, как увидел впервые в Бердичеве. Ты тогда пришла проводить нашего Николашу. Я помню, в какое платье ты была одета; помню шляпку; длинные до локтя перчатки. Ты была самая красивая на том перроне. Послушай, я не виноват в том, что у вас не сложилось со Штерном. И уж тем более не виноват в его смерти. Меня тогда вообще в полку не было…
– У тебя хорошая память.
– Ты о чем?
– Может, ты вспомнишь еще и о том, зачем врал, будто знал моего брата?
– Геся, я же все тебе объяснил…
– И ты думаешь, что этого довольно?!
– А что я еще могу сделать?
– Господи! Да оставь меня в покое!
– Не могу. Прости. Ты помнишь Лешку?
– Лиховцева?
– Да.
– Конечно, помню. Это же друг Николаши, очень приятный и воспитанный молодой человек. У него еще была невеста, как ее…
– Софья.
– Да, кажется, Софья. Ты не знаешь, как у них все сложилось?
– Никак.
– Что?!
– Никак, говорю, не сложилось. Увидев его без ноги, невеста тотчас выскочила за другого.
– Какой ужас!
– А его позвала быть шафером.
– Это невозможно! Ты врешь мне. Не знаю почему, но ты, верно, хочешь сделать мне больно!
– Нет, что ты.
– Тогда зачем ты вспомнил об этом?
– Просто он сказал тогда, что если нам суждено быть вместе, то мы будем. И нравится тебе или нет, то наша встреча – это знак судьбы. Ты ведь тоже хотела меня найти, не правда ли?
– С чего ты взял?!
– А зачем ты рассказала своим новым товарищам обо мне? Кстати, зачем ты вообще с ними связалась?
– Это получилось случайно. А второе тебя вообще не касается!
– Еще как касается. Помнишь, я говорил, что убью любого, если он будет угрожать тебе?
– Они вовсе мне не угрожают.
– Ошибаешься! Эти твои народники – полные отморозки. Рано или поздно они вляпаются в какое-нибудь дерьмо и утянут тебя за собой.
– Они хотят только хорошего. Они борцы за народное счастье…
– И готовы перебить половину этого самого народа, чтобы осчастливить вторую.
– Как ты можешь так говорить? Ты же их совсем не знаешь!
– Зато я хорошо знаю, чем все это кончится.
– И чем же? – раздался от двери насмешливый голос.
Гедвига и Дмитрий одновременно оглянулись и увидели стоящего в проеме Крашенинникова. Ипполит Сергеевич все это время с нескрываемым интересом прислушивался к их разговору, но в последний момент не выдержал и вмешался.
– Дядя, тебя стучать не учили? – первым опомнился Дмитрий.
– А я, некоторым образом, у себя дома.
– Возможно, что до того и другого, – не стал спорить инженер.
– Да ладно вам, лучше скажите, какая нелегкая нас сюда принесла? Испытания же на носу, а мы тут цирк устроили на потеху публике. Слава богу, ничего не заклинило, а то бы греха не обобрались.
– Ничего-то ты не понимаешь. Теперь, когда наш пулемет понравился великому князю, любая комиссия – просто формальность. Никто не посмеет возразить августейшей особе.
– А вы говорили, что на флоте все решает Константин Николаевич, а он с племянниками не очень-то дружен.
– Верно, но у него сейчас сложное положение, а потому он не станет с ними ссориться по пустякам.
– Хороши пустяки! – хмыкнул Дмитрий. – Небось, тысяч триста планируете на заказе поднять?
– Может, и больше, – загадочно улыбнулся Барановский. – Кстати, ты заметил, что везде упоминаю тебя как изобретателя? Помяни мое слово, будет твоя фамилия в названии новой митральезы!
– А можно деньгами?
– Скучный ты человек, Будищев! Меркантильный.
– Это точно. Так что давайте так: пулемет – Родине, славу – вам, деньги – мне!
– Гобсек!
– Что? – наклонил голову отставной унтер и, прищурившись, посмотрел на своего недавнего работодателя.
Затем, очевидно, решив, что первыми слогами все-таки было не «гомо», изобразил на лице нечто вроде улыбки.
Оставшийся с ними художник тем временем присел на первый попавшийся валун и, держа на коленях папку с листами картона, по счастливой случайности прихваченную с собой, начал рисовать. Остро заточенный карандаш отрывисто заскользил по бумаге, и вскоре на эскизах стала появляться тренога с пулеметом, встревоженное лицо Барановского, скучающее – великого князя, и заинтересованное – Скобелева. Но особенно хорошо получился Будищев. На одном он стоял навытяжку, на другом стрелял из своей «адской машины», а на третьей – с дерзкой улыбкой разговаривал с адмиралом. Причем живописец отчего-то изобразил его не в пиджачке и картузе, а в солдатской форме, отчего вид у того получился еще более залихватским.
