Прежде чем ты уйдешь
Часть 21 из 47 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Мы можем остаться здесь. Заказать завтрак в постель…
– Ух ты, хорошее предложение! – Эд берет меню, и мы заказываем континентальный завтрак в номер.
Через полчаса нам приносят завтрак, мы ставим еду на ковер и усаживаемся по-турецки. Я намазываю джемом круассан, Эд делает то же самое.
– Эд, спасибо тебе, – говорю я.
– За что? За завтрак?
– Нет, за Париж.
– Мне просто хотелось поднять тебе настроение после той истории с раком и вообще. Показать тебе, как много ты для меня значишь. Как сильно я тебя люблю.
– И я тоже тебя люблю, – радостно улыбаюсь я.
Я откусываю слишком большой кусок круассана, у меня весь подбородок в джеме. Затем наклоняюсь и целую Эда.
– Не трогай меня! – смеется Эд, пытаясь отодвинуться. – Ты вся в джеме!
– Знаю, – отвечаю я, надвигаясь на него.
Эд вскакивает и убегает в другой конец комнаты. Затем хватает с туалетного столика щетку для волос, замахивается и, спрятавшись за спинку стула, торжественно говорит:
– Теперь у меня есть оружие, и я не побоюсь пустить его в ход!
– Ага, думаешь, сможешь меня одолеть? – Облизывая испачканные джемом губы, я решительно направляюсь в сторону Эда.
– Убирайся от меня, замарашка! – вопит Эд. – Тебе все равно конец!
Эд вращает щеткой над головой, точно рапирой. Но я уворачиваюсь, загоняю противника в ванную комнату, а затем хватаю его за шею и смачно целую в губы, оставляя у него на лице липкие красные следы джема.
– Фу, гадость! – возмущенно орет Эд, крепко держа меня обеими руками.
Наивно полагая, что он просто хочет пообниматься, я со смехом прижимаюсь к нему. Мне на лицо льется тонкая струйка воды, и я понимаю, что Эд еще со мной не закончил. Оказывается, он держит над моей головой насквозь мокрую губку – первое, что попалось под руку, – с которой капает вода.
– Ах ты мерзавец! – визжу я, пытаясь вырваться. – Ну все. Объявляю тебе войну!
Я хватаю гель для душа и выжимаю чуть ли не весь флакон ему на футболку. А он в ответ поливает меня шампунем. Шампунь стекает с макушки прямо по виску и оттуда по щеке. Но я невозмутимо вытираю шампунь и мыльной рукой хватаю Эда за нос.
Потом возвращаюсь в спальню в поисках чего-нибудь такого, чем можно было кинуть в него. Но стоило мне на секунду отвести глаза, как Эд, который, оказывается, идет следом, набирает пригоршню масла и швыряет в меня. Мягкое масло скользит по груди и шмякается на ковер. Ахнув, я хватаю йогурт и миску с клубникой и радостно выворачиваю все это добро Эду на голову. Что производит эффект разорвавшейся бомбы, и пару секунд мы, оцепенев, смотрим, как остатки клубники, не застрявшей у него в волосах, раскатываются по полу.
Ну вот, чары разрушены. Мы стоим – липкие, мокрые, в ошметках еды – и истерически хохочем. Хохочем до потери пульса, а потом, не сговариваясь, садимся на пол, чтобы немножко перевести дух.
– Ну ты даешь, глупая девчонка! – смеется Эд.
Эд с головы до ног перепачкан йогуртом, клубникой и джемом. Это смотрится так курьезно, что я захожусь в очередном приступе смеха.
– Ты выглядишь уморительно.
– А себя-то ты видела?
Я опускаю глаза. Моя некогда чистая футболка насквозь мокрая и сплошь в потеках йогурта. Пижамные штаны и того хуже, поэтому даже страшно представить, на что похожи мои волосы, которые прилипают к голове скользкими прядями.
Затем я оглядываю комнату:
– Пожалуй, нам стоит немного прибраться.
