Прежде чем ты уйдешь

И тут я снова возвращаюсь в реальность. Все, что происходило до сих пор, не давало ключа к разгадке, почему я оказалась в этом доме. А вдруг то, что я сделала в Париже, действительно изменило ход событий? Ну а если и так, что с того? Я задумчиво хмурюсь. Определенно я здесь одна. Нет никаких признаков пребывания в доме других людей. Тогда что бы это могло значить?

Прихватив с собой чашку, я понимаюсь наверх. Встаю под обжигающий душ, пытаясь избавиться от пронизывающего буквально до костей холода. Затем вылезаю – с меня ручьем течет вода – и встаю перед запотевшим зеркалом. Дрожащими от нетерпения руками протираю чистый кружок и смотрю на свое отражение. Вид у меня измученный: темные круги под глазами, черты лица заострились. Я сдвигаю брови, между ними залегает морщина, более глубокая, чем раньше.

Я одеваюсь, сушу волосы, подкрашиваю лицо. Наверное, глупо наводить красоту, если не знаешь, что принесет тебе сегодняшний день. И тем не менее я должна быть во всеоружии, на всякий случай.

Спустившись вниз, я натягиваю сапоги, надеваю куртку и выхожу на улицу. Мне необходимо что-то предпринять, выбраться из дому, понять, на каком я свете. Засунув руки в карманы, я иду по берегу моря в сторону пирса. Моросит мелкий противный дождь, холодные капли оседают на лице, попадают в глаза, такое ощущение, словно я дышу под водой. Я подхожу к самому краю пустого пирса и, перегнувшись через ограждение, наблюдаю за тем, как совсем близко от меня ярятся волны. Потом иду дальше и в результате оказываюсь возле какого-то магазинчика. Вывеска подсказывает мне, где я сейчас: в Лоустофте. Непонятно. Я здесь никогда не была, тогда чего ради меня сюда занесло?

Нырнув в магазин, я покупаю газету и поворачиваю обратно вдоль полосы прибоя мимо пустующих гостевых домиков. На пляже уже появились первые собачники. Я иду, низко надвинув на глаза капюшон, и вежливо киваю в ответ на кивки незнакомых людей. Войдя в дом, я закрываю за собой дверь, меня снова окружает гнетущая тишина. Я совершенно одна.

Следующий час я провожу за чтением газеты, которую потом пускаю на растопку камина. Сную туда-сюда, стараясь проследить за тем, чтобы огонь не вырвался наружу, подкладываю еще поленьев из штабеля в углу. По комнате начинает распространяться приятное тепло. Я сажусь на диван и включаю телевизор, чтобы хоть как-то скрасить свое одиночество, и незаметно задремываю.

Меня будит громкий стук. Кто-то отчаянно колотит в дверь. Вскочив как ошпаренная, я подбегаю к окну и выглядываю на улицу. А когда вижу незваного гостя, ахаю от удивления.

Это Сьюзан, мама Эда.

Я опрометью несусь открывать дверь и впускаю Сьюзан, которая приносит с собой поток холодного воздуха. Едва переступив порог, Сьюзан раскрывает мне объятия, крепко прижимая к своему мокрому пальто. Я вдыхаю знакомый запах ее духов. Затем она отодвигается и, взяв меня за плечи, ловит мой взгляд. Ее темно-синие глаза напоминают об Эде, мне хочется отвернуться.

– Зои, ради бога, скажи мне, что там у вас творится?

Я смущенно ежусь, поскольку не знаю, что ответить. Как мне объяснить ей, что происходит, если я сама без понятия? Остается только надеяться, что она уточнит свой вопрос.

– Мы можем присесть и спокойно поговорить? – спрашивает она.

Я киваю, Сьюзан скидывает пальто, я вешаю его на крючок у входа и веду ее на кухню.

– Вы что-нибудь выпьете?

– Кофе, если можно.

Заваривая кофе, я жду, когда Сьюзан заговорит, но она упорно молчит. Я ставлю чашки на стол и сажусь напротив гостьи.

– Итак… – начинаю я и умолкаю.

– Ох, Зои! Прости меня, ради бога! За то, что я тебя выследила. Никто не знал, где ты находишься, но я заставила Джейн признаться. Мне необходимо с тобой поговорить. Но в первую очередь я хочу извиниться за Эда, ну и за себя тоже. Я должна была помочь вам помириться, так как тут есть и доля моей вины.

