Прекрасный мерзавец

— Проваливай к чёрту, Эбигейл!

— Только вместе с тобой, Мэтью! — подлетаю и бью его по груди кулаками. — Сейчас я ненавижу тебя ещё больше! Ты бросил меня одну! И ушёл… Ушёл накачиваться наркотиками? Отличный выход. Хочешь сдохнуть? Не подумал, каково будет мне, если потом я найду тебя, умершим от передозировки? Ты не Мерзавец. Ты просто эгоист!

Мэтью позволяет колотить себя, а потом резко опускается на пол и обхватывает ладонями моё лицо.

— Я не позволю тебе прикасаться к наркотикам!

— Не позволяй сделать это прежде всего себе!

Я влепляю ему пощёчину и бью в ухо так, что уверена — у него чертовски сильно звенит в голове. Мэтью на мгновение разжимает захват пальцев. Не давая ему опомниться, приближаюсь к его рту, алчно вбирая его губы. Сосу, слизывая вкус табака, выпивки и марихуаны. В нём много пьяной дури, и у него слетают тормоза. Возможно, мне удастся его остановить. Или мы упадём в эту глубокую пропасть и разобьёмся. Вместе.

Мерзавец позволяет себя целовать первые несколько секунд, потом активно включается в дело, шаря по моему телу руками.

— Сучка, ты выводишь меня из себя!

Я царапаю пальцами топорщащуюся ширинку на его джинсах. Кажется, обламываю ноготь. Но это такая ерунда. Не имеющая значения. Я жадно тяну язычок молнии вниз и освобождаю его член, подпрыгнувший в мою ладонь. Резко сжимаю напряжённый ствол в руке и приподнимаюсь, вожу крупной головкой по своей промежности.

Она вмиг намокает. Я становлюсь готовой и податливой ради него. Раскачиваю бёдрами и дразню его влажными складками. Наслаждаюсь каждым его отвязным и пошлым стоном. Он мнёт мою задницу пальцами и жадно смотрит мне в лицо.

— Тебе нужен наркотик, Мэт? Как насчёт этого?

Я со всего размаху опускаюсь на его член. Мы дёргаемся и кричим одновременно, подаваясь навстречу друг другу. Он крепко и сильно сжимает меня, до хруста в сдавленных костях. Упирается лбом в моё плечо. Он мокрый от выступившей испарины.

— Да… Это то, что мне нужно. Только ты умеешь вытрахивать дурь из моей башки. Сделай это, — просит он. — Выбей из меня дерьмо… Я не хочу быть таким, как сейчас. Просто не могу удержаться.

— Я с тобой. С тобой! С тобой! — повторяю без конца, взмываю и опускаюсь над ним. Снова и снова. Вколачиваю его в свою киску так, чтобы он понял: мы — единственная реальность друг для друга. Яд и спасение в одном флаконе.

Моя безумная скачка не длится долго. Мы кончаем одновременно. Жадно хватаем воздух искусанными губами. Чуть позднее взгляд Мерзавца немного проясняется. Он смотрит на меня как-то по-новому. Так ещё ни разу не смотрел.

— Оказывается, тебе идёт моя одежда. Я хочу, чтобы ты носила её всегда. Будешь?

— Буду. Только уйдём отсюда. Прошу?

Мэтью легко поднимается и берёт меня руки. Мы покидаем гараж. Я думаю, что он сразу отнесёт меня в дом. Но проходя мимо сада, он ставит меня на разогретую солнцем землю.

— Минутка, Огонёчек.

— Мэт! — зову его. — Куда ты?

Он не отвечает, но возвращается почти сразу же, неся несколько роз. Наломал их голыми руками. Разодрал кожу острыми шипами, и теперь по рукам струится кровь.

— Ты сумасшедший. Теперь мне придётся лечить и твои руки, — шепчу я, целуя его губы.

— Вылечи меня, Огонёчек, — серьёзно просит он. — Я не смогу сделать это в одиночку.





Глава 39. Эбигейл




— Тебе придётся несладко со мной, крошка… — в очередной раз повторяет Мэтью.

Мы уже приняли душ и переоделись. Потом я обработала его руки. Теперь на руках моего любимого Мерзавца красуются бинты и пластырь.

— Прошу, Мэт… Ты мог просто поговорить со мной, прежде чем творить чёрт знает что! — укоряю его.