Переступив через разбросанную по полу еду, я направляюсь в ванную комнату, раздеваюсь и встаю под душ. Теплая вода льется мне на голову, я закрываю глаза. Но тут дверь в ванную открывается, Эд залезает в крошечную душевую кабину, встает сзади и обнимает меня. Я чувствую спиной его грудь. Я поворачиваюсь и сжимаю руками его ягодицы. Он целует меня в шею, я извиваюсь, наши тела трутся друг о друга. Мое сердце отчаянно колотится. Я безумно соскучилась по Эду. Соскучилась по его объятиям, по его мускулистому телу. Наконец-то он здесь, и это отдается во мне щемящей болью. Я знаю, что хочу Эда, хочу ощутить его внутри себя, расслабиться, прочувствовать сладостные мгновения. И вот в наполненной паром тесной душевой кабине мы с Эдом занимаемся любовью. Но не так, как в кино: в кабине негде развернуться, мы то и дело попадаем локтями в стекло; потом вода остывает, мы ее выключаем; более того, Эду приходится постоянно менять положение – у него начинают болеть ноги. Что, впрочем, не имеет ровно никакого значения, так как секс все равно потрясающий.
Уже после мне становится стыдно. Конечно, у нас и раньше были минуты интимной близости в те дни, что мне выпало прожить заново, и тем не менее я считала, что навеки потеряла шанс быть с Эдом, слиться с ним воедино, и сейчас я не знаю, как себя вести. Я быстро одеваюсь, а когда Эд снова сжимает меня в объятиях, блаженно улыбаюсь.
– Ну это было весело, – лукаво ухмыляется Эд.
– Да, весело, – соглашаюсь я.
– И вообще, ты мне больше нравишься, когда не ворчишь.
– Ты о чем?
– Ты знаешь о чем. – Эд выглядывает из исхлестанного дождем окна. – Похоже, такая погода всерьез и надолго. Хочешь выйти на улицу?
Я сую в рот уцелевший кусок круассана и киваю:
– Думаю, мы просто обязаны это сделать.
Оставшуюся часть дня мы провели так, как положено нормальным туристам в Париже. Прошлись рука об руку по Елисейским Полям, сделали кое-какие покупки, поднялись в гору до Сакре-Кёр. На верхней ступени лестницы мы останавливаемся. Дождь внезапно прекратился, по небу над Парижем плывут облака, и нам кажется, будто перед нами открываются бесконечные возможности. Я нежно сжимаю руку Эда, он чмокает меня в кончик носа.
На этот раз я не думаю о замужестве. На этот раз мне просто хочется быть счастливой.
Мы неспешно шагаем обратно в отель, остановившись выпить кофе в шикарном «Кафе де ла Пэ». Чтобы немного побаловать себя. Мы идем по набережной Сены, по пешеходным дорожкам, мимо красивых садов. Оказавшись на Новом мосту, решаем совершить прогулку по Сене на катере. Перед нами возвышается Нотр-Дам, вдали виднеется Эйфелева башня, словно напоминая нам о том, что мы находимся в одном из самых прекрасных городов мира. И я чувствую себя счастливейшей женщиной на земле, ведь рядом со мной мой Эд.
Вечером у нас романтический ужин при свечах за столиком с видом на Сену, и я больше не накручиваю себя в ожидании того знаменательного момента, когда Эд бросит мне в бокал обручальное кольцо и опустится передо мной на колено. Я просто наслаждаюсь жизнью.
Уже позже, когда я лежу в кровати, притулившись к Эду, я вспоминаю прошедший день и чувствую себя счастливой. Сегодня все не так, как было тогда. Остается только надеяться, что этого будет достаточно, чтобы изменить ход событий. Ведь я сделала что могла.
Глава 9
19 октября 2002 года
Комната выглядит абсолютно незнакомой, и у меня от испуга перехватывает дыхание. Я в панике оглядываюсь по сторонам, но плотно задернутые занавески не позволяют рассмотреть детали. Однако даже в полутьме я вижу картины со стандартными пейзажами, мельницами и озером, массивную мебель темного дерева, занавески в цветочек, торшер в углу. Нет, комната мне абсолютно незнакома, и я понятия не имею, где нахожусь.
Что бы это могло значить? Что-то поменялось в моем прошлом или я снова в настоящем, в новой реальности? А если мое последнее предположение верно, можно ли сделать вывод о том, что мне удалось изменить ход событий? И что Эд, возможно, не умер? От всего этого буквально захватывает дух.
В голове роятся самые разнообразные мысли, они, точно бабочки, порхают, разлетаясь в разные стороны, и мне никак не удается их собрать, чтобы хоть как-то систематизировать.
