Прикосновение лунного света

– Удачи! – крикнула одна из девочек мне вслед.

Помахав рукой ей и остальным ребятишкам, я снова повернулась вперед. Моя дорожная сумка была доверху набита провизией, золото и отмычки я припрятала поближе к телу, а моя тайна из тяжкого бремени внезапно превратилась в оружие. И я знала, как им воспользоваться.

Я найду этот Сумеречный камень и принесу его во дворец Харана. И тогда до дворян наконец дойдет, что мы, ночные альбы, – вовсе не тот трусливый бесполезный сброд, которым они привыкли нас считать.

Решительно всматриваясь в темноту леса, я прислушивалась к тихому шепоту теней. Я много раз слышала его и раньше, но никогда не позволяла заманить себя в ловушку. Меня, как и всех детей в Фархире, учили любой ценой держаться подальше от границы. Я слышала рассказы о жестокости людей и опасностях, поджидавших нас в Амберане. То, что взывало ко мне оттуда, из темноты, манило и соблазняло, притягивая меня, как по волшебству, – зов, за которым последовали уже слишком многие ночные альбы. Альбы, которые стали жертвами.

Я всегда гордилась, что не стала одной из них, и вот теперь собиралась добровольно пересечь границу. До первых деревьев леса было еще довольно далеко, когда тропинка кончилась. Альбы Баштаны никогда еще не подходили к человеческому царству ближе. Тарос выскочил из седла и впился взглядом в заросли.

– Дальше здесь не ходят, – пояснил он, хотя это было понятно и без его слов.

– Каждый ребенок знает, что в Амберан дороги не ведут, – отозвалась я, сдерживая жеребца. Верхом на нем было бы трудно идти через лес, поэтому я тоже спешилась.

– И все же тебе придется как-то пробраться туда, – заявил Тарос. – Но для такой, как ты, это ведь не составит сложностей? В конце концов, лес – это что-то вроде твоего второго дома, ведь так?

Двое кровопийц дружно захохотали.

– Я справлюсь, – проворчала я.

– Ну конечно, – сказал Тарос. – А теперь передай мне поводья.

– Что, прости? – переспросила я.

– А ты думала, что я позволю тебе увести на верную смерть благороднейшего жеребца из королевских конюшен? Кто войдет в этот лес – не вернется живым. Это ведь тоже каждый ребенок знает.

Взгляд Тароса отчетливо дал мне понять: он твердо убежден, что больше никогда не увидит меня живой. Его губы растянулись в мерзкой ухмылке. Как если бы мне на шею уже накинули петлю, а он оказался палачом, рука которого только что сомкнулась вокруг рычага, открывающего люк. Он только и ждал, чтобы потянуть за него и нанести мне смертельный удар.

– Давай сюда, – вновь потребовал он.

– Вы даже не станете ждать меня, так ведь? – спросила я, переводя взгляд с него на двух альб крови, которые старательно избегали моего взгляда. На меня смотрел только Тарос, и его ухмылка стала еще шире.

Так вот в чем дело. Еще до того, как я смогу выяснить, где люди хранят Сумеречный камень, Тарос уже вернется во дворец, чтобы сообщить о моей прискорбной кончине. Почему он сразу не убил меня собственноручно? Может, его вера в Мурайю была так сильна, что он не хотел вмешиваться в ее волю? Или просто не хотел запачкать руки кровью грязной ночной альбы?

Презрительно фыркнув, я сняла свою сумку с седла и снова повернулась к нему.

– Прошу, – прошипела я, передавая Таросу поводья. – Я вернусь через несколько дней, с Сумеречным камнем.

– Посмотрим, – сказал он.

Я снова перевела взгляд на лес и, отыскав глазами место, где заросли не казались такими уж непроходимыми, нырнула туда, в тень. И только уверившись, что Тарос больше меня не видит, оглянулась.

Он уже садился в седло. Едва войдя в лес, для него я была обречена, а значит, не могла терять время зря. Я должна была добраться до Сумеречного камня до того, как Тарос объявит меня мертвой.

Я осмотрела лес, который окружал меня. Не стала бы отрицать, что в груди шевельнулось какое-то странное чувство. Тени вокруг, казалось, стали частью меня, но, странное дело, это почему-то казалось правильным. Мне стало хорошо и спокойно.

Я не знала, что из того, что я чувствовала, существовало лишь в моем воображении. Действительно ли шепот касался моих ушей, или это просто ветер шелестел в ветвях деревьев? Животные ли наблюдали за мной или сам лес, и как объяснить то, что это ничуть не тревожило меня, а, напротив, давало ощущение, будто кто-то присмотрит за мной?

Заходя все дальше и дальше в лес, я даже не испытывала страха заблудиться, и в конце концов именно это и вызвало во мне тот самый страх. Страх чересчур сродниться с этим лесом. Страх стать его частью. Так же, как многие другие ночные альбы до меня.

