Проклятое место. Лестница в небо
Часть 53 из 65 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Глеб отлично проявил себя в войне. – Шум ухмыльнулся. – В войне с «Изоляционными силами» и в войне с «Ударом». Мы посоветовались с Рахманом, и сейчас предлагаем вам вывести Глеба из ранга рядовых солдат и сделать полноправным анархистом. Минута на размышление, господа.
– Голосуем.
Молчание длилось недолго.
– Да, – сказал Шум.
– Да, – эхом откликнулся Рахман.
– Согласен с Шумом и Рахманом.
– За.
– Поддерживаю, братья. Я – за!
– Да.
– Однозначно, да. – Рахман в очередной раз ударил ладонью. – Решение принято. Ведите его сюда.
Шум, все еще ухмыляясь, вышел за дверь.
* * *
Глеб ждал, переминался с ноги на ногу, смотрел на часы беспокойно. Не пустили его взрослые дядьки, чтобы послушать, как они дела решают. Маленьким мальчиком его выставили. Сволочи. И зачем только звали? Детский сад.
– Зайди, – позвал его Шум, появившийся в проеме. – Быстро.
Они вошли в кабинет. Ну, как вошли – Шум буквально впихнул Глеба в комнату.
– Эй, за что?! – вмиг поник тот.
– Нас тут шестеро. Будешь рыпаться – завалим на хрен. – Шум встал за ним, демонстративно вытащил пистолет и передернул затвор. – Допрыгался ты.
– Что-то случилось?
– А ты у нас не знаешь?! – выкрикнул кто-то из-за стола.
– Снимай куртку, – грозно пробасил Рахман. – Чего встал?! Снимай, тебе приказано! – Выражение его лица не сулило ничего хорошего. – Или тебе помочь, на хрен?!
– Но в чем я… в чем я?.. Мужики, вы чего? В чем я провинился?
– Заткнись, на хрен, козел! Снимай, приказывают тебе!
Глеб нехотя снял куртку.
– На стул клади. И спиной к нам поворачивайся. Шум должен видеть твое лицо. В спину – некрасиво будет.
– Если я… я уйду тогда… я прошу… я же…
– Ну, мужики, что скажете? – спросил у всех Рахман.
– Скажу, что с Глебом пора разобраться, – холодно отчеканил Шум. – Долго же мы не могли с ними определиться. – Он крутанул пистолет на пальце за спусковую скобу. – Так вот, Глеб, ты не обессудь, так надо…
– Вы чего?! Вы что творите, черти?!
– Заткнулся! – Рахман аж подскочил на стуле. – Спасибо. Так вот, Глеб, я скажу тебе, что ты нас слишком разочаровал. Сильно очень. Разочаровал тем фактом, что ты… все еще рядовой! И мы решили исправить эту несправедливость! Добро пожаловать в семью!
Шум всунул пистолет в кобуру.
– Прости, – хлопнул он Глеба по плечу. – Прости за этот спектакль, не удержались. – И всучил ему нашивки бойца «Анархистов». – Пришивай.
– Вы суки… – потрясенно выговорил Глеб. – Вы сволочи! Суки! Но, блин, за это я вас и люблю, ребят! – И он засиял от радости.
Анархисты поднялись, начали жать руку новому полноправному бойцу, поздравлять его, желать ему что-то и подбадривать. Глеб же не мог поверить своему счастью, ведь он на самом деле подумал, что его сейчас выдворят из группировки или застрелят за какую-то провинность…
…Рахману нельзя доверять, это сказал Андрей перед своим уходом…
«– Ему лишь дай повод избавиться от человека, который стал свидетелем психоза в том дворе. Меня, вон, он из-за старой обиды едва не погубил».
– Порядок?
– Да, – кивнул Глеб.
– Ну так сказано уже, пришивай!
– Вот кто ты теперь, парень. – Рахман положил ладонь Глебу на плечо. – Сын Анархии, мать твою. Ты понимаешь? Мы все хотели этого для тебя. И мы очень рады, что ты примкнул к нам, друг.
И Рахман крепко так, по-братски, обнял Глеба.
* * *
После не очень дружеской беседы с Турко, окончившейся, однако, приглашением «Анархистов» на ужин в честь окончания вражды между группировками, Рахман сидел на капоте желтой «Нивы», что стояла у сборочного цеха. «Нива» сильно напоминала ту, на которой когда-то давно Рахмана и Андрея закинул в Зону Проводник Федор. Эта машина была известна многим новичкам. Увы, первый советский кроссовер Проводника не пережил прошлогодние события: военные уничтожили чудо волжского автозавода, расстреляли из пулеметов, когда засекли его у старого, заброшенного и полуразрушенного блокпоста. И это было странно, ибо тот маршрут, что проходил у старого КПП на Зимовищах (три года назад пункт пропуска и досмотра перенесли на несколько километров), был закреплен за Проводником, и редкие патрули, периодически наведывавшиеся на заставу, не трогали Федора по договоренности. По договоренности, которая предполагала отчисления в «пенсионный фонд» некоторых высокопоставленных личностей. А тут, когда он провозил новичка Мишу – того самого печально известного Рохлю, которого анархисты спасли от отшельников прошлой зимой, – все пошло не по плану. Машинку Федора, которую тот ласково называл «Подсолнух», прошили крупнокалиберными очередями. По какой причине? А хрен бы его разобрал.
