Проект «Аве Мария»
Часть 35 из 98 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ты наблюдать, вопрос?
Эридианец смотрел, как сплю я, поэтому логично, что парень предлагает мне посмотреть, как спит он. Уверен, наши ученые прыгали бы до потолка, получив хоть малейшую возможность увидеть, что такое эридианский сон. А у меня, наконец-то, появится возможность провести глубокий анализ ксенонита, и я до смерти хочу выяснить, как именно ксенонит образует связи с другими химическими элементами. Конечно, если лабораторное оборудование будет работать в невесомости.
– Не обязательно, – отвечаю я.
– Ты наблюдать, вопрос? – настаивает Рокки.
– Нет.
– Наблюдать!
– Ты хочешь, чтобы я наблюдал, как ты спишь?
– Да. Хотеть-хотеть-хотеть!
По негласному договору тройной повтор слова максимально усиливает его значение.
– Почему?
– Я спать лучше, если ты наблюдать.
– Почему?
Рокки делает неопределенный жест несколькими руками, подыскивая слова.
– Эридианцы так делать.
Эридианцы наблюдают за сном друг друга? Надо же! Мне следовало бы проявить больше культурной толерантности, но Рокки съязвил, когда я разговаривал сам с собой. И я решаю отплатить той же монетой.
– Эридианцы странные, – заявляю я.
– Наблюдать. Я спать лучше.
Мне неохота смотреть, как паук размером с собаку несколько часов лежит без движения. У него же на борту экипаж, верно? Вот пусть кто-то из них и посидит рядом.
– Попроси других эридианцев посмотреть, как ты спишь, – предлагаю я, указывая на «Объект А».
– Нет.
– Почему нет?
– Я здесь единственный эридианец.
У меня от неожиданности отвисает челюсть.
– Ты один на весь этот огромный корабль?!
Помолчав немного, Рокки выдает:
– ♫♪♪♫♪♪♫ ♫♪ ♪♪♫ ♫♪♫♪♪ ♫♪♪♪ ♫♪ ♪ ♫♪♪ ♫ ♪♪♫♪♪ ♫♪♪ ♫.
Полная абракадабра. Неужели моя самодельная программа-переводчик вышла из строя? Проверяю. Нет, все прекрасно работает. Я изучаю формы волн. Кажется, я уже видел нечто подобное. Но эти в более низкой тональности. Если вдуматься, последнее предложение Рокки прозвучало в более низком регистре, чем вся остальная его речь. В истории записей я выделяю предложение целиком и делаю выше на октаву. Октава – понятие универсальное, не характерное исключительно для людей. Иными словами, я просто увеличиваю частоту каждой ноты вдвое.
Компьютер немедленно выводит результат:
– Сначала в экипаже было двадцать три. А теперь только я.
Понижение на целую октаву… думаю, это от избытка эмоций.
– Они… они погибли?
– Да.
Я начинаю тереть глаза. Ух ты. На борту «Объекта А» летело двадцать три эридианца. Выжил только Рокки, и, естественно, он очень расстроен из-за этого.
– Ох… – Я не могу подобрать слов. – Плохо.
– Плохо-плохо-плохо.
У меня вырывается вздох.
– Сначала в моем экипаже было трое. А теперь только я. – Я прислоняю ладонь к перегородке.
– Плохо. – Рокки со своей стороны прислоняет клешню напротив моей ладони.
– Плохо-плохо-плохо.
Мы стоим так некоторое время.
– Я посмотрю, как ты спишь, – успокаиваю его я.
– Хорошо. Я спать, – отзывается Рокки.
Руки эридианца расслабляются, и он становится похож на мертвого жука. Он больше не держится за перекладины и свободно дрейфует по своей стороне туннеля.
– Что ж, ты больше не одинок, дружище, – тихо говорю я. – Теперь мы оба не одиноки.
Глава 13
– Не думаю, что нас надо обыскивать, мистер Истон, – отчеканила Стратт.
– А я думаю, надо, – невозмутимо проговорил старший тюремный надзиратель.
Голос надзирателя, сдобренный сильным новозеландским акцентом, звучал дружелюбно, но в нем улавливались металлические нотки. Этот человек сделал целую карьеру благодаря тому, что не позволял другим вешать лапшу себе на уши.
– У нас иммунитет от любых…
– Тихо! – оборвал Истон. – Вход и выход из «Пар»[107] только после полного досмотра.
Оклендская тюрьма, которую местные почему-то называют «Пар», – единственное в Новой Зеландии пенитенциарное учреждение строгого режима. Контрольно-пропускной пункт был густо усеян камерами видеонаблюдения, кроме того каждого посетителя досматривали с помощью ручного сканера. Через детектор при входе в тюрьму проходили даже надзиратели.
