Пресс-тур
Часть 21 из 28 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ты… кричал… в сне. Порядок?
* * *
[Особой важности]
[Изъять]
Приложение № 23 к делу № КРПК/1
Расшифровка: из личных диктофонных записей сотрудника Лаборатории ■■■■■■■■ ■■■■■■■■■■■ А. И.
Наверху каждый день требуют отчет о проделанной работе. Требуют объяснить, с чем мы имеем дело. Требуют разобраться, не подкинули ли нам это американцы или китайцы. Серьезно? Мы и так буквально ночуем на работе, пусть спрашивают у ■■■■■■■■■■■ – ведь они откуда-то это достали. У нас нет истинной картины происходящего, так как они ссылаются на секретность, но при этом мы должны дать ответы на все вопросы.
Каждый день нам привозят зараженных в специальных опломбированных контейнерах. Дети, взрослые, старики. Вчера привезли пса с подозрением, пока разбираемся, реальный ли это случай или просто бешенство. И их ничего не берет, ни электрошок, ни конские дозы успокоительного или снотворного. Замедляет немного разве что. Они всегда в сознании. Они без устали, стирая кожу до костей, скребут стены контейнеров, тянут свои скрюченные пальцы, клацают челюстями, кричат и воют. Помогает только яркий свет, тогда они пытаются спрятаться, забиться куда-то, закрыть неморгающие глаза руками.
Половина команды испытывает сильнейший стресс, люди постоянно срываются друг на друге. Не каждый день ставишь эксперименты на ребенке, который превратился в кровожадного монстра. Сегодня две мои сотрудницы – нейрохимик и микробиолог – уволились, не выдержав напряжения. Сказали, что больше не могут на это смотреть. Оставшимся теперь работать будет еще тяжелее.
…
Который день мы пытаемся понять, откуда у них появляется инстинкт впиваться в горло и почему они так любят человеческую печень. Ответов нет. Мы пробовали давать свиную, говяжью печень – нюхают, пробуют, но не жрут. Разборчивые, твари. ■■■■■■■■■■■ в наличии у нас нет, так что проверить гипотезу о наследственном приобретении этих повадок сейчас невозможно. Примечательно, что они полностью теряют интерес друг к другу после заражения. Мы, как мясники, разделали одного зараженного и, еще живого, кинули к другим. Те не проявили никакого интереса… Звонил генерал ■■■■■■■■■■■, строго сказал, что им нужны результаты и скорый прорыв в исследованиях. Я чуть не рассмеялся в трубку. Ну, пусть сам приезжает и исследует, раз такой умный. Тут собраны лучшие в стране специалисты, каждый – на вес золота, других нет. В мире всего четыре-пять таких центров: еще в Штатах, у китайцев, в Берлине и, по слухам, у Израиля. Могли бы их привлечь! Но они же так трясутся за секретность. Это дерьмо уже в новостях, но они до сих пор все отрицают, говорят, чтобы люди не верили фейкам из Сети. Опасаюсь, что когда они дойдут до этого решения, будет уже слишком поздно.
…
Похоже, что сегодня одна из тварей начала входить во вторую стадию. Тошнотворное зрелище. Сможем наконец-то посмотреть на них вживую, ведь до этого мы видели только нечеткие записи с городских камер. По какому принципу и с какой скоростью они переходят во вторую стадию, неясно, вероятно, могут делать это очень быстро, раз несколько тварей уже разгуливали по ■■■■■■■■■■■ во время декабрьских событий.
Но эта – первая, что будет у нас с момента начала исследований. В прошлой жизни – ничем не примечательная молодая женщина, невысокая полноватая блондинка, никаких выдающихся мускулов или необычных мутаций. Как вирус выбирает, кого «перевести» во вторую стадию, остается загадкой. Есть гипотеза, что в нее переходят только те или преимущественно те, кто заразился непосредственно от ■■■■■■■■■■■.
…
Мать моя… До сих пор не могу поверить в то, что мы сегодня наблюдали. Если первая стадия еще более-менее объясняется современной наукой, в конце концов «зомбировать» различными ядами могут и отдельные живые организмы, и жрецы культа вуду, используя животные и растительные жидкости, то вторая стадия – это что-то новое, доселе неизведанное.
