Призраки прошлого

– И как он там оказался?

– Да просто, в общем-то. Был ученым, биологом. Молодым, но очень перспективным. Но когда немцы подошли к Москве, пошел в ополчение. Взрыв снаряда, контузия, плен…

– И потом он стал им служить – вербовать они умели хорошо, – закончил за него Лисицын. – Да и в лагерях условия были такие, что сдашь все секреты генштаба, лишь бы вырваться из этого ада.

– Х-ха! – рассмеялся собеседник. – Немцы из моего прадеда ничего вытянуть не смогли. О да, кто он, эти сволочи определить сумели быстро и на перспективных ученых охотились постоянно, невзирая на расовые теории. И к сотрудничеству умели склонять и пряником, и кнутом. Так что пришлось моему прадеду вдвойне тяжело. Он был несгибаем, да. Из концлагеря два раза бегал. Шрамы мне показывал, от собачьих зубов.

– И что?

– Ничего. Третий раз оказался удачнее. Пробрался во Францию, там его подобрали местные партизаны. Х-ха! Ерунда это была, а не партизаны. Но, главное, деда они укрыли, а потом туда пришли американцы. Они оказались умнее фрицев. Кто перед ними – сообразили быстро и предложили сотрудничество. Он согласился. То, чего не добились немцы, предлагая на выбор палку или двойную пайку в лагерном бараке, они получили, дав гражданство и чековую книжку.

– Курорт в Майами, яхта, дом… Дешево, однако.

– Ну почему же. Прожил он долго, столетний юбилей отпраздновал, я его хорошо помню. К концу жизни состояние деда составляло без малого четыреста миллионов. Было, к чему стремиться.

– Подловато.

– Не-а. Если своя страна не дала того, что он заслуживает, и даже не смогла защитить, то при чем тут подлость? И, кстати, вы ведь тоже работаете совсем не на родине предков, не так ли, мистер… Сергей?

– Угадали, – медленно кивнул Лисицын. – Могу я узнать, как?

– Построение фраз иногда немного книжное, то есть английский для вас не родной. Акцент славянский – мне ли не знать. Да и рассуждения… очень типичные. То есть или Россия, или что-то рядом. Не переживайте так. Вон, Томас, на самом деле, вовсе не Браун. И, к слову, совсем не Томас.

– Я догадался…

– Он откуда-то из Казахстана. Родители его вывезли, когда там начались… беспорядки.

Да уж, хорошо сформулировано. Беспорядки. Скажи уж, местные кочевые гоблины, охренев от собственных амбиций и даваемых всевозможными союзничками гарантий безнаказанности, устроили резню. Гордыня – тяжкий грех. Жестоко наказуемый. Неудивительно, что в ответ русские, психанув, танковыми клиньями разрезали страну на ломтики, навели порядок и выселили их в резервации. Благо тогда Россия уже почувствовала свою мощь и восстанавливала контроль над бывшими провинциями, безжалостно давя (часто в прямом смысле) национал-сепаратистов всех мастей.

– Вот как…

– Не переживайте, меня никогда не волновали национальные вопросы. Просто не стоит пытаться укорять меня предками. Я думаю, мы друг друга поняли?

Лисицын медленно кивнул. Со своей точки зрения и уровнем информированности американец был кругом прав. Хотя бы потому, что видел перед собой пытающегося качать права наемника, ничем, по сути, не отличающегося от других. А Камнефф (или Камнев, как оно звучало первично), посмотрел на него, удовлетворенно кивнул и закончил мысль:

– Не обижайся, парень. Это – жизнь. А она порой может подкинуть расклады и покруче. Мне однажды пришлось иметь дело с человеком, который предпочел службе великой, но быстро вырождающейся и обреченной империи перспективу встать во главе пусть маленького, но собственного государства. И ты знаешь, у меня язык не повернется сказать, что он был неправ…



Настроение ему вечерний разговор испортил напрочь, и потому, когда утром колонна все же выдвинулась на маршрут, он лишь мрачно вертел баранку, не обращая внимания на подначки сестры. Охотники еще стояли – Камнефф никуда не торопился, а у экспедиции были нерешенные задачи. И погонщики в лице британцев, которые уже открытым текстом и довольно громко возмущались постоянными задержками. Так что грузовик с оклемавшимися вроде бы засранцами в голову колонны – и вперед! Тем более, если верить карте (порядком устаревшей, но все же), не так и много им оставалось.

