Приказано жениться

Впрочем, на это Белов уже не стал смотреть. Сдав пост семеновскому полку, преображенцы ушли в офицерскую, где им уже накрывали стол.

— Ну что, господа, поздравляю, отстояли пост! — Васильев первым сел за стол и разлил по бокалам красное вино, — Бургоньское! Елисавете Петровне франкский посол подарил. Гриш, а что тебе государыня в дверях шептала? Рассумовский аж глаза выпучил от удивления?

— Да так, — отмахнулся Григорий. — Ерунда все.

— Смурной ты какой, — заметил второй приятель, Зубов. — Случилось чего?

— Нет, — Белов привычно протянул руку за бокалом, сделал глоток, и тут же сплюнул. — Вот кислятина!

— Гриш, ты чего? — попытался обидеться Васильев. — Дармовое же, франкийское.

— Оно и видно, что дармовое! Вечно эти басурмане экономят! Хорошо еще, что жаб в подарок не привезли!

— Каких жаб?

— Которых жрут, вместе с слизняками, — охотно пояснил Григорий, наслаждаясь отвращением на лицах приятелей. — Мне батюшка сказывал, он же в Соробоне науку по указу Петра Великого постигал. Сильно потом на франкскую кухню ругался. Суп, сказывал, луковица на ведро воды и хлеб покрошить.

— Это еще как? — возмутился Зубов.

— А вот так. А соусами тухлятину заливают.

— Дикий народ! — Васильев отпил из своего бокала, поморщился и отставил. — И вправду, кислятина!

— Ладно, — Белов усмехнулся и отстегнул флягу с пояса, — ставьте рюмки, мне тут гостинец передали… Наше, хлебное, чистое, как слеза!

— Гуляем! — оживились однополчане.

Домашняя водка была вкусной, легко падала в живот, огненным вихрем проносясь по телу, но все равно Григорий почти не пил. Какое-то беспокойство снедало его. Несколько раз он порывался встать и проверить все караулы, но друзья отговаривали, ссылаясь на новолуние.

Действительно, луна узким серпом выглядывала из-за облаков, отчего на душе становилось совсем тоскливо. Глядя на нее сквозь окно, Григорию хотелось обернуться волком, выскочить на поляну и, задрав морду, проникновенно завыть.

Почти всю ночь Белов так и просидел на подоконнике, глядя на то и дело скрывающийся за беловатыми облаками молодой месяц. Чуткий слух волка улавливал все, что происходило сейчас во дворце: шорох карт, падающих на зеленое сукно стола, смех придворных, шаги и еле сдерживаемые стоны страсти. Судя по всему, очередная фрейлина, предавалась плотским утехам под кустами.

Белов невольно прислушался. Стоны мало походили на Настин голос, и волк слегка успокоился, как вдруг уловил знакомый звук шагов. Уже понимая, кто сейчас войдет в комнату, Григорий спрыгнул с подоконника и тихо свистнул, привлекая внимание сослуживцев.

— Александр Борисович идет, — предупредил он, застегивая мундир на все пуговицы и быстро расправляя складки. Офицеры быстро повскакивали со своих мест, пряча карты и пустые бутылки из-под вина.

Бутурлин вошел, обвел комнату мрачным взглядом, отчего сердце у Григория ухнула куда-то, он уже почти не сомневался, что сейчас услышит.

— Белов, — глосс подполковника звучал устало. — Пойдешь со мной. Остальные… — он принюхался и фыркнул. — На обход. Заодно и протрезвеете!

Григорий поспешно вышел из комнаты и зашагал, подстраиваясь под командира. Бутурлин молчал, и Белов не осмелился спрашивать, что стряслось.

Они вышли из дворца и направились в сторону Зверинца. Запах свежей крови ударил в ноздри, перемешиваясь с еле заметным страхом и тяжелым духом смерти. Григорий остановился и внимательно посмотрел на командира.

