Проклятие убийцы

– Это принадлежало ему, – потрясённо выдохнул молодой человек. – Пояс мастера Бенедикта. Как… откуда он у тебя?

Он сказал «мастера Бенедикта»?

– Я ведь уже говорил. Я был его учеником. И взял пояс себе, когда он умер.

– Он мёртв? – Парень изменился в лице. – Это правда? Я не… я не знал, что его больше нет.

Я моргнул.

– Вы были знакомы?

– Немного. Очень давно.

Молодой человек вложил шпагу в ножны. Про меня он словно забыл. Не сводя с него глаз я осторожно поднялся на ноги. Осколки стекла и порошок посыпались на пол. Я не мог взять в толк, что тут происходит.

– Кто ты? – спросил я.

– Что? – Он, словно очнувшись, поднял взгляд. – О. Я Симон Шателен, виконт д’Авирон. Твой учитель… был большим другом моего дяди.

Я разинул рот.

– Дядя… Шателен? Ты, случайно, говоришь не о Марине Шателене?

– Ты его знаешь?

– Мастер Бенедикт писал о нём в дневниках.

Я не мог поверить в свою удачу. В очередной раз прошлое учителя вплелось в мою жизнь и вновь спасло меня от ужасной участи.

– Почему ты напал на меня?

Симон смутился.

– Я… мне жаль. Я ведь не сделал тебе больно, нет?

«В общем, нет», – подумал я, вытирая кровь с губ.

– Всё нормально.

– Я не знал. Просто… ты очень странно себя вёл. Эта венецианская патока. И ты перевязал ногу той девушке. И назвал слугу своим другом. Что-то тут было не так. А когда-то именно мастер Бенедикт научил меня подмечать странные вещи.

Он грустно улыбнулся, словно вспоминая что-то очень-очень давнее.

– В общем, я заподозрил неладное. Поэтому когда все ушли, я спрятался и стал наблюдать за тобой. Хотел понять, что ты будешь делать. А ты вошёл в спальню герцогини и вышел с этой клеткой. Ну что бы ты подумал на моём месте? Особенно, учитывая, что кто-то уже пытался отравить вашего короля?

Я его полностью понимал. Хотя…

– А как ты узнал, что короля пытались отравить?

– Весь город знает. Об этом писали в «Газетт де Франс» на прошлой неделе. Не надейся сохранить здесь секреты, Кристофер. В Париже золото не главная валюта. Самый ходовой товар – сплетни.

Что ж, ответ вполне понятный. Но я задал ещё не все вопросы.

– А почему ты так разозлился, когда я упомянул мастера Бенедикта?

Он поджал губы.

– Как ты сам сказал: длинная история. Я расскажу, но сперва… Могу я попросить тебя об одолжении?

– О чём, о чём?

Симон повесил голову.

– Знаю, – сказал он. – Недостойно просить об одолжении после того, как я с тобой обошёлся. Но это не для меня – для дяди. Ты не согласился бы прийти и навестить его? Ему… нехорошо, и я думаю… думаю, ты мог бы помочь.

Я до сих пор толком не опомнился после нападения Симона и в первый миг решил: и не подумаю. Пусть найдёт себе другого аптекаря. Но слова застыли на губах, когда я вспомнил о своём учителе. Он тревожился о Марине Шателене. Они дружили ещё в ту пору, когда мастер Бенедикт был юношей. Если Марин действительно болен, я не мог просто отвернуться от него. Что подумал бы учитель?.. Если я могу помочь, то должен это сделать.

Впрочем, я не собирался идти туда в одиночку.

– Надо дождаться Тома, – сказал я.

– Конечно.


Едва ли не с сожалением Симон вернул пояс учителя. Потом отстегнул свою шпагу и тоже протянул мне.

– Поверь, что я не желал тебе зла.

Прояви я снисхождение, он мог бы сохранить оружие. Но порезанная губа и ноющий от боли зад снисхождению не очень-то способствовали. Я взял клинок.

Мы ждали, стоя в тишине. Я сгорал от любопытства, мечтая услышать историю Симона о моём учителе, но решил повременить с вопросами до возвращения Тома. Вскоре они с Салли пришли: хирург, проводивший операцию вместе со своими учениками, выставил их из кухни.

Я позвал друзей в комнату. Салли напряглась, увидев Симона. Я объяснил, кто он, а Салли, в свою очередь, подтвердила предсказание Палисси: Лизетт лишится ноги. Салли страшно расстроилась. Она лучше всех нас понимала, что теперь станется с девушкой.

– Лизетт потеряет работу. Даже если врач спасёт ей жизнь, она будет просить милостыню на улицах.

Я показал друзьям клетку-ловушку и объяснил, как было задумано нападение.

– Конечно же, Миэтта оставит горничную при себе, – сказал Том. – Пусть и случайно, но Лизетт ведь спасла ей жизнь.

– Я бы на это не рассчитывал, – ответил Симон. – Здесь не слишком милосердны к слугам.

– Мы должны найти этих убийц, Кристофер! – яростно сказала Салли. – Должны!

У меня заныло сердце. Я ведь до сих пор даже не представлял, как и где их искать.

– Не знаю насчёт убийц, – вступил Симон, – но всё же кое-чем могу помочь. Вот что я предлагаю. Кристофер, приходи и помоги дяде Марину. Взамен я поговорю с Реми, нашим дворецким, о Лизетт. Уверен, он сможет найти ей в дядином доме какую-нибудь работу.

