Прошлая настоящая жизнь
Часть 15 из 36 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Еще его надо спросить, кто такой этот патлатый леший, – шепнул Лиде Витька.
– Давай потом, Вить, не отвлекай его.
Что делать? Действовать? Зачем я подстригся и побрился, дурак! В прошлый раз вон как Лидочка испугалась, мне бы сейчас мои патлы пригодились, чтобы ее деморализовать и взять тепленькой… Но с другой стороны, зачем оно мне надо, чтобы она меня пугалась? Или дождаться, посмотреть, что там машина покажет, хорошо бы подробный отчет об этом составить. А папашу, хоть и не хочется, но придется временно нейтрализовывать, при нем нельзя.
– Я готов! – Василий Иванович оторвал просветлевший взгляд от монитора. – Во-первых, я готов наконец признаться, деточка, что мой аппарат действительно машина времени.
Он обращался все время только к Лиде, ведь Витя не говорил ему, что он тоже путешественник во времени.
– То есть я пока не готов отправить кого-нибудь сквозь время, – продолжал ученый, – но сейчас я могу узнать, когда это случится в первый раз.
Он помедлил, наслаждаясь моментом, и включил монитор.
– Так, сейчас 9 октября 1978 года, 13 часов 48 минут. Установим вот этот бегунок, и плавно вправо…
– А время-то обеденное, мой червячок настойчиво требует его заморить, – зашептал Витька, склонившись над Лидой.
– Витя! – Лида закатила глаза. – Ничего нового под луной! Война войной, а обед по распорядку? Потерпи, попьешь чай после эксперимента. Не отвлекайся, сейчас будет что-то интересное.
Но ничего не происходило, только на экране менялись цифры – это бежали минуты и часы.
– Ох, это долго будет, – нетерпеливо проговорил Новиков. – Сделаю шаг не час, а день.
Побежали даты, сменялись недели и месяцы, и снова ничего больше не происходило. Василий Иванович начал раздражаться:
– Пусть шаг будет месяц, потом уточню до дня и часа.
На мониторе замелькали месяцы, сменялись годы. Вот уже пошли восьмидесятые.
– Так долго?! – В голосе Василия Ивановича послышалось разочарование.
На экране промелькнули 1983, 1984, пошел 1985 год.
– Черт, как же я не подумал! – Василий Иванович вдруг вскочил со стула и бросился в смежную комнату, где находилось сердце машины времени, бормоча: – Это же не холостой ход, а обзорный… надо отключить… а то может коротнуть…
Он уже переступил порог комнаты, как вдруг…
– Ах… – тихо выдохнул Василий Иванович и, как-то странно обмякнув, начал заваливаться и тихонько сползать на пол.
Лида с Витей подскочили к нему, подхватили под руки, втащили назад в кабинет.
– Василий Иванович, что с вами? Вам плохо? – захлопотали вокруг него ребята. Но, аккуратно укладывая его на пол, они вдруг отчетливо и неотвратимо осознали, что ученый мертв.
– Василий Иванович!!! – заплакала Лида.
А на мониторе остановилась и пульсировала красным дата: 3 декабря 1985 года.
Глава 2
Лидия Леонидовна была очень довольна своей новой работой. Ее устраивало все: рядом с домом, хорошая зарплата, интересная работа, небольшой коллектив, приятные по большей части коллеги. Правда, Лидия Леонидовна уже много лет научилась смиряться с тем, что руководство, под чьим началом ей приходилось работать, становилось все моложе и… как бы поделикатнее выразиться… все менее компетентно. Ну что ж, в семье не без урода. Да и не был таким уж уродом их Костик, нормальный парень, и на вид очень приятный, Лидия всегда любила огненно-рыжих. Ему всего двадцать три года, а он уже руководил офисом продаж, продавал квартиры в новостройке «Заводской квартал», но невооруженным взглядом было видно, что занимался он делом, о котором не имел ни малейшего представления. На работе бывал не часто, и правильно делал, чем меньше он работал, тем меньше косячил. В конце концов в офисе он стал появляться только когда надо было подписать накопившиеся за день-два договоры, а все дела скинул на бухгалтера, то есть на Лидию Леонидовну, и секретаршу Женечку.
