Пробуждение

– Конечно! А как ты думала? Что я буду просто бездействовать и наблюдать за вами?

– Но я не собиралась поступать подобным образом! Не знаю, почему Эйдан внезапно нарисовался здесь.

– Расскажешь это господину Фаррану, – прерывает телохранитель и тянет меня за собой.

Я тащусь по траве рядом с ним. Кучка деревьев на восточной окраине луга, освещенная уличными фонарями, всего в ста метрах. Вороны, вероятно, припарковали свои машины там. Черт возьми! Если я хочу доказать, что не соврала, мне придется позволить Фаррану войти в мой разум. К сожалению, тогда он увидит и все остальное, что я ранее скрывала от него.

Вороны Фаррана смыкают защитное кольцо вокруг телохранителя, который все еще держит меня железной хваткой, и человека, который тащит Эйдана. Их головы беспрестанно крутятся в разные стороны, чтобы осмотреть местность, и они движутся так быстро, что мне приходится слегка бежать, чтобы не отставать.

И тогда у меня появляется новая мысль. Неужели соколы позволили Эйдану сбежать, потому что он ничего не помнит и теперь бесполезен?

Это не может быть правдой!

Мои глаза устремляются к неподвижной фигуре Эйдана. С каждым шагом его лоб стукается о спину телохранителя. Сколько времени человеку нужно проклинать себя, чтобы сойти с ума? Из-за слез на глазах его тело сливается с чернотой ночи. Во мне нарастает страх за него, как дикое злое животное, он душит каждое сомнение, которые я так заботливо взращивала в себе, как сорняки.

Чувство вины отпускает нас, только если нас прощают. Или мы сами прощаем себя. Иначе вина нас убивает.

Мама говорила это по телефону почти два года назад. Не знаю, о чем именно шла речь. Но так как я продолжаю бежать, отчаянно думаю только об одном. Прости Эйдана. Полицейские сирены заглушают шорох наших шагов, когда мы доходим до деревьев.

– Быстрее! – приказывает телохранитель Фаррана, сильнее сжимая мою руку.

Уверена, после этого у меня будут синяки. Но я стискиваю зубы, начинаю бежать и перестаю сопротивляться, чтобы ослабить его хватку. За низким забором уже видны два черных фургона с тонированными окнами. Подростки толпятся у узкого входа. Самые нетерпеливые перелезают через забор. Охранник тихо проклинает меня и отпихивает на несколько шагов от ворот.

– Давай! Перелезай и не вздумай выкинуть что-нибудь.

Наконец он отпускает мою руку. Я потираю болящее запястье. Выкинуть что-нибудь? Почему все считают, что я хочу сбежать? Мускулистый мужчина перепрыгивает через забор и забирает Эйдана из рук коллеги, чтобы он мог последовать за ним. Полицейские сирены становятся громче. Скоро они будут здесь. Металлический столб холодный, краска отслоилась в нескольких местах. Я подтягиваюсь и перекидываю правую ногу. Затем левую, приземляюсь на асфальт в трещинах. Начинается.

Стекло уличного фонаря неподалеку от меня лопается, и тысячи осколков уже летят вниз, как острые градины. А следом и другие фонари в этом районе взрываются и погружают нас в полную темноту. Я инстинктивно сжимаюсь и закрываю голову руками. Чувствую жгучую боль от осколков на шее и не только. Визг молодых людей у ворот, приказы воронов и мой пульс громко ревут в ушах. А потом ноги внезапно теряют контакт с землей, мое тело поднимается в воздух, словно кто-то управляет мной и поднимает, как марионетку на невидимой нити. Крича, я размахиваю руками. Только когда приземляюсь на другой стороне улицы, полностью окидываю взглядом происходящее.

Мы попали в засаду соколов. Определенно это дело рук телекинетика. Чьи-то руки быстро хватают меня поперек груди, когда я падаю на асфальт всего в нескольких шагах от одного из затемненных фургонов. Запах терпкого дезодоранта ударяет в нос. Я реагирую быстро. Со всей силы откидываю голову назад. Слышу подавленный крик и легкий треск. Захват рук на секунду ослабевает. Но когда я стараюсь освободиться, человек сжимает меня еще крепче, чем раньше.

– Эмма. Хватит! Мы просто хотим помочь.

Патрик Намара!

Мысли мелькают в голове со скоростью сердцебиения. Я перестаю вырываться.

– Патрик! – произношу я с огромным облегчением в голосе. – Какая удача! Почему не сказал сразу! Эй, отпусти меня уже.

– Хорошая попытка, милая. Но меня не так легко одурачить. Знаю, пойти добровольно ты откажешься.

Интересно, почему он так в этом уверен? Патрик встает и тянет меня к открытой двери фургона. Как раз когда он хочет подтолкнуть меня, она захлопывается с громким ударом.