Пока наши начальники спорили, помощник Истона и я отошли в сторонку. Мы с ним переглянулись, недоуменно пожав плечами. Братство подчиненных, работающих на упрямых боссов.
– Я не сдам электрошокер! – упрямилась Стратт. – Если надо, я могу позвонить вашему премьер-министру!
– Валяйте, – кивнул Истон. – И она вам скажет ровно то же, что и я: никакого оружия рядом с сидящими здесь отморозками. Даже у наших охранников только дубинки. Есть правила, которые мы не меняем. Я прекрасно осознаю масштаб ваших полномочий, но и у них есть предел. Вы не всемогущи.
– Мистер И…
– Фонарь! – скомандовал Истон, протягивая назад руку, и помощник вложил ему в ладонь карманный фонарик.
Щелкнув переключателем, старший надзиратель произнес:
– Пожалуйста, откройте рот, мисс Стратт. Мне нужно проверить, нет ли у вас там запрещенных предметов.
Стоп! Пора вмешаться, пока все не стало совсем плохо.
– Я пойду первым! – вызвался я и широко открыл рот.
Истон посветил мне в рот, и, внимательно поглядев, заявил:
– Чисто!
Стратт окатила старшего надзирателя ледяным взглядом.
– Если хотите, могу вызвать нашу сотрудницу, и она досмотрит вас более тщательно.
Несколько мгновений Стратт не шевелилась. Затем нехотя вытащила электрошокер и передала Истону. Видимо, она порядком устала. Еще никому не удавалось одержать над Стратт верх. Впрочем, она никогда вступала в бессмысленные пререкания из чистого принципа. При всей своей власти Стартт не боялась уступить, если того требовала ситуация, и редко оспаривала простые решения.
Вскоре охранники повели нас со Стратт по холодным серым коридорам тюрьмы.
– Черт, какая муха вас укусила? – изумился я.
– Терпеть не могу маленьких диктаторов в их маленьких королевствах. Прямо бесят меня! – ответила она.
– Иногда стоит проявить гибкость.
– У меня на исходе терпение, а у нашей планеты – время.
– Ну уж нет! – Я предостерегающе поднимаю вверх палец. – Вот только не надо объяснять свое ослиное упрямство тем, что вы спасаете мир!
Стратт на миг задумалась.
Эридианец смотрел, как сплю я, поэтому логично, что парень предлагает мне посмотреть, как спит он. Уверен, наши ученые прыгали бы до потолка, получив хоть малейшую возможность увидеть, что такое эридианский сон. А у меня, наконец-то, появится возможность провести глубокий анализ ксенонита, и я до смерти хочу выяснить, как именно ксенонит образует связи с другими химическими элементами. Конечно, если лабораторное оборудование будет работать в невесомости.
– Не обязательно, – отвечаю я.
– Ты наблюдать, вопрос? – настаивает Рокки.
– Нет.
– Наблюдать!
– Ты хочешь, чтобы я наблюдал, как ты спишь?
– Да. Хотеть-хотеть-хотеть!
По негласному договору тройной повтор слова максимально усиливает его значение.
– Почему?
– Я спать лучше, если ты наблюдать.
– Почему?
Рокки делает неопределенный жест несколькими руками, подыскивая слова.
– Эридианцы так делать.
Эридианцы наблюдают за сном друг друга? Надо же! Мне следовало бы проявить больше культурной толерантности, но Рокки съязвил, когда я разговаривал сам с собой. И я решаю отплатить той же монетой.
– Эридианцы странные, – заявляю я.
– Наблюдать. Я спать лучше.
Мне неохота смотреть, как паук размером с собаку несколько часов лежит без движения. У него же на борту экипаж, верно? Вот пусть кто-то из них и посидит рядом.
– Попроси других эридианцев посмотреть, как ты спишь, – предлагаю я, указывая на «Объект А».
– Нет.
– Почему нет?
– Я здесь единственный эридианец.
У меня от неожиданности отвисает челюсть.
– Ты один на весь этот огромный корабль?!
Помолчав немного, Рокки выдает:
– ♫♪♪♫♪♪♫ ♫♪ ♪♪♫ ♫♪♫♪♪ ♫♪♪♪ ♫♪ ♪ ♫♪♪ ♫ ♪♪♫♪♪ ♫♪♪ ♫.