Несколько минут я лежу неподвижно, пытаясь унять сердцебиение. Просто невероятно. Бред какой-то! Где – и когда – это происходит?
Я заставляю себя встать с постели и раздвигаю занавески. Хмурое темно-серое небо буквально давит на плечи. Беременные дождем облака практически касаются поверхности моря – разделяющая их линия настолько смазана, что невозможно понять, где кончается одно и начинается другое. Я не могу отвести глаз от свинцовых вод с белыми барашками приливных волн, от неприветливого безбрежного моря. Затем я перевожу взгляд прямо перед собой. Перед домом – дорога, скользкая от дождя; в мокром асфальте отражается свет одинокого фонаря. По дороге, поднимая фонтан брызг и оставляя рябь на поверхности луж, медленно едет машина. Низкий забор с калиткой, закрывающей проход через сад, наверняка яркий и радостный летом, но сейчас тусклый и безжизненный. Слева от меня – темный, пустой пирс, а справа – все та же дорога, но идущая резко вверх и отделяющая море от длинного ряда домов. Пляжа отсюда практически не видно, хотя он наверняка пустой, ну разве что одинокий собачник выгуливает там своего пса.
Отвернувшись от окна, я вижу на спинке стула джемпер. Натянув его на себя, осторожно открываю дверь и выглядываю в коридор. Я внимательно прислушиваюсь, нет ли посторонних звуков, однако все тихо.
Прохожу мимо еще двух дверей – в ванную и гостевую спальню – и спускаюсь на кухню, где, отыскав чашки и чайные пакетики, ставлю кипятить чайник. Затем сажусь за кухонный стол у окна с видом на море, которым любовалась из спальни. Утренняя тишина в пустом коттедже рождает у меня странное ощущение, что весь мир еще спит и только я одна, проснувшись ни свет ни заря, сижу с чашкой горячего чая в руках и наблюдаю за струйкой пара, тающей в холодном воздухе.
Рядом со мной лежит сумка с моим ноутбуком и рабочими записями. Значит, я планировала задержаться здесь на какое-то время, раз уж взяла с собой работу. Моя сумочка висит на спинке стула, и я поспешно открываю ее, чтобы найти телефон. Обнаружив старушку «Нокию» – это определенно мой старый телефон, – я смотрю на экран. 7:14. Действительно очень рано. Никаких пропущенных звонков, никаких текстовых сообщений. Дата: 19 октября 2002 года.
Выходит, я в прошлом, накануне дня рождения Эда. Ему должно исполниться двадцать восемь лет. Но в моей прежней жизни такого прошлого точно не было. Комната внезапно плывет у меня перед глазами, я хватаюсь за край стола, чтобы не упасть. Что, черт возьми, здесь происходит?! И как мне это выяснить?
Я сижу, пытаясь привести в порядок мечущиеся мысли. После нашей поездки в Париж, где мы были счастливы, прошло всего две недели. В реальной жизни та поездка оказалась настолько неудачной, что мы решили немного пожить врозь. Я осталась в нашей квартире, а Эд переехал сперва к маме, а потом – к Робу.
После той памятной ссоры на парижской улице Эд со мной практически не разговаривал. Обратный путь выдался нелегким. Мы держались вежливо, но холодно. Каждая минута обратной дороги была для меня испытанием на прочность, но я надеялась, что дома все образуется. Однако Эд был другого мнения.
– Нет, я так больше не могу, – заявил он.
Мы занимались домашними делами на кухне: я загружала одежду в стиральную машину, Эд резал грибы. Он повернулся, с ножом в руках, ко мне, вид у него был подавленный. Я еще никогда не видела его таким несчастным.
– Как – так? – В моем голосе зазвенели противные визгливые нотки, но я ничего не могла с собой поделать.
У меня застучало в висках, я мысленно взмолилась, чтобы он не произнес тех слов, которые, как я уже точно знала, собирался произнести.
– Жить вместе. Я думаю… – Он сделал паузу, облизал губы, устремив взгляд на потолок… на окно… на дверь – куда угодно, лишь бы не смотреть мне в глаза. – Думаю, нам стоит на время расстаться, чтобы окончательно решить, подходим ли мы друг другу.
Его слова, точно ядовитые стрелы, пронзали мне грудь, я начала задыхаться.
– Но я… Я не хочу расставаться. Мы ведь можем просто поговорить и все уладить. Разве нет?
