Призрак ночи

– Нет. Э-э-э… да.

– Вы не уверены?

– Я выпила чашку кофе.

– Ну, вероятно, все дело в этом. Я рекомендую поесть.

– Я не голодна.

– А может, хотя бы печенье? Кофейня очень близко, за углом. Я не стану кормить вас насильно, не волнуйтесь. Я просто не хочу, чтобы пришлось накладывать вам швы, если вы упадете в обморок и расшибете голову.

Он протягивает руку; мне неловко отвергать проявление доброты, которое застало меня врасплох.

Я беру его за руку.

Он ведет меня за угол и вниз по узкой улочке к кофейне «Без затей», которой, как ни печально, очень хорошо подходит это название. В свете флюоресцентных ламп я вижу линолеум на полу и стеклянную витрину с неаппетитной выпечкой. По своей воле я бы в такое заведение не зашла, однако, как оказалось, кофейня довольно популярна среди здешних жителей. Я замечаю мясника из продуктового магазина, уплетающего датский язычок с сыром, и почтальона, который ждет своей очереди, чтобы оплатить кофе навынос.

– Садитесь, – говорит доктор.

Я по-прежнему не могу вспомнить его имя, но признаться мне неудобно. Сажусь за ближайший столик, надеясь, что кто-нибудь окликнет моего спутника. Увы, девушка приветствует его из-за прилавка радостным возгласом:

– Здравствуйте, док! Что будете?

Дверь распахивается, и входит еще один знакомый персонаж. Донна Бранка скинула свой пиджак, ее светлые волосы, обычно уложенные идеально, от влажности слегка взлохмачены. От этого управляющая выглядит моложе, и я почти вижу в ней ту красивую и загорелую девочку, какой она была, прежде чем взрослая жизнь заставила ее надеть деловой костюм. Заметив доктора, Донна вся расцветает:

– Бен, я как раз надеялась с вами встретиться! Сын Джен Освальд собирается поступать в медицинскую школу, и только вы способны дать ему по-настоящему дельный совет.

Бен. Ну конечно, я вспомнила: его зовут Бен Гордон.

– Я с радостью позвоню ему, – обещает врач. – Спасибо, что сказали.

Он направляется к моему столу, и Донна пристально смотрит ему вслед. А потом замечает меня и широко раскрывает глаза, будто происходит нечто невероятное. Я что, не имею права сидеть за одним столиком с доктором Гордоном?

– Вот. Это поднимет уровень сахара у вас в крови, – поясняет он и кладет передо мной печенье.

Оно размером с блюдце и щедро утыкано кусочками шоколада.

У меня нет ни малейшего желания есть это печенье, но из вежливости я пробую кусочек. Катастрофически сладкий, скучный, однообразный вкус – почти как сахарная вата. Даже ребенком я знала, что в каждом хорошем рецепте сахар должен уравновешиваться кислинкой, горчинкой или солью. Я вспоминаю первую партию овсяного печенья с изюмом, которое испекла сама. Как охотно мы с Люси принялись лакомиться им, едва вытащив противень из духовки! Всегда щедрая на похвалу, Люси провозгласила это печенье самым вкусным на свете, но я не поверила. Как в самой жизни, в кулинарии важен баланс, и я сразу поняла, что в следующий раз нужно обязательно добавить в тесто больше соли.

Вот бы все ошибки можно было так легко исправить!

– Ну и как? – спрашивает врач.

– Хорошо. Просто я не голодна.

– Недотягивает до ваших высоких стандартов? Говорят, вы печете обалденные черничные маффины. – Он смеется, увидев, как мои брови ползут вверх. – Я слышал это от женщины на почте, а она – от Билли.

– В этом городке ничего не утаишь.

– А как дела с мышами? Эммет из хозтоваров предсказал, что через неделю вы придете покупать новые мышеловки.

Я вздыхаю:

– Да, собиралась купить их сегодня. А потом отвлеклась на историческое общество и… – Я умолкаю, заметив, что за нами наблюдает Донна, которая заняла место через несколько столиков от нашего.

Мы встречаемся взглядами, и выражение ее глаз пугает меня. Она смотрит так, словно я вторглась на чужую территорию и поймана с поличным.

Внезапно со стуком открывается дверь, и в кофейню врывается человек в рыбацком комбинезоне; все поворачиваются к нему.

– Док! – зовет он Бена. – Вы нужны на пристани.

– Немедленно?

– Немедленно. Пит Крауз только что пришвартовался к пирсу. Вам стоит взглянуть на то, что он вытащил из бухты.

