Пряная штучка
Часть 11 из 13 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Похоже, в Питерборо перец не в чести, – призналась я, что немножко начинаю нервничать из-за отсутствия покупателей. Каждая проданная баночка приближала к возвращению долга, а пока все баночки стояли на полках торгового зала.
– Вам бы объявления развесить.
– Развесила по всему городу.
– Ни одного не видел, – удивился подмастерье.
Как только он ушел, я написала новые объявления, заперла лавку и обошла информационные доски. Ирвин оказался прав, ни одного упоминания о том, что в Питерборо открылась лавка пряностей, не нашлось и в помине!
Я заново развесила зазывные листовки с заголовком: «Пряная штучка! Простой рецепт семейного счастья! Добавь в жизнь перчинку!» В этот раз приклеила с помощью магии, чтобы ни порывом ветра, ни рукой завистника, ни силами дворников объявления не сорвало. А сверху наложила заклятье водонепроницаемости и свечения в темноте. Специальным магическим хитростям меня научили, как ни странно, в редакции, ведь во время работы записи приходилось вести в любую погоду и в любое время суток.
Когда на Питерборо опустилась холодная осенняя ночь и на торговой улице зажгли фонари (все, кроме того, что стоял рядом с лавкой), в торговом зале зазвенел колокольчик. Я размалывала в кофемолке перечные горошины и не ждала покупателей. Так увлеклась смешиванием специй, что забыла о времени и не закрыла дверь на засов. Однако, несмотря на поздний час, морщить нос на потенциальных клиентов я просто не имела права.
Вытирая руки о полотенце, как была в поварском фартуке, выглянула из кухни. В торговом зале, с любопытством оглядываясь по сторонам, стояли трое плечистых здоровяков в форме королевского флота. Что они забыли в Питерборо, где вместо реки протекал широкий ручей, а через него пафосно перебросили горбатый каменный мост, было совершенно непонятно. Может, заблудились и дорогу решили узнать?
– Уберите руки от коня, – сдержанно попросила я, когда заметила, что один из поздних визитеров принялся пальцем тыкать в бронзовую статуэтку.
– У вас тут пряные штучки? – поинтересовался один из матросов, ощупывая мою фигуру сальным взглядом. Ощупывать, к слову, было особенно нечего, фартук скрывал формы почище кожуха.
– Хотите перца? – с сомнением уточнила я, все еще подозревая, что парни просто не осознали, в какую лавку завернули.
– Да поострее! – ухмыльнулись они.
Покупатели?! От радости я чуть не выпрыгнула из домашних туфель. Быстро скользнула за прилавок и засияла самой своей красивой улыбкой:
– Пряных штучек у нас хоть отбавляй!
Мужички переглянулись и с ухмылками подтянулись к прилавку.
– Порекомендуете? – просипел коренастый.
– Они все острые и жгучие! Черные, белые, красные, – перечислила я. – Вперемешку.
– Вперемешку? – сглотнули они от голода.
– Слоями. Снизу черная перчинка, сверху красная, а посередке – белая прослойка. Знаете? Равновеликие полоски.
Матросы затаили дыхание. В глазах появился настораживающий блеск.
– Продемонстрируете или сначала деньги надо дать? – с горящими, как сигнальные фонари, щеками выдохнул самый молоденький из них, по виду едва-едва перешагнувший отроческий возраст.
– Конечно, – ласково улыбнулась я. – Продемонстрирую и даже позволю снять пробу, чтобы остроту проверить. Совершенно бесплатно.
Удивительно, но один из мужичков вдруг подтер пальцем слюну. Перец, что ли, так сильно любил?
– Вот смотрите!
Пока они не передумали, я принялась выставлять на прилавок разноцветные баночки. С чистым перцем, выложенным слоями, крапчатым – перемешанным с морской солью. Видимо, изящные баночки с рецептами произвели на представителей королевского флота такое неизгладимое впечатление, что они таращились на прилавок и от восхищения не смели вымолвить ни слова. Может, боялись, что перечные смеси им просто снятся?
