Проклятие лилий

— Ничтожество, — заявил Осмонду.

Тот махнул рукой, и я упал на пол, задыхаясь от боли. Видел только черные сапоги, раз за разом вонзающиеся под ребра. Было так больно, что перед глазами мельтешили мелкие звездочки. Решил все-таки добить меня? И пусть.

— Хватит, — раздался приказ Осмонда. — Этот гаденыш утром нужен мне живым. Пусть Литония полюбуется на своего короля. Оттащить обратно в камеру.

Я уже не мог перебирать ногами. Меня протащили по коридору и зашвырнули в уже знакомое помещение, которому обрадовался как родному. Я подполз к мокрой стене и, стоило закрыться двери, снова слизнул воду. Внутри все горело. Было такое чувство, что до утра я не доживу, но и не сдамся, доставив Осмонду очередную радость. Ненавижу. Как же я его ненавижу.

— Вернемся к вопросу с телом? — поинтересовался отец.

— Провались сквозь землю! — гаркнул я, и призрак исчез. Да неужели? Хоть какой-то толк от моего положения. Я зажмурился, стараясь унять подступающую дурноту. Ничего, это не может длиться вечно. Всему на свете приходит конец, и для моей пытки он тоже настанет. Вот только…

Я лежал на холодном полу и думал о доме. Вспоминал маму. Ее больше других. Как она в праздники долго сидела у зеркала, расчесывая волосы, и они струились золотой волной. Сестры пошли в Ника. Они были яркими блондинками, а мамины волосы казались именно золотыми. Она перебирала заколки, подкалывала пряди, оставляя открытой шею, оборачивалась ко мне и улыбалась.

А еще вспоминался Ник. Мне было очень стыдно перед ним. В последнее время я часто заявлял ему: «Ты мне не отец, не надо указывать». Или: «Ты мне не отец, хватит учить жизни». А сейчас думал: какой вздор! Ник всегда считал меня сыном и не делал различий между мной и девочками. Как там Мелоди и Джанет? Мы мало времени проводили вместе. Они всегда были вдвоем, и я тайком им завидовал. Когда у тебя есть сестра или брат-близнец, наверное, жизнь кажется проще. Но делал ли я хоть шаг, чтобы сблизиться с ними? Нет, нет, нет. Я сам все разрушил. Кого винить? Осмонда? Он не вспоминал о нашем существовании долгие годы. Призрак отца? Это я слаб, что не могу избавиться от него. Так кого? В груди кололо — то ли от ударов солдат, то ли от тоски. Хотелось попросить прощения, но не у кого. Мои близкие слишком далеко, но сейчас я был этому рад.





ГЛАВА 34




Эдгар



«Ты победишь Илверта, но разве это принесет тебя радость?» Слова Лили, сказанные когда-то под Эйшвилом, постоянно звучали в голове. Я уже тогда сказал, что радости не будет, а сейчас понял, насколько был прав. Мы снова встретились на поле боя, и на этот раз не сдерживались: ни он, ни я. Илверт почти достал меня. Еще немного, и я бы погиб, но пламя сожгло нити, которыми он удерживал мертвых, и победа осталась за мной. Так почему мне жаль? Почему я испытываю стыд вместо торжества? Как я и говорил Тиане, это Илверт развязал войну. Это Илверт пошел на Изельгард. Так почему я чувствую себя виноватым?

Именно об этом я думал вечером перед казнью Илверта. Никто не знал, что решит Осмонд. Тиана плакала. Я попытался ее утешить, но, похоже, сестрица действительно влюбилась в короля Литонии. Какая ирония…

Лили оставалась рядом со мной. Сегодня она не улыбалась. Наоборот, будто постоянно думала о чем-то.

— Что случилось? — спросил я.

— А? — Лили вздрогнула, будто очнулась. — В Эйшвиле пожар, замок в огне. Мне так страшно.

— Прямо сейчас? — Я уставился на нее.

— Не знаю. Мои видения пока очень беспорядочные. А еще я вижу папу. Он в сыром подвале, а перед ним — Илверт. Почему он решил пойти против Илверта?

Настала моя очередь говорить:

— Я не знаю.

