Проклятая игра

Возможно, она не хотела с ним разговаривать. Изо дня в день он будет не в силах предсказать, окажутся они любовниками или врагами. Однако ее двусмысленность больше не беспокоила его. Это был ее способ проверить его, догадался Марти, и не возражал – главное, чтобы она наконец признала, что любит его больше, чем любого другого ублюдка в целом мире.

Он подергал ручку – дверь была не заперта. Комната за ней оказалась пустой. Там не было не только Карис, но и никаких следов ее существования. Книги, туалетные принадлежности, одежда, украшения – все, что указывало на то, что комната принадлежит ей, убрано. Простыни сняты с кровати, наволочки – с подушек. Голый матрас выглядел уныло.

Марти закрыл дверь и начал спускаться по лестнице. Он не раз просил объяснений, но мало что получил. Однако это было слишком. Какая жалость, что Тоя нет рядом: он, по крайней мере, обращался с Марти как с мыслящим животным.

На кухне был Лютер: сидел, задрав ноги на стол, полный немытой посуды. Перл явно уступила свое королевство варварам.

– Где Карис? – перво-наперво спросил Марти.

– Никак не угомонишься, да? – спросил Лютер. Он затушил сигарету о тарелку Марти и перевернул страницу журнала.

Марти почувствовал, что вот-вот взорвется. Ему никогда не нравился Лютер, но он месяцами выслушивал от этого ублюдка хитрые замечания, потому что система запрещала отвечать так, как он хотел. Теперь система рушилась, и очень быстро. Той исчез, собаки мертвы, каблуки на кухонном столе: кого, черт возьми, волнует, если он изобьет Лютера до полусмерти?

– Я хочу знать, где Карис.

– Здесь нет леди с таким именем.

Марти шагнул к столу. Лютер, казалось, почувствовал, что его ответная реплика ухудшила ситуацию. Он бросил журнал на стол, и улыбка исчезла с его лица.

– Не задирайся, парень.

– Где она?

Он разгладил страницу перед собой, ладонью вниз по гладкой обнаженной коже.

– Ушла, – сказал он.

– Куда?

– Ушла. Это все. Ты глухой, тупой или и то и другое вместе?

Марти в мгновение ока пересек кухню и стащил Лютера со стула. Как и в большинстве случаев спонтанного насилия, в происходящем не было изящества. Совершенная как попало атака лишила обоих равновесия. Лютер чуть не упал назад, его вытянутая рука задела кофейную чашку, та подпрыгнула и разбилась, когда они, шатаясь, пересекли кухню. Первым обретя равновесие, Лютер ударил Марти коленом в пах.

– Гос-с-спади!

– Убери от меня свои грабли, урод! – закричал Лютер, охваченный паникой из-за стычки. – Я не хочу ссориться с тобой, понял? – Требования превратились в мольбу о здравомыслии. – Ну ладно, парень. Успокойся.

В ответ Марти бросился на другого мужчину, размахивая кулаками. Удар, скорее случайный, чем преднамеренный, пришелся Лютеру в лицо, и следом Марти нанес ему три или четыре удара в живот и грудь. Лютер, отступив назад и пытаясь уйти от нападения, поскользнулся в холодном кофе и упал. Задыхающийся и окровавленный, он остался лежать на полу, где был в безопасности, в то время как Марти, чьи глаза слезились от удара по яйцам, потирал ноющие руки.

– Просто скажи мне, где она… – выдохнул он.

Прежде чем заговорить, Лютер сплюнул комок кроваво-красной мокроты.

– Ты совсем спятил, чувак, в курсе? Я не знаю, куда она девалась. Спроси у большого белого отца. Это он кормит ее гребаным героином.

Конечно, в этом откровении крылся ответ на полдюжины загадок. Оно объясняло ее нежелание расстаться со стариком, а также апатию и неспособность заглядывать в будущее дальше следующего дня, следующей дозы.

– А ты поставляешь дрянь? Так?

– Может, и да. Но я ее не подсаживал, чувак. Честное слово, не я. Это все он, с самого начала! Он так поступил, чтобы ее удержать. Взять и удержать. Ублюдок. – Это было сказано с искренним презрением. – Что за отец такой? Говорю тебе, этот говнюк мог бы преподать нам обоим несколько уроков по освоению грязных трюков. – Он сделал паузу, чтобы прикоснуться пальцем к внутренней стороне рта; он явно не собирался вставать снова, пока жажда крови Марти не утихнет. – Я не задаю вопросов, – сказал он. – Все, что я знаю, это то, что мне пришлось убрать ее комнату сегодня утром.

– Куда делись ее вещи?

Он не отвечал несколько секунд.

– Почти все сгорело, – сказал он наконец.

– Ради бога, почему?

– Приказ старика. Ты закончил?

Марти кивнул.

– Я закончил.

– Мы с тобой, – сказал Лютер, – друг другу не понравились с самого начала. И знаешь, почему?

– Почему?

– Мы оба дерьмо, – мрачно сказал он. – Никчемное дерьмо. Только я знаю, кто я такой, и даже могу жить с этим. А вот ты, бедный ублюдок, думаешь, что, если будешь достаточно долго подлизываться, в один прекрасный день кто-нибудь простит тебе твои прегрешения.

Марти фыркнул слизью в ладонь и вытер ее о джинсы.