– Что это? – наконец выдавил сиплый.
– Перец, – не поняла я. – Черный, красный, белый, слоями. Все как вы хотели.
– А девочки? – Три возмущенных взгляда пытались пробуравить у меня во лбу дыру.
– Какие девочки?
– Брюнетки, блондинки и рыжие – черные, белые, красные. Одна снизу, другая сверху, третья в прослойке. – Сиплый облизнулся. – Разноцветный сандвич…
– А что она должна в прослойке делать? – промычала я и немедленно оговорилась: – Хотя не смейте отвечать, у меня хорошее воображение.
Воображение у меня действительно работало исправно, не зря несколько лет в газете прослужила. Легко представилось и сверху, и снизу, и даже прослойка. На личном опыте не проверяла, но книжечки на тривиальную тему почитывала, особенно будучи студенткой.
Пауза длилась бесконечно долго. Я рассматривала рожи матросов и чувствовала себя ужасно оскорбленной.
– То есть перца вы не хотите? – тихо спросила я, взвешивая на ладони банку с названием «Для печенки и ливера».
– Баб перченых хотим. Черно-красных! И вина с перцем! – Матросы переглянулись и заржали, как кони. Им не в лавку пряностей надо было идти, а в городские конюшни. Целее бы остались.
– Значит… – мягко вытаскивая пробку из банки, вкрадчивым голосом вымолвила я, – вы приняли мою лавку, труд почти всей моей жизни, наследство, оставленное покойным дядюшкой, за дом терпимости и питейное заведение? Два в одном?
Мужчины странно переглянулись, и вдруг один спросил:
– Выходит, ты одна за всех?
– Почему же одна? С конем и перцем, – изогнула бровь, примеряясь к первой жертве.
– А что конь делает? – не понял сиплый.
– Ты лучше спроси, что делает перец… – процедила я и швырнула банку ему в голову.
Никогда не догадывалась, как красиво взлетает в воздух облако разноцветных приправ. Главное, вовремя отпрянула и не вдохнула огненный порошок. Но с мужчинами сработал эффект неожиданности. Они и вдохнули, и глотнули, а сиплый и вовсе опрокинулся на спину, поймав глазом банку с толстыми стенками. Как вообще с такой реакцией они служили во флоте и дожили до своих лет? Не матросы, а неповоротливый корм для морского чудовища.
– Я вам покажу дом терпимости! Вы у меня, любовники на выезде, сейчас натерпитесь! – без предупреждений, пока в рядах противников царила сумятица, я метнула новую банку, а следом еще одну. – Держите и брюнетку, и блондинку, и даже рыжую!
Завораживающий фонтан порошка карри взвился в воздух и опустился на головы неудачливым гулякам…
Что характерно, стражьи участки и в провинции, и в столице были похожи. Правда, я никогда не предполагала, что окажусь в знакомых унылых стенах уже через месяц после приезда. Столичные клетки для заключенных никогда не пустовали, а в Питерборо такого наплыва перченых – в прямом смысле слова – хулиганов, громивших лавку пряностей тихой осенней ночью, явно никто не ожидал. В единственную клетку с узкой лавочкой четверо разбойников – один из них был с бронзовым конем на коленях – помещались разве что впритирку. Да и стражи намеревались тихо-мирно пройтись по сонным улочкам и никак не ожидали на собственную голову наткнуться на драку, выкатившуюся за пределы лавки.
Чтобы мы… Ладно, кому я вру? Чтобы я не накинулась на неудачливых любителей разврата и больше не огрела никого из них бронзовым конем, во время допроса нас рассадили по разные стороны стола, на приличное расстояние. Подозреваю, шаг был тактически выверен – страж боялся, что растрепанная лавочница с недобро горящими глазами добросит тяжелую статуэтку до пострадавших, в смысле нападавших, и придется писать еще один протокол.