Стремительная рекомбинация клеток. Невероятно ускоренный метаболизм, молниеносный рост тканей. Мутация 30 % организма с отмиранием и появлением новых конечностей и органов буквально на глазах. Тварь получается еще более сильной, кровожадной, смертоносной и отвратительной. Она чуть было не выломала защитное стекло! Из соображений безопасности образец пришлось уничтожить, исследуем останки и будем ждать нового подходящего случая заражения.
…
Давно я тебя не включал. На фоне происходящего хорошая новость пришла от статистического блока – похоже, что дольше семи-девяти дней организмы на первой стадии не живут, а во вторую переходят лишь 3–5 % от заразившихся. Если будет эпидемия, ее можно сдержать.
<Записи обрываются>
* * *
В полуобморочном состоянии после сна Паша несколько часов провалялся на диване в лобби отеля, пялясь на улицу. Пару раз, уже по привычке, он проверил телефон: полосок не было. Артем и Леха все не возвращались из жилого района, хотя могли бы уже несколько раз сходить туда-обратно. Когда с улицы донесся грустный лай, он понял: что-то не так.
– Пес… одна, – сказал Олав. Он был не очень-то разговорчив и часто делал смешные ошибки.
Амур стояла у двери и перебирала лапами по стеклу. Когда Паша впустил овчарку, вид у нее был испуганный, она не звала за собой, не пыталась отвести их к хозяину, лишь понуро зашла за стойку рецепции и забилась в самый дальний угол, опустив морду и хвост. Орлов понял, что еще двое сегодня не вернутся. Он осмотрел собаку – ран и укусов, кажется, нет. Пусть сидит. Павел разогрел на кухне последний хот-дог и положил ей перед носом, но Амур грустно отвернулась. Каждую минуту этот город напоминал Паше о смерти.
«Где Смирнов с Семенычем? А если они тоже не вернутся? Что же делать, как выбраться из этой западни? – мысленно спрашивал он себя. – Правильно ли я делаю, что сижу тут со всеми? Нас методично убивает город, одного за другим, а я сижу второй день в отеле. Не проще ли, как тот тип из Хабаровска, попытаться что-то сделать самому? А если вся эта группа людей меня только задерживает? Уйти одному незаметно, найти других выживших? Вдруг у кого-то есть связь? Вдруг они уже знают, что едет помощь?»
Поток мыслей был резко прерван – в дверь с силой постучали. Это вернулся Илья. На нем лица не было.
Завидев его, Кира вскочила, подбежала к нему, обняла и обеспокоенно спросила:
– Как мама?
– Ее больше нет.
Он высвободился из рук девушки и побрел к себе в комнату. Кира посмотрела ему вслед, потом заплакала и умчалась вглубь отеля. Паша подумал, что надо бы пойти и успокоить ее, но потом махнул рукой.
Практически в каждой ситуации она игнорировала любые попытки пиарщика пообщаться. И почему его к ней стало тянуть? Он провел минутку самоанализа: потому, видимо, что девчонка была полной противоположностью его жене в плане характера, была бойкая, молодая и красивая, и год назад, однажды вечером, они мило пообщались. Наверно, теперь этого вполне достаточно, чтобы он начал на кого-то западать. Впрочем, на что он рассчитывал? А теперь у нее появился новый объект для обожания и сострадания: не пожимающий руки туземец. Орлов почему-то ему не доверял, и это была не просто ревность.
Паша тяжело вздохнул. Был бы сейчас пиарщиком каких-нибудь люксовых автомобилей. Или чипсов. Или хороших телефонов. Но нет, судьба занесла его сюда. За последние тридцать часов он увидел и прочувствовал столько смертей, сколько не встречал за всю свою жизнь.
– Олав, ты не хочешь передохнуть? Все время здесь сидишь со своим топором, – поинтересовался он у норвежца, охранявшего дверь. – Откуда вообще топор?
– Нормально. – Олав показал знак «ОК». – Я пишу в голова музыку. Опасность и погода – помощники.
– В смысле?
– Я композитор… хобби… классика… – Он дурашливо изобразил, как играет на пианино. – Топор – пожарный.
– Ну ладно, я пойду в лаунж посижу. Зови, если надо будет.