Также внимательно эту карту изучившая сестра еще утром спросила его, как они поедут. Лисицын, погруженный в свои мысли, даже не услышал ее, но настырная девчонка повторила вопрос раз, другой, третий… В конце концов, пришлось вздохнуть и объяснить:

– До развилки прямо.

– А дальше?

– Без разницы. Дорога расходится… И снова сходится.

– То есть туда ведут две дороги.

– Совершенно верно.

– Какая из них лучше?

– Обе хуже. Дорогу на дачу помнишь?

– Ну… да.

– Представить хуже можешь? Нет? А они есть.

Машка замолчала, силясь представить дорогу, которая будет хуже, чем путь к ненавистной картошке. По всему судя, выходило так себе, хотя за последние дни насмотрелась на африканские трассы, и это должно было дать пищу для размышлений. А Лисицын вновь задумался. Развилка… Там начинались места, где ему уже приходилось бывать. И нельзя сказать, что воспоминания о прошлом визите были приятными.

Шли ходко, несмотря на периодические остановки – все же оклемались орки не все и не совсем. Впрочем, интенсивная терапия, проведенная дедовскими методами и основанная на применении внутрь слабого раствора марганцовки и кормлении рисом, делала свое дело, и во второй половине дня потери времени на пробег до кустиков снизились до приемлемых. Ну и еще один, не такой очевидный плюс – выпучивать глаза от натуги им теперь долго не придется.

А часа в четыре пополудни, когда они выехали на открытое место, вновь лопнуло колесо «Урала». Не везло идущей головной машине на острые железки. Впрочем, и ничего удивительного в том не было, идущий первым всегда принимает на себя большую часть неприятностей. Бакомбо это знал – не зря там, у рухнувшего моста, постарался снять с разбитой машины все, что можно, включая и колеса, так что в кузове сейчас их был неплохой запас. Ехавшим там оркам пришлось изрядно потесниться, отчего они непристойно ругались на своем языке, включая туда подслушанные русские, английские и французские слова. Но сейчас этот запас пригодился, и водитель с парой орлов, которым не повезло попасть в поле зрения Бакомбо и назначенных добровольными помощниками, принялся менять колесо. Остальные же, включая практически всех членов экспедиции, начали осматриваться. И Лисицын, выйдя из машины и посмотрев направо и чуть вверх, моментально увидел нечто, приковавшее к себе внимание.

Эту штуку и захочешь – ни с чем не перепутаешь. Во-первых, подобные в России еще со времен Союза очень любили показывать по телевизору. А во-вторых, на одной такой (ну, почти такой) Лисицыну приходилось бывать вместе со следователем в качестве эксперта. Там, помнится, некоего не вполне дружащего с головой умника утопили за крысятничество. Самая обычная буровая установка – в Африке постоянно что-то ищут, в том числе нефть. И, что характерно, иногда даже находят. Впрочем, здесь и сейчас явно не тот случай.

Установка торчала над деревьями, как вбитый неведомым великаном металлический кол что-то около полусотни метров высотой. Стояла она, судя по оплетающим ее лианам, давненько. Краска тоже местами сползла, обнажив ржавый металл, но, сколь помнил Сергей, запас прочности в такие конструкции закладывается колоссальный, а потому уронить ее своими силами природа не сможет еще долго.

Зато прилегающие блоки Африка не пощадила. Крыши проржавели насквозь и частично обрушились. Стены перекосило, местами плиты, из которых они были собраны, вывалились, обнажив заполненные непонятными, тоже проржавевшими конструкциями, нутро. Более всего это походило на скелет полуразложившегося железного динозавра. Лезть туда не хотелось, да и не нужно было – к чему? И так ясно, что все мертво и заброшено.