Матросы выглядели, прямо сказать, плохо. Блюстители порядка не сразу поверили, что такое смогла учинить хрупкая девушка, да и я сама, как красное марево спало с глаз, удивилась безобразию. Может, конечно, во мне поселилось чудовище, способное поколотить трех мужиков, и просыпалось оно только в минуты гнева?
У сиплого горе-гуляки заплыли оба глаза, и он беспрестанно смаргивал слезы, как будто рыдал от обиды. Второй красовался разбитой губой и расцарапанной щекой. Подозреваю, что у него еще и на животе разливался синяк после того, как в него впечаталась бронзовая конская голова. Хорошо, что не стал раздеваться, чтобы продемонстрировать увечье.
Третий обошелся малой кровью – шишкой на лбу, но в этом моей вины не было. Он пал жертвой аллергии на порошок карри. Только унюхал, как сопливо чихнул, тюкнулся лбом об угол прилавка и вырубился минут на десять. В общем, все веселье пропустил.
– А теперь рассказывайте, что произошло? – в десятый раз потребовал нервный страж.
Мы молчали, как шпионы на допросе, понимая, что сегодняшняя потасовка отольется нам коллективными неприятностями разной степени тяжести. Ко мне в лавку забудут дорогу покупатели – кому охота оказаться избитым чокнутой торговкой специями? А матросам влетит от старшины так, что твердой земли они не увидят до пенсии по выслуге лет.
– Произошло недопонимание, господин страж, – осторожно начала я и указала на матросов: – Добрые господа зашли ко мне в лавку спросить дорогу, но тут в лавку ворвались налетчики…
– В лавку пряностей? – скептически сощурился страж.
– В лавку пряностей, – серьезно кивнула я. – Не знаю, может, с монетным двором перепутали. Но безбожники налетели, поколотили банки с перцем, побили этих сволочей… кхм… доблестных представителей королевского флота, а потом сбежали.
– А на улице вы почему дрались?
– Так не разобрались в темноте, кто там кто, – пожала я плечами. – Фонарь-то не горел.
– Все так и было, господин страж, – поддакнул сиплый, видимо понимая, что ловчее языкастой лавочницы вряд ли сможет соврать.
– Вы издеваетесь? – процедил блюститель порядка.
– Как можно? – испугалась я, вдруг осознав, что мне придется ночевать в участке в тесной камере.
– Мы просто баб хотели, – вдруг шмыгнул носом молоденький, мы вчетвером (считая коня) уставились на болтливого юнца страшными глазами, мол, закрой рот, сопливый, но того под пристальным взглядом стража понесло: – Так вот мы баб хотели, а у нее только перец оказался…
Матросов забрали утром, когда за окном стражьего участка забрезжил жиденький рассвет. В Питерборо знакомых, кроме плотника и соседа-лавочника, я завести не успела, так что взять меня на поруки было некому. Решив, что подожду прихода капитана, а там уж устрою показательную истерику со слезами и обмороком (в столице не срабатывало, но в Питерборо стражи пока непуганые), я прилегла на узкую лавку и немедленно вырубилась от усталости.
– Доброе утро, – раздалось совсем рядом.
Моментально проснувшись, я обнаружила стоявшего возле клетки Этана.
– Пришел подать заявление, что исчезла хозяйка перечной лавки, а она отсыпается в камере, – ухмыльнулся он. – Удобно?
– Подтверди, кто я! – немедленно бросилась к нему, но тут же ощутила, что правая нога затекла, и чуть не влетела лбом в толстые прутья.
– И что мне за это будет?
– Тебе не стыдно устраивать торги, когда я в бедственном положении?! – возмутилась я.
– Нет.
– Я дам тебе денег!
Этан состроил скучающий вид и сунул руки в карманы.
– Ладно, – не растерялась я. – Тебе еще нужна комната для постоя?
В глазах плотника мелькнул интерес.
– Живи, сколько надо! Спальня за тобой.
– Ты говорила, что твою лавку примут за бордель, если ты пустишь к себе двух половозрелых мужчин, – вдруг принялся на мою неслыханную щедрость упираться Этан.
