Прекрасные

Прочие хорошо одетые мужчины улыбнулись ей, некоторые покраснели.

– Да, мы с моими модниками спешим на помощь. Прекрасной необходим элегантный гардероб, как художнику нужны чернила и краски. – Министр Моды помахал в воздухе тростью с золотым набалдашником. Стуча каблуками, он кружился по комнате, изучая нас всевидящим, как луч прожектора, взглядом. Наклонившись, он прошептал: – Добро пожаловать ко двору.

Мы подпрыгнули от неожиданности и рассмеялись.

– Прекрати их пугать, Гюстав. Ты же знаешь, что они не привыкли к рыскающим вокруг мужчинам, – упрекнула его Министр Красоты.

– Не бойтесь меня, куколки. Я совсем не заинтересован в женской компании, если вы понимаете, о чем я. Я пришел убедиться, что у вас на каждый случай найдется подходящее платье. Позвольте сказать и убейте меня, если я не прав, что мода – самый важный элемент красоты.

Министр Красоты легонько его толкнула, и они снова расцеловались.

– Вы восхитительно выглядите, – промурлыкал он.

Один из сопровождающих Министра Моды плавным движением снял с себя мантию из горностая, обнажив золотой медальон королевского министерства, другой поправил прическу гребнем с широкими зубцами. Министр помахал блестящей запасной рукой, украшенной бриллиантами, и поблагодарил свою команду, и обратил взор к Элизабет.

– А не юная ли это Дюбарри, приехавшая приобщиться к дворцовым делам?

Та присела в реверансе.

– Я Элизабет Эми Лонж Дюбарри, дочь Хранительницы Розы, и я неплохо разбираюсь в придворной жизни.

– Но разбираешься ли ты в красоте? – спросил он. – По виду не скажешь.

Эдель рассмеялась, но была вынуждена замолчать под тяжелым взглядом Дюбарри.

– Разумеется, разбирается, Гюстав. Она же моя дочь, – сказала Дюбарри с гордостью.

Он обошел вокруг Элизабет и повернулся к Мадам.

– Предстоит еще много работы, Ана, чтобы она доросла до твоего уровня. – Он поцеловал Дюбарри в неохотно подставленную щеку. – А сейчас пришло время наряжать Прекрасных, а после этого всему миру предстоит узнать, кто же из них избранная.

Слуги установили ширмы и открыли чехлы с тканями. Шелк и шерсть, кринолин и хлопок, атлас и тафта, тюль и бархат были разложены по длинным столам. На многоярусных поддонах лежали пуговицы, тесьма, ленты, всевозможные драгоценные камни и сотни прочих мелочей. Служанка поторопила меня зайти за ширму и помогла взобраться на постамент. Она развязала пояс, обернутый вокруг моих бедер, расплела шнуровку нижней юбки и сняла кринолин. К нам присоединилась портниха с набором необходимых швейных принадлежностей.

– Какое платье вы сошьете? – спросила я.

– То, которое приказал сшить Министр Моды. Он выбрал гамму, исходя из цвета твоей кожи. – Она села за громоздкую машину с тремя прядильными валами и двумя ткацкими станами. Ее толстые руки протянули нить сквозь последовательность петель и штырьков. Нога нажала на педаль. Машина с рыком пробудилась, скрипя, как старая карета на булыжной мостовой. Красные, черные и белые нитки оказались вплетены внутрь через цепочку направляющих.

Несмотря на то что меня столько раз наряжали и измеряли, я никак не могла привыкнуть к ощущению, что в эти моменты мое тело мне не принадлежит. Я превращалась в куклу, объект для украшения. Интересно, то ли это чувство, которое испытывают женщины на наших процедурных столах? Вот бы я могла сама выбирать себе платья. Я предпочла бы что-нибудь простое: красное платье с завышенной талией такого же цвета, как волосы моей мамы, с кремовым поясом и широкой юбкой, струящейся шелковой рекой.