Все это Лидочка вспомнила в одно мгновение, как только увидела Костика. Словно молния озарила в мозгу потаенный уголок, в котором прятались воспоминания. «Странно, что на собственном рисунке я его не узнала, только столкнувшись лоб в лоб. Почему же я его забыла? И интересно, что еще я забыла из своей прошлой жизни? Или я не сама забыла, а мне помогли?» Она стояла и смотрела на него недоумевающе. Удивительно, но Костик выглядел на те же двадцать три года, что и в прошлой жизни. «Этого же не может быть: двадцать три плюс сорок три – ему в моей прошлой жизни шестьдесят шесть лет должно быть. Пластическая операция? Видела я шестидесятилетних после пластики, ни один из них не то чтобы на двадцать три года, а просто прилично не выглядел».
Немного ошарашенный и взъерошенный так, что напоминал горящий факел, Константин Васильевич стоял в дверях той самой смежной комнаты. И как он только там оказался?
– Вы – Лида, а вы – Витя?
Но ответа не получил, потому что ребята стояли раскрыв глаза и разинув рот. Решив, что немая сцена слишком затянулась, он перешагнул порог и протянул Вите руку:
– Привет!
Тот как сомнамбула вяло протянул ему ладонь…
Вернулся! Я уж думал, что он застрял где-то во вневременье. Теперь надо хорошенько подумать, спросить у старших товарищей, что мне выгоднее – показаться ему на глаза или следить за всем на расстоянии…
Константин Васильевич приветственно кивнул Лиде и тут заметил, что у Лиды красные глаза, а Витя так и стоит соляным столпом. Он огляделся, и его взгляд упал на лежащее на полу тело.
– Отец!
Константин наклонился, пощупал пульс и поднял вопросительный взгляд на Лиду:
– Что случилось?
– Василий Иванович умер, только что, прямо у нас на глазах.
Константин взглянул на монитор:
– 3 декабря 1985 года? Откуда взялась эта дата? Смерть отца связана с этой датой?
– Константин Васильевич, а вы вернулись из командировки? – Усилием воли Витя стряхнул оцепенение.
– Я прошу вас, давайте об этом – потом. Сейчас нужно что-то делать, скорую вызывать, милицию? – Лида снова всхлипнула и зашмыгала носом.
– Сначала я должен понять, виноваты ли вы в смерти моего отца.
– Это не мы! – испуганно захлопала глазами Лида. – Василий Иванович сидел у монитора, потом бросился в смежную комнату и вдруг стал падать. Мы подбежали, но он уже…
– Так, где у вас тут телефон? У вас подключен городской? Или нужно на станцию к автомату бежать? Расследованием, Константин Васильевич, будете заниматься, когда отца похороните! У нас тоже к вам вопросы имеются. – Витя окончательно пришел в себя и решил взять инициативу в свои руки. – Сейчас нужно заняться вот этим.
И он обвел взглядом комнату. Константин помотал головой, словно пытаясь сбросить наваждение:
– Телефон… Да, телефон в прихожей. Я сам позвоню. Вы дождитесь, пожалуйста, милиции и врачей.
– Понятное дело, дождемся.
…Домой Лида вернулась уже вечером. Хорошо, что папа еще не успел с работы прийти, а то пришлось бы ему объяснять, где она была и почему у нее глаза красные. А ему эти объяснения по-любому не понравились бы, и можно было нарваться на скандал. А так она рассказала маме, что по заданию кружка юного журналиста с одноклассником Витей ездила брать интервью у одного ученого, но с ним случилось несчастье, и он умер. Обширный инфаркт. Мама проявила деликатность и оставила дочку одну, даже ужин принесла ей в комнату. У Лиды до сих пор подрагивали руки, когда она вспоминала всю эту суету, поднявшуюся после приезда скорой и милиции. Вопросы врачей, подозрительность милиционеров. «Хорошо быть ребенком, взрослого бы наверняка упекли в кутузку с проверками». Хотя в отделение их чуть было не загребли, именно потому, что дети, несовершеннолетние. Спасибо, Константин Васильевич их отбил; стражи порядка взяли установочные данные на ребят и обещание у Костика лично развезти детей по домам. И Константин, собрав с них домашние телефоны, выполнил свое обещание.