– Вообще-то, я сказала одного половозрелого мужчину и одного Ирвина. Но раз мою лавку уже приняли за бордель, так почему бы не поселить ночного вышибалу?
– Вам бы объявления развесить.
– Развесила по всему городу.
– Ни одного не видел, – удивился подмастерье.
Как только он ушел, я написала новые объявления, заперла лавку и обошла информационные доски. Ирвин оказался прав, ни одного упоминания о том, что в Питерборо открылась лавка пряностей, не нашлось и в помине!
Я заново развесила зазывные листовки с заголовком: «Пряная штучка! Простой рецепт семейного счастья! Добавь в жизнь перчинку!» В этот раз приклеила с помощью магии, чтобы ни порывом ветра, ни рукой завистника, ни силами дворников объявления не сорвало. А сверху наложила заклятье водонепроницаемости и свечения в темноте. Специальным магическим хитростям меня научили, как ни странно, в редакции, ведь во время работы записи приходилось вести в любую погоду и в любое время суток.
Когда на Питерборо опустилась холодная осенняя ночь и на торговой улице зажгли фонари (все, кроме того, что стоял рядом с лавкой), в торговом зале зазвенел колокольчик. Я размалывала в кофемолке перечные горошины и не ждала покупателей. Так увлеклась смешиванием специй, что забыла о времени и не закрыла дверь на засов. Однако, несмотря на поздний час, морщить нос на потенциальных клиентов я просто не имела права.
Вытирая руки о полотенце, как была в поварском фартуке, выглянула из кухни. В торговом зале, с любопытством оглядываясь по сторонам, стояли трое плечистых здоровяков в форме королевского флота. Что они забыли в Питерборо, где вместо реки протекал широкий ручей, а через него пафосно перебросили горбатый каменный мост, было совершенно непонятно. Может, заблудились и дорогу решили узнать?
– Уберите руки от коня, – сдержанно попросила я, когда заметила, что один из поздних визитеров принялся пальцем тыкать в бронзовую статуэтку.
– У вас тут пряные штучки? – поинтересовался один из матросов, ощупывая мою фигуру сальным взглядом. Ощупывать, к слову, было особенно нечего, фартук скрывал формы почище кожуха.
– Хотите перца? – с сомнением уточнила я, все еще подозревая, что парни просто не осознали, в какую лавку завернули.
– Да поострее! – ухмыльнулись они.
Покупатели?! От радости я чуть не выпрыгнула из домашних туфель. Быстро скользнула за прилавок и засияла самой своей красивой улыбкой:
– Пряных штучек у нас хоть отбавляй!
Мужички переглянулись и с ухмылками подтянулись к прилавку.
– Порекомендуете? – просипел коренастый.
– Они все острые и жгучие! Черные, белые, красные, – перечислила я. – Вперемешку.
– Вперемешку? – сглотнули они от голода.
– Слоями. Снизу черная перчинка, сверху красная, а посередке – белая прослойка. Знаете? Равновеликие полоски.
Матросы затаили дыхание. В глазах появился настораживающий блеск.
– Продемонстрируете или сначала деньги надо дать? – с горящими, как сигнальные фонари, щеками выдохнул самый молоденький из них, по виду едва-едва перешагнувший отроческий возраст.
– Конечно, – ласково улыбнулась я. – Продемонстрирую и даже позволю снять пробу, чтобы остроту проверить. Совершенно бесплатно.
Удивительно, но один из мужичков вдруг подтер пальцем слюну. Перец, что ли, так сильно любил?
– Вот смотрите!
Пока они не передумали, я принялась выставлять на прилавок разноцветные баночки. С чистым перцем, выложенным слоями, крапчатым – перемешанным с морской солью. Видимо, изящные баночки с рецептами произвели на представителей королевского флота такое неизгладимое впечатление, что они таращились на прилавок и от восхищения не смели вымолвить ни слова. Может, боялись, что перечные смеси им просто снятся?
– Что это? – наконец выдавил сиплый.
– Перец, – не поняла я. – Черный, красный, белый, слоями. Все как вы хотели.