– Правда глаза колет? – усмехнулся Лютер.


– Ладно, – сказал Марти, – если ты так хорошо знаешь правду, может, расскажешь, что здесь происходит.

– Я же сказал: я не задаю вопросов.

– И ни разу не захотелось?

– Конечно, я чертовски удивлялся. Я удивлялся каждый день, когда приносил малышке наркоту или видел, как старик потел, едва начнет темнеть. Но почему в этом должен быть смысл? Он сумасшедший, вот и ответ. Потерял рассудок, когда ушла жена. Слишком неожиданно. Он не смог этого вынести. С тех пор он не в своем уме.

– И этого достаточно, чтобы объяснить все, что происходит?

Лютер тыльной стороной ладони стер с подбородка кровавую слюну.

– Не слушай зла, не говори зла, не смотри на зло, – сказал он.

– Я не обезьяна, – ответил Марти.





41




Только к середине вечера старик согласился встретиться с Марти. К этому времени его гнев прошел, что, видимо, и было причиной задержки. Сегодня вечером Уайтхед покинул кабинет и кресло у окна. Вместо этого он сидел в библиотеке. Единственная лампа, горевшая в комнате, стояла чуть позади кресла. Поэтому было почти невозможно разглядеть его лицо, а голос был настолько лишен интонаций, что по нему не удавалось понять, в каком он настроении, но Марти наполовину ожидал театральности и был готов к ней. Ему хотелось задать еще несколько вопросов, и он не собирался молчать.

– Где Карис? – потребовал он.

Голова слегка шевельнулась в глубине кресла. Руки закрыли книгу, лежавшую на коленях, и положили на стол. Одна из научно-фантастических книг в мягкой обложке; легкое чтение для темной ночи.

– Какое тебе дело? – поинтересовался Уайтхед.

Марти думал, что он предвидел все ответы – подкуп, увиливание, – но этого вопроса, снова взвалившего на него бремя расследования, не ожидал. Напрашивались и другие вопросы: например, знал ли Уайтхед о его отношениях с Карис? Весь день он мучил себя мыслью, что она рассказала ему все, пошла к старику после той первой ночи и следующих ночей, чтобы поведать в деталях о его неловкости и наивности.

– Мне нужно знать, – сказал он.

– Ну, я не вижу причин, почему бы тебе не рассказать, – ответил мертвый голос, – хотя, видит Бог, это личное и болезненное дело. И все же у меня осталось мало людей, которым я мог бы довериться.

Марти попытался найти глаза Уайтхеда, но свет за креслом ослепил его. Все, что он мог сделать, – прислушаться к ровным модуляциям голоса и попытаться понять, что скрывается за этим потоком.

– Ее увезли, Марти. По моей просьбе. Туда, где ее проблемы можно решить надлежащим образом.

– Наркотики?

– Ты, должно быть, понял, что ее зависимость значительно ухудшилась за последние несколько недель. Я надеялся сдержать процесс, давая достаточно, чтобы она была довольна, и в то же время постепенно сокращая дозу. До недавнего времени это работало. – Он вздохнул и поднес руку к лицу. – Я вел себя глупо. Мне давно следовало признать свое поражение и отправить ее в клинику. Но все просто: я не хотел, чтобы ее забрали у меня. А вчера вечером – наши гости, убийство собак – я понял, насколько эгоистичен, подвергая ее такому давлению. Слишком поздно для собственничества или гордыни. Если люди узнают, что моя дочь наркоманка, так тому и быть.

– Понятно.

– Ты был к ней неравнодушен.

– Да.

– Она красивая девушка, а ты одинок. Она тепло отзывалась о тебе. Со временем она вернется к нам, я уверен.

– Я хотел бы ее навестить.

– Опять же, со временем. Мне сказали, что в первые несколько недель лечения нужна изоляция. Но будь уверен, она в надежных руках.

Все звучало так убедительно. Но это ложь. Конечно, ложь. Комнату Карис опустошили: неужели в ожидании того, что через несколько недель она «вернется к ним»? Все это было очередной выдумкой. Прежде чем Марти успел возразить, Уайтхед заговорил снова, размеренным голосом.

– Ты теперь так близко ко мне, Марти. В свое время так было с Биллом. На самом деле, я действительно думаю, что тебя надо принять во внутренний круг, верно? В следующее воскресенье у меня званый ужин. Я хотел бы, чтобы ты был там. Как почетный гость. – Изысканная, льстивая речь. Старик без всяких усилий взял верх. – На этой неделе, я думаю, тебе следует съездить в Лондон и купить себе что-нибудь приличное. Боюсь, мои званые ужины довольно формальны.

Он снова потянулся к книжке в мягкой обложке и открыл ее.

– Вот чек. – Тот лежал между страниц, уже подписанный, готовый для Марти. – Это должно покрыть стоимость хорошего костюма, рубашки, обуви. Все, что ты хочешь, чтобы побаловать себя. – Чек был зажат между указательным и средним пальцами. – Возьми его, пожалуйста.

Марти шагнул вперед и взял чек.

– Спасибо.

– Деньги можно обналичить в моем банке на Стрэнде. Там будут ждать. И еще я хочу, чтобы ты спустил на азартные игры все, что не потратишь.

– Сэр? – Марти усомнился, что правильно расслышал приглашение.