Прыжок

— В рубке, на большом объёмном экране, стало бы понятнее, — извиняющимся тоном произнёс Марк.

— Лючию возили только по узкому и длинному прямоугольному участку планеты? — спросил Горчаков. Нахмурился. — Нет, стой… Дай масштаб!

— В длину — около ста восьмидесяти тысяч километров, — сообщил Марк. — В ширину более сорока тысяч.

— Четыре с половиной земных экватора в длину? — Горчаков нахмурился. — Нет, Марк, это нереально. Планета таких размеров непригодна для жизни, даже при низком содержании тяжёлых элементов.

— Планета непригодна, — тихо сказал Уолр.

Несколько секунд они с командиром смотрели друг на друга.

— Да ну, чушь, — произнёс Валентин.

— Я не настаиваю на этой версии, — согласился Марк.

— Простите, один я ничего не понимаю? — проворчал Соколовский. — Вы могли бы объяснить старому доктору, о чём вообще речь?

Ксения кивнула:

— Я могу. Уважаемый Уолр и командир Горчаков имеют в виду космическую инженерию.

Соколовский нахмурился.

— На этой карте можно уложить в ряд четыре Земли, — пояснил Горчаков. — И ещё Луна влезет. Не может существовать пригодная для человеческой жизни планета с участком поверхности такого размера.

— Так, значит, это выдумка, фантазия, вздор! — развёл руками Лев. — Стоит ли обсуждать?

— Есть один вариант — космическая инженерия, — терпеливо повторила Ксения. — Конструкции, известные как сфера Дайсона — в варианте «рой», «пузырь» или «оболочка», кольцо Нивена, диск Олдерсона…

— Ещё возможен вариант обитаемого цилиндра и даже более сложной структуры, — вмешался Марк. И добавил: — Теоретически, разумеется.

— Постойте-постойте! — Соколовский замотал головой. — Вы имеете в виду гигантское сооружение, построенное из всех планет системы и кружащееся вокруг звезды?

Ксения кивнула, но уточнила:

— Только в одной системе планет на это не хватит. Пришлось бы ободрать сотню-другую окружающих систем, чтобы набрать необходимую массу.

— Находясь на таком объекте, действительно можно проехать по прямой сто восемьдесят тысяч километров, — кивнул Горчаков.

— Чушь, — резко сказал Соколовский. — Это фантастика, причём для детей. Во-первых, нет достаточно прочных материалов для строительства таких сооружений…

— Ракс знают подобные материалы, — заметила Ксения.

— Допустим, — не сдавался Лев. — Тогда ответьте мне — для чего нужно строить сферу вокруг звезды? Или кольцо, или колесо, или ещё что-либо?

— Три причины, — сказала Ксения. — Полный сбор энергии звезды…

Соколовский саркастически улыбнулся.

— Согласна, — кивнула Ксения. — Нет необходимости в физической конструкции для отбора энергии, как нет и постоянной потребности в таком количестве энергии. К тому же энергию проще получать другими путями. Не греясь от очень большой печки, а забирая из вакуума, из распада и синтеза материи, из метрики пространства. Идея физика Дайсона устарела ещё в двадцатом веке.

— Вот! — кивнул доктор.

— Вторая причина — место для расселения, — продолжала Ксения. — Поверхность сферы Дайсона будет большей, чем поверхность пятисот миллионов планет, подобных Земле.

— И нафига? — фыркнул Лев. — Это даже не двадцатый век, а девятнадцатый! Уверенность в бесконтрольном размножении, в том, что негде будет жить. Нам бы Землю и Марс заселить, не говоря уж про колонии.

— Верно, — сказала Ксения. — Любая развитая цивилизация приходит к естественному балансу рождаемости и смерти, население стабилизируется. Даже если допустить индивидуальное бессмертие, поиск и освоение новых планет гораздо проще и выгоднее космоинженерии.

— Что и требовалось доказать, — сообщил Лев. — Ну, а какова третья причина? Параноидальная маскировка, попытка спрятать звезду?

— Разве что в оптическом диапазоне, — улыбнулась Ксения. — В инфракрасном любая сфера Дайсона или кольцо Нивена будут кричать на всю галактику: «Здесь огромный искусственный объект»! Нет, третья причина прозаичнее. Цивилизация может построить нечто столь грандиозное и бессмысленное лишь по одной причине.

— Потому что она может это построить… — Лев нахмурился. — Я понял, Ксения. Да. Глупость и амбиции неискоренимы.

Доктор посмотрел на экран, где невозможная карта планеты снова сменилась трансляцией разговора Мэйли и Лючии. Девушка что-то с упоением рассказывала, Мэйли слушала, кивая.

— Нет, вы серьёзно допускаете, что мир Стирателей — это кольцо вокруг звезды? — спросил Лев смущённо.