Это все Проводник рассказал Рахману, когда они пересеклись на базе «Удара» несколько недель назад.
– Да, блин, похоже не одна Скай хапнула горя от этого Миши-«Рохли» как-его-там-по-батюшке… Ай, да и плевать. Сдох и сдох. В Зоне мрут штабелями.
Вывод о смерти начинающего искателя – а он был начинающим, так как три-четыре месяца в Зоне не срок, – Рахман сделал, основываясь на рассказах Скай о ее путешествии в Припять и на полном отсутствии сигнала от КПК новичка. Рахману вспомнилось, как Мише предлагали присоединиться к «Анархистам» при обороне базы от войск «Удара». Как быстро летит время. Кажется, вчера только и предлагали, а столько воды уже утекло. Базы той и в помине нет. А Рахман искал новичка после схватки с «Изоляционными силами». Интересовался, куда тот подевался. Все эти четыре месяца Рахман посвятил поискам, все свое свободное время убил. Хотел перетереть с Рохлей о Лисе. Хотел за Скай спросить по полной программе – не убить, а рожу начистить, – но не срослось. Рохля ранил Скай, а сам исчез в городе энергетиков. На этом летопись его жизни обрывается. Банальная история. У многих сталкеров такой конец и такая судьба.
– Упокой, Зона, его грешную душу, – промолвил Рахман. – И упокой души всех погибших. А наши, души живых, сохрани.
Мимо прошли бойцы «Удара», покосились на Рахмана, но тот лишь улыбнулся и поприветствовал недавних союзников.
* * *
Сурен очнулся. Все тело болело, будто бы по нему проехались катком. Рядовой застонал, попытался самостоятельно слезть со стола, но у него ничего не получилось – и он просто упал на грязный и пыльный пол.
– Живой, слава Зоне! – Огонек кинулся к Сурену и помог ему подняться. – Сейчас, братишка. Ты как вообще, в порядке более или менее? Идти можешь?
– Могу, кажется. Помоги хоть до стула доковылять. Пока тяжело немного.
– Давай. – Огонек усадил Сурена на стул. – Сейчас, подожди секунду. – Он поднял лечебный артефакт, вернул его в контейнер. – Возьми. Если почувствуешь, что совсем хреново, приложи к синякам своим. Пока никуда не пойдем, тебе еще немного оклематься надо. Но выкарабкался – уже радует! – Он собрал аптечку, закрыл ее. – Пить хочешь?
– Хочу.
– Держи. – Огонек вручил Сурену бутылку с водой, дождался, пока тот отопьет. – Легче?
– Легче.
– Вот и отлично.
– Я понять не могу… Почему ты не бросил меня?
– Что?
– Почему не бросил? Зачем рисковал и тащил меня?
– Дурак ты, паря. – Огонек по-турецки сел на пол. – Я спас тебя, потому что так правильно. У нас был уговор, и я обязан его выполнить, иначе Зона не будет ко мне благосклонна, а это почти всегда означает мучительную кончину. Да и парень ты хороший, просто оказался не в том месте и не в то время. Ты на контракте здесь?
– Конечно. А как иначе можно?
– Вот и дурак. Бросай это дело. Или не рискуй. Тут до твоей заставы недалеко. Жалко было на последних километрах просраться, не сдержать обещание. Вот еще одна причина. А после всего… сказать хотел… ты попытайся сделать так, чтоб в Зону больше не забрасывали. Нечего тут делать неподготовленным людям. И я не столько про физическую подготовку говорю, сколько про моральную готовность, навыки выживания и так далее.
– У нас был уговор, – согласился Сурен. – Включай камеру.
– Но я тебя не довел еще до блокпоста. Там, в лесу снимем, тебе ж пару слов всего протрындеть под запись.
– Я знаю, но теперь я вижу, что тебе можно доверять, что ты не кинешь, когда получишь то, что хочешь. Включай, все равно пока штаны просиживаем. Включай, говорю тебе. Это самое малое, чем я могу отплатить тебе за то, что ты для меня сделал, друг.