– И что же это?

– Чей-то труп.



Почти все посетители кофейни высыпали на улицу вслед за Беном и рыбаком. Любопытство заразительно, оно превращает нас в зевак помимо нашей воли. Вместе с остальными я присоединилась к мрачному шествию, направлявшемуся по мощеной дороге к пристани. Судя по всему, новость уже облетела городок, и возле пирса, где пришвартовалось суденышко ловца омаров, собралась небольшая толпа. Заметивший Бена полицейский Такер-Коува машет рукой:


– Приветствую, док! Он на палубе под брезентом.

– Я нашел его возле Скалли-Рокс, он запутался в водорослях, – поясняет ловец омаров. – Сначала я глазам своим не поверил, но как только зацепил его багром, понял: так и есть, кто-то утонул. Боюсь, вытягивая труп на борт, я нанес какие-то… мм… повреждения. Но не мог же оставить его болтаться в воде, он наверняка пошел бы ко дну. Ищи его тогда!

Бен забирается в лодку омаролова и подходит к синему брезенту, укрывающему некий предмет, который очертаниями смутно напоминает человеческую фигуру. Мне не видно, на что смотрит доктор, однако я различаю выражение отвращения на его лице, когда он приподнимает край непромокаемого покрытия. Довольно долго Гордон просто сидит там на корточках, глядя на то, какие ужасы способно сотворить море с человеческим телом. Толпа на пристани затихает, осознавая всю серьезность момента. И вдруг Бен роняет брезент и переводит взгляд вверх, на полицейского.

– Вы звонили в бюро судмедэкспертизы?

– Да, сэр. Патологоанатом уже едет. – Полицейский смотрит на брезент и качает головой. – Думаю, тело пробыло в воде некоторое время.

– По крайней мере несколько недель. И, судя по размеру и остаткам одежды, это, скорее всего, женщина. – Бен, поморщившись, встает и выбирается из лодки. – У вас есть сводки о недавно пропавших?

– За последние месяцы никто не пропадал.

– В это время года в бухте много лодок. Женщина могла упасть за борт и утонуть.

– Однако, если она утонула несколько недель назад, за это время о ней наверняка сообщили бы.

Бен пожимает плечами:

– Возможно, она плавала в одиночку. И никто не успел понять, что она пропала.

Полицейский задумчиво смотрит на воду:

– Или кто-то не хотел, чтобы ее нашли.



На обратном пути в Вахту Броуди меня все еще терзает ужас от того, что произошло на пристани. Пусть самого тела я не видела, под синим брезентом явно скрывались человеческие очертания, и мое воображение принялось во всех жутких подробностях рисовать жалкие останки, на которые пришлось смотреть Бену. Я думаю о капитане Броуди, чье тело также поглотила и разрушила безжалостная стихия. Представляю, как страшно тонуть: руки и ноги молотят по воде, соленая жидкость захлестывает легкие… Воображаю подводное пиршество, когда рыбы и крабы набрасываются на мертвую плоть, а потом ошметки кожи и мышц, влекомые течением, натыкаются на острые как бритва кораллы. Что могло остаться от рослого и статного мужчины, который смотрел на меня с портрета, после полутора столетий под водой?

Свернув на подъездную аллею, я недовольно вздыхаю: перед домом припаркован фургон Неда. Я стала оставлять ключ плотникам, и они, разумеется, приехали сегодня поработать, но у меня совершенно нет настроения в очередной раз весь день слушать этот грохот. Я пробираюсь в дом лишь для того, чтобы собрать корзину для пикника – хлеб, сыр, оливки. Уже открытая бутылка красного вина взывает ко мне с кухонного стола, так что и ее я кладу в корзину.

Навьюченная ланчем и пледом, я спешу по испещренной лишайником скале, словно горная козочка, чтобы по тропе попасть на пляж. Обернувшись, я вижу Неда и Билли – они трудятся на вдовьей дорожке. Плотники так увлечены установкой новых перил, что не замечают меня. Я продолжаю путь мимо цветущих кустов шиповника, а затем спрыгиваю на галечный пляж, который обнаружила в первое же утро. На пляж, где меня никто не увидит. Расстилаю плед, выкладываю припасы. Пусть я потихоньку схожу с ума, но как нормально накрыть на стол, все еще помню. Да, это обычный пикник, однако я не лишаю застолье торжественности. Достаю полотняную салфетку, вилку, нож и стеклянный бокал. Первый глоток вина наполняет меня теплом. Вздохнув, я облокачиваюсь на валун и смотрю на море. Вода на удивление гладкая, ее поверхность ровная, словно зеркало. Вот именно этим мне и нужно было заняться сегодня – ничегонеделанием. Я буду нежиться на солнце, как черепаха, и пусть вино творит чудеса. Я забуду мертвую женщину, которую вытащили из воды. Забуду капитана Броуди, чьи кости разбросало по дну подводное течение. Сегодня мне необходимо исцеление.