Полная абракадабра. Неужели моя самодельная программа-переводчик вышла из строя? Проверяю. Нет, все прекрасно работает. Я изучаю формы волн. Кажется, я уже видел нечто подобное. Но эти в более низкой тональности. Если вдуматься, последнее предложение Рокки прозвучало в более низком регистре, чем вся остальная его речь. В истории записей я выделяю предложение целиком и делаю выше на октаву. Октава – понятие универсальное, не характерное исключительно для людей. Иными словами, я просто увеличиваю частоту каждой ноты вдвое.
Компьютер немедленно выводит результат:
– Сначала в экипаже было двадцать три. А теперь только я.
Понижение на целую октаву… думаю, это от избытка эмоций.
– Они… они погибли?
– Да.
Я начинаю тереть глаза. Ух ты. На борту «Объекта А» летело двадцать три эридианца. Выжил только Рокки, и, естественно, он очень расстроен из-за этого.
– Ох… – Я не могу подобрать слов. – Плохо.
– Плохо-плохо-плохо.
У меня вырывается вздох.
– Сначала в моем экипаже было трое. А теперь только я. – Я прислоняю ладонь к перегородке.
– Плохо. – Рокки со своей стороны прислоняет клешню напротив моей ладони.
– Плохо-плохо-плохо.
Мы стоим так некоторое время.
– Я посмотрю, как ты спишь, – успокаиваю его я.
– Хорошо. Я спать, – отзывается Рокки.
Руки эридианца расслабляются, и он становится похож на мертвого жука. Он больше не держится за перекладины и свободно дрейфует по своей стороне туннеля.
– Что ж, ты больше не одинок, дружище, – тихо говорю я. – Теперь мы оба не одиноки.
Глава 13
– Не думаю, что нас надо обыскивать, мистер Истон, – отчеканила Стратт.
– А я думаю, надо, – невозмутимо проговорил старший тюремный надзиратель.
Голос надзирателя, сдобренный сильным новозеландским акцентом, звучал дружелюбно, но в нем улавливались металлические нотки. Этот человек сделал целую карьеру благодаря тому, что не позволял другим вешать лапшу себе на уши.
– У нас иммунитет от любых…
– Тихо! – оборвал Истон. – Вход и выход из «Пар»[107] только после полного досмотра.
Оклендская тюрьма, которую местные почему-то называют «Пар», – единственное в Новой Зеландии пенитенциарное учреждение строгого режима. Контрольно-пропускной пункт был густо усеян камерами видеонаблюдения, кроме того каждого посетителя досматривали с помощью ручного сканера. Через детектор при входе в тюрьму проходили даже надзиратели.
Пока наши начальники спорили, помощник Истона и я отошли в сторонку. Мы с ним переглянулись, недоуменно пожав плечами. Братство подчиненных, работающих на упрямых боссов.
– Я не сдам электрошокер! – упрямилась Стратт. – Если надо, я могу позвонить вашему премьер-министру!
– Валяйте, – кивнул Истон. – И она вам скажет ровно то же, что и я: никакого оружия рядом с сидящими здесь отморозками. Даже у наших охранников только дубинки. Есть правила, которые мы не меняем. Я прекрасно осознаю масштаб ваших полномочий, но и у них есть предел. Вы не всемогущи.
– Мистер И…
– Фонарь! – скомандовал Истон, протягивая назад руку, и помощник вложил ему в ладонь карманный фонарик.
Щелкнув переключателем, старший надзиратель произнес:
– Пожалуйста, откройте рот, мисс Стратт. Мне нужно проверить, нет ли у вас там запрещенных предметов.
Стоп! Пора вмешаться, пока все не стало совсем плохо.
– Я пойду первым! – вызвался я и широко открыл рот.
Истон посветил мне в рот, и, внимательно поглядев, заявил:
– Чисто!
Стратт окатила старшего надзирателя ледяным взглядом.
– Если хотите, могу вызвать нашу сотрудницу, и она досмотрит вас более тщательно.
Несколько мгновений Стратт не шевелилась. Затем нехотя вытащила электрошокер и передала Истону. Видимо, она порядком устала. Еще никому не удавалось одержать над Стратт верх. Впрочем, она никогда вступала в бессмысленные пререкания из чистого принципа. При всей своей власти Стартт не боялась уступить, если того требовала ситуация, и редко оспаривала простые решения.
Вскоре охранники повели нас со Стратт по холодным серым коридорам тюрьмы.
– Черт, какая муха вас укусила? – изумился я.
– Терпеть не могу маленьких диктаторов в их маленьких королевствах. Прямо бесят меня! – ответила она.
– Иногда стоит проявить гибкость.
– У меня на исходе терпение, а у нашей планеты – время.
– Ну уж нет! – Я предостерегающе поднимаю вверх палец. – Вот только не надо объяснять свое ослиное упрямство тем, что вы спасаете мир!
Стратт на миг задумалась.