– Эмма! – кричит он в отчаянии.

Дверь открывается. Я проделываю это снова. Безумно быстро он хватает меня рукой за шею, у меня перехватывает дыхание. Но страх удушья только усиливает телекинез. Если я его отшвырну, наврежу себе. Нужен другой план. Я инстинктивно сосредотачиваюсь на его мускулистых руках, которые крепко обхватывают меня. Однажды я видела Патрика в рубашке на корабле Ричарда. Его предплечья покрыты густыми волосами. Уже представляю, как вырываю все волоски зараз. Когда телекинез действует на него, Патрик издает болезненный крик и отпускает меня на несколько секунд. Я запрыгиваю в машину одним движением и защелкиваю дверь. Это мой единственный способ ускользнуть от него достаточно быстро. Он стучит кулаком по окну и зовет меня по имени. Я залезаю на водительское сиденье и чувствую, как телекинез давит на виски с головокружительной силой. Патрик пытается снова открыть дверь. Пот бежит по мне ручьями. Я не смогу долго контролировать ситуацию. Пальцы проводят по коже руля, скользят в сторону и упираются во что-то металлическое. Ключ.

Когда я снова поднимаю голову, меня ослепляют яркие фары и мигающие синие огни полицейских машин. Сила Патрика теперь настолько мощна, что весь кузов машины вибрирует, и я полностью обливаюсь потом. Пальцы дрожат от усилий, поэтому, чтобы повернуть ключ, требуются две попытки. Двигатель наконец заводится. Я дергаю за рычаг переключения передач. Мои глаза слезятся так сильно, что больше ничего не видно. Такое чувство, словно сила Патрика вот-вот разорвет меня на тысячу кусочков. Нога ищет педаль газа, и я вжимаю ее до упора.





Якоб

Решение




– Жди! – говорит Монтгомери.

Краем глаза он видел дочь на краю волейбольного поля всего в тридцати метрах. Достаточно близко. Остается лишь пассивно наблюдать за тем, как она ныряет во тьму, а затем и Эйдан. Но он должен ждать и смотреть.

Вместо того чтобы ответить на звонок и выслушать распоряжения: через несколько минут он должен быть на другом конце Овечьего луга, ему хочется бросить мобильный телефон в ближайший мусорный бак и пойти к Эмме. Но босс соколов твердо убежден в том, что поспешное появление может напугать его дочь и даже нанести значительный ущерб ее психике. Не говоря уже о высокой вероятности того, что она убежит с криками, потому что увидит перед собой призрак мертвого человека. Или проекцию. По крайней мере, Якоб хотя бы понаблюдает за двумя голубками.

Следуя за ними, он видит, как несколько взрослых группируются на противоположном конце луга. Чтобы оставаться неузнанным, он натягивает капюшон на лоб чуть сильнее и собирается повернуться спиной, когда чернота внезапно сгущается перед мужчинами и женщинами и превращается в стройного, высокого мальчика так быстро, как человеческий глаз только может сфокусироваться.

Джек! Его дар так же впечатляет, как и его чрезмерные амбиции. Фарран не упустил такой талант в прошлом году и решил приставить его к Эмме. Высокий мужчина поворачивается к молодому ворону, и Якоб узнает в нем одного из старых знакомых Фаррана из Нью-Йорка.

Как Монтгомери мог быть настолько наивным, чтобы предположить, что Эмме удастся перехитрить Фаррана и покинуть школу, оставаясь незамеченной? С другой стороны, кто догадается, что она здесь не по приказу Фаррана? В качестве приманки для соколов, замышляя освободить Эйдана. Зачем ей убегать от него, когда можно спокойно поговорить? Если то, что Дэвид и Лиц узнали от Джейми в кино, правда, то его дочь находится под абсолютным влиянием Фаррана. После щедрого подарка, этой поездки, наверняка даже большим, чем раньше.

Якоб скрипит зубами так сильно, что его нижняя челюсть издает легкий треск. Он засовывает руки в карманы и поворачивается спиной к толпе. Медленно, Якоб заставляет себя идти вперед, не оглядываясь по сторонам.


В этот момент он внезапно слышит вопль смертельно испуганного человека. Его рука осторожно тянется за оружием, спрятанным в кобуре под курткой. Ручка теплая и ощущается так знакомо.

«Используй его только в чрезвычайной ситуации, – предупредил Монтгомери, – чем меньше внимания мы привлечем, тем лучше. Твой обычный план действий абсолютно не подходит для этой ситуации».

Монтгомери, очевидно, не в курсе, сколько раз соколы подвергались нападению с его стороны. Ну да ладно, его бесполезно воспитывать.

