Проект «Аве Мария»

«Астрофаги 112,079 кг».



Рядом вижу кнопку с надписью «Сброс». Жму. Выскакивает диалоговое окошко с запросом подтверждения. Подтверждаю.

Внезапно корабль рывком ускоряется, и меня вжимает в боковину кресла. Даже Рокки не в силах удержаться. Он ударяется о боковую стенку пузыря, но быстро хватается за поручни всеми пятью руками.

Корпус стонет еще громче. Скорость не снизилась, и мои глаза заволакивает туман. Пилотское кресло начинает гнуться. Я вот-вот отключусь. Наверное, перегрузка 6 g, а то и больше.

– Мы разгоняемся! – Голос Рокки взволнованно вибрирует.

Я уже не в состоянии ответить. Не могу выдавить из себя ни звука. Я знаю, что сбросил цилиндр с пробитой стороны. Наверное, дыра задела не только его. Времени на размышления нет. Через несколько секунд перегрузка не позволит мне дотянуться до экрана. Если пробит еще один цилиндр, значит, он прямо рядом со сброшенным. Но по соседству два цилиндра. Я выбираю один наугад. Шансы пятьдесят на пятьдесят. Титаническим усилием нажимаю на иконку выбранного цилиндра, кнопку сброса и подтверждаю команду.

Корабль подбрасывает, и меня мотает в разные стороны, словно тряпичную куклу. Сквозь наплывающую на глаза тьму я вижу свернувшегося в шар Рокки, которого мотает внутри пузыря, а по прозрачным стенкам в местах ударов бегут струйки серебристой крови.

Перегрузка еще возросла. Но погодите… теперь она давит в другую сторону. Если раньше меня вжимало в кресло, то теперь в тело больно врезаются ремни. Неожиданно на экране возникает мигающее сообщение панели центрифуги:



«Превышение допустимой центробежной силы».



– Ы-ы-ы-ы, – мычу я.

Я хотел сказать: «О, боже», но не в силах вздохнуть. Столько топлива, улетающего в космос. Это жестко отразилось на продольной оси корабля. Бьющая под углом струя астрофагов раскрутила корабль, как детский волчок. А выстрелившие топливные цилиндры, скорее всего, лишь ухудшили ситуацию.

По крайней мере, я прекратил утечку топлива. Больше никакие векторы тяги на корабль не действуют. Осталось разобраться с вращением. Я умудряюсь сделать вдох. Центробежная сила давит меньше, чем неконтролируемая сила тяги до того, но все равно перегрузка огромна. Зато теперь мои руки прижимает к экрану, а не уводит от него. Если подключу двигатели вращения, наверное, смогу компенсировать…

Наконец, кресло не выдерживает. Напольные крепежи с треском вылетают. Я валюсь вперед, на экран, все еще пристегнутый ремнями к металлическому сиденью, которое придавливает меня сзади.

При обычной гравитации кресло наверняка не такое тяжелое. Килограмм двадцать, не больше. Но из-за огромной центробежной силы на мою спину будто взвалили бетонный блок. Я не могу дышать. Вот и все. Вес стула не дает сделать вдох. У меня кружится голова. Это называется механическая асфиксия – так удав душит свою жертву. Странно, почему перед смертью я думаю именно об этом?

Прости, Земля! Другое дело – вот достойная последняя мысль. Легкие переполнены углекислым газом. Я начинаю паниковать. Но даже взрыв адреналина не дает достаточно сил, чтобы вырваться из ловушки. Зато он не дает мне потерять сознание, и я испытываю предсмертную агонию во всех деталях. Ну спасибо вам, надпочечники!

Корпус больше не скрежещет. Видимо, все, что могло сломаться, уже сломалось, а остальные детали выдерживают нагрузку. Глаза увлажняются. Их начинает жечь. Почему? Я плачу? Я подвел целое человечество, и из-за меня все погибнут. Из-за такого действительно заплачешь. Но слезы текут не от эмоций, а от боли. Нос тоже болит. Что-то обжигает носовые ходы изнутри. Наверное, в лаборатории разбился контейнер с каким-то веществом. Страшно едкая штука. К счастью, я почти не дышу. Запах мне бы точно не понравился.