Служанка помогла мне надеть халат и отвела в купальни принимать вторую ванну за этот день. Теплый свет фонариков отражался от розовой плитки и позолоченных зеркал. Вдоль стены тянулся ряд ванн на изогнутых ножках.

Амбер сидела перед зеркалом, разложив на туалетном столике свой бьютикейс. Валерию и Хану уговаривали поспешить с купанием. Трое слуг сушили волосы Эдель.

Мои ступни погрузились в пушистый ковер. Купание было окончено, – я залезла в воду и вылезла быстрее, чем она успела смягчить мою кожу. Банная служанка подвела меня к туалетному столику. Плавными движениями она вытерла мои руки, ноги и лицо влажным полотенцем, отполировала ногти, покрыла лаком и просушила. Она обула меня в красные туфли. Другая женщина дотронулась до моих век, заставив меня закрыть глаза. Я слышала, как они открывают отделения моего бьютикейса. В этот раз красивой будут делать меня: они припудривают мое лицо и наносят бальзам на губы.

Я слышала, как постукивают где-то рядом угольные карандаши. Служанка нарисовала стрелки двумя подводками разных цветов. На мое лицо слой за слоем наносят пудру и румяна. Затем растирают мои запястья и кожу за ушами похожими на воск твердыми духами. Мягкая пудра, карандаши и теплый крем заставляют меня расслабиться. Было бы проще, если бы я могла применить магию к себе самой, хотя Дюбарри утверждает, что это невозможно. Магия предназначена, чтобы служить другим.

Я представляла себе жизнь, которую могу получить: меня выберут фавориткой, я буду жить во дворце, наслаждаться всеми возможностями, которые дарит придворная жизнь, и делать людей красивыми. Несколько раз я глубоко вздохнула. Слова Дюбарри никак не шли из головы и высвечивали мое положение с беспощадностью косметических фонарей.

– Теперь займемся волосами. – Служанка разделяет мои волосы на пряди, тщательно прочесывая каждую гребнем. Пар от бигуди образует вокруг меня облако, а их тепло приятно греет кожу, пока она накручивает на них волосы. Кудри крупными волнами падают мне на плечи, чтобы тут же быть заколотыми в традиционный для Прекрасных пучок, украшенный лепестками розы, чтобы ни один волосок не выбился из прически.

Женщины поторапливают меня перейти из комнаты в примерочную, где уже ждет Бри. Она помогает мне облачиться в узорчатое черно-белое платье с длинными рукавами. Я никогда не носила других цветов, кроме темно-розового, который, по словам Дюбарри, придает медовый оттенок моей смуглой коже. Ловкие пальцы Бри застегивают ряд крючков на застежке платья. Кроваво-красный пояс на талии собирает юбку в идеальный колокольчик.

– Вы восхитительно выглядите, миледи, – сказала она.

– Спасибо, – ответила я.

– Вы, наверное, взволнованы перед посещением двора и встречей с королевской семьей? – спросила Бри.

– Да, очень. – Наши взгляды встречаются в зеркале. Я рада с кем-нибудь поговорить. – Что ты можешь сказать о королеве?

– Она милостива, миледи, – прошептала служанка.

– А о принцессе?

– Она милостива, миледи, – сказала она, но на этот раз ее голос задрожал. – Долгой жизни королеве и принцессе.

Я повторила за ней эти слова.

– Время пришло, куколки, – позвал нас Министр Моды.

Мы вышли из-за ширм. Министр Красоты заохала, захлопала и рассыпалась в комплиментах нам, нашим платьям и новому облику. Министр Моды засиял от гордости и прошелся по комнате с каждой из нас.


