Проклятие короля-оборотня

– Я не должен был обижаться. Я не шутил насчет того, что должен защитить себя на случай…

– Прошу, не надо, Ваше Величество. Я не хочу об этом говорить.

Он смотрит мне в глаза, и выражение его лица смягчается. Он изгибает уголок рта в ухмылке.

– Во-первых, прекращай эту глупость с Вашим Величеством. Зови меня Эллиот. Сегодня я узнал, что для вас обращение по имени, оказывается, честь. – Я посмеиваюсь над его нелепой шуткой. – Во-вторых, не возражаешь, если мы поговорим о чем-нибудь другом?

Я хмурю брови.

– Например, о чем?

– О чем угодно, – просит он, пожимая плечами. – Я не могу уснуть.

– Я тоже.

– Что ж, прошу. – Он с легкой насмешкой выпрямляет спину и предлагает мне руку. – Еще один урок, который я сегодня усвоил благодаря твоему исчерпывающему списку правил этикета за ужином.

Я кладу руку на сгиб его локтя, и мы начинаем идти, медленно и размеренно.

– Рада слышать, что ты его прочитал. Кстати, как прошел остаток ужина?

Он корчит гримасу.

– Неприятнее мероприятия посещать мне не доводилось.

– Но ты выдержал? Все выбрались живыми?

– Едва ли. Я повиновался твоим правилам. Мы поужинали, переместились в гостиную. Я занял место у камина, и большая часть разговоров велась обо мне, а не со мной, за что я, наверное, должен быть благодарен.

– А Имоджен? – Я даже имя ее произнести не могу, не ощутив спазма в животе. – Ты смог вернуть ее расположение?

– Как только ты покинула обеденный зал, она будто засияла. Не прошло и минуты, как она снова принялась таращиться на меня и хлопать ресницами. Я едва ли мог смотреть на нее после того, как грубо она себя с тобой повела.

Я пожимаю плечами.

– Что ж, теперь ты понимаешь, почему я выбрала для нашего плана именно ее. Я бы не стала выбирать кого попало, чтобы обманом заставлять ее жертвовать своим ценным сокровищем.

– О, теперь я прекрасно понимаю. Конечно, все гости были отвратительны, но она отличилась, хотя ее мать пыталась ее обойти. Сколько раз человек вообще должен касаться предплечья собеседника? – Он морщится.

Я хохочу, но быстро прихожу в себя.

– Эллиот, не следовало защищать меня перед Имоджен. В следующий раз постарайся сдержаться.

– То есть мне стоит от нее ожидать еще большего неуважения?

– Не по отношению к тебе, а значение имеет только это. Ты должен ухаживать за ней, помнишь?

Он усмехается и отводит взгляд.

– Ухаживать за ней. Ха! А это не она должна пытаться произвести на меня впечатление? Не… издеваться над моим персоналом?

– Ей, вероятно, кажется, что ее жестокость впечатляет. Мы слышали много историй о фейри, которые ценят подобное поведение.

– Жестокость достойна восхищения, только если смешна, либо заслуженна.

– Да? А с чего ты взял, что я не заслуживаю ее жестокого обращения? – Мне хотелось, чтобы мои слова прозвучали как лесть, но, должно быть, он чувствует, как сжимается сердце у меня в груди.

Он останавливается и смотрит прямо на меня.

– Не заслуживаешь. – Затем, после недолгой паузы, он спрашивает: – А о чем она говорила? Насчет виконта?

Я качаю головой.

– Пустяки.

– Вряд ли. Очевидно, что это нечто важное. Если хочешь, чтобы я обещал в следующий раз не спорить с Имоджен, когда она скажет тебе какую-нибудь гадость, тогда, черт возьми, лучше посвяти меня, в чем она тебя упрекает. Вдруг, если я буду знать суть, то смогу перевести тему.

Я несколько мгновений изучаю его лицо и поражаюсь искренности, которую вижу. Возможно, если он узнает правду, то поймет. Так же, как и остальные, кто слышал историю – мой отец, бывшие друзья в Бреттоне, старшая сестра Марни, – сочтет меня виноватой в случившемся. И тогда, вероятно, будет дружелюбнее с Имоджен.

