Предатели

Не медленно и по чуть-чуть, а мгновенно, потому что увиденное или услышанное на части рвет их душу.

Хорошо, что Островский отпускает меня и брезгливо отряхивает руки, словно на них могли остаться частички моей кожи.

Когда подъезжает к его особняку — за городом, на Рублевке — вокруг дома столько света, что можно рассмотреть даже цвет занавесок на окнах второго и третьего этажей. Но я не вижу ничего, кроме носков своих туфель, потому что Света была выше меня и, чтобы не упасть, мне приходится поднимать подол.

Островский идет впереди, молча проходит через длинный ряд домашних работников, и мне приходиться чуть не бежать следом, чтобы не отстать от него.

Кое-как успеваю хотя бы просто кивать всем этим людям.

Захожу в дом вверх по мраморной лестнице.

— Рэйн, какого хрена?!

Мои ноги буквально врастают в пол от того, как яростно кричит Марат.

Рэйн?

Его пес?

— Ты не пригласил меня на свадьбу, — негромкий ироничный голос. — А я приготовил подарок своей новой мамочке.

Знакомый голос. Настолько, что, вспоминая, где я слышала его раньше, прячу губы за ладонью.

Если мой муж узнает, что делал владелец этого голоса…

Что он делает в доме Островского?

— Кто впустил эту мразь?! — громыхает Марат. — Данилов, блядь?! За что я плачу тебе такие бабки?!

Вокруг нас мгновенно поднимается суета.

Дом, который минуту назад выглядел почти безжизненным, внезапно превращается в муравейник.

И во всем этом хаосе бегающих людей я нахожу в себе силы сделать шаг в сторону, выйти из-за тени спины мужа.

Может быть, мне показалось?

Я целый день вспоминала рыжего Дьявола. Это может быть просто злая шутка моего подсознания. О чем еще думать накануне брачной ночи с человеком, от которого бросает в ужас, как не о мальчишке, чей дьявольский шепот до сих пор торчит в моих ушах?

Я уже видела эту потертую кожаную куртку.

И эти рыжие, словно обкромсанные тупыми ножницами волосы.

И злые голубые глаза.

Рэйн?!

Так его зовут?

Мальчишка замечает меня. Хмурится и открывает рот, чтобы что-то сказать.

Но кулак Островского врезается ему в челюсть.

Я никогда раньше не видела, как мужчины бьют друг друга.

То есть, видела, но только по телевизору и обычно меня это зрелище настолько пугало, что старалась выходить из комнаты. Отец был и до сих пор есть заядлым любителем бокса и другого почти-законного красивого мордобоя, а как по мне — это все просто от избытка тестостерона. Нормальные здравомыслящие люди должны договариваться обо всем при помощи слов, ведь именно этим мы и отличаемся от животных.

Но то, что происходит сейчас, совсем не похоже ни на бокс, ни на единоборства.

И еще меньше это похоже на постановочную киношную драку.

Звук от удара такой, словно два КАМАЗа встретились в лобовой на полном ходу: сильный, жесткий, со скрежетом.

Я не успеваю заткнуть уши и встречаю его абсолютно «голой».

В голове взрывается противная боль воспоминаний из прошлого.

Нет. Нет, нет нет… Не сейчас и не здесь. Не перед человеком, который и так считает меня слабым и бесхребетным существом.

Нужно просто вдохнуть и взять себя в руки. И сделать хоть что-нибудь, чтобы не быть безмозглой болванкой, которая просто стоит и смотрит, как на ее глазах здоровенный злой мужик избивает тощего пацана.

Нужно вызвать «неотложку», пока Марат не превратил рыжего мальчишку в кусок отбитого мяса.

Но, вопреки моим предположениям, Дьявол не падает.


Он только с видимым усилием поворачивает голову, которую от удара запрокинул назад до противного хруста шейных позвонков. Поворачивает, смотрит на Островского затуманенным взглядом и тыльной стороной ладони медленно вытирает кровь с разбитой губы.

— Какого хера?! — не понимает Островский, потому что, видимо сам того не осознавая, трясет рукой, словно хочет смахнуть боль от удара. — Ты снова напился? Обдолбился какой-то херотой и пришел насрать мне на порог?