Салли с надеждой посмотрела на меня:

– Ты ведь пойдёшь?

– Почему бы и нет? Простая сделка – все выигрывают. Это справедливо, не правда ли?

«Очень даже справедливо, – подумал я, – учитывая, что я в любом случае собирался помочь Марину». Однако я решил прибавить к условиям сделки кое-то ещё.

– И ты не расскажешь никому в Пале-Рояле, что мы не те, за кого себя выдаём. Согласен?

Симон, казалось, удивился – словно такая мысль даже не приходила ему в голову.

– О. Ну разумеется, нет. Это было бы бесчестно. – Он посмотрел на меня и ухмыльнулся. – Но, Кристофер, если ты действительно хочешь сохранить в тайне, что ты не Эшкомб, послушай доброго совета: никогда больше не вынимай шпагу.

Особняк Шателенов находился на острове Нотр-Дам. Однако, несмотря на название, это был не тот остров, на котором стоял знаменитый собор.

– Он на острове Сите, – объяснил Симон, указывая на карту лорда Эшкомба. – А этот остров называется Нотр-Дамом, поскольку он совсем рядом с собором.

Том покосился на меня. Симон перехватил его взгляд.

– Если вам кажется, что это сбивает с толку, попробуйте-ка пройтись по улицам. Не буду портить сюрприз, вы сами скоро поймёте, что я имею в виду.

В этот раз, однако, мы не собирались идти пешком – у Симона был собственный экипаж.

– Всё самое качественное делают в Париже, в том числе и кареты, – сказал он. – Улицы просто-таки забиты ими. Есть даже система общественного транспорта: повозки, которые ездят по всему городу, делая остановки в определённых местах. Можно ими пользоваться, если вы не против ехать бок о бок с простолюдинами.

Я уже заметил огромное количество разнообразных транспортных средств, и это путешествие не изменило впечатления. До дома Марина было чуть более мили, но ехали мы туда дольше, чем шли бы пешком. Тем временем Симон рассказывал, почему его так взбудоражило упоминание имени мастера Бенедикта.

– Когда я был ребёнком, мои родители всё время перевозили меня с места на место. В восемь лет они отправили меня на год пожить с дядей Марином. К сожалению, это было в 1652-м. В тот год в Париже как раз началась чума. Мои родители не забрали меня. Они запретили мне выходить из дома, пока чума не закончится. И к тому времени, когда Блэкторн приехал искать своё лекарство, я маялся от скуки. Он мне сразу понравился. Я тогда был малость шальной…

«И с тех пор не сильно изменился», – подумал я. Губа у меня всё ещё болела.

– А мастер Бенедикт был очень добр ко мне, – продолжал Симон. – Беседовал со мной, когда я торчал в его мастерской, и учил всяким штукам. Вроде той, о которой я говорил – примечать странные вещи. А зелья, которые он готовил, все эти отвары… Думаю, не надо тебе рассказывать, как они очаровывают. Особенно мне нравился его пояс. Конечно, он не давал мне его – бог знает, сколько там разной отравы. Но он позволял играть с некоторыми инструментами. Больше всего я любил магнит.

Я полез в пояс и вытащил маленькую прямоугольную призму из железа. Симон ахнул.

– Это он!

Я протянул ему магнит. Смеясь от восторга, словно ребёнок, Симон попытался приклеить его ко всему, что было в карете. Наигравшись, он вернул магнит мне.

– Это память о твоём учителе, – задумчиво сказал Симон. – Добрый и терпеливый человек. Так или иначе, когда эпидемия кончилась, родители забрали меня, и мы переехали в наше поместье в Англии. В Ноттингемшире, на краю Шервудского леса. После страшной чумы они не хотели, чтобы я жил в Париже, и я провёл там всё оставшееся детство.

– А я удивлялся, откуда ты так хорошо знаешь английский, – сказал я. – Даже акцента нет.

Он поморщился.

– Попробуй побыть французским мальчишкой в английской школе… Я приложил много усилий, чтобы от него избавиться. Правда, сперва научился драться. – Он кивнул в сторону шпаги, которую я повесил рядом со своей.

– С тех пор ты встречался с мастером Бенедиктом?

– К сожалению, нет. Я солгал, сказав, что хорошо знаю Лондон. На самом деле наше поместье было слишком далеко на севере, чтобы часто туда ездить. Но я часто переписывался с дядей Марином. Пару лет назад он написал мне одно такое письмо… в общем, я заподозрил, что у него не всё ладно со здоровьем. В конце концов дела стали совсем плохи, и в апреле я приехал в Париж проведать его. И тут выяснились гадкие вещи. Когда дядя стал сдавать, его собственные слуги принялись обирать его. Видите ли, он очень доверчив. И, несмотря на огромное богатство, с детства был одержим охотой за сокровищами. Ему в голову всё время приходили идеи о каких-то заговорах и тайнах, и люди, которыми он себя окружил, этим пользовались. Узнав об этом, твой учитель страшно рассердился, но никто из нас ничего не мог с этим поделать. Таков уж мой дядя. В общем, когда он стал слаб здоровьем, собственные слуги начали внаглую его грабить. Когда я приехал в Париж и всё вскрылось, я преподал им хороший урок.