Пропавшая девушка

В этом году делать его поручили нам с Пеппер. Мы верстаем печатное издание, которое выпустят к концу учебного года, а заодно ведем блог, где постим школьные и/или спортивные новости, а иногда и досужие сплетни – когда больше не о чем писать.

Для работы нам выделили каморку на втором этаже в углу коридора, сразу за спортзалом. Подозреваю, что раньше ее использовали как чулан для метел или, может, телефонную будку, потому что теснотища там страшная. Мы с Пеппер сидим за столом друг напротив друга, практически соприкасаясь крышками ноутбуков. Там есть еще один столик для других сотрудников. И шкафчик с единственным рабочим ящиком.

В пятницу после уроков я уже склонился над своим ноутом, когда в кабинет вошла Пеппер. Ее медные волосы были стянуты в «конский хвост» на затылке, придавая ей сходство с двенадцатилетней девочкой. На ней были ее любимая бархатная жилетка поверх изумрудно-зеленой футболки и джинсы с прорезями на коленках.

– Привет, Майкл. – Пеппер скинула на пол рюкзак, уселась за стол рядом со мной и наклонилась поцеловать, но я отдернул голову, и поцелуй пришелся в шею.

– Как дела? – спросил я. – Пережила контрольный тест, которым осчастливил нас Герман?

– Да мистер Герман их не очень-то проверяет. Так что я и не парилась. – А сама глаз не сводила с экрана моего ноутбука. – Фейсбук?

Я кивнул.

– Угу. У нее нет профиля на Фейсбуке.

Пеппер недобро прищурилась:

– У кого? О ком ты говоришь?

Я моргнул.

– Ой. У той новенькой, Лиззи Уокер, нет профиля на Фейсбуке.

– Да кому какая разница? – вспыхнула Пеппер, скрестив руки на груди. – Тебе-то что за дело?

– Ну… нужно внести информацию о ней в ежегодник. Правильно?

– Заведем досье, тогда и внесем, – сказала Пеппер. – Фейсбук для этого не нужен. В чем дело, Майкл? Что ты так сохнешь по этой девице?

– Кто? Я? Сохну? Да не сохну я, Пеппер. Что за словечко вообще, «сохну»? Мужики не «сохнут». «Сохнут» только женщины.

– Майкл, ты от нее просто в осадок выпал. Что в ней такого особенного?

– Ничего, – поспешно ответил я. – Я не говорил, что она особенная.

– Тогда почему ты краснеешь?

– Я не краснею. Жарко тут…

Пеппер склонилась надо мной и обеими руками взяла меня за плечи.

– Колись давай. Между тобой и этой девицей точно ничего нет?

Я оттолкнул ее руки:

– Каким, интересно, образом? Она в школе без году неделя. Я ее вообще не знаю.

Мне отчаянно захотелось сменить тему.

– Что мы делаем сегодня?

Пеппер по-прежнему сжимала кулачки, готовая устроить драку. Говорю же, она очень серьезно относится к своему «рыжему» статусу. Я всегда знаю, когда она в бешенстве: у нее сразу темнеют веснушки.

– По-моему, просматриваем старые ежегодники, – буркнула она.

Напротив библиотеки мы обнаружили чулан, загроможденный этими ежегодниками от пола до потолка. А поскольку нынешний ежегодник должен был стать юбилейным, сотым по счету, мы с Пеппер решили, что было бы действительно круто разместить в блоге немножко старых фотографий. И, пожалуй, опубликовать несколько страниц из старых ежегодников со всеми этими ребятами, такими удивительно взрослыми в своих нелепых старомодных костюмах.

– Давай-ка просмотрим их. – Я закрыл Фейсбук, встал, обнял Пеппер за плечи, и мы отправились к чулану за ежегодниками…





* * *


– …Я чихнул дюжину раз, – сообщил я. – Мы с Пеппер вели счет. Думал, башка лопнет. БАЦ! Как воздушный шарик.

– И весь ветер улетучится, – вставил папа и засмеялся.

– Не смешно, Митчелл, – укорила мама.

