Предатели

Алекса, наконец, засыпает и я потихоньку переношу ее в ту комнату, которую «назначила» детской.

Иду в душ.

Сушу волосы.

А потом долго смотрю на себя в зеркало, проклиная каждую из морщинок вокруг глаз, уставший вид, бледную кожу и, пусть и бледные, но растяжки на животе.

Мне тридцать.

Я не молодею, и если оглянуться, то в моей жизни никогда не было обычных женских радостей: обнимающих всю ночь мужских рук, звонков с вопросами, как у меня дела, милых сообщений с признаниями или смешными картинками, как это делают нормальные пары.

Мне не жаль себя. Совершенно.

Но мне хочется хотя бы ненадолго, пусть и понарошку, притвориться Женщиной.

Иногда помогает даже плацебо, если, принимая пилюлю с пустышкой, в человеке зреет вера на исцеление.

На губах до сих пор держится вкус поцелуя.

Если бы это было возможно — я бы спрятала его в коробку и хранила всю жизнь.

В тридцать лет глупо мечтать о таких глупостях, но мне все равно.

Я наношу легкий макияж, подбираю волосы, чтобы открыть шею.

Из всех вещей у меня только то, что всегда хранила у няни Капитошки в маленькой спортивной сумке «на всякий пожарный случай». Само собой, это не белье от «ВС», а простая шелковая пижама. Но по крайней мере она хорошо на мне сидит, и у меня нет проблем с фигурой.

В гостиной есть свечи и я зажигаю их все — около десятка.

Откупориваю вино и первый бокал выпиваю «грязно»: сразу весь, жадными глотками.

Чтобы сразу закружилась голова и выключились тормоза.

Когда в дверном замке проворачивается ключ, я уже совсем не хочу думать о последствиях своего следующего шага.

Я просто иду навстречу Рэйну и намеренно отвожу его руку, когда пытается нащупать выключатель на стене.

От него сумасшедше пахнет дождем и дымом.

— Рэйн… — Улыбаюсь его имени и отчаянно смело обнимаю своего Дьявола за шею. — Мой Рэйн…

Он напряжен и натянут, вибрирует внутренней злостью, словно высоковольтный провод под напряжением.

— Ты вообще реальная сейчас или снова мне снишься? — злой смех. Жестко берет за задницу, притягивает к себе, выдыхает, когда подтягиваюсь и обнимаю его ногами за талию. — Сдурею, если утром тебя снова не будет в моей постели.

Я не знаю, что будет утром.

Поэтому просто берусь за верхнюю пуговицу его рубашки.

Он хотел меня дурную и оторванную?

В тридцать лет самое время стать такой.

Хотя бы на эти несколько ночей.

Он думал обо мне…» — мысль стучит в висках, как ненормальная: громкими тяжелыми толчками, как будто мы уже занимаемся сексом в своих мыслях.

Все эти годы я бегала от мыслей о том, что где-то внутри меня живет женщина, которой нужно, чтобы ее любили, ласкали, доставляли удовольствие. Чтобы рядом был Мужчина, от которого до сладкой дрожи в теле кружится голова, приятно болят соски и между ног ноет от потребности быть наполненной.

Мне одновременно и приятно, и больно.

Потому что сбывшаяся мечта на самом деле все равно никогда не станет реальной.

Рэйн несет меня в спальню, пяткой закрывает за нами дверь.

На мгновение во мне просыпается та испуганная Анфиса, которая впервые вошла к нему в квартиру, и я непроизвольно отклоняюсь, когда Рэйн тянется губами к моим губам.

В темноте комнаты, в тусклом сером луче лунного света его глаза становятся темнее и злее.

Я жмурюсь.

Не думать, что для меня это может стать чем-то большим, чем «плата за защиту», а для него так и останется лишь прихотью и местью отцу.

Мне не повезло родиться в этой жизни, хотя. Наверняка многие женщины сказали бы, что просто бешусь: бриллианты, автомобили, меха, квартиры… За это можно потерпеть сломанные ребра и не заживающие гематомы. Подумаешь.


— Ты, блядь, где сейчас? — Рэйн бросает меня на кровать и ладонями прижимает колени к матрасу, мешая стыдливо сдвинуть ноги. — Кого мне еще убить, чтобы сейчас в твоей башке был только я?!

Мне нравится его грубость.

Она… очень мужественная, настоящая. Этот рык и побелевшие от напряжения стиснутые губы, пока ждет ответ. Как будто если я скажу, что думаю о цвете обоев, он просто развернется и уйдет. Потому что не такой, как Островский. Потому что боится быть таким, как он и никогда не возьмет женщину силой, даже если не закроет свою проклятую потребность.

— Мне холодно, — говорю дрожащими губами и мое тело внезапно действительно начинает потряхивать от крепкого озноба. — Согрей меня… Пожалуйста, Рэйн.

Даже голос меняется: идет откуда-то изнутри, из внезапно проснувшейся женской сущности, которой необходимо слиться именно с этим мужчиной. Прямо сейчас.





Глава 37: Анфиса




Рэйн сдергивает рубашку — пуговицы разлетаются в стороны, словно маленькие градины.

Бросает ее на пол.

На бледной коже столько старых кривых шрамов, что я невольно стону от боли. Просто смотрю на эти резкие уродливые штрихи прошлого — и меня словно режут в ответ: по груди, животу, плечам и запястьям.

В тот день, когда мы впервые встретились, он был в крови.

И в день свадьбы, его кровь была…

— Смотри на меня, — приказывает мой Дьявол. — Я хочу знать, что ты — настоящая. Поняла? Глаза в глаза.

Он ставил ладони по обе стороны моих бедер, и даже без прямого физического контакта, я чувствую жар под его кожей сквозь тонкий шелк пижамы.

Мне необходимо снова почувствовать прикосновения этих крепких пальцев, иначе сойду с ума.

— Ты боишься, что я нереальна? — Мой смех надрывный и с горечью. — А ты — реален? Или просто моя сексуальная фантазия?

Синие глаза похотливо блестят в темноте.

— Скажи, что я тебе нужен, Монашка.

Мотаю головой — ни единого звука не смогу произнести, пока нависает надо мной и прижигает этим взглядом, словно непослушное насекомое.

— Скажи, — требовательно, жестко, одним махом подхватывая меня под бедра.

Тянет штаны по ногам.

Ткань, сопротивляясь, издает печальный треск.

— Ты… мне… нужен, Рэйн.

Я сказала это?

Вот этим сексуальным голосом голодной нимфоманки?

— Порву тебя, — почти обещает он, напряженно усмехаясь.

— Дурак. — От стыда прикрываю глаза рукой.

— Я не разрешал закрывать глаза.

Отчаянно хочу спрятаться от стыда за то, что мое тело, мои мысли и мои самые откровенные фантазии принадлежат ему. Он словно злой джин, извративший мое желание в самую алчную форму, чтобы теперь вертеть мной, как вздумается.

Чтобы напомнить, что я до сих пор не слушаюсь, Рэйн ощутимо щипает меня за внутреннюю сторону бедра.

Привлекает внимание, одновременно развод мои колени максимально широко.

Верчу бедрами по кровати, пока Рэйн не забрасывает одну мою ногу себе на плечо, и свободной ладонью надавливает на низ живота.

Успокаивает. Привинчивает к месту. Наполняет меня чем-то тяжелым и сладким до одури.

— А теперь скажи, что я могу трахать тебя так, как захочу, — еще одно требование.

— Дурак, дурак… — повторяю как сломанная заводная игрушка.