Эд отрывисто кивнул:
– Возможно. Но я думаю, сейчас нам необходимо немного пожить врозь, чтобы привести мысли в порядок. Когда мы были в Париже, ты совершенно ясно дала понять, что тебя не устраивают никакие варианты, кроме брака. А я еще не решил для себя, способен ли на этот шаг. Мне нужно время подумать.
Он был таким холодным, таким отстраненным. Мне вдруг показалось, будто земля уходит у меня из-под ног и все, что я считала прочным и надежным, медленно, но верно ускользает между пальцев. Я не могла этого допустить.
– Эд, я прекрасно обойдусь и без обручального кольца. Обойдусь. Единственное, чего я хочу, – это быть с тобой. Пожалуйста. Пожалуйста, не надо так со мной поступать.
Перешагнув через груду одежды на полу, я направилась к Эду. Но он был как натянутая струна, и я не решилась к нему прикоснуться.
– Прости, Зо. Я люблю тебя, но мне нужно разобраться в себе. Я… я, пожалуй, поживу немного у Роба, а может, уеду к маме.
Я смотрела на него умоляющими глазами, мне казалось, что еще немножко – и разорвется сердце. У меня больше не осталось аргументов. Эд все для себя решил.
Итак, я позволила ему уехать. Те несколько недель без него прошли как в кошмарном сне, словно в моей жизни образовалась пустота, которую нечем заполнить. Мысль о том, что Эд навсегда исчезнет, наполняла меня ужасом. Ведь это будет не жизнь, а жалкое существование. И когда Эд все-таки вернулся, я почувствовала такое безмерное облегчение, что заключила с ним нечто вроде негласного соглашения никогда больше не поднимать тему супружества и двигаться дальше.
И вот теперь, перебирая в памяти события тех лет, я понимаю, что после смерти Эда испытала точно такой же экзистенциальный ужас, но только пути назад не было. Жизнь представлялась мне бескрайней унылой равниной, но именно тогда мне в качестве «второго шанса» была дарована возможность снова провести несколько дней с Эдом и, таким образом, что-то изменить. Для меня это было равнозначно тому, чтобы увидеть оазис в пустыне и понять, что это не мираж.
– Ух ты, хорошее предложение! – Эд берет меню, и мы заказываем континентальный завтрак в номер.
Через полчаса нам приносят завтрак, мы ставим еду на ковер и усаживаемся по-турецки. Я намазываю джемом круассан, Эд делает то же самое.
– Эд, спасибо тебе, – говорю я.
– За что? За завтрак?
– Нет, за Париж.
– Мне просто хотелось поднять тебе настроение после той истории с раком и вообще. Показать тебе, как много ты для меня значишь. Как сильно я тебя люблю.
– И я тоже тебя люблю, – радостно улыбаюсь я.
Я откусываю слишком большой кусок круассана, у меня весь подбородок в джеме. Затем наклоняюсь и целую Эда.
– Не трогай меня! – смеется Эд, пытаясь отодвинуться. – Ты вся в джеме!
– Знаю, – отвечаю я, надвигаясь на него.
Эд вскакивает и убегает в другой конец комнаты. Затем хватает с туалетного столика щетку для волос, замахивается и, спрятавшись за спинку стула, торжественно говорит:
– Теперь у меня есть оружие, и я не побоюсь пустить его в ход!
– Ага, думаешь, сможешь меня одолеть? – Облизывая испачканные джемом губы, я решительно направляюсь в сторону Эда.
– Убирайся от меня, замарашка! – вопит Эд. – Тебе все равно конец!
Эд вращает щеткой над головой, точно рапирой. Но я уворачиваюсь, загоняю противника в ванную комнату, а затем хватаю его за шею и смачно целую в губы, оставляя у него на лице липкие красные следы джема.
– Фу, гадость! – возмущенно орет Эд, крепко держа меня обеими руками.
Наивно полагая, что он просто хочет пообниматься, я со смехом прижимаюсь к нему. Мне на лицо льется тонкая струйка воды, и я понимаю, что Эд еще со мной не закончил. Оказывается, он держит над моей головой насквозь мокрую губку – первое, что попалось под руку, – с которой капает вода.
– Ах ты мерзавец! – визжу я, пытаясь вырваться. – Ну все. Объявляю тебе войну!