И забвение. Больше всего на свете мне нужно все забыть.

Соленый воздух пробуждает аппетит, и я отламываю кусок хлеба, намазываю на него сыр бри, раз-два – и нет! Затем приходит черед оливок, с наслаждением поглощаю их и запиваю еще одним бокалом вина. И вот ланч съеден, бутылка риохи опустела, а я так хочу спать, что веки опускаются сами собой.

Я растягиваюсь на пледе, прикрываю лицо шляпой и проваливаюсь в глубокий сон без сновидений.

Меня будит холодная вода, намочившая ноги.

Спихнув в сторону шляпу, я смотрю вверх и вижу, что небо потемнело до фиолетового оттенка, а солнце окунается в море за валуном. Сколько же я проспала? Прилив уже накрыл половину моего пляжа, даже край пледа немного намок. С похмелья я нетвердо держусь на ногах, а потому весьма неуклюже собираю остатки пиршества и ковыляю прочь. Моя кожа нагрелась и раскраснелась, и мне страшно хочется выпить стакан газированной воды. И возможно, капельку розе.

По тропке я пробираюсь вверх, на утес. Там я останавливаюсь перевести дух и задираю голову, чтобы посмотреть на вдовью дорожку. То, что я вижу, заставляет меня застыть на месте. Пусть я не в силах разглядеть лицо, я знаю, кто там стоит.

Пускаюсь бегом в сторону дома – пустая бутылка, постукивая, перекатывается в корзине. По пути я теряю шляпу, но не возвращаюсь за ней и несусь дальше. Прыгаю по ступеням веранды и вваливаюсь в дверь. Плотники уехали, так что, кроме меня, в доме никого нет. В прихожей я бросаю на пол корзину для пикника, бутылка, должно быть, звякает при падении, однако я слышу только биение собственного сердца. Эта барабанная дробь усиливается, когда я начинаю подъем на второй этаж, а затем быстро шагаю по коридору к лестнице в башенку. У нижней ступени я останавливаюсь, прислушиваясь.

Наверху тишина.

Я вспоминаю человека с картины, глаза, что смотрели прямо на меня, на меня одну. Как хочется снова увидеть его лицо! Мне просто необходимо убедиться, что он настоящий! И вот я поднимаюсь по лестнице, слышу ее знакомый скрип, и лунный свет озаряет мне дорогу. Я делаю шаг в башенку, и меня обдает морским ароматом. Я узнаю аромат – это его запах. Он любил океан, и океан забрал его. Капитан нашел вечный покой в объятиях моря, но в этом доме по-прежнему хранятся его следы.

Я перехожу в другой конец заваленной инструментами комнаты – к выходу на вдовью дорожку. Все гнилые доски уже заменены, и впервые я оказываюсь на площадке. Там никого нет. Ни плотников, ни капитана Броуди. Я все еще ощущаю морской аромат, но в этот раз его несет ветер с океана.

– Капитан Броуди! – зову я. Не особенно ожидая ответа, я все равно надеюсь его услышать. – Я вас не боюсь. Я хочу с вами встретиться. Прошу, позвольте мне увидеть вас.

Ветер ерошит мои волосы. Он не холодный, веет нежным дыханием лета, несущим аромат роз и теплой земли. Запах суши. Я долго гляжу на море, как, наверное, смотрел когда-то и капитан, и жду, когда зазвучит его голос, но никто ко мне не обращается. Никто не появляется.

Он исчез.





8




Я лежу во мраке спальни, в очередной раз прислушиваясь к беготне мышей за стеной. Многие месяцы алкоголь был моим анестетиком, и мне удавалось заснуть, только напившись до полубессознательного состояния, однако сегодня, даже после двух бокалов виски, я совершенно не хочу спать. Я знаю – непонятно откуда, – что именно сегодня покажется капитан.

Дремавший рядом со мной Ганнибал внезапно зашевелился и уселся на кровати. Мыши затихли. Мир погрузился в тишину, и даже море прекратило свое ритмичное бормотание.

Комнату наводнил знакомый аромат. Запах океана.