Вскоре я потеряла счет времени. Я двигалась по мягкой лесной почве легко и бесшумно, проводя пальцами по стволам деревьев и глубоко впитывая в себя тяжелые запахи мха и влажной земли. Я не чувствовала себя одурманенной или оглушенной. Напротив – мои чувства были остры, как никогда.

Мой слух различал треск каждого сучка в зарослях, писк каждого грызуна, спрятавшегося под листвой. И даже шелест мелких насекомых под корой и ветвями.

Опустившись на корточки, я отодвинула в сторону несколько листьев и схватила жирного жука, прежде чем он успел сообразить, что с ним произошло. Зачем я это сделала, я и сама не понимала. Прищурив глаза, я наблюдала, как жук беспомощно извивался в моих пальцах, и мой рот наполнился слюной. Я подняла жука и облизнула губы, когда стук копыт отвлек меня.

Резко вскинув голову, я увидела вдалеке, за деревьями, мчащуюся карету. Должно быть, там, впереди, – дорога. Так я уже пересекла границу с Амбераном? Но разве я не вошла в лес всего несколько минут назад? Взгляд в небо подсказал мне, что, должно быть, прошли часы.

Я снова повернулась к толстому черному жуку, который все еще беспомощно висел между моими большим и указательным пальцами. Ужаснувшись, я отбросила его в сторону. Что на меня нашло? Я чуть не съела эту гадость! К горлу подступила желчь, но когда я потянулась за фляжкой, моя рука поймала лишь пустоту.

Мигом вскочив на ноги, я ощупала свое тело. Отмычки и мешочек с золотом по-прежнему были на месте, но куда подевалась сумка? Сердце забилось чаще, когда я принялась оглядываться по сторонам, постепенно понимая, что скорее всего оставила ее в лесу где-то по дороге. И даже не заметила.

Так, может, Тарос был прав, списав меня со счетов в тот момент, когда я переступила границу с лесом? Что-то происходило в этом месте. Что-то, чего я не могла объяснить. Если бы не карета, я, возможно, совсем бы потеряла рассудок.

Я поискала экипаж глазами. Карета еще не скрылась из виду, и если я потороплюсь, то, возможно, смогу ее догнать. Это была упряжка из двух лошадей в сопровождении четырех всадников. Я могла только догадываться, что это были люди, потому что с такого расстояния мало что было видно.

Я беззвучно прошмыгнула через лес. Прячась, насколько это было возможно, в тени чащи, я добралась до дороги и влезла на дерево, укрывшись в его ветвях. Первые два всадника не заставили себя долго ждать.

Придется немного рискнуть. Смотреть на людей и впрямь было странно. Их тела прикрывали металлические пластины, громоздкие и помятые. Под ними – стеганые подкладки и грубые ткани ярких цветов. На кожаных ремнях крепились мечи, которых мне раньше не доводилось видеть. Должно быть, эти всадники отличались недюжинной силой, раз носили такое оружие. Правда, их лица были тоже скрыты за металлическими пластинами, но это определенно были люди, потому что ни одному альбу не пришло бы в голову заковать себя в железо.

Первые два всадника рысью промчались подо мной. Карета последовала за ними. Это был простой крытый экипаж с задернутыми шторами и кучей багажа на крыше.

Человек на козлах не носил железных одежд, но и его лицо было едва различимо. Его брови были такими густыми и разросшимися, что моя первая мысль была об оголовье из волчьей шкуры. Глаза под ними были крохотными, черты лица – жесткими, а кожа темной и грубой.

Куда бы ни направлялись эти путешественники, они наверняка покинут лес, и как раз именно это нужно было сделать мне, если я не намеревалась окончательно поддаться его чарам.


Я спрыгнула с дерева, бесшумно приземлившись среди багажа на крыше кареты, и замерла на мгновение, чтобы убедиться, что ни кучер, ни те всадники, что ехали следом, не заметили меня. Только тогда я подползла к краю крыши, осторожно перегнулась через край и заглянула внутрь кареты.

В карете сидел всего один человек. Мужчина или женщина – так сразу и не скажешь. Человек был закутан в пепельно-серый плащ, его вьющиеся волосы были собраны в высокую прическу, на веках – синяя краска. Он смотрел на какую-то маленькую, развернутую в руке безделушку и намазывал себе на лицо какой-то губкой пудру.

Он или она был высокого роста, но не таким массивным, как люди на лошадях. Одежда этого человека напоминала скорее платья знатных дам из дворца в Харане, хотя и была более широкой и несколько грубоватой. И только внимательно присмотревшись к телу, я смогла различить женские округлости.

Карета свернула за поворот, лишив всадников возможности видеть боковые окна, и я смогла незаметно проскользнуть внутрь.

Женщина-человек в ужасе распахнула глаза, но, прежде чем она успела закричать, я крепко зажала ей рот.

– Ш-ш-ш! – зашипела я.

Она издала тихий всхлип. Звонкий, слабый голос. Видимо, я оказалась права. Она и в самом деле была женщиной.

– Ты можешь говорить? Понимаешь меня? – спросила я.