Я хватаю гель для душа и выжимаю чуть ли не весь флакон ему на футболку. А он в ответ поливает меня шампунем. Шампунь стекает с макушки прямо по виску и оттуда по щеке. Но я невозмутимо вытираю шампунь и мыльной рукой хватаю Эда за нос.
Потом возвращаюсь в спальню в поисках чего-нибудь такого, чем можно было кинуть в него. Но стоило мне на секунду отвести глаза, как Эд, который, оказывается, идет следом, набирает пригоршню масла и швыряет в меня. Мягкое масло скользит по груди и шмякается на ковер. Ахнув, я хватаю йогурт и миску с клубникой и радостно выворачиваю все это добро Эду на голову. Что производит эффект разорвавшейся бомбы, и пару секунд мы, оцепенев, смотрим, как остатки клубники, не застрявшей у него в волосах, раскатываются по полу.
Ну вот, чары разрушены. Мы стоим – липкие, мокрые, в ошметках еды – и истерически хохочем. Хохочем до потери пульса, а потом, не сговариваясь, садимся на пол, чтобы немножко перевести дух.
– Ну ты даешь, глупая девчонка! – смеется Эд.
Эд с головы до ног перепачкан йогуртом, клубникой и джемом. Это смотрится так курьезно, что я захожусь в очередном приступе смеха.
– Ты выглядишь уморительно.
– А себя-то ты видела?
Я опускаю глаза. Моя некогда чистая футболка насквозь мокрая и сплошь в потеках йогурта. Пижамные штаны и того хуже, поэтому даже страшно представить, на что похожи мои волосы, которые прилипают к голове скользкими прядями.
Затем я оглядываю комнату:
– Пожалуй, нам стоит немного прибраться.
Переступив через разбросанную по полу еду, я направляюсь в ванную комнату, раздеваюсь и встаю под душ. Теплая вода льется мне на голову, я закрываю глаза. Но тут дверь в ванную открывается, Эд залезает в крошечную душевую кабину, встает сзади и обнимает меня. Я чувствую спиной его грудь. Я поворачиваюсь и сжимаю руками его ягодицы. Он целует меня в шею, я извиваюсь, наши тела трутся друг о друга. Мое сердце отчаянно колотится. Я безумно соскучилась по Эду. Соскучилась по его объятиям, по его мускулистому телу. Наконец-то он здесь, и это отдается во мне щемящей болью. Я знаю, что хочу Эда, хочу ощутить его внутри себя, расслабиться, прочувствовать сладостные мгновения. И вот в наполненной паром тесной душевой кабине мы с Эдом занимаемся любовью. Но не так, как в кино: в кабине негде развернуться, мы то и дело попадаем локтями в стекло; потом вода остывает, мы ее выключаем; более того, Эду приходится постоянно менять положение – у него начинают болеть ноги. Что, впрочем, не имеет ровно никакого значения, так как секс все равно потрясающий.
Уже после мне становится стыдно. Конечно, у нас и раньше были минуты интимной близости в те дни, что мне выпало прожить заново, и тем не менее я считала, что навеки потеряла шанс быть с Эдом, слиться с ним воедино, и сейчас я не знаю, как себя вести. Я быстро одеваюсь, а когда Эд снова сжимает меня в объятиях, блаженно улыбаюсь.
– Ну это было весело, – лукаво ухмыляется Эд.
– Да, весело, – соглашаюсь я.
– И вообще, ты мне больше нравишься, когда не ворчишь.
– Ты о чем?
– Ты знаешь о чем. – Эд выглядывает из исхлестанного дождем окна. – Похоже, такая погода всерьез и надолго. Хочешь выйти на улицу?
Я сую в рот уцелевший кусок круассана и киваю:
– Думаю, мы просто обязаны это сделать.
Оставшуюся часть дня мы провели так, как положено нормальным туристам в Париже. Прошлись рука об руку по Елисейским Полям, сделали кое-какие покупки, поднялись в гору до Сакре-Кёр. На верхней ступени лестницы мы останавливаемся. Дождь внезапно прекратился, по небу над Парижем плывут облака, и нам кажется, будто перед нами открываются бесконечные возможности. Я нежно сжимаю руку Эда, он чмокает меня в кончик носа.
На этот раз я не думаю о замужестве. На этот раз мне просто хочется быть счастливой.