— Скажи, как тебе удалось так быстро перебраться из разряда «девушки, которую я хочу трахать вечность напролёт» в разряд «девушка, который известны мои тайны»? — усмехается Мэт.

Как обычно, он прячет за грубостью — нежность, а за пошлостью — глубину.

— Твои тайны для меня ещё неизвестны. Скажешь, почему ты хотел это сделать?

Я забираюсь к нему на кровать. Мерзавец позволил мне навести порядок — я проветрила комнату и постелила новое бельё. Оно мятое, потому что я не смогла найти утюг в доме Мэта. Но пахнет чистотой и свежестью. Через открытое окно врывается тёплый, ночной воздух и трескотня сверчков. Так тихо и спокойно мне не было ещё ни разу. Словно шторм улёгся, и море вернулось в свои берега. Рядом с ним.

— Это давняя история. Она постоянно сжирала меня изнутри. Связанная с отцом…

— Почему у тебя был конфликт с отцом? — поинтересовалась я.

— Я всегда считал его деньги грязными. Ведь он брался за самые сложные и денежные дела, самые запутанные и скандальные. Он вытащил со скамьи подсудимых не одного ублюдка. Но я ненавидел его не из-за того… — Мэт вздохнул. — Это случилось много лет назад. В нашем доме всегда было полно прислуги. В то время я уже был здоровенным лбом, подростком, вовсю заглядывающимся на девок. Мне приглянулась одна, — ухмыляется. — Из персонала. Она была старше меня на пять лет. Горничная. Я, как озабоченный, дрочил на свои фантазии о ней. Спускал деньги на дорогие подарки, золото, цацки… Букеты. Короче, делал это тайком. Предки бы точно не одобрили такого. И я видел, что она оказывала мне знаки внимания. Ну-у-у-у, знаешь, наклон, прогиб, случайно покажет кромку чулок или облизнёт губы. Эта сучка дразнила меня, уверен. Мой стояк был почти круглосуточным. Я очень сильно хотел трахнуть её. Очень… Потом набрался смелости и швырнулся ей записочкой, назначив место встречи. Она сказала, что придёт. Я пришёл и увидел, как она стоит на четвереньках, а её трахает мой папаша. Как вспомню, сразу в глотке всё спирает. Я разбил ему лицо кочергой от камина, — ухмыляется Мэт. — Едва не забил его до смерти. Был большой скандал. Шумиха знатная… Так мама узнала, что отец похаживает налево, потрахивая всех подряд. Они развелись в тот же год.


— Поэтому ты не любишь отца?

— Наши отношения были тёплыми, но после этого испортились. Отец сказал, что он видел мою увлечённость той девушкой. Он сказал, что Бет, так звали её, шлюха, каких поискать. Хотел вышвырнуть её почти сразу же, как только узнал, что я запал на неё. Но оставил, чтобы показать: она просто меркантильная и алчная девка, каких много. Мы почти перестали общаться. Бет уволили. Но это не помешало мне назначать встречи ей тайком. Сейчас я понимаю, что отец был прав. Бет тянула из меня деньги для себя и своей семьи. Много денег. Она сводила меня с ума — давала потрогать себя, влажную, позволяла лишь немного привсунуть член, потом вскакивала и убегала. Полноценный секс у нас случился лишь однажды. И по вкусу это было всё равно, что трахнуть мечту и понять, что она пустышка. Но я продолжал держаться за неё, словно одержимый. Когда увлечён чем-то или кем-то так же сильно, сложно расставаться с иллюзиями. Она пользовалась мной… Да, я был готов на всё, чтобы удержать её. Тайком приводил её домой. Она говорила, что ей нравится запретное. А я верил этой длинной лапше на своих ушах. Обычно это было очень быстро — она дрочила мне рукой или брала в рот, мы пили, и я отрубался очень быстро, потом выпроваживал её… Бет пользовалась мной — опаивала и воровала драгоценности. Доказательств было мало, ведь я знал, как отключить камеры. Пока я дрых без задних ног, она подворовывала, а иногда заменяла драгоценности подделками, чтобы не сразу хватились. Разумеется, это не могло длиться долго. Отец узнал об этом и хотел засудить её. Но засудил не за воровство, а за растление малолетних.

— Не поняла…

— Мне было семнадцать. Исполнилось восемнадцать, когда должен был начаться процесс, — морщится Мэт. — Процесс должен был быть закрытым. Отец хотел, чтобы я давал показания против неё.