Вдруг, о чудо, я снова могу дышать! Не знаю, как и почему, но я снова свободен и с натужным свистом расправляю легкие. И сразу дико закашливаюсь. Аммиак. Повсюду аммиак. Его слишком много. Легкие горят, из глаз брызжут слезы. А потом я чувствую новый запах.

Огонь! Я перекатываюсь на спину и вижу Рокки. Не в своей зоне, а прямо в командном отсеке! Эридианец разрезал ремни и освободил из-под кресла! Он отталкивает кресло подальше и, покачиваясь, стоит передо мной. Рокки всего в нескольких дюймах от меня, и я чувствую жар, исходящий от его тела. Из вентиляционных щелей на спине эридианца струится дым.

У Рокки подгибаются конечности, и он валится рядом, прямо на экран. Жидкокристаллический монитор чернеет, а пластиковая рамка оплавляется. Я замечаю дымный след, ведущий к туннелю на потолке лаборатории и дальше.

– Рокки, что ты наделал!

Этот сумасшедший наверняка вломился сюда через шлюзовую камеру в лаборатории. Он прибежал ко мне, чтобы спасти! И теперь из-за своего благородства умрет сам!

Рокки дрожит и подгибает к животу конечности.

– Спаси… Землю… спаси… Эрид… – дрожащим голосом просит он и обрушивается на пол.

– Рокки!!! – Не задумываясь, я хватаю его за туловище. Это все равно, что схватиться за горящую печь. Я тут же отдергиваю руки. – Рокки! Нет!!!

Он не двигается.





Глава 20




Тело Рокки нагревает весь отсек. Я едва шевелюсь, придавленный центробежной силой. С рычанием чуть приподнимаюсь над разбитым экраном и по осколкам переползаю к соседнему. Я не пытаюсь выпрямиться целиком – нужно экономить силы.

Вытягиваю руку, нащупываю нижнюю границу монитора и жму на кнопку выбора панели. Права на ошибку у меня нет. Навигационную панель я помню наизусть. В меню ручного управления имеется кнопка полной остановки вращения. Очень соблазнительно, но я не хочу рисковать. Топливные баки сейчас открыты, пару контейнеров я сбросил и не имею ни малейшего представления, насколько пострадали другие части корабля. Так что я сейчас точно не буду запускать двигатели вращения, даже маленькие маневровые.

Вывожу на экран панель управления центрифугой. Появляется мигающее красно-белое предупреждение об избыточной центробежной силе. С трудом закрываю его и перехожу в меню ручного управления. Один за другим возникают диалоговые окошки, гласящие не делать того-то и того-то, но их я тоже закрываю. Вскоре я получаю контроль над кабельными катушками и запускаю их вращение на максимальной скорости.

Комната кружится и куда-то проваливается. Настоящее мучение для моего вестибулярного аппарата и зрения. Умом я понимаю, что процесс разделения корабля надвое сопровождается отвратительными побочными эффектами от необычного сочетания действующих сил. Но логика не облегчает мои страдания. Я поворачиваюсь, и меня тошнит прямо на стену.

Через несколько секунд гравитация ощутимо уменьшается. Так гораздо лучше. Наверное, меньше 1 g. И все благодаря волшебству центробежной силы.


Центробежная сила обратно пропорциональна квадрату радиуса вращения. Распустив оба кабеля, я увеличил радиус с 20 метров (половина длины корабля) до 75 метров (расстояние от командного отсека до центра массы с учетом полностью вытянутого кабеля). Не знаю, какова была величина силы, действию которой я подвергался, но сейчас она уменьшилась в четырнадцать раз.