Лили пересела ближе ко мне, доверчиво прижалась к плечу и замерла. Я слегка ее приобнял, и мы сидели так около четверти часа. Говорить не хотелось, вставать и что-то делать тоже. И если бы в комнату не влетела лери Анита, мы бы, наверное, и спали так — сидя рядышком.

Мать Лили держала в руках конверт. Судя по знакам на нем — магический. Она протянула его нам. Как я и думал, там содержалось известие о пожаре в Эйшвиле и о том, что он начался где-то в комнатах Лили. Судя по всему, прислуга была неосторожна со светильниками. Анита казалась испуганной. Еще бы! Пламя вспыхнуло посреди ночи, и, если бы они с дочерью оставались в Эйшвиле, Лили могла бы погибнуть.

— Главное, что никто серьезно не пострадал, — сказал я. — А замок можно отстроить.

Анита часто закивала, но по ее щекам все равно катились слезинки. Лили вскочила и обняла мать.

— Все хорошо, мамочка, — говорила она. — Эд прав. Главное, что обошлось без жертв, пламя вовремя заметили и смогли вывести людей.

Анита, видимо, ей ответила, потому что Лили сказала:

— Но я же здесь, с тобой. Так о чем печалиться? Надо написать папе, чтобы он тоже не беспокоился. Хотя… Подожди, он скоро будет здесь.

Анита вздрогнула, осмотрела придирчиво свое платье и убежала. Понятно, хочет выглядеть красиво при встрече с мужем, и пожар сразу отступил на второй план, а мы с Лили переглянулись и улыбнулись.

— Вот видишь, мне надо держаться рядом с тобой, пока проклятие не будет снято, — сказала она.

— Похоже на то, — вздохнул я, признавая, что моя подруга права.

— Идем? Встретим папу.

И потащила меня за руку в холл. Как раз вовремя, потому что входная дверь открылась и усталый Айк Эйш замер на пороге. Он сжимал в руках такой же конверт, какой получила Анита. Значит, уже знал, что случилось в Эйшвиле в его отсутствие. Увидел меня, Лили — и замер.

— Доброй ночи, лер Эйш, — сказал я. — Простите, что без разрешения разместились в вашем доме, но нас пригласила лери Анита.

— Анита? Лили, что вы здесь делаете? — будто в тумане, спросил Айк. А может, он еще не открывал конверт и только собирался это сделать? Эйш посмотрел на бумагу в руках, снял печать и пробежал взглядом по скупым строчкам. Письмо полетело на пол.


К счастью, в этот момент на лестнице показалась сама лери Анита. Она действительно сменила платье на ярко-зеленое, весеннее посреди холода осени. Заметила мужа, слетела по ступенькам и упала в его объятия. Айк что-то шептал ей на ухо, а Анита гладила его по плечам, будто успокаивая.

— Не будем им мешать, — шепнул Лили, и мы уже шли к лестнице, когда в холле появился мой отец. Айк поднял голову, они встретились взглядами, и Эйш осторожно попытался подвинуть Аниту себе за спину.

— И почему я не удивлен, полковник Аттеус? — холодно спросил он, и его лицо, минуту назад живое, стало напоминать маску.

— Мне откуда знать, лер Эйш? — С той же стужей в голосе ответил папа. Никогда я не видел своего отца настолько враждебным к кому-либо. Что ж, причина была мне известна, но одно дело слышать о вражде Эйшей и Аттеусов и совсем другое — наблюдать своими глазами.

Анита вцепилась в руку мужа. Думаю, в чем-то его убеждала.

— Нет, я не злюсь, — устало ответил он. — Просто не ожидал встретить Аттеуса. Почему ты не в замке?

Снова повисла пауза, и Айк задумчиво кивнул:

— Понятно, опять дело в Эдгаре. Что ж, кажется, вы снова спасли жизнь моей дочери, молодой человек.

— Я ничего для этого не сделал.

— Тем не менее это так. И я благодарен вам. А теперь простите, мне немного не до вас.

И попытался пройти мимо отца, но тот перехватил его за локоть, и Айк отшатнулся, будто его ужалила змея.

— Почему ты не предостерег Илверта, Эйш? — спросил папа. — Ты ведь знал, что так будет.

— А ты бы предпочел, чтобы Изельгард проиграл, Аттеус? — ядовито ответил тот.