Мы неспешно шагаем обратно в отель, остановившись выпить кофе в шикарном «Кафе де ла Пэ». Чтобы немного побаловать себя. Мы идем по набережной Сены, по пешеходным дорожкам, мимо красивых садов. Оказавшись на Новом мосту, решаем совершить прогулку по Сене на катере. Перед нами возвышается Нотр-Дам, вдали виднеется Эйфелева башня, словно напоминая нам о том, что мы находимся в одном из самых прекрасных городов мира. И я чувствую себя счастливейшей женщиной на земле, ведь рядом со мной мой Эд.
Вечером у нас романтический ужин при свечах за столиком с видом на Сену, и я больше не накручиваю себя в ожидании того знаменательного момента, когда Эд бросит мне в бокал обручальное кольцо и опустится передо мной на колено. Я просто наслаждаюсь жизнью.
Уже позже, когда я лежу в кровати, притулившись к Эду, я вспоминаю прошедший день и чувствую себя счастливой. Сегодня все не так, как было тогда. Остается только надеяться, что этого будет достаточно, чтобы изменить ход событий. Ведь я сделала что могла.
Глава 9
19 октября 2002 года
Комната выглядит абсолютно незнакомой, и у меня от испуга перехватывает дыхание. Я в панике оглядываюсь по сторонам, но плотно задернутые занавески не позволяют рассмотреть детали. Однако даже в полутьме я вижу картины со стандартными пейзажами, мельницами и озером, массивную мебель темного дерева, занавески в цветочек, торшер в углу. Нет, комната мне абсолютно незнакома, и я понятия не имею, где нахожусь.
Что бы это могло значить? Что-то поменялось в моем прошлом или я снова в настоящем, в новой реальности? А если мое последнее предположение верно, можно ли сделать вывод о том, что мне удалось изменить ход событий? И что Эд, возможно, не умер? От всего этого буквально захватывает дух.
В голове роятся самые разнообразные мысли, они, точно бабочки, порхают, разлетаясь в разные стороны, и мне никак не удается их собрать, чтобы хоть как-то систематизировать.
Несколько минут я лежу неподвижно, пытаясь унять сердцебиение. Просто невероятно. Бред какой-то! Где – и когда – это происходит?
Я заставляю себя встать с постели и раздвигаю занавески. Хмурое темно-серое небо буквально давит на плечи. Беременные дождем облака практически касаются поверхности моря – разделяющая их линия настолько смазана, что невозможно понять, где кончается одно и начинается другое. Я не могу отвести глаз от свинцовых вод с белыми барашками приливных волн, от неприветливого безбрежного моря. Затем я перевожу взгляд прямо перед собой. Перед домом – дорога, скользкая от дождя; в мокром асфальте отражается свет одинокого фонаря. По дороге, поднимая фонтан брызг и оставляя рябь на поверхности луж, медленно едет машина. Низкий забор с калиткой, закрывающей проход через сад, наверняка яркий и радостный летом, но сейчас тусклый и безжизненный. Слева от меня – темный, пустой пирс, а справа – все та же дорога, но идущая резко вверх и отделяющая море от длинного ряда домов. Пляжа отсюда практически не видно, хотя он наверняка пустой, ну разве что одинокий собачник выгуливает там своего пса.
Отвернувшись от окна, я вижу на спинке стула джемпер. Натянув его на себя, осторожно открываю дверь и выглядываю в коридор. Я внимательно прислушиваюсь, нет ли посторонних звуков, однако все тихо.
Прохожу мимо еще двух дверей – в ванную и гостевую спальню – и спускаюсь на кухню, где, отыскав чашки и чайные пакетики, ставлю кипятить чайник. Затем сажусь за кухонный стол у окна с видом на море, которым любовалась из спальни. Утренняя тишина в пустом коттедже рождает у меня странное ощущение, что весь мир еще спит и только я одна, проснувшись ни свет ни заря, сижу с чашкой горячего чая в руках и наблюдаю за струйкой пара, тающей в холодном воздухе.
Рядом со мной лежит сумка с моим ноутбуком и рабочими записями. Значит, я планировала задержаться здесь на какое-то время, раз уж взяла с собой работу. Моя сумочка висит на спинке стула, и я поспешно открываю ее, чтобы найти телефон. Обнаружив старушку «Нокию» – это определенно мой старый телефон, – я смотрю на экран. 7:14. Действительно очень рано. Никаких пропущенных звонков, никаких текстовых сообщений. Дата: 19 октября 2002 года.