Звонок на двери был старый, и для того, чтобы позвонить, требовалось как следует дернуть за висевшую снаружи ручку, после чего в квартире раздавался настоящий колокольный звон, способный пробудить и мертвого. По городу ходили упорные слухи о каких-то новомодных электрических звонках, привезенных неким ушлым купцом не то из Парижа, не то из Лондона, а может быть, даже и из далекой Америки, но пока что Гедвига Берг не могла себе позволить такой экзотики. Все-таки она простая модистка, хоть и довольно популярная.
Впрочем, дела ее в последнее время шли лучше и лучше. Над заказами, кроме нее самой, трудились еще две портнихи, а помимо них, наконец-то появилась еще и кухарка. Вот только сейчас она ушла на рынок, и хозяйке пришлось идти открывать самой.
– Кто там? – поинтересовалась она, прежде чем отворить.
– Госпожа Берг здесь проживает? – раздался снаружи какой-то странно знакомый голос.
– Да, – облегченно улыбнулась девушка, давно ожидавшая очередного клиента, и принялась отпирать запоры.
Обитая зеленым коленкором дверь распахнулась, и перед модисткой предстал ее старый знакомый. Из той прошлой жизни, которую ей так иногда хотелось забыть.
– Здравствуй, Геся.
– Это вы? – вздрогнула она.
– Неужели ты думала, что я тебя не найду?
Девушка растерянно посмотрела ему в глаза и тихо спросила:
– А зачем вы меня искали?
– Может, ты пригласишь меня войти? – вопросом на вопрос ответил Будищев.
– Да, конечно, проходите, – смешалась она.
– А у тебя милая квартирка, – похвалил Дмитрий, оказавшись в гостиной.
– Спасибо. Не угодно ли чаю?
– Геся, перестань мне выкать, а то мне кажется, что ты разговариваешь с кем-то другим.
– Но мы…
– Мы с тобой давно знакомы, прошли войну, ты меня перевязывала, если помнишь.
– Да. Вы правы… ну хорошо, ты прав. Но ты так и не ответил, зачем ты меня искал?
– А сама не знаешь?
– Нет.
На лицо Дмитрия набежала тень. Некоторое время он молчал, как будто собираясь с мыслями, потом, наконец, решился и принялся говорить. Сначала короткими, будто рублеными фразами, потом все более увлекаясь становясь оттого красноречивым.
– Геся, я люблю тебя! С того самого момента, как увидел впервые в Бердичеве. Ты тогда пришла проводить нашего Николашу. Я помню, в какое платье ты была одета; помню шляпку; длинные до локтя перчатки. Ты была самая красивая на том перроне. Послушай, я не виноват в том, что у вас не сложилось со Штерном. И уж тем более не виноват в его смерти. Меня тогда вообще в полку не было…
– У тебя хорошая память.
– Ты о чем?
– Может, ты вспомнишь еще и о том, зачем врал, будто знал моего брата?
– Геся, я же все тебе объяснил…
– И ты думаешь, что этого довольно?!
– А что я еще могу сделать?
– Господи! Да оставь меня в покое!
– Не могу. Прости. Ты помнишь Лешку?
– Лиховцева?
– Да.
– Конечно, помню. Это же друг Николаши, очень приятный и воспитанный молодой человек. У него еще была невеста, как ее…
– Софья.
– Да, кажется, Софья. Ты не знаешь, как у них все сложилось?
– Никак.
– Что?!
– Никак, говорю, не сложилось. Увидев его без ноги, невеста тотчас выскочила за другого.
– Какой ужас!
– А его позвала быть шафером.
– Это невозможно! Ты врешь мне. Не знаю почему, но ты, верно, хочешь сделать мне больно!
– Нет, что ты.
– Тогда зачем ты вспомнил об этом?
– Просто он сказал тогда, что если нам суждено быть вместе, то мы будем. И нравится тебе или нет, то наша встреча – это знак судьбы. Ты ведь тоже хотела меня найти, не правда ли?
– С чего ты взял?!
– А зачем ты рассказала своим новым товарищам обо мне? Кстати, зачем ты вообще с ними связалась?
– Это получилось случайно. А второе тебя вообще не касается!
– Еще как касается. Помнишь, я говорил, что убью любого, если он будет угрожать тебе?
– Они вовсе мне не угрожают.
– Ошибаешься! Эти твои народники – полные отморозки. Рано или поздно они вляпаются в какое-нибудь дерьмо и утянут тебя за собой.
– Они хотят только хорошего. Они борцы за народное счастье…
– И готовы перебить половину этого самого народа, чтобы осчастливить вторую.
– Как ты можешь так говорить? Ты же их совсем не знаешь!
– Зато я хорошо знаю, чем все это кончится.
– И чем же? – раздался от двери насмешливый голос.
Гедвига и Дмитрий одновременно оглянулись и увидели стоящего в проеме Крашенинникова. Ипполит Сергеевич все это время с нескрываемым интересом прислушивался к их разговору, но в последний момент не выдержал и вмешался.
– Дядя, тебя стучать не учили? – первым опомнился Дмитрий.
– А я, некоторым образом, у себя дома.