– А девочки? – Три возмущенных взгляда пытались пробуравить у меня во лбу дыру.
– Какие девочки?
– Брюнетки, блондинки и рыжие – черные, белые, красные. Одна снизу, другая сверху, третья в прослойке. – Сиплый облизнулся. – Разноцветный сандвич…
– А что она должна в прослойке делать? – промычала я и немедленно оговорилась: – Хотя не смейте отвечать, у меня хорошее воображение.
Воображение у меня действительно работало исправно, не зря несколько лет в газете прослужила. Легко представилось и сверху, и снизу, и даже прослойка. На личном опыте не проверяла, но книжечки на тривиальную тему почитывала, особенно будучи студенткой.
Пауза длилась бесконечно долго. Я рассматривала рожи матросов и чувствовала себя ужасно оскорбленной.
– То есть перца вы не хотите? – тихо спросила я, взвешивая на ладони банку с названием «Для печенки и ливера».
– Баб перченых хотим. Черно-красных! И вина с перцем! – Матросы переглянулись и заржали, как кони. Им не в лавку пряностей надо было идти, а в городские конюшни. Целее бы остались.
– Значит… – мягко вытаскивая пробку из банки, вкрадчивым голосом вымолвила я, – вы приняли мою лавку, труд почти всей моей жизни, наследство, оставленное покойным дядюшкой, за дом терпимости и питейное заведение? Два в одном?
Мужчины странно переглянулись, и вдруг один спросил:
– Выходит, ты одна за всех?
– Почему же одна? С конем и перцем, – изогнула бровь, примеряясь к первой жертве.
– А что конь делает? – не понял сиплый.
– Ты лучше спроси, что делает перец… – процедила я и швырнула банку ему в голову.
Никогда не догадывалась, как красиво взлетает в воздух облако разноцветных приправ. Главное, вовремя отпрянула и не вдохнула огненный порошок. Но с мужчинами сработал эффект неожиданности. Они и вдохнули, и глотнули, а сиплый и вовсе опрокинулся на спину, поймав глазом банку с толстыми стенками. Как вообще с такой реакцией они служили во флоте и дожили до своих лет? Не матросы, а неповоротливый корм для морского чудовища.
– Я вам покажу дом терпимости! Вы у меня, любовники на выезде, сейчас натерпитесь! – без предупреждений, пока в рядах противников царила сумятица, я метнула новую банку, а следом еще одну. – Держите и брюнетку, и блондинку, и даже рыжую!
Завораживающий фонтан порошка карри взвился в воздух и опустился на головы неудачливым гулякам…
Что характерно, стражьи участки и в провинции, и в столице были похожи. Правда, я никогда не предполагала, что окажусь в знакомых унылых стенах уже через месяц после приезда. Столичные клетки для заключенных никогда не пустовали, а в Питерборо такого наплыва перченых – в прямом смысле слова – хулиганов, громивших лавку пряностей тихой осенней ночью, явно никто не ожидал. В единственную клетку с узкой лавочкой четверо разбойников – один из них был с бронзовым конем на коленях – помещались разве что впритирку. Да и стражи намеревались тихо-мирно пройтись по сонным улочкам и никак не ожидали на собственную голову наткнуться на драку, выкатившуюся за пределы лавки.
Чтобы мы… Ладно, кому я вру? Чтобы я не накинулась на неудачливых любителей разврата и больше не огрела никого из них бронзовым конем, во время допроса нас рассадили по разные стороны стола, на приличное расстояние. Подозреваю, шаг был тактически выверен – страж боялся, что растрепанная лавочница с недобро горящими глазами добросит тяжелую статуэтку до пострадавших, в смысле нападавших, и придется писать еще один протокол.
Матросы выглядели, прямо сказать, плохо. Блюстители порядка не сразу поверили, что такое смогла учинить хрупкая девушка, да и я сама, как красное марево спало с глаз, удивилась безобразию. Может, конечно, во мне поселилось чудовище, способное поколотить трех мужиков, и просыпалось оно только в минуты гнева?