Владимир и Зульфия пытались накрыть на стол подобие вечерней трапезы из остатков запасов. Приборы не раскладывали – сколько сегодня вернется человек, никто не знал. Проголодавшийся Павел принялся активно им помогать – на ужин сегодня были консервированные оливки и кукуруза, десять картофелин, сухарики под пиво, салат из завалявшегося огурца и двух яиц, почти засохший черный хлеб, филе одной форели, поделенное на множество крохотных порций, и остатки премиальной копченой колбасы. Вот и все. Хватит, чтобы бедно поужинать, а завтракать будет нечем, кроме чая и кофе. На завтрашний обед – три банки фасоли и две банки кукурузы. А что потом? Выбора нет: придется делать вылазку за продовольствием.
– Как дела, Владимир? – поинтересовался он.
– Пытаюсь выжать максимум из ситуации. Я с моей ногой – не боец, машину не вожу, от зомби, или как их там, не убегу. Поэтому делаю наброски, записываю интересные фразы. – Он показал на блокнот. – Давно я от руки не писал, отвык уже. Если выберусь, сделаю свой самый великий материал, а может, и целую книгу воспоминаний издам. Типа «Дни, потрясшие Краснополярск». Или «Ночи в Red North Inn». Как название, а? Гостиница станет известной, как тот отель из «Твин Пикс». Ты смотрел?
– Нет. Мало лет слишком было. Но слышал, о чем.
– Хорошо бы дожить до того момента, когда мы отсюда уберемся. Вот ты, Паша, как думаешь, выберемся мы отсюда?
– Я хочу вернуться к сыну. Все сделаю, чтобы выбраться.
С улицы послышался звук паркующейся машины. Хотя бы эти двое вернулись. У Алексея было веселое, но при этом красное и заплаканное лицо. Паша не стал спрашивать, что случилось.
– На заводе тоже эти твари, – сообщил спокойным голосом Семеныч. – Мы напрочь отрезаны от любых очагов цивилизации. Ваши предложения?
– А наша команда из жилого района не вернулась, только собака цела. Предложений нет.
– Предложение поужинать и напиться, думать с утра будем, – неожиданно для всех командным тоном и с резким акцентом произнесла Зульфия.
Люди невесело усмехнулись и принялись садиться за стол.
* * *
Кира налегла на тяжелую металлическую дверь и положила руку на защелку. Она была уже на пределе, события последних дней выжали из нее все соки, и она хотела побыть одна. В Москве она нередко выходила на крышу своей сорокаэтажки, что на Красной Пресне, курила, думала о жизни, новых проектах и смотрела на огни никогда не засыпающего, растущего ввысь города.
Странно, дверь моментально подалась, Герман тут же обдало морозом. Они же договаривались держать ее запертой, чтобы на них не напали сверху. Она прислушалась, а потом с опаской выглянула на улицу.
На самом краю парапета, покачиваясь и смотря вниз, стоял Илья. В одной руке бутылка виски, в другой – сигарета. Кира поняла, что парень подумывает о прыжке.
– Если ты скинешься, то больше никогда меня не увидишь. А я классно изображаю Карди Би, – крикнула она первое, что пришло в голову.
Илья повернулся и пристально посмотрел на нее. Потом засмеялся сквозь слезы и чуть не поскользнулся.
– Слезай. Мы недоговорили, – сказала Кира.
Он послушался.
Девушка медленно приблизилась, взяла у него из руки бутылку, хлебнула, глядя в глаза, а потом обняла. Он уткнулся ей в плечо и зашелся в горестных рыданиях. Герман смотрела на редкие огни Краснополярска, гладила взъерошенные волосы и повторяла, что все будет хорошо, все образуется.
– Все будет хорошо. Мы просто свалим из этого города. Ты и я.
– Да кому я там нужен? Зачем теперь вообще жить?
– Мне нужен. Всегда надо продолжать жить. Никогда не знаешь, что может быть завтра, жизнь таит кучу приятных сюрпризов. – Кира повторяла наборы трюизмов, в которые сама не верила, лишь бы успокоить бедного парня.
– Зачем я тебе нужен?
– Понравился.
– А жить я у тебя буду как жиголо? Ты же звезда, – наконец пошутил он сквозь слезы.