— Ты это сделал?

— Нет. Я отказался. Отец хотел найти других пострадавших. Он говорил, что таких было немало. Бет была горячей и аппетитной штучкой. Отец пытался донести до меня, что такой номер она проворачивает не впервые, просто не все семьи выносят это на обозрение. Большинство просто увольняет неугодную прислугу и закрывает перед её носом двери дома. Никто не хотел пачкаться. Никто, кроме моего отца. Но без показаний свидетелей всё развалилось бы! Для Бет всё кончилось быстрее, чем состоялось первое слушание по делу. Отец позаботился о том, чтобы в камере предварительного заключения ей создали невыносимые условия. Она покончила с собой.

— Ты возненавидел отца из-за этого?

— Да. Я ведь был повёрнут на этой дряни и посчитал отца убийцей. Даже не стал смотреть доказательства, которые он хотел показать мне. Я окончил юридический, но не пошёл по стопам отца. Плюнул на его предложение работать в крутом офисе. Подался в бюро, чтобы насолить ему пику папаше и выбрал местом службы работу полевого агента под прикрытием… У меня неплохо получалось изображать ублюдка, потому что к тому времени я стал им. Долгие годы я жил только ненавистью к отцу. На момент встречи с тобой я уже плотно сидел на наркотиках. Иногда, когда изображаешь наркомана, становишься им по-настоящему… — рассказывает Мэтью, объясняя, как он подсел на наркотики. Это было вынуждено. — Потом я пристрелил одного ублюдка. При задержании преступник проболтался, что обязательно наймёт самого крутого адвоката, моего отца, и уйдёт от наказания. У меня были проблемы с самоконтролем и ломка. Я пристрелил преступника… — Мэт делает паузу. — Это было дрянное время. Я был зол на всех кругом — ведь меня уже вот-вот должны были уволить из бюро. В тот момент встретил тебя… Прости. Встреча для тебя была не из приятных, да?

— Ты же не знал, — глажу его щеке. — Ты ничего обо мне не знал. Ты просто увидел шлюху и обошёлся с ней, как с другими.

— Но я мог узнать. И понимал, что для тебя это впервые, но не хотел быть другим, — качает головой Мэтью. — Потом моя карьера в бюро окончилась. После того, как я с треском вылетел даже из бюро, отец посетил меня и обозвал никчёмным куском дерьма. Мы наговорили друг другу много плохого. Я сломал ему руку и выбил челюсть. Это была наша последняя встреча. Через три месяца отец умер. От обширного инфаркта и кровоизлияния в мозг. Он умер, а мы так и не помирились. Потом оказалось, что он оставил всё мне. Я не стал идти по его стопам. На протяжении пяти лет я не притрагивался к его деньгам. Прожигал оставшиеся барыши и состояние матери… Я притронулся к его деньгам и состоянию только сейчас, когда понадобилось пробить дорожку к тебе, Эбигейл Вуд.

— Это всё не так ужасно, как тебе кажется, Мэтью. Говорю это от чистого сердца…

— Я понял, что заблуждался на твой счёт. Ты уснула, а во мне словно что-то перевернулось — в чём я ещё мог заблуждаться? Что-то торкнуло меня открыть последний подарок отца. Он валялся в гараже нераспакованным. Там были видео и аудио записи, показания тех, кто всё-таки поднял грязь со дна. Там было много всего против Бет. Отец долго и упорно пытался показать мне, что не стоило связываться с ней, что она достойна своей участи… Ведь в одной из семей подросток даже покончил с собой. Просто ничего не смогли доказать. Отец не желал той же участи для меня и хотел оградить. А я возненавидел его за это. Копил ненависть и поступал в пику ему. Я стал тем, кем сейчас — наркоманом, не умеющим справиться с эмоциями и с пагубной пристрастием, просто потому, что не хотел смотреть правде в глаза. Я предпочёл обманываться. Не отец виноват, а я сам. Сам фееерично просрал свою жизнь, став никчёмным. Пустышка. Никто…

— Ты признал свои ошибки, Мэт. Это дорого стоит. И ты не никто. Ты — лучший из мужчин, что я знаю.

— О, не ври мне. Ты меня ненавидишь.

— Только потому, что ты любишь делать мне больно. Но есть способ получше, — говорю я и двигаюсь ему навстречу.