На Падме было ярко-фиолетовое платье с высоким поясом и юбкой, ниспадающей до пола прямой линией. Шелк струился волнами позади нее, а замысловатый рисунок из драгоценных камней змейками поднимался по рукавам. На платье Эдель рубины чередовались с эдельвейсами. Ее шаги гулко звучали в притихшей от восхищения комнате. Кремовое платье-бюстье облегало все изгибы тела Валерии, а подол, подобно рыбьему хвосту, расходился в стороны. На шелковом платье Ханы красовалось изображение нашего острова с кипарисами, а рукава спускались до самой земли. Мягкий шелк золотого цвета окутывал тонкий стан Амбер, а от ее пучка спускались бесчисленные желтые ленты, напоминающие лучи света. Я никогда еще не видела ее такой красивой.

Нам вынесли зеркало. Сердце гулко стучало в грудной клетке. Я с трудом узнала свое отражение. Я накрашена, как придворная дама на картинке в бьютископе: глаза подведены толстыми линиями с золотым акцентом, красные драгоценные камни украшают мои брови, лицо напудрено, губы ярко выделены. Пучок оплетен розами, платье обтягивает так сильно, что я вдруг обнаружила у себя невиданные ранее, но такие знакомые формы. Это фигура моей матери.

Вдоль нас прошла Дюбарри, поцеловав каждую в щеку. Когда пришла моя очередь, она прошептала:

– Тебе идет. Твоя мать бы одобрила. – Она прикоснулась к рельефному узору моего платья. Я представила себе мамино лицо, ее гордую и восхищенную улыбку.

– Ну, как вам? – спросил нас Министр Моды.

– Потрясающе, – прошептала я под визг сестер.

– Я решил отказаться от традиционных нарядов. По моему скромному мнению, пришла пора новых Прекрасных. Дюбарри такая ретроградка, когда дело касается подготовки, – пробурчал он себе под нос.

– Что, простите? – переспросила Дюбарри.

– Ах, ничего, пустяки. – Он подмигнул нам.

Министр Красоты постучала веером по плечу, а затем посмотрела на нас с сестрами.

– Пора узнать вашу судьбу.





10




Роскошная ковровая дорожка разделила Зал Приемов, словно широкая кровавая река. С каждой стороны на креслах с высокой спинкой сидели безупречно элегантные женщины, разодетые в цветастые шелка, тафту, атлас и креп. Мужчины встали по периметру, и море цилиндров возвышалось над всевозможными женскими шляпками, веерами и высокими прическами. Люди прижали к глазам бинокли и шпионские стекла в надежде нас разглядеть. Стеклянный потолок с эмблемой Орлеана над моей головой пропускал мягкий свет вечерних звезд.

– Смотрим вперед, – шепотом напомнила Министр Красоты перед тем, как войти.

Императорская стража была одета в темно-фиолетовые камзолы – священный цвет королевы. Я утопала во всеобщем внимании. Собравшиеся – самые важные люди королевства. Министр Красоты маячила впереди, ее ровные шаги замедлились, когда мы приблизились к трону цвета золотых хризантем. Несмотря на мои попытки успокоиться, чем ближе мы подходили, тем сильнее тряслись мои колени. Я шла за Падмой. Цветы лотоса в ее волосах открывались и закрывались, словно подмигивая зрителям.

Со всех сторон меня окружает гул голосов. Наклонившиеся друг к другу женщины шепчутся, прикрывшись кружевными веерами. Они смотрят на меня так, будто я кусок пряного пирога, поданный к ужину. Репортеры зарисовывают наши портреты, а черные почтовые шары-сплетники снуют туда-сюда над толпой, задевая головы лентами, стараясь уловить любую скандальную реплику.

Слева и справа от трона перед залом устроены шесть небольших круглых помостов под золотистыми куполами, украшенными цветочными гирляндами. Королевский капельдинер помог мне взойти на тот, что был отмечен моим именем и увит цветами камелии. Сестры встали рядом на свои места.