* * *
[Особой важности]
[Изъять]
Приложение № 23 к делу № КРПК/1
Расшифровка: из личных диктофонных записей сотрудника Лаборатории ■■■■■■■■ ■■■■■■■■■■■ А. И.
Наверху каждый день требуют отчет о проделанной работе. Требуют объяснить, с чем мы имеем дело. Требуют разобраться, не подкинули ли нам это американцы или китайцы. Серьезно? Мы и так буквально ночуем на работе, пусть спрашивают у ■■■■■■■■■■■ – ведь они откуда-то это достали. У нас нет истинной картины происходящего, так как они ссылаются на секретность, но при этом мы должны дать ответы на все вопросы.
Каждый день нам привозят зараженных в специальных опломбированных контейнерах. Дети, взрослые, старики. Вчера привезли пса с подозрением, пока разбираемся, реальный ли это случай или просто бешенство. И их ничего не берет, ни электрошок, ни конские дозы успокоительного или снотворного. Замедляет немного разве что. Они всегда в сознании. Они без устали, стирая кожу до костей, скребут стены контейнеров, тянут свои скрюченные пальцы, клацают челюстями, кричат и воют. Помогает только яркий свет, тогда они пытаются спрятаться, забиться куда-то, закрыть неморгающие глаза руками.
Половина команды испытывает сильнейший стресс, люди постоянно срываются друг на друге. Не каждый день ставишь эксперименты на ребенке, который превратился в кровожадного монстра. Сегодня две мои сотрудницы – нейрохимик и микробиолог – уволились, не выдержав напряжения. Сказали, что больше не могут на это смотреть. Оставшимся теперь работать будет еще тяжелее.
…
Который день мы пытаемся понять, откуда у них появляется инстинкт впиваться в горло и почему они так любят человеческую печень. Ответов нет. Мы пробовали давать свиную, говяжью печень – нюхают, пробуют, но не жрут. Разборчивые, твари. ■■■■■■■■■■■ в наличии у нас нет, так что проверить гипотезу о наследственном приобретении этих повадок сейчас невозможно. Примечательно, что они полностью теряют интерес друг к другу после заражения. Мы, как мясники, разделали одного зараженного и, еще живого, кинули к другим. Те не проявили никакого интереса… Звонил генерал ■■■■■■■■■■■, строго сказал, что им нужны результаты и скорый прорыв в исследованиях. Я чуть не рассмеялся в трубку. Ну, пусть сам приезжает и исследует, раз такой умный. Тут собраны лучшие в стране специалисты, каждый – на вес золота, других нет. В мире всего четыре-пять таких центров: еще в Штатах, у китайцев, в Берлине и, по слухам, у Израиля. Могли бы их привлечь! Но они же так трясутся за секретность. Это дерьмо уже в новостях, но они до сих пор все отрицают, говорят, чтобы люди не верили фейкам из Сети. Опасаюсь, что когда они дойдут до этого решения, будет уже слишком поздно.
…
Похоже, что сегодня одна из тварей начала входить во вторую стадию. Тошнотворное зрелище. Сможем наконец-то посмотреть на них вживую, ведь до этого мы видели только нечеткие записи с городских камер. По какому принципу и с какой скоростью они переходят во вторую стадию, неясно, вероятно, могут делать это очень быстро, раз несколько тварей уже разгуливали по ■■■■■■■■■■■ во время декабрьских событий.
Но эта – первая, что будет у нас с момента начала исследований. В прошлой жизни – ничем не примечательная молодая женщина, невысокая полноватая блондинка, никаких выдающихся мускулов или необычных мутаций. Как вирус выбирает, кого «перевести» во вторую стадию, остается загадкой. Есть гипотеза, что в нее переходят только те или преимущественно те, кто заразился непосредственно от ■■■■■■■■■■■.
…
Мать моя… До сих пор не могу поверить в то, что мы сегодня наблюдали. Если первая стадия еще более-менее объясняется современной наукой, в конце концов «зомбировать» различными ядами могут и отдельные живые организмы, и жрецы культа вуду, используя животные и растительные жидкости, то вторая стадия – это что-то новое, доселе неизведанное.