— Кто?

— Иван, — подполковник все-таки взглянул на молодого преображенца. В его взгляде мелькнуло сочувствие. — Гриш, все знаю, но ты — единственный, кто запах зверя отличит. Ты ж по его свежему следу ходил.

— Хорошо, — оборот прошел даже легче, чем ожидал Григорий.

Все запахи и звуки сразу стали отчетливее. Рыжеватый волк затрусил рядом с подполковником, то и дело прижимая нос к земле.

Далеко позади остался дворец, где все еще шумели люди. Карту падали на стол и звенело золото. Но это уже не трогало. Знакомый запах: тяжелый и резкий — заставил волка вздыбить шерсть и глухо заворчать. Подполковник аккуратно опустил ладонь на холку зверя, намереваясь успокоить, но тот мотнул головой и резво потрусил вдоль аллеи к воротам, затем резко взял вправо и остановился у раскидистого дуба, чьи ветви нависали над забором.

Вздохнув, волк отряхнулся и вновь перекинулся в человека.

— Полезем аль через ворота? — поинтересовался Белов у командира.

— Через ворота… толку-то… — пробурчал тот. — Наверняка убег твой волкодлак к воде.

— Может по берегу пойти? Где-то ж вылезет? — предложил Григорий, с тоской вглядываясь в кромку залива, над которой уже начинала расползаться розовая полоса рассвета.

— А как по отмелям и до Питрсбурха пошел? — Бутурлин махнул рукой. — нет, Гриш, опять он нас провел… Давай обратно… когда пост сдашь, приходи, покумекаем, как этого зверя ловить.

— А… — преображенец заколебался. — Иван… он…

— Уходил я, Ванька жив был… сколько протянет — не знаю… вся грудь разодрана, но дышал… Ему бы ведьму сильную, яд из крови вытравить. Да где ж ее взять… Анна Михайловна моя в Питерсбурхе. Я, конечно, за ней пошлю, но сам понимаешь…

— Понимаю. Пойдемте, Александр Борисович, мне посты расставить надо.

В тяжелом молчании оба направились обратно ко дворцу.






Глава 11




Весь день Настя просидела во фрейлинской. Гнев от разговора с Беловым сменился стыдом, и девушка уже жалела, что затеяла разговор с гвардейцем.

Каждый звон колокольчика заставлял нервно вздрагивать. Новоявленная фрейлина боялась, что Головина догадается, кто виновница всех бед, и пожалуется Елисавете Петровне.

Наконец, Дарья известила, что государыня изволила отправиться в Монтплезир, почивать перед ужином.

— Наконец-то! — выдохнула Варя. — Поздно она сегодня.

— У нее посол франкийский… как начал носом шмыгать, да про свою простуду рассказывать, так и не отлип. Даже провожать пошел, — фыркнула Даша. — Алексея Григорьевича с досады аж перекосило!

— Не дай бог, попадется кто под руку, — вздохнула Варвара. — Помнишь, как он егеря своего кнутом исхлестал, когда по зайцу промазал?

— Может еще франк отстанет. Елисавета Петровна отваживать умеет! — Дарья взглянула на притихшую Настю, — Настасья, а ты чего затаилась?

— Да так… непривычно все, — солгала та, не желая посвящать фрейлин в свои дела. — Голова кругом идет.

— Ничего, привыкнешь! — отмахнулась Варя. — Я по первости тоже робела! Все больше в углах сидела, да на государыню глаз не поднимала, потом пообвыклась. Да ты не бойся, Елисавета Петровна только с виду сурова!

Настя только улыбнулась в ответ на признание фрейлины. Для нее самой императрица представлялась слишком грозной и могущественной фигурой. Императрица уже доказала, что легко может изменить судьбу своей подданной, и теперь Настя надеялась лишь на то, что вскорости уедет от императрицы.