— Нет. Но этот мальчик…

— Получил то, к чему стремился. Судьба не спрашивает, Эрвииг. Его судьба — завтра оказаться на дворцовой площади, и там все решится. Будет ли шанс, что проклятие рано или поздно падет, или нет.

— Какое проклятие, Эйш? Что за бред?

Мне казалось, отец сейчас сломает ему руку, но Айк даже не вырывался из хватки.

— То, которым ты наградил мой род! — выпалил он. — Ты и Илверт Первый, чтоб он век не знал покоя. Ты обратил печать против нас, ты нарушил нашу магию.

— А вы этого не заслужили?

Айк молчал. Я только видел, как играют желваки на его лице.

— Пусти! — вырвался он. — Тебя это уже не касается, только его и Тианы.

Эйш кивнул в мою сторону. А я-то тут при чем? Но спросить не успел, потому что Айк умчался прочь. Нита на мгновение взяла отца за руку.

— Я на него не злюсь, — ответил папа. — Но и уважать твоего мужа не за что, уж извини. Не беспокойся, иди.

Нита кивнула и пошла прочь, а я только вспомнил о Лили, которая все время стояла тихо-тихо, сжав мою руку.

— Ложись спать, — сказал я ей. — Уже поздно.

— Доброй ночи, — ответила она и убежала, а я подошел к отцу.

— Мерзкий тип, — усмехнулся тот, но как-то печально.

— Скорее странный, — ответил я. — Зато он хороший отец.

— И это тоже странно. Кстати, я повторю твои же слова. Уже поздно, и стоит лечь спать. Завтра будет тяжелый день.

— Что мы будем делать, папа? — задал наиболее пугающий меня вопрос.

— Я сомневаюсь, что Осмонд рискнет убить Илверта. Унизить, растоптать — это да, но смерть сразу сделает Ила мучеником в глазах литонцев. Поэтому дождемся его решения, а потом попытаемся вытащить мальчишку. Но если все-таки король вынесет смертный приговор, значит, будем сражаться. Я не допущу его смерти.

— И я.

Папа не маг, один он не сможет противостоять войску Осмонда, но мы с Тианой — маги. И я не желаю Илверту смерти, это неправильно. Да, он враг, но иногда враги порядочнее союзников, и если сравнивать Илверта и Осмонда, боюсь, сравнение выйдет не в пользу короля Изельгарда.

Утром в доме царило всеобщее уныние. Эйш на рассвете опять куда-то ушел, и его супруга казалась печальной. Лили не отходила от меня и даже рвалась за мной на казнь, но ее остановила мать. Тиана и вовсе больше напоминала призрак, чем живого человека. Мне было очень жаль сестренку, но я ничем не мог ей помочь. Сейчас надо сосредоточиться на казни и сделать все, чтобы ее последствия не оказались разрушительными.

Незадолго до полудня мы все присоединились к своим полкам: я, папа, Тиана. Тию тут же окружили сослуживцы. Среди них были ребята, которых Илверт отпустил из плена. По иронии судьбы, теперь в плену оказался он сам. Меня тоже окружили солдаты. Они казались возбужденными, радостными от победы, а вот меня она не радовала. Здесь на площади собрались все войска и мирные жители Самарина, которые хотели увидеть казнь своего короля. Хорошо хоть стоять пришлось недолго. Забили в барабаны, и ворота дворца отворились. Я стоял в первых рядах, поэтому четко видел происходящее. Илверт шел под конвоем из десяти человек. Его щеку перечеркивали кровавые полосы, которых не было накануне. Он казался бледным, как мертвец, и едва переступал ногами. Руки, переплетенные веревками, опухли. При этом король шел, расправив плечи, насколько это позволяли его путы. Процессия остановилась у высокого помоста, на который Илверта втащили солдаты, чтобы всем было лучше видно. Только тогда Осмонд появился в своей ложе — на спешно сооруженном для него возвышении. Король выслушал приветственные выкрики войск и сел, расправив мантию.

— Изельгардцы и литонцы, — заговорил он, и голос полетел над площадью, — сегодня мы собрались здесь, чтобы судить так называемого короля Литонии Илверта.

Ил поднял голову и посмотрел на Осмонда с таким презрением, что тот поперхнулся.