– Вины?! В чем?

– В ваших… неприятностях. – Она барабанит ухоженными ногтями по столу. – Послушай, Эд посвятил меня в ваши проблемы. Ты хочешь замуж, а он… он отказывается жениться.

Ага. Значит, я была права. Я киваю, стараясь не выдавать своих чувств.

Она наклоняется ко мне поближе, словно собирается поделиться каким-то секретом:

– Зои, дело в том, что ты тут абсолютно ни при чем. Эд тебя обожает, что видно даже невооруженным глазом. И ради тебя готов на все. Причина в его треклятом отце.

– Отце?

Она отрывисто кивает:

– Похоже, у моего сына есть некоторые опасения, что после женитьбы он может стать таким, как его никчемный отец, как это ни абсурдно звучит.

– Но Эд ведь не такой, как его отец. И, судя по всему, совершенно на него не похож.

Встретившись со мной взглядом, Сьюзан опускает глаза и качает головой:

– Слава богу, у них вообще нет ничего общего. Послушай. Генри был форменным ублюдком, причем он всегда был таким, вплоть до самой смерти. Да, когда я выходила за него замуж, то знала, что он обманщик, но я любила его. Жалкое оправдание, понимаю, но я надеялась его исправить. Мне казалось, что после свадьбы он станет хорошим мужем. Чего, естественно, не случилось. Если уж на то пошло, он стал еще хуже. Вечно куда-то исчезал, задерживался допоздна «на работе», скорее всего, трахал свою секретаршу. Грязная история и до ужаса банальная, но я это допустила. Но Эд совершенно другой, о чем я ему и сказала. – Сьюзан смотрит прямо мне в глаза, и я мужественно выдерживаю ее взгляд. – Более того, я сказала ему, что он будет последним идиотом, если потеряет такую девушку из-за своей дурацкой упертости.

Минуту-другую мы молча сидим, ее слова кружатся в воздухе и оседают, словно конфетти. Я потрясена. Я всегда знала, какого мнения Эд о своем отце – отце, которого сын практически не видел; отце, который вечно отсутствовал и доводил Сьюзан до слез в те редкие разы, когда брал себе за труд явиться домой. Но я никогда не слышала таких резких высказываний от самой Сьюзан.

– И что он вам на это ответил?

– Сказал, что знает, – пожала плечами Сьюзан. – Зои, он безумно тебя любит. По-моему, вам надо поговорить.

– Совершенно с вами согласна. – Я делаю паузу, мой голос звучит едва слышно. – Но есть одна вещь, которую мне не понять.

– Какая именно?

– Эд очень хочет ребенка. – Я заливаюсь краской, мне неудобно обсуждать подобные вещи с его матерью. Но отыгрывать назад уже поздно, тем более что Сьюзан явно в курсе. – Я сказала ему, что не знаю, хочу ли заводить детей, что я люблю свою работу, да и вообще, дети – это не для меня, но он мечтает о собственном доме и куче ребятишек. Тогда почему он не может решиться взять на себя определенные обязательства, если уж так хочет детей?

– Ох, Эд боится вовсе не семейной жизни. Большая семья вполне соответствует его представлениям об идеальной жизни. Да и вообще, это станет доказательством того, что он отнюдь не такой, как его отец, потому что, насколько тебе известно, в нашей семье Эд был единственным ребенком. Нет, Зои, он боится вовсе не обязательств, его пугает сама идея брака. Эд вбил себе в голову, что супружество превратит вас с ним в точную копию нас с его отцом.

Похоже, до меня начинает потихоньку доходить.


– А вы не знаете, где он сейчас? Он, случайно, не у вас?

Сьюзан смущенно краснеет:

– Ну, на самом деле он здесь.

– Здесь? – Я растерянно оглядываюсь по сторонам, словно Эд должен выскочить из-за угла, как черт из табакерки.

– Он пошел прогуляться. Ждет моего звонка. Извини, Зои, я просто подумала, что если смогу убедить вас встретиться, то вы, глядишь, и помиритесь. Все лучше, чем тебе торчать одной в коттедже незнамо где, а ему с несчастным видом метаться по квартире. – Она улыбается и смотрит на меня с надеждой в глазах. – Ну как, поговоришь с ним?

– Да. Поговорю. Если, конечно, он будет меня слушать.

– Ой, об этом не беспокойся. Еще как будет. А иначе я устрою ему веселую жизнь! – Она ухмыляется. – Так я могу ему позвонить? Или ты сама?