– Ладно. Давай. Но отправить нашему лидеру все равно не смогу, с такой скоростью интернета оно лет тридцать будет отсылаться. Отправлю уже из Академгородка, поговорю со своим другом Коннором, он поможет. Это с тем мужиком, с которым мы пересеклись недавно.
– Голосуем.
Молчание длилось недолго.
– Да, – сказал Шум.
– Да, – эхом откликнулся Рахман.
– Согласен с Шумом и Рахманом.
– За.
– Поддерживаю, братья. Я – за!
– Да.
– Однозначно, да. – Рахман в очередной раз ударил ладонью. – Решение принято. Ведите его сюда.
Шум, все еще ухмыляясь, вышел за дверь.
* * *
Глеб ждал, переминался с ноги на ногу, смотрел на часы беспокойно. Не пустили его взрослые дядьки, чтобы послушать, как они дела решают. Маленьким мальчиком его выставили. Сволочи. И зачем только звали? Детский сад.
– Зайди, – позвал его Шум, появившийся в проеме. – Быстро.
Они вошли в кабинет. Ну, как вошли – Шум буквально впихнул Глеба в комнату.
– Эй, за что?! – вмиг поник тот.
– Нас тут шестеро. Будешь рыпаться – завалим на хрен. – Шум встал за ним, демонстративно вытащил пистолет и передернул затвор. – Допрыгался ты.
– Что-то случилось?
– А ты у нас не знаешь?! – выкрикнул кто-то из-за стола.
– Снимай куртку, – грозно пробасил Рахман. – Чего встал?! Снимай, тебе приказано! – Выражение его лица не сулило ничего хорошего. – Или тебе помочь, на хрен?!
– Но в чем я… в чем я?.. Мужики, вы чего? В чем я провинился?
– Заткнись, на хрен, козел! Снимай, приказывают тебе!
Глеб нехотя снял куртку.
– На стул клади. И спиной к нам поворачивайся. Шум должен видеть твое лицо. В спину – некрасиво будет.
– Если я… я уйду тогда… я прошу… я же…
– Ну, мужики, что скажете? – спросил у всех Рахман.
– Скажу, что с Глебом пора разобраться, – холодно отчеканил Шум. – Долго же мы не могли с ними определиться. – Он крутанул пистолет на пальце за спусковую скобу. – Так вот, Глеб, ты не обессудь, так надо…
– Вы чего?! Вы что творите, черти?!
– Заткнулся! – Рахман аж подскочил на стуле. – Спасибо. Так вот, Глеб, я скажу тебе, что ты нас слишком разочаровал. Сильно очень. Разочаровал тем фактом, что ты… все еще рядовой! И мы решили исправить эту несправедливость! Добро пожаловать в семью!
Шум всунул пистолет в кобуру.
– Прости, – хлопнул он Глеба по плечу. – Прости за этот спектакль, не удержались. – И всучил ему нашивки бойца «Анархистов». – Пришивай.
– Вы суки… – потрясенно выговорил Глеб. – Вы сволочи! Суки! Но, блин, за это я вас и люблю, ребят! – И он засиял от радости.
Анархисты поднялись, начали жать руку новому полноправному бойцу, поздравлять его, желать ему что-то и подбадривать. Глеб же не мог поверить своему счастью, ведь он на самом деле подумал, что его сейчас выдворят из группировки или застрелят за какую-то провинность…
…Рахману нельзя доверять, это сказал Андрей перед своим уходом…
«– Ему лишь дай повод избавиться от человека, который стал свидетелем психоза в том дворе. Меня, вон, он из-за старой обиды едва не погубил».
– Порядок?
– Да, – кивнул Глеб.
– Ну так сказано уже, пришивай!
– Вот кто ты теперь, парень. – Рахман положил ладонь Глебу на плечо. – Сын Анархии, мать твою. Ты понимаешь? Мы все хотели этого для тебя. И мы очень рады, что ты примкнул к нам, друг.
И Рахман крепко так, по-братски, обнял Глеба.
* * *
После не очень дружеской беседы с Турко, окончившейся, однако, приглашением «Анархистов» на ужин в честь окончания вражды между группировками, Рахман сидел на капоте желтой «Нивы», что стояла у сборочного цеха. «Нива» сильно напоминала ту, на которой когда-то давно Рахмана и Андрея закинул в Зону Проводник Федор. Эта машина была известна многим новичкам. Увы, первый советский кроссовер Проводника не пережил прошлогодние события: военные уничтожили чудо волжского автозавода, расстреляли из пулеметов, когда засекли его у старого, заброшенного и полуразрушенного блокпоста. И это было странно, ибо тот маршрут, что проходил у старого КПП на Зимовищах (три года назад пункт пропуска и досмотра перенесли на несколько километров), был закреплен за Проводником, и редкие патрули, периодически наведывавшиеся на заставу, не трогали Федора по договоренности. По договоренности, которая предполагала отчисления в «пенсионный фонд» некоторых высокопоставленных личностей. А тут, когда он провозил новичка Мишу – того самого печально известного Рохлю, которого анархисты спасли от отшельников прошлой зимой, – все пошло не по плану. Машинку Федора, которую тот ласково называл «Подсолнух», прошили крупнокалиберными очередями. По какой причине? А хрен бы его разобрал.