– Ч-черт! – пробормотал Лисицын себе под нос.

– Что случилось? – удивленно спросила Маша.

– Ничего хорошего. Сейчас увидишь.

– Да что увижу-то?

– Смотри на придурков, которые нас сопровождают – поймешь.

Во время службы Сергей узнал много нового и интересного. В частности, он хорошо помнил, что говорил когда-то по поводу и без их комвзвода: «Запомни, если предмет движется, отдай ему честь, если нет – покрась его». И была в этом определенная житейская мудрость. Проще говоря, солдат должен быть под контролем и при деле, иначе он обнаруживает, что появилось свободное время, и начинает использовать его по своему разумению. Очень часто – неправильно, а главное, когда не нужно. Так вот, Бакомбо хоть и учился в России, а здесь получил не самый малый чин, эту истину то ли не понимал, то ли не мог реализовать. И в результате его вояки ухитрялись вляпаться во что-нибудь с завидной регулярностью.

Так получилось и сейчас. Прежде чем кто-либо успел отреагировать, вся эта свора рванула к буровой. Нет, самой грудой металлолома никто не заинтересовался. А вот на расположенный тут же склад молодчики Бакомбо рванули незамедлительно. Видимо, их богатый опыт подсказывал, что если где-то стоят здоровенные и, главное, бесхозные морские контейнеры, в них можно чем-то поживиться. Ню-ню. Лисицын помнил, что в таких контейнерах обычно хранят в стране родных осин, и подозревал, что здесь ситуация вряд ли серьезно отличается. Если так, лезть туда нет смысла, да и для здоровья это может быть опасно. А нет – так вымажешься, как свинья, тоже не лучшее, что может случиться в этой жизни. В конце концов, если склад до сих пор не разграбили, это о чем-то говорит.

Зато стоящая по соседству целая гора бочек его заинтересовала. Хотя бы потому, что пластиковая тара за два-три года не сгниет. Подошел, внимательно осмотрел сохранившуюся кое-где маркировку и аккуратненько отошел. Трумэн удивленно посмотрел на него, получил в ответ на невысказанный вопрос фразу «та еще отрава» и кивнул понимающе. Мало ли высокотехнологичной гадости произвели люди, связываться с каждой – себе дороже. Лучше не трогать – целее будешь. В двух словах предупредил Бакомбо, чтобы его орлы не приближались к бочкам, и успокоился.

Как позже выяснилось, зря, поскольку неприятности на свои задницы кое-кто из орков найти-таки сумел. В одном из контейнеров оказался каустик, он же едкий натр[8]. Как ни странно, мешки с ним большей частью не рассыпались, но когда на них наступили тяжелыми и жесткими ботинками, рваться когда-то толстый и жесткий, а ныне потрепанный солнцем и дождями полиэтилен начал, словно тонкая бумага. Те, на кого попало, отряхнулись, естественно. Вот только двоим провалившимся попало еще и за голенища, на что изначально не обратили внимания. А зря.

Примерно через час выяснилось, что мелкие белые гранулы, растворившись в ядреном орочьем поту, оставляют на коже глубокие и крайне болезненные язвы, которые вдобавок растут и ширятся. Бакомбо рвал и метал, и единственное, что могли сделать его подчиненные, это в срочном порядке промыть водой пораженные участки. Русские в таких ситуациях пользуются борной кислотой, но как раз ее-то в аптечках и не нашлось. Хорошо еще никому в глаза не попало, а то Лисицын сомневался, что пострадавшим спасли бы зрение.

Впрочем, и так проблем хватало. Вояки ругались на своем обезьяньем языке, Лисицын в меру сил пытался их врачевать классическими методами. Ученые привычно выражали недовольство. Даже огры, когда их выпустили до ветру, что-то бухтели. Словом, опять все при деле.