– Я позвоню. И, Сьюзан?..

– Да?

– Огромное вам спасибо. За все. И за вашу откровенность.

– Всегда рада помочь. Я просто подумала, что кто-то должен начать говорить, раз уж вы оба такие упертые.

Достав из сумки мобильник, я трясущимися руками набираю номер Эда. Сейчас на карту поставлены и наше будущее, и наша совместная жизнь. Я должна все сделать правильно.

Эд отвечает после первого гудка:

– Зои?

– Эд.

Напряженное молчание, но полное надежд.

– Итак. Я могу с тобой увидеться?

– Если хочешь, то пожалуйста.

Я диктую ему адрес, и Сьюзан тактично исчезает. Я чувствую себя глупой маленькой девочкой, которая с замиранием сердца ждет звонка от понравившегося ей мальчика. От внутреннего напряжения у меня крутит живот и немеют плечи. Я сажусь, потом встаю, меряю шагами комнату, начинаю вытирать несуществующую пыль на каминной доске.

Наконец раздается стук в дверь, я иду открывать и вижу моего Эда – лицо серьезное, мокрые волосы прилипли к лицу. Я делаю шаг вперед, бросаюсь Эду на шею, мы стоим, не в силах разжать объятия, и мне кажется, будто у меня с души упал тяжкий груз.

Затем я беру Эда за руку и веду прямо на кухню. Отбросив пустые формальности типа разговоров о погоде и предложений чего-нибудь выпить, я сразу беру быка за рога:

– Итак, твоя мама сказала, нам надо поговорить. Думаю, она права. Разве нет?

– Совершенно права. И мы должны.

– Хорошо. Тогда начинай.

– Ладно. – Он проводит рукой по лицу, убирает волосы с глаз, облокачивается на стол. – Я побеседовал с мамой. Мы откровенно поговорили о папе, о его недостойном поведении. Наверное, это звучит глупо, но где-то в глубине души я считал, что если позволю себе обзавестись семьей и остепениться, соединив себя узами брака с человеком, которого люблю, то рано или поздно превращусь в него и стану изменщиком и лжецом. Одним словом, тем, кого я всегда презирал. И я решил, что будет гораздо проще оградиться от подобных вещей, убедив себя, ну и конечно тебя, что я не хочу жениться, что брак – это не для меня, а мне и так хорошо.

– Но ведь нам действительно хорошо вместе!

– Было хорошо. Но, Зои, посмотри на нас сейчас! Мы отдаляемся друг от друга, и все потому, что я такая упертая сволочь.

– Эд, у тебя были свои резоны. И я отношусь к ним с пониманием. Честное слово. Теперь-то я вижу, в чем дело. Но раньше мне казалось, будто причина во мне. Я считала, ты не хочешь на мне жениться, поскольку сомневаешься, что я и есть твоя единственная. И поэтому ты тянешь резину, рассчитывая, что на горизонте появится кто-то получше. Мне казалось, будто ты меня отвергаешь.

– И как только такая глупость могла прийти тебе в голову?!

– А что мне оставалось думать?!

– Не знаю. Но насчет того, что я хочу найти тебе замену, это ты загнула! – Он умолкает и опускает глаза. Когда он снова начинает говорить, его голос звучит так тихо, что приходится напрягать слух. – Зои, на свете нет никого лучше тебя. Есть ты, и только ты. И всегда будешь. Всегда.

Мое сердце готово разорваться от счастья.

– Ох, Эд! Я чувствую то же самое. Я очень тебя люблю!

Эд поднимается и подходит ко мне, чтобы нежно обнять. По моим щекам текут слезы, но я не обращаю внимания. И вот мы стоим так, забыв о времени, и напряжение последних нескольких недель, месяцев потихоньку спадает.

Дав выход своим чувствам, мы неохотно размыкаем объятия и снова садимся за стол.

– И как прикажешь тебя понимать? Ты наконец надумал жениться, да?

Эд тяжело вздыхает:

– Похоже, что да. Но я отношусь к браку крайне серьезно. В любом случае тебе не стоит меня об этом спрашивать. По крайней мере, не так! Я хочу сделать все правильно, а не заявлять о своих намерениях между делом во время выяснения отношений. В общем, ты понимаешь. Широкий жест, торжественное предложение руки и сердца. Все как полагается. Ну а это… – Эд показывает на себя, потом на меня. – Это не предложение. А так…