***

Елисавета Петровна проспала до самого ужина. Вернее, ужин подали лишь тогда, когда государыня проснулась и изволила нарядиться.

Платье пришлось подавать три раза. Первое было слишком пышным, второе — слишком расшитым золотыми нитями. Наконец, государыня выбрала розовое, с пеной кружев на рукавах.

Причесывала императрицу Дарья. Она мастерски уложила светлые локоны и скрепила их гребнями с эмалью и драгоценными камнями.

Рассумовский, развалившись в кресле, наблюдал за прихорашиваниями царственной любовницы. Настя слышала, что многие знатные дамы по подобию стран европейских пускают в будуары мужчин, но все равно девушке было неловко от того, что мужчина находится в комнате и смотрит на полураздетую государыню.

Наконец, приготовления были закончены и все вновь направились в Большой дворец, где у парадной лестницы её императорское величество уже ожидал франкийский посол.

Обменявшись любезностями, маркиз примкнул к свите императрицы. Одни из сопровождающих его людей подошел к Насте и поклонился.

— Вы позволите мнесоставить вам компанию на сегодняшний вечер? — спросил он с явным акцентом.

Девушка не успела ответить, когда Дарья пихнула ее локтем.

— Не смей отказываться, — прошипела она. — Государыня по головке не погладит. И полюбезнее будь, все ж посольский он!

Пришлось улыбнуться и грациозно кивнуть. Франк обрадовано залепетал что-то на своем, потом замолчал, сообразив, что девушка не понимает его и продолжил глупые комплименты уже на русском.

Настя молчала. Прекрасно понимая франкийскую речь, спасибо матери Марии, девушка знала, что все слова — пусты, и приличной девице не стоит поддаваться обаянию напевной речи, тем более при императорском дворе. Франк все лепетал и лепетал, складывалось впечатление, что молчание спутницы радует его больше, нежели любая фраза. Насте оставалось лишь молчать и улыбаться. Уже входя в столовую, девушка заметила Белова, замершего на карауле у дверей.

— Даш, а они-то что здесь делают? — прошептала она, улучшив момент.

Подруга улыбнулась своему сопровождающему и бросила безразличный взгляд на преображенцев.

— Знамо что, — фрейлина пожала плечами. — Караул держат!

Настроение испортилось еще больше. Когда сели за стол, то блюда оказались холодными, вино — кислым, и с непривычки у Насти слегка закружилась голова. Франк все не отставал, его комплименты становились все более двусмысленными.

Девушка несколько раз смотрела на своего жениха, но тот упорно смотрел куда-то поверх голов. Наконец он едва заметно скосил глаза и взглянул на девушку. Судя по равнодушному выражению на лице, преображенцу было достаточно все равно о том, с кем его невеста проводит время.

Искушенный в придворных делах, Белов прекрасно знал об обязанностях фрейлин и ничуть не возражал, что Настя уделяет внимание другому. Более того, днем Григорий сказал, чтобы она занялась обязанностями фрейлины. Наверняка, имел в виду и это.

Гордость заставила Настю повернуться и более приветливо улыбнуться своему спутнику. Тот сразу же встрепенулся и затараторил еще быстрее, иногда срываясь на франкийский.

После первой перемены блюд он якобы нечаянно коснулся пальцев Насти. Девушка поспешно одернула руку, смерила нахала строгим взглядом. Впрочем, вспомнив про то, что жених смотрит, вновь приветливо заулыбалась и продолжила разговор, как ни в чем не бывало.

После ужина государыня проследовала в уже знакомый зал с множеством зеркал и позолоты, где стояли столики для игры в карты.

Карточные игры Настя не любила, считая, что именно они повинны в её судьбе, и потому попыталась отказаться, но кавалер упросил девушку остаться и принести ему удачу. К полуночи он проиграл все свои перстни.

— Похоже, шевалье, я приношу вам лишь несчастье, — виновато улыбнулась девушка.