Одно хорошо – для стоянки место выглядело вполне подходящим. Те, кто устанавливал здесь эту бандуру (кстати, интересно, как они ее сюда доперли – не иначе по винтику разбирали), обстоятельно расчистили от леса площадку радиусом метров двести. Конечно, за прошедшие годы что-то снова наросло, но найти более или менее ровный и не слишком оккупированный мелкими деревьями участок труда не составило.

В чем, в чем, а в обустройстве лагеря они за это время изрядно поднаторели. Никого не надо подгонять, ничего приказывать. Все и так все знают. А потому Лисицын, немного подумав, решил прогуляться до вышки – посмотреть на нее вблизи. Все же интересно, чем она отличается от той, которую пришлось в свое время облазить сверху донизу. К слову, на самом верху… Как там его называли? Кронблок? Так вот, там ее от небольшого вроде бы ветерка раскачивало со вполне приличной амплитудой, и подниматься туда было страшновато.

Сэм, недолго думая, присоединился к нему, и Лисицын не возражал. Как ни крути, вдвоем намного веселее, особенно когда идешь по этому памятнику техногенной катастрофе. Не то чтоб страшно, однако же – неприятно.

На вид установка была чуть более «обросшей» всевозможными пристройками, немного иначе скомпонована, а так – то же самое. Внимательно осмотревшись, Сэм прокомментировал «китайское барахло» и тут же пояснил, что конкретно этот агрегат узкоглазые тупо скопировали с канадского оригинала. Но хотя – невероятно! – честно купили лицензию, получилось все равно так себе. Качество откровенно дрянное, и часто тех, кто пользуется ими, выручает лишь возможность покупки запчастей в той же Канаде. Благо подходят один в один, а служат не в пример дольше. Вот здесь-то Лисицын на миг «завис», а потом спросил:

– Послушай, Сэм, ты кто? – и, подняв руки в останавливающем жесте, продолжил: – Только не говори, что простой сержант. Во-первых, ты сейчас показал, что разбираешься в вещах, далеко выходящих за пределы армейского круга интересов. А во-вторых, периодически демонстрируешь знания, которые обычно выкидывают из головы сразу после окончания школы, край – колледжа. Вон, как недавно про силу притяжения говорил. Иные, вроде бы образованные, про Ньютона и не слышали… или давно забыли.

– А вдруг у меня идеальная память? – с усмешкой прищурился орк.

– Возможно. Если не хочешь, я оставлю вопросы.

– Да нет, чего уж там, – Сэм вдруг тяжело вздохнул. – Я родился и вырос в Арканзасе, на ферме. Там, правда, маленькие хозяйства загибались одно за другим, но мои отец и мать работали как проклятые, и мы кое-как держались на плаву. Они в свое время хотели быть настоящими американцами. Как мои дед и прадед. Они презирали тех уродов, что живут в гетто на пособия и только и могут, что курить всякую дрянь. А я понимал, что просто так, сидя на заднице ровно, мы ничего не добьемся. Ну, потрепыхаемся еще сколько-то, а потом все равно разоримся. Знаешь, как я не хотел этого! Не хотел, чтобы мои родители окончили жизнь в доме престарелых, а сестры обкололись наркотой и пошли на панель. Это моя семья!

Лисицын кивнул. Мировоззрение сержанта отличалось от среднеамериканского, но русскому было хорошо понятно.

– И что дальше?

– Дальше… Скопил кое-как денег. Закончил колледж. Работал в Техасе и на Аляске, в Венесуэле бывал. Нефть – это тяжелые, но большие деньги. Потом… В общем, набил лицо одному уроду. Тоже из наших, в смысле из орков. Только у него был богатый папа, и сидел мальчик в совете директоров. Был взрыв, погибли мои товарищи. А он стал дело проталкивать так, что они сами виноваты. Хотя это с подачи менеджеров экономили на чем можно и нельзя…[9] В общем, не сдержался. Дело замяли, но я вылетел с работы, как это у вас говорят, с волчьим билетом. Вот и завербовался в армию, благо спортом занимался, да и образование у меня было. Пусть не какого-то престижного университета из «Лиги Плюща»[10], зато настоящее, честно заработанное. Благодаря ему быстро дошел до сержанта. Это было несложно. У нас такие олухи порой приходили. Стопроцентные американцы, белые парни, не умеющие ни читать, ни писать, только в видеоигры целыми днями рубиться, – и тут же, без перехода, зло процедил: – Знаешь, что мне не нравится?