Мэтью понимает меня с полуслова и сам преодолевает оставшиеся дюймы расстояния. Он накрывает мой рот. Запечатывает его порочными поцелуями. Он то дразнит меня жёстким тараном языка, то нежно и сладко зацеловывает губы, обводя их контур языком. Щекочет уголки моих губ, повторяет все плавные изгибы. Он делает это снова и снова. Одержимо и страстно, нежно и бережно. У меня начинает кружиться голова и хочется не разрывать эти сладкие поцелуи.

— Мэтью…

— Остановиться?

— Нет. Ещё…

Он притягивает меня в жаркие объятия, оборачивая руки вокруг моего тела. Я лежу на его широкой груди. И он мог бы смять мою задницу или начать заигрывать с клитором. Но вместо этого он целует меня. Снова и снова. Жадно цепляется за каждый из таких поцелуев, раскрашивая их в разные оттенки чувств.

Я не знала раньше, что он может быть таким глубоким и чувственным, и сейчас словно падаю в его бездну, полную демонов. Падаю, раскрыв объятия. Не боюсь. Знаю, что он пожертвует собой, но не даст демонам сожрать меня. Он укроет меня. Спрячет даже от самого себя.

— Тебе не нужно прятаться от меня, Мэт. Я принимаю тебя таким, какой ты есть.

— С зависимостью, дерьмовым характером и мечтами, как трахнуть тебя тысячей грязных способов?

— Да.

— Твою мать. Ты реально святая! Мой Огонёчек… — он снова невесомо целует меня в губы и задумчиво обводит контур моего лица пальцами. — Сейчас мне так хорошо с тобой. Я полон сил и воодушевления разобраться со своими слабостями. Хочу уничтожить память о них.

— Нет. Не нужно пытаться уничтожать. Просто прими себя таким. И справляться с ними станет легче.

— Но это только сейчас, Огонёчек. Я не знаю, что будет через день или через два. Я не знаю, что со мной станет через неделю. Возможно, я снова поверю, что завязал, а потом… потом ты найдёшь меня обдолбанным на полу грязного туалета бара, где-то на отшибе города.

Он крепко обхватывает моё лицо ладонями.

— Так уже было, Эбби. Ченс пару раз вытаскивал меня именно таким — почти бездыханным, пустым, без денег и документов. Одной ногой в могиле. Поверь, тебе это не нужно.

— Мне нужен ты. Мы вместе будем бороться. Я и ты. По одну сторону баррикад, — обещаю ему.

Понимаю, что не смогу оставить его. Ни за что. Я буду рядом. И пусть весь мир плюнет мне за это в лицо, я останусь рядом. Мэтью улыбается. По-настоящему. Без кривой ухмылки и налёта цинизма на пухлых губах.

— Мне так хорошо с тобой, Огонёчек.

— Мне тоже, Мэт.

Мэтью снова делает глубокий выдох и выпускает вместе с ним всё скопившееся напряжение, крепче обнимает меня, распластывая по своей груди.

— Будь со мной, Эбби. Прошу, держи меня крепче, — целует мои волосы, пряча в них шумные выдохи с хриплыми интонациями. — Я не хочу утонуть. Не хочу быть там. Это страшно и больно.

Он разом срывает присохший пластырь с застарелой раны и выпускает наружу все свои страхи. Мэтью действительно не уверен в себе и не может гарантировать мне счастливого и безоблачного завтра. Возможно, это всего лишь минутная слабость, и потом он вновь спрячется от меня за циничной усмешкой, грязными словечками и пошлыми шуточками. Он слишком долго жил в шкуре Мерзавца, и свыкся с этой ролью. Но сейчас ему нужна моя вера и обещание, что всё у нас будет хорошо.

Мэт даже не просит меня быть с ним в качестве девушки, не просит бросать жениха. Это всё невысказанное, но данное по умолчанию. Я просто знаю, что так будет правильно.

Я знаю, что завтра наступит рассвет из другой жизни. В ней будет место для нас двоих. Я войду в неё в платье, безумного, ярко-жёлтого цвета своей надежды. Я не стану прятать пушистую копну волос. Я буду громко смеяться и говорить слова, не присущие леди. Плевать я хотела на лицемерное общество и красивые, лощёные фасады их жизней, за которыми плывут реки дерьма.