Пирамида ступеней вела к возвышению, на котором были установлены четыре трона. В свете вечерних фонарей на них сидели три самых важных персоны в королевстве: король Франциск, королева Селеста и принцесса София. Последнее кресло принадлежало болеющей принцессе Шарлотте, которую уже много лет никто не видел. Злые на язык репортеры утверждали, что ей поддерживают жизнь, чтобы королевской семье не пришлось передать бразды правления Принцессе Софии. Газеты пишут, из наследницы получится ужасная королева, потому что она спускает деньги на роскошь и азартные игры и проводит время на весьма экстравагантных вечеринках. Если в этих историях есть хоть толика правды, то я заинтригована еще больше. Принцесса выглядит импульсивной, вспыльчивой, но самое главное – обворожительной.

Королева спустилась со своего трона. Стражники, похожие на диковинных насекомых с панцирем, образовали за ее спиной полукруг. Золотые полосы на коже мерцали и сплетались в замысловатые фигуры. Уголки ярких глаз украшали сапфиры. Небольшая серая прядь выделялась спереди в копне черных волос, как завиток ванильного мороженого в рожке с крем-брюле. В глянцевых журналах утверждалось, что королева оставляла ее как дань уважения коренным жителям Орлеана – Серым.

К ней присоединилась принцесса. Сегодня она походила на мать: та же красивая смуглая кожа и мягкий овал лица. Большинство семей хотят быть похожими друг на друга. Матери, особенно из высших домов, определяют семейные черты лица и поддерживают внешний вид своих детей. Однако принцесса София меняла внешность легко, словно наряды. На ее плече восседала карликовая обезьянка.

Я втянула воздух и не могла выдохнуть, пока королева не заговорила. Все стихло, не было слышно ни шепота, ни шороха, ни приглушенного гула голосов.

– Мои глубокоуважаемые советники, мои возлюбленные леди и верные придворные, – она помахала рукой, – я рада приветствовать вас в этот самый важный для нашего королевства день года. Сегодня произойдет назначение нашего самого драгоценного сокровища… – Королева повернулась к нам. – Очаровательные Прекрасные, добро пожаловать к моему двору, и да начнется ваша священная служба нашему миру. Без вас и наших богов мы были бы ничем.

Зал взорвался аплодисментами, которые отозвались эхом в моей груди.

– Насладитесь же видом нового поколения Прекрасных!

Когда все взгляды обратились на нас, я судорожно сжала пальцы сложенных на коленях рук. Слуги впустили рой алых почтовых шаров через огромное, от пола до потолка, окно. Крутясь и подрагивая, они проплыли мимо нас, четко следуя показаниям компасов, в направлении тронов. С этих миниатюрных дирижаблей свисали золотые веревки с карточками Прекрасных. Блестящие, яркие изображения двигались, дразнили тянущиеся к ним руки, пролетая достаточно низко, чтобы люди могли прикоснуться, но не схватить их.

Я заметила на одной свое лицо, но чернила на надписи переливались и бликовали, меняясь слишком быстро, чтобы я успела прочитать о своей судьбе.

– Эти королевские карточки будут отосланы каждому гражданину нашего королевства: на пять главных островов и на внешние небольшие архипелаги. Если кто-нибудь забудет ваши имена после Карнавала Красоты, карточки помогут им вспомнить, – сказала королева.

Зрители разразились аплодисментами.

– Итак, глубокоуважаемые придворные, делайте ваши ставки перед тем, как я объявлю фаворитку. Посмотрим, совпал ли наш выбор. И да пребудет с вами красота.

Мужчины, женщины и даже несколько детишек сорвались со своих мест, как рой пчел. С шумом, напоминающим жужжание, они толкались у помостов, бросая монеты в корзины в руках склоненных в поклоне слуг. Они махали в нашу сторону веерами, подносили к глазам бинокли и шпионские стекла и, прищурившись, вглядывались в наши лица. Через выставленные слуховые трубки зрители ловили наши ответы на свои вопросы.

– Что вы думаете о глазах кораллового цвета?

– Бледная кожа быстрее сереет, вы можете что-то посоветовать?

– Можете сделать мне новое лицо?

– Как вы считаете, надо ли изменить закон, чтобы разрешить делать талии еще тоньше?