– Чего?

– Да того, насколько предсказуемо место нашей стоянки.

Лисицын оглянулся – и вздохнул. Конечно, предсказуемо. Особенно если организовать проблему с колесом. И если знать, насколько местные орки любят лезть, куда не надо, но есть шанс что-то спереть. Тогда легко просчитать и что они здесь надолго задержатся, и что придется организовывать ночевку, и даже предугадать место остановки. Самое удобное, что уж там.

– Умеешь ты настроение поднять.

– Умею… Самое паршивое, что на этих, – Сэм презрительно махнул рукой в сторону «Урала», рядом с которым группа орков самозабвенно орала друг на друга, выясняя какие-то только им понятные вопросы, – надежды вообще никакой. Если случится заваруха, отбиваться придется самим.



Глэдис подошла к их костру в тот момент, когда Лисицын занимался… ну, скажем так, в большинстве магических, теологических, философских и прочих школ это называется медитацией. Сам же он считал это законным ничегонеделаньем, а потому просто сидел, расслабившись, и бездумно смотрел на звезды.

Африканское небо… О, это что-то с чем-то. Словами открывающуюся картину не передать, и даже фотография тут не помощник – это надо видеть! Помнится, когда Сергей только-только вернулся в мирную жизнь, именно его почему-то больше всего не хватало. Нет, северное небо не хуже и ничем не беднее на краски. Просто оно – другое. В эти края стоило вернуться уже ради того, чтобы снова увидеть эти звезды.

При виде американки Машка, охраняющая покой брата, а заодно играющая с котятами (на сей раз, во избежание эксцессов, их кормили не столь обильно, и успевшие привыкнуть к хорошему звереныши недовольно фыркали), на гостью моментально окрысилась не хуже взрослой кошки. В больницу ее на практику отдать, что ли, лениво подумал Сергей. Посадить у входа в отделение – получится неплохой цербер.

– Присаживайся, – махнул он рукой в сторону лежащего рядом пластикового ящика, такого же, как те, на которых сидели они сами, за миг до того, как сестренка, уже открывшая рот, послала гостью куда подальше. Чтоб, значит, не отвлекала брата от важного дела. Угадывать такие моменты он умел и любил, не упуская случая, чтобы немного позлить Машу. Та, впрочем, тоже делала успехи, время от времени отвечая тем же, но пока он вел с разгромным счетом. – Чай будешь?

– Только что ведь ужинали…

– Пусть лопнет презренное брюхо, чем ценный продукт пропадет! – рассмеялся Лисицын, глядя, как гостья устраивается на жестком пластике. – Ну, не хочешь – как хочешь. Рассказывай.

– О чем?

– Как ты дошла до жизни такой, – улыбнулся Сергей. – Шутка. Ты хотела что-то спросить?

– Да, – девушка поерзала, устраиваясь поудобнее, и Лисицын обратил внимание, что из армейской униформы на ней только куртка. Все же чувствуется, что она родом из теплых мест – для самого Лисицына ночью хоть и посвежело, но все равно было чуть жарковато. А так – обычные джинсы, кроссовки. Похоже, эти элементы современной женской униформы все их дамы возят с собой. Что уж там сверху, оставалось только гадать, но тоже вряд ли бронежилет. И… Лисицын принюхался, мысленно усмехнулся. Девчонка понимает толк в духах и ухитряется с ними не перебарщивать.

– Тогда спрашивай. Разрешаю.