Меня все еще прижимает к экрану, хотя далеко не так сильно. По моим ощущениям, это тянет на половину g. Я снова могу дышать. Все вокруг перевернуто вверх ногами. Я управлял центрифугой в ручном режиме, и механизм четко выполнил мою команду и только: он распустил оба кабеля, но не перевернул обитаемый отсек носом внутрь. Вращение прижимает все к носовой части корпуса. Теперь лаборатория оказалась «наверху», а спальня еще «выше».

Не знаю, где находится ручное управление разворотом обитаемого отсека, к тому же сейчас нет времени искать. Пока придется работать в перевернутом мире. Бросаюсь к шлюзовой камере и открываю люк. Внутри полный беспорядок, но мне плевать. Открепляю скафандр и перчатки, надеваю на себя.

Возвращаюсь в командный отсек, встаю на пульт управления (экраны теперь «внизу»). Надеюсь, я не сильно их попорчу. Руками в перчатках обхватываю туловище Рокки с обеих сторон и начинаю поднимать. Бог ты мой!

Кладу парня обратно. Если потащу Рокки на себе, сорву спину. Но все-таки я его поднял, пусть и ненадолго! С учетом нынешней половинчатой гравитации в эридианце фунтов двести[158]. А при 1 g целых четыреста! Силы моих рук недостаточно, чтобы поднять Рокки. И тут меня осеняет!

Сбрасываю перчатки и, метнувшись к шлюзовой камере, отшвыриваю ненужные предметы, пока не нахожу страховочные фалы. Подсовываю два фала под Рокки и делаю из них наплечные лямки. Руки обожжены в нескольких местах, но с этим я разберусь позже. Каждый фал завязываю петлей под мышкой. Неудобно и некрасиво, зато руки останутся свободны, а взять вес поможет сила ног.

Просовываю обе руки в люк, ведущий в лабораторию, и пробую ухватиться за ближайшую перекладину лестницы. Получается не сразу. Ведь в командном отсеке лестницы нет. И это понятно. Никто не предполагал, что отсек однажды перевернется.

Плечи болят страшно. Это вам не эргономичный рюкзак с грамотно распределенным грузом! Я тащу двухсотфунтового эридианца на паре узких нейлоновых фалов, которые жестоко врезаются мне в ключицы. И очень надеюсь, что температура плавления нейлона окажется ниже температуры тела Рокки.

Я кряхчу и гримасничаю, медленно одолеваю перекладину за перекладиной и, наконец, поднимаюсь в лабораторию. Упираюсь ногами в края люка, подтягиваю Рокки на тросах в лабораторный отсек.

В лаборатории царит хаос. Предметы в беспорядке валяются на потолке. И лишь стулья и стол, привинченные к полу, теперь надо мной. К счастью, почти вся хрупкая аппаратура привинчена к столу. И тем не менее, она вовсе не предназначалась для бешеных сальто и диких перегрузок в 6 или 7 g. Интересно, много ли приборов окончательно сломано?

Здесь гравитация ощущается слабее, ведь я ближе к центру вращения. Чем выше я заберусь, тем проще будет тащить Рокки. Оттолкнув ногой сваленное оборудование и расходные материалы, волоку эридианца к люку, ведущему в спальню. И снова повторяю весь мучительный процесс. Гравитация слабее, но мне больно. Так же упершись ногами в края люка, я затаскиваю Рокки в спальный отсек.

Мы еле помещаемся в моей части спальни. На стороне Рокки беспорядок, совсем как в лаборатории. Его верстак не был привинчен к полу, поэтому сейчас лежит на потолке. Я тащу Рокки по потолку и влезаю на койку. Благодаря подвижным креплениям она перевернулась, что сейчас очень кстати. Отсюда удобно добраться до шлюзовой камеры, разделяющей наши с эридианцем зоны.

Люк шлюзовой камеры распахнут в мою сторону. Значит, Рокки проник сюда именно через нее.

– Зачем ты это сделал, дружище? – ворчу я.