Это все Проводник рассказал Рахману, когда они пересеклись на базе «Удара» несколько недель назад.
– Да, блин, похоже не одна Скай хапнула горя от этого Миши-«Рохли» как-его-там-по-батюшке… Ай, да и плевать. Сдох и сдох. В Зоне мрут штабелями.
Вывод о смерти начинающего искателя – а он был начинающим, так как три-четыре месяца в Зоне не срок, – Рахман сделал, основываясь на рассказах Скай о ее путешествии в Припять и на полном отсутствии сигнала от КПК новичка. Рахману вспомнилось, как Мише предлагали присоединиться к «Анархистам» при обороне базы от войск «Удара». Как быстро летит время. Кажется, вчера только и предлагали, а столько воды уже утекло. Базы той и в помине нет. А Рахман искал новичка после схватки с «Изоляционными силами». Интересовался, куда тот подевался. Все эти четыре месяца Рахман посвятил поискам, все свое свободное время убил. Хотел перетереть с Рохлей о Лисе. Хотел за Скай спросить по полной программе – не убить, а рожу начистить, – но не срослось. Рохля ранил Скай, а сам исчез в городе энергетиков. На этом летопись его жизни обрывается. Банальная история. У многих сталкеров такой конец и такая судьба.
– Упокой, Зона, его грешную душу, – промолвил Рахман. – И упокой души всех погибших. А наши, души живых, сохрани.
Мимо прошли бойцы «Удара», покосились на Рахмана, но тот лишь улыбнулся и поприветствовал недавних союзников.
* * *
Сурен очнулся. Все тело болело, будто бы по нему проехались катком. Рядовой застонал, попытался самостоятельно слезть со стола, но у него ничего не получилось – и он просто упал на грязный и пыльный пол.
– Живой, слава Зоне! – Огонек кинулся к Сурену и помог ему подняться. – Сейчас, братишка. Ты как вообще, в порядке более или менее? Идти можешь?
– Могу, кажется. Помоги хоть до стула доковылять. Пока тяжело немного.
– Давай. – Огонек усадил Сурена на стул. – Сейчас, подожди секунду. – Он поднял лечебный артефакт, вернул его в контейнер. – Возьми. Если почувствуешь, что совсем хреново, приложи к синякам своим. Пока никуда не пойдем, тебе еще немного оклематься надо. Но выкарабкался – уже радует! – Он собрал аптечку, закрыл ее. – Пить хочешь?
– Хочу.
– Держи. – Огонек вручил Сурену бутылку с водой, дождался, пока тот отопьет. – Легче?
– Легче.
– Вот и отлично.
– Я понять не могу… Почему ты не бросил меня?
– Что?
– Почему не бросил? Зачем рисковал и тащил меня?
– Дурак ты, паря. – Огонек по-турецки сел на пол. – Я спас тебя, потому что так правильно. У нас был уговор, и я обязан его выполнить, иначе Зона не будет ко мне благосклонна, а это почти всегда означает мучительную кончину. Да и парень ты хороший, просто оказался не в том месте и не в то время. Ты на контракте здесь?
– Конечно. А как иначе можно?
– Вот и дурак. Бросай это дело. Или не рискуй. Тут до твоей заставы недалеко. Жалко было на последних километрах просраться, не сдержать обещание. Вот еще одна причина. А после всего… сказать хотел… ты попытайся сделать так, чтоб в Зону больше не забрасывали. Нечего тут делать неподготовленным людям. И я не столько про физическую подготовку говорю, сколько про моральную готовность, навыки выживания и так далее.
– У нас был уговор, – согласился Сурен. – Включай камеру.
– Но я тебя не довел еще до блокпоста. Там, в лесу снимем, тебе ж пару слов всего протрындеть под запись.
– Я знаю, но теперь я вижу, что тебе можно доверять, что ты не кинешь, когда получишь то, что хочешь. Включай, все равно пока штаны просиживаем. Включай, говорю тебе. Это самое малое, чем я могу отплатить тебе за то, что ты для меня сделал, друг.
– Ладно. Давай. Но отправить нашему лидеру все равно не смогу, с такой скоростью интернета оно лет тридцать будет отсылаться. Отправлю уже из Академгородка, поговорю со своим другом Коннором, он поможет. Это с тем мужиком, с которым мы пересеклись недавно.