– Ясненько. Ты считаешь, что у меня ветер в голове. – Я бросил вилку на стол. – Смешно.


– У Майкла, вероятно, тяжелая аллергия на пыль, – продолжала мама. – Наверное, ему следует показаться аллергологу.

Мама чуть что готова бежать к докторам. Когда я был маленький, она таскала меня по врачам, если мои молочные зубки выпадали на пару недель позже обычного.

Папа проглотил кусок лососины.

– Из-за того, что чихнул пару раз? Тут уж сразу звать службу спасения! – Он умеет блеснуть остроумием, особенно по поводу маминых закидонов. Он не прочь устроить ей нелегкую жизнь. Она же благополучно пропускает его подначки мимо ушей. Золотой характер.

Мы как раз заканчивали ужинать. Лососина, запеченная с лингуини, – мое любимое блюдо, потому что там есть расплавленный сыр. Я рассказывал предкам, как мы рылись в чулане, собираясь посмотреть старые книги. Но тут на меня напал бешеный чих, я поднял ногами пыльную бурю, так что Пеппер пришлось вызволять меня из чулана и ждать, пока я не прочихаюсь.

Папа возвел очи горе.

– В следующий раз бери «Клинекс», – посоветовал он и подцепил вилкой еще лингуини.

– Так что насчет старых ежегодников? – осведомилась мама, протягивая мне миску со стручковой фасолью. – Ты просто решил бросить эту затею?

Я отмахнулся от миски. Мама знает, что я терпеть ненавижу стручковую фасоль, но никогда не сдается.

– Мы с Пеппер вытащили целую кучу и отнесли в наш кабинет. Она хочет вытрясти из них пыль. Почистить, знаешь ли, хорошенько. А потом попробуем еще раз. Ну а пыль в основном осталась в чулане, так что…

В дверь позвонили.

Родители оглянулись в сторону гостиной. Я вскочил.

– Это Пеппер, – сказал я. – Мы сегодня хотели вместе позаниматься.

Я вытер салфеткой губы и подбородок, отодвинул стул от стола и поспешил к дверям.

В дверь позвонили снова.

Я распахнул ее – и обомлел.

– Лиззи? А ты-то как здесь?





13




Стоя в дверях, я поежился от нежданного холода. Бледный месяц плыл в вечернем небе сквозь занавеси облаков. Свет фонаря над крыльцом выхватывал из темноты крупные снежные хлопья, сыпавшие на землю. Уже с добрый фут навалило.

На Лиззи были все та же свободная шапочка, в которой я ее видел в школе, короткая курточка, расстегнутая на груди и открывавшая темный свитер, джинсы. Я заметил на снегу ее следы, тянущиеся цепочкой через двор. Причем она была не в сапожках, а в кроссовках.

– Майкл, ты, конечно, будешь смеяться, но я опять потерялась. – На ее лице играла виноватая улыбка. Виноватая или лукавая? Глаза ее смотрели на меня, словно умоляя о чем-то. Вот только о чем?

Я шагнул на крыльцо.

– Лиззи… – Порыв ветра хлестнул меня по лицу мокрым снегом. – Откуда ты узнала, где я живу?

Она лишь пожала плечами в ответ, а странная улыбка с чертовщинкой так и застыла на ее лице.

– Это Пеппер? Почему она не заходит? – крикнула из столовой мама.

Я отошел назад и распахнул дверь.

– Входи. Небось замерзла.

Лиззи потопталась на половичке с надписью «Милости просим!», отряхивая снег с подошв, и проследовала за мной в дом.

– Бр-р-р-р! – Она встряхнулась всем телом, как делают собаки, когда намокнут. – Мне б хоть сапоги раздобыть завалящие. А то кроссовки хоть выжимай.

Плечи ее курточки облепил снег, на спине расплывалось мокрое пятно. Куртка была явно не из непромокаемых. Лиззи сняла шапочку и распустила свои густые черные локоны по плечам.

– Т-ты опять заблудилась? – промямлил я.

Она кивнула.

– Не туда свернула. Я…

В гостиной появилась мама. Обнаружив, что наша гостья – не Пеппер, она вытаращилась во все глаза.