До этого момента я сомневалась, что люди говорят на том же языке, что и мы, но женщина кивнула, значит, она меня поняла. Она по-прежнему смотрела на меня широко раскрытыми глазами, в которых постепенно собирались слезы. Видимо, я нагнала на нее страху.

– Мне нужно попасть во дворец Амберана, – сказала я.

Глаза женщины расширились еще больше. Я осторожно ослабила хватку, приложив палец к губам, чтобы дать ей понять, что кричать нельзя.

– Что?.. – только и смогла произнести она дрожащим голосом. – Что ты такое?

Ее явное замешательство поразило меня гораздо меньше, чем то, что женщина не говорила ни на каком другом языке. Слова, что слетели с ее уст, хотя и обладали странным акцентом, но явно были альбийскими. Но как такое было возможно, если никогда раньше она, очевидно, не видела ночных альб? И это – вблизи границы, где земля была насквозь пропитана кровью.

– Дворец, где он находится? – потребовала я ответа.

Но вместо этого женщина открыла рот, собираясь закричать. Но еще до того, как с ее губ успел сорваться хоть один звук, я ударила ее так, что она свалилась без сознания.

Снаружи послышался какой-то шум. Сорвав с женщины плащ, я стащила ее с сиденья. И когда один из всадников заглянул в окно, я уже сидела на месте женщины, завернутая в серую ткань. Сама она, скрытая от посторонних глаз, лежала на дне кареты.

– С вами все в порядке, Ваша Светлость? – спросил мужчина. Еще раз поправив капюшон, я согласно кивнула. – Вы действительно в порядке?

– Да, – не своим голосом коротко ответила я. Сказать больше, не зная, насколько человеческий язык отличался от моего, я не могла.

Мужчина выглядел удовлетворенным.

– Прошу прощения за беспокойство, – сказал он, возвращаясь на свое место.

Я вздохнула с облегчением. Пока что я была в безопасности и надеялась вскоре оставить лес далеко позади.

Женщина у меня в ногах застонала. Я опустилась на пол рядом с ней и прижала руку к ее рту, когда она пришла в сознание. Она в панике уставилась на меня.

– Сейчас ты отвезешь меня во дворец Амберана, понятно? – сказала я.

Казалось, понадобилось какое-то время, чтобы мои слова дошли до нее. Потом она с готовностью кивнула.





Глава 17

Лисандр




Глядя из окна своих покоев, Лисандр наблюдал, как во двор съезжаются кареты. После того как известие о победе принца в турнире разнеслось по всему королевству, даже самые враждебно настроенные дворяне выползли из свои нор, чтобы принять участие в торжествах. В конце концов, им ведь требовалось по возможности выказать свое подобострастное отношение к правящей семье и присягнуть королю и кронпринцу в верности. Хотя Лисандр точно знал, что они думают о нем на самом деле.

Славная победа принца ничего не изменила, и многие знатные семьи все так же стремились к короне. Это было одной из причин, почему Лисандр никогда не хотел быть сыном, которого желал иметь его отец. Ведь шалопай, которого не волновали ни богатство, ни власть, ни у кого не вызывал беспокойства. Никто не строил заговоров против него, не придумывал планов, как убрать его с дороги, чтобы самому приблизиться к трону. И вот теперь Лисандр своей победой на турнире нанес смертельный удар собственному спокойствию, хотя до сих пор сомневался в том, было ли это верным решением.

В этот момент принцу очень хотелось, чтобы Винсент не сидел в тюрьме, а оказался рядом с ним, вместе со своими советами. Но Лисандр не мог вот так запросто выпустить его оттуда. После того как тот публично поднял руку на наследного принца? Нет. К тому же юноша еще не был готов его простить. Винсент заслужил погнить в камере как минимум столько же времени, сколько пришлось и ему самому. А после Лисандр придумает, как обойти закон и вытащить его из темницы.

Ко двору подъехала довольно невзрачная карета. Паж открыл дверь и предложил даме руку. Та была закутана в пепельно-серый плащ с капюшоном, и Лисандр не мог распознать, кто она такая. Вероятно, одна из тех подхалимок, что не сочли нужным присутствовать на турнире и примчались ко двору только после победы принца.

Лисандр думал именно так, и все же не мог оторвать от женщины взгляда. Он видел только ее руку – узкую, тонкую и необычайно бледную, – и все же она притягивала его каким-то едва уловимым очарованием.

Ее кожа была подобна лунному свету. Ничего похожего Лисандру прежде видеть не доводилось. Вероятно, это игра света и теней в наступившей ночи сыграла с ним такую шутку.

Женщина подняла голову и посмотрела прямо в его сторону. Словно почувствовала, что за ней наблюдают. Было слишком темно, и окно Лисандра располагалось слишком далеко от переднего двора, и все же женщина, казалось, смотрела именно на него. Принц же увидел в сгустившейся темноте лишь блеск ее больших темных глаз. Да кто же она такая?

В дверь постучали, и это вырвало Лисандра из оцепенения.