Стремительная рекомбинация клеток. Невероятно ускоренный метаболизм, молниеносный рост тканей. Мутация 30 % организма с отмиранием и появлением новых конечностей и органов буквально на глазах. Тварь получается еще более сильной, кровожадной, смертоносной и отвратительной. Она чуть было не выломала защитное стекло! Из соображений безопасности образец пришлось уничтожить, исследуем останки и будем ждать нового подходящего случая заражения.
…
Давно я тебя не включал. На фоне происходящего хорошая новость пришла от статистического блока – похоже, что дольше семи-девяти дней организмы на первой стадии не живут, а во вторую переходят лишь 3–5 % от заразившихся. Если будет эпидемия, ее можно сдержать.
<Записи обрываются>
* * *
В полуобморочном состоянии после сна Паша несколько часов провалялся на диване в лобби отеля, пялясь на улицу. Пару раз, уже по привычке, он проверил телефон: полосок не было. Артем и Леха все не возвращались из жилого района, хотя могли бы уже несколько раз сходить туда-обратно. Когда с улицы донесся грустный лай, он понял: что-то не так.
– Пес… одна, – сказал Олав. Он был не очень-то разговорчив и часто делал смешные ошибки.
Амур стояла у двери и перебирала лапами по стеклу. Когда Паша впустил овчарку, вид у нее был испуганный, она не звала за собой, не пыталась отвести их к хозяину, лишь понуро зашла за стойку рецепции и забилась в самый дальний угол, опустив морду и хвост. Орлов понял, что еще двое сегодня не вернутся. Он осмотрел собаку – ран и укусов, кажется, нет. Пусть сидит. Павел разогрел на кухне последний хот-дог и положил ей перед носом, но Амур грустно отвернулась. Каждую минуту этот город напоминал Паше о смерти.
«Где Смирнов с Семенычем? А если они тоже не вернутся? Что же делать, как выбраться из этой западни? – мысленно спрашивал он себя. – Правильно ли я делаю, что сижу тут со всеми? Нас методично убивает город, одного за другим, а я сижу второй день в отеле. Не проще ли, как тот тип из Хабаровска, попытаться что-то сделать самому? А если вся эта группа людей меня только задерживает? Уйти одному незаметно, найти других выживших? Вдруг у кого-то есть связь? Вдруг они уже знают, что едет помощь?»
Поток мыслей был резко прерван – в дверь с силой постучали. Это вернулся Илья. На нем лица не было.
Завидев его, Кира вскочила, подбежала к нему, обняла и обеспокоенно спросила:
– Как мама?
– Ее больше нет.
Он высвободился из рук девушки и побрел к себе в комнату. Кира посмотрела ему вслед, потом заплакала и умчалась вглубь отеля. Паша подумал, что надо бы пойти и успокоить ее, но потом махнул рукой.
Практически в каждой ситуации она игнорировала любые попытки пиарщика пообщаться. И почему его к ней стало тянуть? Он провел минутку самоанализа: потому, видимо, что девчонка была полной противоположностью его жене в плане характера, была бойкая, молодая и красивая, и год назад, однажды вечером, они мило пообщались. Наверно, теперь этого вполне достаточно, чтобы он начал на кого-то западать. Впрочем, на что он рассчитывал? А теперь у нее появился новый объект для обожания и сострадания: не пожимающий руки туземец. Орлов почему-то ему не доверял, и это была не просто ревность.
Паша тяжело вздохнул. Был бы сейчас пиарщиком каких-нибудь люксовых автомобилей. Или чипсов. Или хороших телефонов. Но нет, судьба занесла его сюда. За последние тридцать часов он увидел и прочувствовал столько смертей, сколько не встречал за всю свою жизнь.
– Олав, ты не хочешь передохнуть? Все время здесь сидишь со своим топором, – поинтересовался он у норвежца, охранявшего дверь. – Откуда вообще топор?
– Нормально. – Олав показал знак «ОК». – Я пишу в голова музыку. Опасность и погода – помощники.
– В смысле?
– Я композитор… хобби… классика… – Он дурашливо изобразил, как играет на пианино. – Топор – пожарный.
– Ну ладно, я пойду в лаунж посижу. Зови, если надо будет.