Чтобы хоть как-то успокоиться, Лида взялась за вязание. Маме на работе достали пряжу-ровницу, и Лида взялась вязать себе кофту, а вернее, длинный кардиган. Грандиозная работа продвигалась урывками, но полкардигана было уже связано. Удобно вязать ровницей, пряжа пушистая, толстая, петли получались большие, работа продвигалась споро. И за этой монотонностью напряжение стало Лиду потихоньку отпускать. Когда в девять часов мама заглянула к ней в комнату, Лида похвалилась ей большой проделанной работой. Осталось только рукава связать, и будет готово. На зиму вещица получается то, что надо…
На похороны Лиду не отпустили. Ей было очень стыдно, но этому она даже обрадовалась. Ира тоже не пошла, только Витя присутствовал на прощании с Василием Ивановичем, которое происходило на даче. А когда вернулся в Москву, позвонил Лиде:
– Константин Васильевич ждет нас в следующую субботу, говорит, нам надо многое обсудить. Вот и зададим ему все наши вопросы. Надо ехать.
…Его первое перемещение прошло совершенно безболезненно, просто только что он плыл в чем-то желтом, как солнечный свет, и вот открыл глаза. Второе перемещение, то есть переброс из 1977-го куда-то еще, Константин ощутил как сердечный приступ. То есть, открыв глаза, он только успел сообразить, что находится, если верить машине времени, в 1977 году, как вдруг сердце замерло, пропустив удар, а следующий удар взорвал грудную клетку, и Константин снова погрузился в солнечный свет, яркий и пронзительно-желтый.
Константину было больно и немного боязно, но страшно интересно, в какой же год он провалился. Он решился открыть глаза и увидел, что находится в своей, то есть в их с отцом, лаборатории. В первое мгновение он ее узнал, но во второе заметил изменения, и чем дольше крутил головой, тем больше находил отличий. Ноги его еще не очень хорошо держали, и он грузно осел на пол. На стук и чертыхание в комнату вбежал отец.
– Костик, тебе плохо? Ничего не понимаю, как ты вообще здесь оказался? Я не заметил, как ты прошел сюда.
Константин смотрел на отца и улыбался.
– Как ты хорошо выглядишь, пап! Такой молодой.
– Да что с тобой случилось?
– Давай ты найдешь мне валидол или лучше накапай капель тридцать корвалола. А потом мы пойдем чай пить, я буду рассказывать, а ты слушать и на ус наматывать.
Василий Иванович захлопал глазами, но торопить события не стал, помог сыну подняться, и, поддерживая друг друга, они доковыляли до кухни. Там Костя, содрогнувшись всем телом, опрокинул в себя сердечное лекарство, крякнул, занюхал каменным пряником, забытым на столе. Василий Иванович уже включил чайник и доставал из холодильника не доеденные с вечера бутерброды с сыром и колбасой, поглядывая на сына. Что-то было не так, и Василий Иванович чувствовал, что вот-вот ухватит ускользающую мысль и поймет, в чем дело.
Василий Иванович не выпускал сына из поля зрения, пока накрывал на стол, поэтому не заметил стремительную тень, накрывшую бутерброды с сыром. Это волнистый попугайчик, учуяв любимое лакомство, слетел со своей удобной жердочки – сушилки для посуды над кухонной мойкой – и принялся беззастенчиво клевать сыр.
Откинувшись на табуретке и опершись о стену, Константин прикрыл глаза. «Попугайчик? Тот же или отец себе другого завел? Как мне потихонечку узнать хотя бы, какой сейчас год? Отец и так, кажется, напуган. Как бы не усугубить».
– Там, в прихожей, около телефона, вчерашняя газета. Тебе вчерашняя сгодится?
Константин опешил. Смотрел на отца и не знал, что ответить.
– Или на слово поверишь, что на дворе 1985 год начался?