Я вздергиваю подбородок.

– Если расскажу, обещай не клясть меня и не объяснять важность женской добродетели. Я наслушалась наставлений, хватит на всю жизнь.


– Какого дьявола мне должно быть дело до чертовой женской добродетели?

– Ладно, – ворчу я и продолжаю идти. Эллиот не отстает, и время от времени наши плечи соприкасаются. Сделав глубокий вдох, я начинаю: – Как ты знаешь, я выросла в Изоле. Но после смерти мамы отец перевез нас оттуда в столицу Бреттона. Там мы прожили пять лет и, когда с сестрами достигли совершеннолетия, то стали ходить на светские мероприятия. После того как старшая сестра вышла замуж, настала моя очередь искать мужа. Так начались игры в ухаживания, кульминацией которых стала моя встреча с виконтом. – На последнем слове мой голос надламывается.

Я чувствую на себе взгляд Эллиота, но не могу заставить себя поднять на него глаза.

Собравшись с духом, пытаюсь представить, что рассказываю историю не о себе, а об одной из вымышленных гувернанток из моих книг. Этот способ помогает продолжать и не так горько реагировать на историю.

– Виконт Брекширский, Освальд, преследовал меня больше, чем любой другой мужчина, и на то, чтобы ответить ему взаимностью, не потребовалось много времени. Мы были влюблены, и он обещал жениться на мне. Было только одно препятствие.

– Какое?

Ловлю его взгляд всего на секунду.

– Освальд уже был помолвлен с принцессой Бреттона.

Я ожидаю осуждения, шипения, вздоха, оцепенения. Но Эллиот остается непоколебимым, у него даже не сбивается шаг.

И тогда я продолжаю:

– Это был договорной брак по политическим причинам, несколько лет назад его запланировали отец Освальда и король. Мой возлюбленный обещал мне разорвать помолвку. Он говорил, ему только нужно немного времени, чтобы убедить своего отца позволить ему жениться на ком-то вроде меня. Видишь ли, Освальд знал о том, что моя семья была на грани нищеты, и в тайне это оставалось только потому, что я умело распоряжалась нашими активами. Но, несмотря на это, он все равно меня любил. И заверил, что, когда наступит подходящий момент, его отец поймет и даст нам свое благословение. До тех пор нам нужно продолжать отношения втайне. Как только его помолвка была бы расторгнута, мы бы публично заявили о нашей любви. Все его слова, его отношение ко мне убедили меня в том, что он говорит правду. Я свято в это верила. Но шли месяцы, а ему требовалось больше и больше времени. Еще больше. И еще. Я ждала. А потом перестала ждать.

Я сжимаю кулаки, чтобы отвлечься от жара, лижущего щеки. Я набираюсь сил и смелости, чтобы озвучить следующую часть:

– Я не была целомудренна с ним и не буду искать этому оправданий. Я никогда в жизни не чувствовала себя более красивой и любимой. Но эйфория от нашей связи сделала нас беспечными. Или, по крайней мере, сделала такой меня. Мы перестали скрываться так тщательно, как раньше, стали танцевать вместе чаще, чем предусматривали приличия, вместе обедали, гуляли, украдкой целовались на людях. А потом перешли к большему.

Горло сжимает в тиски, подступает тошнота.

– Мы вызвали достаточно подозрений, чтобы привлечь внимание репортера, ведущего колонку городских сплетен. Она… однажды проследила за нами и застала нас посреди…

Я с трудом сглатываю ком.

Эллиот останавливается и кладет руку мне на плечо, мягко разворачивая к себе лицом.

– Дальше можешь не объяснять, – говорит он. Ощутив тепло его ласковой ладони, я осознаю, как сильно дрожу, и не от холода.

– Все узнали, – шепчу я. – Все мои друзья, семья, отец Освальда. Освальд обещал бороться за меня. Но… он не боролся.

Брови короля сходятся на переносице, и я понимаю, что его рука все еще на моем плече. Она удерживает меня в настоящем, пока в голову рвутся воспоминания из прошлого. Перед мысленным взором до сих пор всплывают предложения, которые я обнаружила в колонке сплетен через неделю после того, как всем стало известно о моих свиданиях с виконтом. И как раз в тот момент, когда я решила, что слухи не причинят мне большего вреда, эта статейка нанесла смертельный удар, и каждое порочное, лживое слово полосовало меня, оставляя чудовищные раны.