Звук глухого удара внезапно прерывает вопль и погружает все в глубокую тишину, которая даже Якоба заставляет вздрогнуть. Позади него слышится ритмичный стук быстрых и тяжелых шагов по траве. Якоб вытаскивает пистолет из чехла и осторожно передвигает его так, чтобы при необходимости выстрелить из-под куртки. Он чувствует едва заметный ветерок на коже. Словно холодные пальцы вытерли пот ему со лба. Затем звук шагов отдаляется. Это Джек? Смартфон Якоба вибрирует.

Ох, не сейчас!

Не обращая внимания на звонок сокола, он сворачивает направо, чтобы бежать к месту, куда ринулся юный ворон, услышав рев.

И тогда миру приходит конец.

Найти Эмму и Эйдана среди кричащих, паникующих подростков труднее, чем убедить Каллахана пожертвовать сбережения на восстановление лесов в Ирландии. Пролетают драгоценные минуты, Якоб мечется, всматриваясь в искаженные страхом лица и фигуры молодых людей, падающих на землю под натиском толпы. Когда он наконец сдается и направляется к Центр Драйв, его мобильный телефон вибрирует в четвертый раз, и вина давит неприятнее, чем изжога.





* * *


Якоб все еще находится примерно в тридцати метрах от ограждения Овечьего луга. На улицах позади него слышится звон разбитого стекла, и последовавшая за ним темнота заставляет бегущих людей снова звонко завопить. На бегу он нащупывает маленький светодиодный фонарик в куртке. С ним в левой руке и с оружием в правой руке он торопится, словно эту гонку во что бы то ни стало надо выиграть. Выстрелы с другой стороны забора сопровождаются криками страха. Следовало бы прихватить более мощный фонарик. Небольшое пятно света беспокойно прыгает, словно блуждающий огонек, по молодым людям, сидящим или лежащим на земле, обнимающимся или обхватившим себя руками, их лица полны паники.

Громадная тень возникает с той стороны забора и спешит куда-то, тотчас за тенью следуют выстрелы и крики. Пригнувшись, Якоб мчится к забору и прыгает через него. Но вместо твердой земли чувствует что-то мягкое, наклоняется, слышит жалобный возглас и падает. Стекло хрустит под коленями и ладонями. Чертыхаясь, он стряхивает с одежды осколки и вытаскивает из кожи.

– Макэнгус, – шепчет тихий, хрупкий голос позади него.

Якоб быстро поворачивается и видит пистолет, направленный на него.

– Одно движение – и тебе конец!

Хриплый смех переходит в хрипение, а затем в кашель. Словно кто-то подавился, жадно глотая воду. Луч света от фонарика выхватывает его ноги в темных джинсах прямо перед забором. Когда пятно света скользит вверх, Якоб резко вдыхает и задерживает дыхание.

В то же время вдалеке хлопает дверь, и голос кричащего человека кажется ему слишком знакомым.

– Эмма!

Он рефлекторно поворачивает голову на крик, слышит Намару, светит в ту сторону фонариком и узнает две фигуры перед фургоном, борющиеся друг с другом почти в восьмидесяти метрах от него. Чужие пальцы сжимают его предплечье, и Якоб виновато возвращается к тому, кто нуждается в его помощи.

Кристиан Штайн, один из верных соколов Монтгомери.

Его лицо бледно-белое, зрачки огромные, радужная оболочка жуткого темно-зеленого цвета: ничего подобного Якоб никогда не видел в глазах человека, которого он преследовал по всей Европе более пятнадцати лет. Но самая мрачная деталь этого странного лица – кроваво-красный рот, из которого по шее стекает вишневая струйка.

– Ричард! – он стонет, опуская руку.

– Все в порядке! Я сейчас, – он расстегивает молнию на куртке Кристиана, опасаясь обнаружить худшее, – проклятье!

Справа, на уровне плеч, в теле нейрокинетика виднеется отверстие размером почти с кулак, из которого хлещет кровь. Если Штайн не попадет в больницу сейчас же, он точно истечет кровью. Но шанс спасти его все же есть. Якоб нащупывает мобильный.

– Я вызову «скорую».

– Нет! – человек перед ним качает головой от боли.

– Перестань строить из себя мученика. Ты умрешь здесь и сейчас, на улице, если не…

Грохот двери заканчивает ответ Якоба.

– ЭMMA! Черт возьми, открой! – ревет Намара.

Чем он там занят? Неужели парень, несмотря на весь свой боевой опыт, не может приручить маленькую девочку? Ах, если бы эта ситуация не казалась такой безнадежной. Штайн делает еще один шаг, хрипя.

– Рич… подстрелен. Филлис… должна помочь. Слишком много воронов!

Он поднимает дрожащую левую руку и указывает в противоположную от Намары сторону. Туда, где ранее растворилась темная фигура.

– Пожалуйста, Якоб, – слезы проливаются из его глаз, – сделай это для… моего сына. Дэвида.

Двигатель заводится.

Якоб вглядывается в умоляющие глаза умирающего перед ним человека и принимает решение.