– Ты догадался? – с облегчением выдохнул Костя.
– Давай потом, Вить, не отвлекай его.
Что делать? Действовать? Зачем я подстригся и побрился, дурак! В прошлый раз вон как Лидочка испугалась, мне бы сейчас мои патлы пригодились, чтобы ее деморализовать и взять тепленькой… Но с другой стороны, зачем оно мне надо, чтобы она меня пугалась? Или дождаться, посмотреть, что там машина покажет, хорошо бы подробный отчет об этом составить. А папашу, хоть и не хочется, но придется временно нейтрализовывать, при нем нельзя.
– Я готов! – Василий Иванович оторвал просветлевший взгляд от монитора. – Во-первых, я готов наконец признаться, деточка, что мой аппарат действительно машина времени.
Он обращался все время только к Лиде, ведь Витя не говорил ему, что он тоже путешественник во времени.
– То есть я пока не готов отправить кого-нибудь сквозь время, – продолжал ученый, – но сейчас я могу узнать, когда это случится в первый раз.
Он помедлил, наслаждаясь моментом, и включил монитор.
– Так, сейчас 9 октября 1978 года, 13 часов 48 минут. Установим вот этот бегунок, и плавно вправо…
– А время-то обеденное, мой червячок настойчиво требует его заморить, – зашептал Витька, склонившись над Лидой.
– Витя! – Лида закатила глаза. – Ничего нового под луной! Война войной, а обед по распорядку? Потерпи, попьешь чай после эксперимента. Не отвлекайся, сейчас будет что-то интересное.
Но ничего не происходило, только на экране менялись цифры – это бежали минуты и часы.
– Ох, это долго будет, – нетерпеливо проговорил Новиков. – Сделаю шаг не час, а день.
Побежали даты, сменялись недели и месяцы, и снова ничего больше не происходило. Василий Иванович начал раздражаться:
– Пусть шаг будет месяц, потом уточню до дня и часа.
На мониторе замелькали месяцы, сменялись годы. Вот уже пошли восьмидесятые.
– Так долго?! – В голосе Василия Ивановича послышалось разочарование.
На экране промелькнули 1983, 1984, пошел 1985 год.
– Черт, как же я не подумал! – Василий Иванович вдруг вскочил со стула и бросился в смежную комнату, где находилось сердце машины времени, бормоча: – Это же не холостой ход, а обзорный… надо отключить… а то может коротнуть…
Он уже переступил порог комнаты, как вдруг…
– Ах… – тихо выдохнул Василий Иванович и, как-то странно обмякнув, начал заваливаться и тихонько сползать на пол.
Лида с Витей подскочили к нему, подхватили под руки, втащили назад в кабинет.
– Василий Иванович, что с вами? Вам плохо? – захлопотали вокруг него ребята. Но, аккуратно укладывая его на пол, они вдруг отчетливо и неотвратимо осознали, что ученый мертв.
– Василий Иванович!!! – заплакала Лида.
А на мониторе остановилась и пульсировала красным дата: 3 декабря 1985 года.
Глава 2
Лидия Леонидовна была очень довольна своей новой работой. Ее устраивало все: рядом с домом, хорошая зарплата, интересная работа, небольшой коллектив, приятные по большей части коллеги. Правда, Лидия Леонидовна уже много лет научилась смиряться с тем, что руководство, под чьим началом ей приходилось работать, становилось все моложе и… как бы поделикатнее выразиться… все менее компетентно. Ну что ж, в семье не без урода. Да и не был таким уж уродом их Костик, нормальный парень, и на вид очень приятный, Лидия всегда любила огненно-рыжих. Ему всего двадцать три года, а он уже руководил офисом продаж, продавал квартиры в новостройке «Заводской квартал», но невооруженным взглядом было видно, что занимался он делом, о котором не имел ни малейшего представления. На работе бывал не часто, и правильно делал, чем меньше он работал, тем меньше косячил. В конце концов в офисе он стал появляться только когда надо было подписать накопившиеся за день-два договоры, а все дела скинул на бухгалтера, то есть на Лидию Леонидовну, и секретаршу Женечку.