Ксения некоторое время размышляла.

— Допускаю. Но несерьёзно. Система Лисс удалена и не была детально исследована, но сто с небольшим лет назад её посещал наш автоматический зонд. Была зафиксирована землеподобная планета с развитой биологической жизнью, но без малейших признаков цивилизации. Никаких исполинских сооружений в системе не обнаружено.


— Очень рад это слышать, — неожиданно вмешался Марк. — Потому что подобная конструкция вызывает у меня невольный трепет. А уважаемая Лючия как раз сейчас о ней рассказывает.

— Дай звук! — быстро сказал Горчаков, и все повернулись к экрану.



Лючия даже не смотрела на Мэйли: подсунула под спину подушку и привалилась к стене, запрокинула голову, полулёжа-полусидя на кровати и глядя в потолок.

— Мирт очень красивый парень, — рассказывала она. — Мне тогда ещё не исполнилось пятнадцати, я в него влюбилась, конечно…

— А сколько ему лет? — спросила Мэйли.

— Мирту? Больше пятисот. Но он выглядит не старше двадцати.

— Лючия, люди не живут так долго, — сказала Мэйли укоризненно. — Предел Хейфлика удалось сместить лишь до семидесяти трёх делений, дальнейшее увеличение невозможно.

— Ну и что?

— Значит, Стиратели не люди?

— Люди. Настоящие. Но могут жить дольше двухсот лет.

— Очень оптимистично звучит, — вздохнула Мэйли. — Допустим. Может быть, наши биологи ошибаются. Так ты влюбилась в Мирта?

— Да. — Лючия сладко зажмурилась. — Я призналась ему, когда мы гуляли по саду Откровений. И он овладел мной прямо там, под светом Дуги…

Мэйли с любопытством посмотрела на Лючию.

— Тебя не смущает, что ты говоришь о сексе с пятисотлетним существом?

— Человеком.

— Хорошо, с пятисотлетним стариком?

— Он не старик! — возмутилась Лючия. — Это в нашем неправильном мире люди стареют и умирают. У Стирателей всё иначе!

— Допустим, — согласилась Мэйли. — А что за Дуга?

— Да, я раньше не упоминала, — Лючия улыбнулась. — Но по моим расчётам вы вот-вот должны проанализировать все полученные данные и прийти к единственно возможному выводу…

— Какому? — насторожилась Мэйли.

— Стиратели живут на внутренней поверхности мира-кольца, — сообщила Лючия. — Кольцо вращается вокруг звезды. Ночью, когда Лисс закрывают световые щиты, кружащие по внутренней орбите, противоположная сторона кольца видна на небе как светящаяся дуга. Очень красиво!

Мэйли помолчала. Кивнула:

— Это красивый образ. Что он означает? Замкнутость цивилизации Стирателей, её обращённость внутрь себя, в свой внутренний мир?

— Ой, оставьте вашу восточную философию! — с явным восторгом сказала Лючия. — Нет, я сказала то, что сказала.

— Продолжай, очень любопытно, — подбодрила Мэйли.

Лючия молча протянула к ней руки.

— Давайте свои наручники. Я закончила. Теперь у вас есть повод понервничать тринадцать часов, до выхода из червоточины. Хотя я надеюсь, что выйти вам всё-таки не удастся… Так, Горчаков?

С безошибочной уверенностью девушка повернулась к замаскированной камере и выкрикнула:

— Ты тоже там, Ракс? Ну, поскрипи мозгами, огрызок искина! Хотела бы я сейчас посмотреть на тебя, но ничего! У меня хорошее воображение!

Мэйли сняла с пояса и защёлкнула на её запястьях наручники. То, что они входили в комплект снаряжения каждого корабля, увы, не было пустой предосторожностью — острые психозы и преступления порой случались и среди пассажиров, и среди членов экипажа.

Лючия послушно позволила сковать себе руки и проверить ножные кандалы. С ухмылкой проводила Мэйли взглядом.

— Я надеюсь, нам удастся тебе помочь, девочка, — сказала Мэйли у дверей.

На миг лицо Лючии стало сочувственным и очень серьёзным.

— Вам бы кто помог, профессор! — сказала она с жалостью. — Идите уж… Горчаков вас заждался.



Когда Мэйли, хмурясь и что-то бормоча себе под нос, вошла в каюту командира, там говорили все сразу. И винтажный виски «Shatura singl malt, 18 age, Smoky Summer», который Горчаков всё-таки достал из бара, не имел к этому никакого отношения. Даже Соколовский, хоть и держал бутыль в руках, не спешил её открывать.

— Не верю! Не верю! — повторял он. — Она глумится! Глумится! Leżąca zepsuta dziewczyna![18]