Он мог бы позволить мне умереть. И, честно говоря, имел на это право. Рокки прекрасно справлялся с перегрузкой. Поразмышлял бы спокойно, да и смастерил бы какое-нибудь устройство, с помощью которого стал бы управлять кораблем. Знаю, эридианец отличный парень и спас мне жизнь, но дело не в нас. Ему нужно спасать целую планету! Зачем рисковать собственной жизнью и миссией ради меня?

Люк шлюзовой камеры не доходит до потолка – чтобы попасть внутрь, придется прыгать прямо с койки. Очутившись в камере, подтягиваю Рокки на тросах. И только когда вылезаю, вижу пульт управления. Точнее сломанную коробочку, некогда бывшую пультом управления шлюзовой камерой.

– Да ладно!!! – ору я.

С обеих сторон у камеры имелись пульты управления, чтобы мы с Рокки оба могли пользоваться ею при необходимости. А теперь мой пульт сломан – видимо, когда здесь все попадало, в него угодил какой-то предмет.

Я должен вернуть Рокки в привычную для него среду. Но как? У меня появляется идея. Не самая лучшая. В камере есть аварийный клапан, запускающий воздух с территории Рокки. Клапан сделан там на случай возникновения вполне определенной ситуации. Я ни при каких обстоятельствах не смогу попасть на территорию Рокки. Я не выдержу эридианской среды, а мой скафандр расплющит, как ягоду. Но Рокки может приходить ко мне в гости в своем самодельном шаре-скафандре. И только ради пущей безопасности – на случай, если произойдет авария, а Рокки будет в шаре в шлюзовой камере, – там есть предохранительный клапан, который запустит воздух с эридианской стороны. Это здоровый металлический рычаг, и он управляется с помощью магнитов, которые Рокки, забираясь в шар, всегда берет с собой.

Я смотрю на рычаг, потом на люк, ведущий в мою часть спальни, и, наконец, на маховик запирающего устройства. Снова гляжу на рычаг, оборачиваюсь на люк.

Собираюсь с силами и мысленно считаю до трех. Поднимаю рычаг и выпрыгиваю из люка к себе. Шлюзовую камеру и спальню заполняет обжигающе едкий аммиак. Я с грохотом захлопываю люк и верчу маховик замка. Я слышу доносящийся из камеры свист, но уже ничего не вижу. Возможно, я ослеп навсегда. Глаза дико жжет. Будто сотня ножей пронзает легкие. Кожа с левой стороны онемела. Про нос я вообще молчу – вонь аммиака полностью отбила обоняние.

Горло отекает, и я начинаю задыхаться. Как будто тело желает герметично закрыться от аммиака.

– Ком… пью… тер, – хриплю я.

Я хочу умереть. Все тело болит.

– На помощь! – едва слышно выдавливаю я, валясь на койку.

– Множественные травмы, – раздается голос компьютера. – Острое воспаление глаз. Кровь вокруг рта, ожоги второй степени. Дыхательная недостаточность. Предлагаемая неотложная помощь: интубация.

Манипуляторы, которые, к счастью, работают даже при перевернутом положении отсека, хватают меня и бесцеремонно суют что-то в горло. Здоровой рукой я чувствую укол.

– Пакет с физраствором и седативное, – сообщает компьютер.

А дальше я отрубаюсь.





* * *


Я просыпаюсь, весь в проводах. Снова обрушивается боль. На лице кислородная маска. К правой руке подсоединена капельница, а левая забинтована от запястья до плеча и страшно саднит. Все тело словно в огне. Особенно глаза.

Но я хотя бы вижу. Это хорошо.

– Компьютер, – скрипучим голосом говорю я, – как долго я спал?

– Бессознательное состояние длилось шестнадцать часов семнадцать минут.

Делаю глубокий вдох. В легких будто гудрон. Наверное, накопилась мокрота или еще какая-то гадость. Смотрю на территорию Рокки. Эридианец на том самом месте в шлюзовой камере, где я его оставил. Как понять, жив ли Рокки? Во время сна он вообще не двигается. Но и мертвые эридианцы наверняка выглядят так же.