Все это Лидочка вспомнила в одно мгновение, как только увидела Костика. Словно молния озарила в мозгу потаенный уголок, в котором прятались воспоминания. «Странно, что на собственном рисунке я его не узнала, только столкнувшись лоб в лоб. Почему же я его забыла? И интересно, что еще я забыла из своей прошлой жизни? Или я не сама забыла, а мне помогли?» Она стояла и смотрела на него недоумевающе. Удивительно, но Костик выглядел на те же двадцать три года, что и в прошлой жизни. «Этого же не может быть: двадцать три плюс сорок три – ему в моей прошлой жизни шестьдесят шесть лет должно быть. Пластическая операция? Видела я шестидесятилетних после пластики, ни один из них не то чтобы на двадцать три года, а просто прилично не выглядел».
Немного ошарашенный и взъерошенный так, что напоминал горящий факел, Константин Васильевич стоял в дверях той самой смежной комнаты. И как он только там оказался?
– Вы – Лида, а вы – Витя?
Но ответа не получил, потому что ребята стояли раскрыв глаза и разинув рот. Решив, что немая сцена слишком затянулась, он перешагнул порог и протянул Вите руку:
– Привет!
Тот как сомнамбула вяло протянул ему ладонь…
Вернулся! Я уж думал, что он застрял где-то во вневременье. Теперь надо хорошенько подумать, спросить у старших товарищей, что мне выгоднее – показаться ему на глаза или следить за всем на расстоянии…
Константин Васильевич приветственно кивнул Лиде и тут заметил, что у Лиды красные глаза, а Витя так и стоит соляным столпом. Он огляделся, и его взгляд упал на лежащее на полу тело.
– Отец!
Константин наклонился, пощупал пульс и поднял вопросительный взгляд на Лиду:
– Что случилось?
– Василий Иванович умер, только что, прямо у нас на глазах.
Константин взглянул на монитор:
– 3 декабря 1985 года? Откуда взялась эта дата? Смерть отца связана с этой датой?
– Константин Васильевич, а вы вернулись из командировки? – Усилием воли Витя стряхнул оцепенение.
– Я прошу вас, давайте об этом – потом. Сейчас нужно что-то делать, скорую вызывать, милицию? – Лида снова всхлипнула и зашмыгала носом.
– Сначала я должен понять, виноваты ли вы в смерти моего отца.
– Это не мы! – испуганно захлопала глазами Лида. – Василий Иванович сидел у монитора, потом бросился в смежную комнату и вдруг стал падать. Мы подбежали, но он уже…
– Так, где у вас тут телефон? У вас подключен городской? Или нужно на станцию к автомату бежать? Расследованием, Константин Васильевич, будете заниматься, когда отца похороните! У нас тоже к вам вопросы имеются. – Витя окончательно пришел в себя и решил взять инициативу в свои руки. – Сейчас нужно заняться вот этим.
И он обвел взглядом комнату. Константин помотал головой, словно пытаясь сбросить наваждение:
– Телефон… Да, телефон в прихожей. Я сам позвоню. Вы дождитесь, пожалуйста, милиции и врачей.
– Понятное дело, дождемся.
…Домой Лида вернулась уже вечером. Хорошо, что папа еще не успел с работы прийти, а то пришлось бы ему объяснять, где она была и почему у нее глаза красные. А ему эти объяснения по-любому не понравились бы, и можно было нарваться на скандал. А так она рассказала маме, что по заданию кружка юного журналиста с одноклассником Витей ездила брать интервью у одного ученого, но с ним случилось несчастье, и он умер. Обширный инфаркт. Мама проявила деликатность и оставила дочку одну, даже ужин принесла ей в комнату. У Лиды до сих пор подрагивали руки, когда она вспоминала всю эту суету, поднявшуюся после приезда скорой и милиции. Вопросы врачей, подозрительность милиционеров. «Хорошо быть ребенком, взрослого бы наверняка упекли в кутузку с проверками». Хотя в отделение их чуть было не загребли, именно потому, что дети, несовершеннолетние. Спасибо, Константин Васильевич их отбил; стражи порядка взяли установочные данные на ребят и обещание у Костика лично развезти детей по домам. И Константин, собрав с них домашние телефоны, выполнил свое обещание.