Владимир и Зульфия пытались накрыть на стол подобие вечерней трапезы из остатков запасов. Приборы не раскладывали – сколько сегодня вернется человек, никто не знал. Проголодавшийся Павел принялся активно им помогать – на ужин сегодня были консервированные оливки и кукуруза, десять картофелин, сухарики под пиво, салат из завалявшегося огурца и двух яиц, почти засохший черный хлеб, филе одной форели, поделенное на множество крохотных порций, и остатки премиальной копченой колбасы. Вот и все. Хватит, чтобы бедно поужинать, а завтракать будет нечем, кроме чая и кофе. На завтрашний обед – три банки фасоли и две банки кукурузы. А что потом? Выбора нет: придется делать вылазку за продовольствием.
– Как дела, Владимир? – поинтересовался он.
– Пытаюсь выжать максимум из ситуации. Я с моей ногой – не боец, машину не вожу, от зомби, или как их там, не убегу. Поэтому делаю наброски, записываю интересные фразы. – Он показал на блокнот. – Давно я от руки не писал, отвык уже. Если выберусь, сделаю свой самый великий материал, а может, и целую книгу воспоминаний издам. Типа «Дни, потрясшие Краснополярск». Или «Ночи в Red North Inn». Как название, а? Гостиница станет известной, как тот отель из «Твин Пикс». Ты смотрел?
– Нет. Мало лет слишком было. Но слышал, о чем.
– Хорошо бы дожить до того момента, когда мы отсюда уберемся. Вот ты, Паша, как думаешь, выберемся мы отсюда?
– Я хочу вернуться к сыну. Все сделаю, чтобы выбраться.
С улицы послышался звук паркующейся машины. Хотя бы эти двое вернулись. У Алексея было веселое, но при этом красное и заплаканное лицо. Паша не стал спрашивать, что случилось.
– На заводе тоже эти твари, – сообщил спокойным голосом Семеныч. – Мы напрочь отрезаны от любых очагов цивилизации. Ваши предложения?
– А наша команда из жилого района не вернулась, только собака цела. Предложений нет.
– Предложение поужинать и напиться, думать с утра будем, – неожиданно для всех командным тоном и с резким акцентом произнесла Зульфия.
Люди невесело усмехнулись и принялись садиться за стол.
* * *
Кира налегла на тяжелую металлическую дверь и положила руку на защелку. Она была уже на пределе, события последних дней выжали из нее все соки, и она хотела побыть одна. В Москве она нередко выходила на крышу своей сорокаэтажки, что на Красной Пресне, курила, думала о жизни, новых проектах и смотрела на огни никогда не засыпающего, растущего ввысь города.
Странно, дверь моментально подалась, Герман тут же обдало морозом. Они же договаривались держать ее запертой, чтобы на них не напали сверху. Она прислушалась, а потом с опаской выглянула на улицу.
На самом краю парапета, покачиваясь и смотря вниз, стоял Илья. В одной руке бутылка виски, в другой – сигарета. Кира поняла, что парень подумывает о прыжке.
– Если ты скинешься, то больше никогда меня не увидишь. А я классно изображаю Карди Би, – крикнула она первое, что пришло в голову.
Илья повернулся и пристально посмотрел на нее. Потом засмеялся сквозь слезы и чуть не поскользнулся.
– Слезай. Мы недоговорили, – сказала Кира.
Он послушался.
Девушка медленно приблизилась, взяла у него из руки бутылку, хлебнула, глядя в глаза, а потом обняла. Он уткнулся ей в плечо и зашелся в горестных рыданиях. Герман смотрела на редкие огни Краснополярска, гладила взъерошенные волосы и повторяла, что все будет хорошо, все образуется.
– Все будет хорошо. Мы просто свалим из этого города. Ты и я.
– Да кому я там нужен? Зачем теперь вообще жить?
– Мне нужен. Всегда надо продолжать жить. Никогда не знаешь, что может быть завтра, жизнь таит кучу приятных сюрпризов. – Кира повторяла наборы трюизмов, в которые сама не верила, лишь бы успокоить бедного парня.
– Зачем я тебе нужен?
– Понравился.
– А жить я у тебя буду как жиголо? Ты же звезда, – наконец пошутил он сквозь слезы.