Выходит, я в прошлом, накануне дня рождения Эда. Ему должно исполниться двадцать восемь лет. Но в моей прежней жизни такого прошлого точно не было. Комната внезапно плывет у меня перед глазами, я хватаюсь за край стола, чтобы не упасть. Что, черт возьми, здесь происходит?! И как мне это выяснить?
Я сижу, пытаясь привести в порядок мечущиеся мысли. После нашей поездки в Париж, где мы были счастливы, прошло всего две недели. В реальной жизни та поездка оказалась настолько неудачной, что мы решили немного пожить врозь. Я осталась в нашей квартире, а Эд переехал сперва к маме, а потом – к Робу.
После той памятной ссоры на парижской улице Эд со мной практически не разговаривал. Обратный путь выдался нелегким. Мы держались вежливо, но холодно. Каждая минута обратной дороги была для меня испытанием на прочность, но я надеялась, что дома все образуется. Однако Эд был другого мнения.
– Нет, я так больше не могу, – заявил он.
Мы занимались домашними делами на кухне: я загружала одежду в стиральную машину, Эд резал грибы. Он повернулся, с ножом в руках, ко мне, вид у него был подавленный. Я еще никогда не видела его таким несчастным.
– Как – так? – В моем голосе зазвенели противные визгливые нотки, но я ничего не могла с собой поделать.
У меня застучало в висках, я мысленно взмолилась, чтобы он не произнес тех слов, которые, как я уже точно знала, собирался произнести.
– Жить вместе. Я думаю… – Он сделал паузу, облизал губы, устремив взгляд на потолок… на окно… на дверь – куда угодно, лишь бы не смотреть мне в глаза. – Думаю, нам стоит на время расстаться, чтобы окончательно решить, подходим ли мы друг другу.
Его слова, точно ядовитые стрелы, пронзали мне грудь, я начала задыхаться.
– Но я… Я не хочу расставаться. Мы ведь можем просто поговорить и все уладить. Разве нет?
Эд отрывисто кивнул:
– Возможно. Но я думаю, сейчас нам необходимо немного пожить врозь, чтобы привести мысли в порядок. Когда мы были в Париже, ты совершенно ясно дала понять, что тебя не устраивают никакие варианты, кроме брака. А я еще не решил для себя, способен ли на этот шаг. Мне нужно время подумать.
Он был таким холодным, таким отстраненным. Мне вдруг показалось, будто земля уходит у меня из-под ног и все, что я считала прочным и надежным, медленно, но верно ускользает между пальцев. Я не могла этого допустить.
– Эд, я прекрасно обойдусь и без обручального кольца. Обойдусь. Единственное, чего я хочу, – это быть с тобой. Пожалуйста. Пожалуйста, не надо так со мной поступать.
Перешагнув через груду одежды на полу, я направилась к Эду. Но он был как натянутая струна, и я не решилась к нему прикоснуться.
– Прости, Зо. Я люблю тебя, но мне нужно разобраться в себе. Я… я, пожалуй, поживу немного у Роба, а может, уеду к маме.
Я смотрела на него умоляющими глазами, мне казалось, что еще немножко – и разорвется сердце. У меня больше не осталось аргументов. Эд все для себя решил.
Итак, я позволила ему уехать. Те несколько недель без него прошли как в кошмарном сне, словно в моей жизни образовалась пустота, которую нечем заполнить. Мысль о том, что Эд навсегда исчезнет, наполняла меня ужасом. Ведь это будет не жизнь, а жалкое существование. И когда Эд все-таки вернулся, я почувствовала такое безмерное облегчение, что заключила с ним нечто вроде негласного соглашения никогда больше не поднимать тему супружества и двигаться дальше.
И вот теперь, перебирая в памяти события тех лет, я понимаю, что после смерти Эда испытала точно такой же экзистенциальный ужас, но только пути назад не было. Жизнь представлялась мне бескрайней унылой равниной, но именно тогда мне в качестве «второго шанса» была дарована возможность снова провести несколько дней с Эдом и, таким образом, что-то изменить. Для меня это было равнозначно тому, чтобы увидеть оазис в пустыне и понять, что это не мираж.