Чтобы хоть как-то успокоиться, Лида взялась за вязание. Маме на работе достали пряжу-ровницу, и Лида взялась вязать себе кофту, а вернее, длинный кардиган. Грандиозная работа продвигалась урывками, но полкардигана было уже связано. Удобно вязать ровницей, пряжа пушистая, толстая, петли получались большие, работа продвигалась споро. И за этой монотонностью напряжение стало Лиду потихоньку отпускать. Когда в девять часов мама заглянула к ней в комнату, Лида похвалилась ей большой проделанной работой. Осталось только рукава связать, и будет готово. На зиму вещица получается то, что надо…
На похороны Лиду не отпустили. Ей было очень стыдно, но этому она даже обрадовалась. Ира тоже не пошла, только Витя присутствовал на прощании с Василием Ивановичем, которое происходило на даче. А когда вернулся в Москву, позвонил Лиде:
– Константин Васильевич ждет нас в следующую субботу, говорит, нам надо многое обсудить. Вот и зададим ему все наши вопросы. Надо ехать.
…Его первое перемещение прошло совершенно безболезненно, просто только что он плыл в чем-то желтом, как солнечный свет, и вот открыл глаза. Второе перемещение, то есть переброс из 1977-го куда-то еще, Константин ощутил как сердечный приступ. То есть, открыв глаза, он только успел сообразить, что находится, если верить машине времени, в 1977 году, как вдруг сердце замерло, пропустив удар, а следующий удар взорвал грудную клетку, и Константин снова погрузился в солнечный свет, яркий и пронзительно-желтый.
Константину было больно и немного боязно, но страшно интересно, в какой же год он провалился. Он решился открыть глаза и увидел, что находится в своей, то есть в их с отцом, лаборатории. В первое мгновение он ее узнал, но во второе заметил изменения, и чем дольше крутил головой, тем больше находил отличий. Ноги его еще не очень хорошо держали, и он грузно осел на пол. На стук и чертыхание в комнату вбежал отец.
– Костик, тебе плохо? Ничего не понимаю, как ты вообще здесь оказался? Я не заметил, как ты прошел сюда.
Константин смотрел на отца и улыбался.
– Как ты хорошо выглядишь, пап! Такой молодой.
– Да что с тобой случилось?
– Давай ты найдешь мне валидол или лучше накапай капель тридцать корвалола. А потом мы пойдем чай пить, я буду рассказывать, а ты слушать и на ус наматывать.
Василий Иванович захлопал глазами, но торопить события не стал, помог сыну подняться, и, поддерживая друг друга, они доковыляли до кухни. Там Костя, содрогнувшись всем телом, опрокинул в себя сердечное лекарство, крякнул, занюхал каменным пряником, забытым на столе. Василий Иванович уже включил чайник и доставал из холодильника не доеденные с вечера бутерброды с сыром и колбасой, поглядывая на сына. Что-то было не так, и Василий Иванович чувствовал, что вот-вот ухватит ускользающую мысль и поймет, в чем дело.
Василий Иванович не выпускал сына из поля зрения, пока накрывал на стол, поэтому не заметил стремительную тень, накрывшую бутерброды с сыром. Это волнистый попугайчик, учуяв любимое лакомство, слетел со своей удобной жердочки – сушилки для посуды над кухонной мойкой – и принялся беззастенчиво клевать сыр.
Откинувшись на табуретке и опершись о стену, Константин прикрыл глаза. «Попугайчик? Тот же или отец себе другого завел? Как мне потихонечку узнать хотя бы, какой сейчас год? Отец и так, кажется, напуган. Как бы не усугубить».
– Там, в прихожей, около телефона, вчерашняя газета. Тебе вчерашняя сгодится?
Константин опешил. Смотрел на отца и не знал, что ответить.
– Или на слово поверишь, что на дворе 1985 год начался?
– Ты догадался? – с облегчением выдохнул Костя.