– Вместо этого виконт вознамерился спасти свою репутацию, – продолжаю я, и во мне пылает ярость. – Он распространил слух, что я искушала его и соблазняла. Что наша интрижка ничего не значит и его сердце принадлежит принцессе. Он женился на ней в конце месяца, и его грехи быстро забыли. А вот о моих помнили. Репутация была загублена, семью стали презирать, а поклонники перестали ухаживать за моей младшей сестрой. Друзья уничтожали меня словами, а однажды, когда я вышла в город, даже публично унизили.

Я на мгновение замираю и вспоминаю, как девушки окружили меня и выкрикивали оскорбления, которые мог услышать любой проходящий мимо. Тогда я не могла бороться и ощущала лишь леденящий ужас. В самые горькие моменты я вижу именно их глаза. А в голове звучат именно их голоса.

Глубоко дыша, я сосредотачиваю все внимание на руке Эллиота и позволяю прошлому исчезнуть на задворках сознания.

– Вот почему мы переехали сюда, как только у отца появилась такая возможность.

Несколько напряженных мгновений Эллиот молчит.

– Я рад, что ты смогла сбежать.

– И все-таки не смогла, да? – Тут у меня на глазах выступают слезы. – Имоджен знает. Ее мать знает. Отец знает. Нина добра ко мне, но остальные не дают мне забыть о моей глупости.

Он стискивает челюсти, и я задаюсь вопросом, не борется ли он с желанием поступить, как они, и отчитать меня за то, что я сама нарвалась. Мне следовало быть умнее, прежде чем задирать юбки. Так сказала Марни. И отец. Это же повторяли все мои так называемые друзья.

– Насколько сильно ты хочешь меня отчитать?

Его хватка становится крепче, плечи напрягаются.

– Отчитать? – Он убирает руку и отворачивается от меня, с рычанием проводя пальцами по волосам. Несколько секунд он стоит молча и уперев руки в бока. Когда он снова смотрит мне в лицо, то я замечаю, как широко распахнуты его глаза и какими алыми стали щеки. – Отчитать? С какой, черт возьми, стати мне тебя отчитывать? Я… как же я зол… на этих недалеких людей. Ты самостоятельная женщина. И никто не имеет права тебя судить, тем более за страсть и то, что ты делаешь со своим телом!

Я ошеломлена. Сколько бы я ни рыдала, роняя искренние слезы, сколько бы ни делилась своей душевной болью, никто так не реагировал на мою историю. Даже Нина. Да, ей было меня жалко, но гнева из-за того, как со мной обошлись, она не чувствовала.

Когда мы встречаемся взглядами, я перенимаю его ярость и негодование и чувствую, что во мне впервые видят то, чего не замечали прежде.

– Ты действительно в это веришь?

– Конечно. – Он отводит глаза и пускается расхаживать взад и вперед, из-за резких движений его походка слегка дерганая. – Люди и их жалкие привычки! Вечно они пытаются управлять чужими жизнями с помощью бессмысленных правил приличия. Это просто близость, ради всего святого. Близость! И в ней участвуют двое! В случае некоторых фейри количество бывает чуть больше, но подобные дела не касаются всего города, и на них уж точно не требуется чье-то разрешение или одобрение. Никогда не пойму ваш вид.

С каждым его словом окутывавшее меня тепло утекает. Не то чтобы его негодование лишало ценности его высказывания. Я только сейчас понимаю, что это не личное. Возможно, его и возмущает случившееся, но не из-за сочувствия ко мне. Просто он презирает мой вид в целом. И у него есть точка зрения, с которой я не могу спорить. Да и зачем мне это делать? С какой стати я жду, что он вдруг изменится? В конце концов, он фейри. Фейри, который ненавидит людей. И все равно мне не удается игнорировать укол разочарования.

Эллиот перестает метаться и качает головой.

– И ты ждешь, что я буду дружелюбен с Имоджен после того, как рассказала мне все это? Она должна сгнить за то, что подняла такую неприятную тему.