Я отступаю в сторону, пытаюсь найти взглядом телефон, потому что своего у меня пока нет. Это было одно из условий Марата: свой новый телефон я должна буду получить в ближайшее время. Не трудно догадаться, что он будет настроен таким образом, чтобы отслеживать каждый мой шаг, каждое написанное сообщение и каждый телефонный разговор.

Домашние работники, которые сначала прибежали на шум, под злым взглядом хозяина молниеносно расползаются по углам как тараканы. Не остается никого, кроме трех высоких крепких мужчин. Их «прически» — почти наглухо бритые головы — и типовые черные костюмы более чем многозначительно говорят, в качестве кого эта троица здесь работает.

Почему никто ничего не делает?

Почему никто не вызовет полицию и скорую?!

— Данилов?! — продолжает зверствовать Островский, и самый высокий из троицы выступает вперед. Точно как терминатор, даже наушник есть. — Я еще раз спрашиваю — как эта мразь оказалась в моем доме, если я дал четкие распоряжения?

— Марат Игоревич, проверим камеры… — говорит он. — Все меры безопасности в порядке — утром только проверил.

— Тогда как же эта тварь оказалась в моем доме, на моем диване?!

Рэйн медленно растягивает окровавленные губы в безумной улыбке.

Зубы у него тоже в крови, и он лениво слизывает ее кончиком языка.

Меня снова трясет.

Почему, ради бога, он назвал меня «мамочкой»?

— У тебя хуевые охранники, Островский. — Голос у Рэйна хриплый и тяжелый, но, словно в пику внешнему виду сумасшедшего, абсолютно трезвый. — Дальше своего носа не видят.

— Что ты сказал?! — снова заводится Марат.

И снова сжимает руку в кулак, чуть группируясь, как будто ему не привыкать вот так поучать всякого, кто переступает порог его дома.

Если я что-нибудь срочно не сделаю — он точно убьет этого рыжего психа.

Мне… просто больно об этом думать.

Но я не успеваю подумать почему. Или просто не хочу?

Вместо этого собираюсь с силами и, когда муж заносит кулак для следующего удара, с силой цепляюсь ему в руку, чтобы повиснуть на ней неподъемным грузом. Стараюсь притянуть к себе и задержать, мысленно уговаривая Всевышнего вбить в рыжую башку хотя бы одну трезвую мысль — уходить немедленно, прямо сейчас, пока Марат не сделал что-то непоправимое.

— Марат, прошу, он же просто мальчишка!

Но вместо того, чтобы отступить и успокоиться, Островский как будто заводится еще больше. Я для него никакое не препятствие — стряхивает меня на пол, словно насекомое, свирепо что-то кричит. Слов не разобрать. От страха у меня как будто нарочно отключились почти все органы чувств. Единственное, что еще могу разобрать — немного размытые лица и острый, словно кромка ножа, соленый запах крови.

Марат заносит кулак в третий раз, но теперь уже в мою сторону.

Я почему-то на коленях на полу, и на моем платье цвета шампанского, уродливые темные капли.

Он правда меня ударит?

Я вышла замуж за человека, способного на такое?

Ужасная правда лишает меня способности адекватно реагировать на происходящее.

Поэтому, даже не пытаюсь прикрыться от удара, который наверняка превратит меня в овощ.

А может, так и лучше, чем потерять невинность с человеком, которому ничего не стоит почесать кулаки об свою жену?

Только глаза зажмуриваю, чтобы не смотреть.

Но… ничего не происходит.

Потому что вместо удара, слышу другой хлесткий звук, прямо у себя над головой.

С трудом поднимаю взгляд.

Рэйн держит запястье Марата. Точнее, крепко его сжимает, потому что у него побелели пальцы, а у Островского перекосило рожу явно не от удовольствия.

— Ты охуевший конченный пидор, — хрипит Рэйн. — Потому что только пидоры поднимают руку на женщин.

Я не верю, что это происходит на самом деле.

Но сухой рыжий Дьявол каким-то образом сумел притормозить слетевшего с катушек быка.