У сиплого горе-гуляки заплыли оба глаза, и он беспрестанно смаргивал слезы, как будто рыдал от обиды. Второй красовался разбитой губой и расцарапанной щекой. Подозреваю, что у него еще и на животе разливался синяк после того, как в него впечаталась бронзовая конская голова. Хорошо, что не стал раздеваться, чтобы продемонстрировать увечье.
Третий обошелся малой кровью – шишкой на лбу, но в этом моей вины не было. Он пал жертвой аллергии на порошок карри. Только унюхал, как сопливо чихнул, тюкнулся лбом об угол прилавка и вырубился минут на десять. В общем, все веселье пропустил.
– А теперь рассказывайте, что произошло? – в десятый раз потребовал нервный страж.
Мы молчали, как шпионы на допросе, понимая, что сегодняшняя потасовка отольется нам коллективными неприятностями разной степени тяжести. Ко мне в лавку забудут дорогу покупатели – кому охота оказаться избитым чокнутой торговкой специями? А матросам влетит от старшины так, что твердой земли они не увидят до пенсии по выслуге лет.
– Произошло недопонимание, господин страж, – осторожно начала я и указала на матросов: – Добрые господа зашли ко мне в лавку спросить дорогу, но тут в лавку ворвались налетчики…
– В лавку пряностей? – скептически сощурился страж.
– В лавку пряностей, – серьезно кивнула я. – Не знаю, может, с монетным двором перепутали. Но безбожники налетели, поколотили банки с перцем, побили этих сволочей… кхм… доблестных представителей королевского флота, а потом сбежали.
– А на улице вы почему дрались?
– Так не разобрались в темноте, кто там кто, – пожала я плечами. – Фонарь-то не горел.
– Все так и было, господин страж, – поддакнул сиплый, видимо понимая, что ловчее языкастой лавочницы вряд ли сможет соврать.
– Вы издеваетесь? – процедил блюститель порядка.
– Как можно? – испугалась я, вдруг осознав, что мне придется ночевать в участке в тесной камере.
– Мы просто баб хотели, – вдруг шмыгнул носом молоденький, мы вчетвером (считая коня) уставились на болтливого юнца страшными глазами, мол, закрой рот, сопливый, но того под пристальным взглядом стража понесло: – Так вот мы баб хотели, а у нее только перец оказался…
Матросов забрали утром, когда за окном стражьего участка забрезжил жиденький рассвет. В Питерборо знакомых, кроме плотника и соседа-лавочника, я завести не успела, так что взять меня на поруки было некому. Решив, что подожду прихода капитана, а там уж устрою показательную истерику со слезами и обмороком (в столице не срабатывало, но в Питерборо стражи пока непуганые), я прилегла на узкую лавку и немедленно вырубилась от усталости.
– Доброе утро, – раздалось совсем рядом.
Моментально проснувшись, я обнаружила стоявшего возле клетки Этана.
– Пришел подать заявление, что исчезла хозяйка перечной лавки, а она отсыпается в камере, – ухмыльнулся он. – Удобно?
– Подтверди, кто я! – немедленно бросилась к нему, но тут же ощутила, что правая нога затекла, и чуть не влетела лбом в толстые прутья.
– И что мне за это будет?
– Тебе не стыдно устраивать торги, когда я в бедственном положении?! – возмутилась я.
– Нет.
– Я дам тебе денег!
Этан состроил скучающий вид и сунул руки в карманы.
– Ладно, – не растерялась я. – Тебе еще нужна комната для постоя?
В глазах плотника мелькнул интерес.
– Живи, сколько надо! Спальня за тобой.
– Ты говорила, что твою лавку примут за бордель, если ты пустишь к себе двух половозрелых мужчин, – вдруг принялся на мою неслыханную щедрость упираться Этан.
– Вообще-то, я сказала одного половозрелого мужчину и одного Ирвина. Но раз мою лавку уже приняли за бордель, так почему бы не поселить ночного вышибалу?