Правая рука князя Тьмы

Правда, тут же слегка пригнул голову и опасливо покосился на Волосатого: не стоит намекать при власть имущих, что жизнь в Торнфолке не вполне райская. Церковник, впрочем, этот нюанс не заметил или сделал вид, что не заметил. Зато выжидательно поглядел на меня, дескать, что же ты, отвечай!

– Конечно же, нет! – отозвалась я, внутренне дрогнув от одного лишь предположения. – Люди ушли оттуда в незапамятные времена. Вот только их никто не прогонял.

– Каким же дураком надо быть, чтобы самому уйти из рая! – не поверил мельник.

– Вот именно! – азартно воскликнула я, ловя его на слове. – Как раз дурак-то и не уйдет! Итак, что мы имеем? – повернулась я к другим слушателям. Кто-то взирал на меня с неодобрением, кто-то, наоборот, с затаенным восторгом, но большинство – просто с любопытством. – Первые люди вкушают яблоко и после этого оказываются за пределами рая. Что же это за странный фрукт? И фрукт ли? Ведь мы знаем, что буква – это символ, равно как и многие истории, этими буквами записанные. Кто помнит, с какого дерева был плод?

– Дерево познания добра и зла, – моментально ответил писарь, который не прочь был похвастаться собственной грамотностью, а заодно и отличной памятью.

Евласий одобрительно кивнул.

– Точно! – похвалила я. – А что такое добро и зло?

Заголосили, по-моему, все сразу: люди перешептывались, спорили, гадали, к чему я клоню.

– На этот счет все написано в великих книгах, – строго заявил Волосатый, пресекая на корню самую возможность полета фантазии.

– Отлично. – Я вовсе не собиралась спорить. – В таком случае, убийство – это грех?

– Конечно! – утвердительно кивнул священник. – Оно упоминается в перечне смертных грехов, самых страшных.

– Хорошо, – вновь согласилась я. – А когда волк убивает зайца, это грех?

Вот тут в зале поднялся настоящий шум. Кричали все одновременно.

– Да!

– Нет!

– Убийство – оно убийство и есть, неважно, человек или волк!

– Волк убивает не от злости, а чтобы поесть! Это не считается!

Евласию не сразу удалось перекрыть общий гомон. Но голос у него, как я уже упоминала, был зычный, а опыт, судя по всему, богатый.

– И на это есть ответ в святых книгах, – торжественно объявил он. – Заповеди написаны только для людей. «Не убий» – одна из них. Стало быть, на зверей сей закон не распространяется.

Он торжествующе посмотрел на меня, дескать, вот видишь, как истинно верующий человек щелкает все твои «сложные вопросы».

– На зверей не распространяется, – подтвердила я. – И вот что интересно: заповеди впервые упоминаются в святых книгах уже после изгнания из райского сада. То есть сначала для человека их не существовало. Точно так же, как и для волков.

– Потому что первые люди были идеальны сами по себе, – вытянул узловатый указательный палец священник.

– Однако же яблока вкусили, – напомнила я. – А что вы, святой отец, скажете насчет чревоугодия? Грех это?

– Понятное дело, грех, – важно кивнул он.

– А для собаки, которая клянчит у хозяина вкусно пахнущую кость? Есть у кого-нибудь собаки? – повернулась к другим посетителям я.

И, неожиданно для самой себя, заметила, что зал наполнился до предела. Некоторым уже не нашлось сидячих мест, и люди просто стояли, опираясь руками о спинки стульев и края столов.

– Есть! Есть!

Человек восемь замахали руками.

– И как? Грешны они? – полюбопытствовала я.

– Да из сплошных грехов состоят, заразы! – выкрикнул какой-то смешливый парень. – Но мы их за это и любим.

– Собака не знает, что грешно, а что нет, – вступился за свою любимицу его сосед.

– Вот! – воскликнула я с таким видом, будто готова была его расцеловать. – Не знает. Понятия добра и зла не заложены в природе. Растения, насекомые, птицы, звери, представления не имеют, что это такое. Они просто живут так, как живется. Если добудут вкусную пищу, поедят. Если для этого надо убить, убьют. Если кто-то приблизится к их детенышам, порвут на части – и угрызений совести не испытают. То ли дело люди. – Я изобразила крайне взволнованное лицо. – Правильно я поступил или нет? Имел ли право насладиться сочным мясом, или меня за это отправят в ад? А если солгал? А если солгал, но во благо? А если убил, но защищаясь?

Зал притих. Одни слушали, посерьезнев, другие со смешками, но эти смешки свидетельствовали о том, что люди узнавали в моих описаниях себя.

– Допустим, первый человек, ступавший по земле, был таким же, как животные. – Я постепенно начинала закругляться. – Не знал, что хорошо, а что плохо. Действовал так, как велели инстинкты. Ел, пил, гулял и просто наслаждался жизнью, как наслаждается пес, живущий у добрых хозяев. Но что-то изменилось. Говоря на языке символов – он вкусил от дерева познания добра и зла. Шагнул вперед, за пределы того, что доступно зверям и птицам. И осознал, что мир в тысячу раз сложнее. Там, где раньше все было предельно просто: бери да делай, как хочется, теперь пришлось спрашивать себя: «А как будет правильно?» Вместо того чтобы слепо следовать инстинктам, человеку приходится принимать миллионы решений. Потому что теперь он знает, что в мире есть добро и зло. Хорошо ли это? Решайте сами. Трудно ли? Конечно же, трудно. Никто не изгонял человека из рая, – подвела итог я. – Человек просто перестал ощущать себя в раю. Потому что жизнь того, кто постоянно принимает решения, слишком сложна для мифа об идеальном месте и абсолютном счастье.

Волосатый встал, с шумом отодвинув стул, и сразу стало видно, насколько мало его фигура подходит для скромного служителя принца. Для рыцаря такие параметры были бы значительно более уместны.

– Да кто ты такая, чтобы оспаривать написанное в великих книгах?! – возмущенно взревел он.

«Я – именно та, кому положено подобное оспаривать», – подумала я, но вслух произнесла совсем другое.

– О, я всего лишь простая неразумная женщина! – Я скромно улыбнулась и опустила долу глаза. – Не обращайте на меня внимания, святой отец!


Евласий не успел придумать ответ на столь провокативную капитуляцию, а хорошо знавшие меня посетители – недоверчиво посмеяться. Агна изо всех сил подавала мне знаки, и, извинившись перед церковником за вынужденный уход, я вслед за монашкой поднялась в нашу общую комнату. Как вскоре выяснилось, здесь нас уже поджидал Эйтан.

– Ну, что еще стряслось? – не слишком довольно поинтересовалась я.

В душе зрело подозрение, что Агна собирается отчитать меня за неуважение к церковнику, и я уже настроилась дать достойный отпор, но услышала нечто совершенно неожиданное.

– Я была в храме, – принялась объяснять монашка, тяжело дыша, будто бежала всю дорогу до «Ковчега».

– С чем тебя и поздравляю, – проворчала я, но соседка по комнате драматично замахала рукой, призывая к молчанию.

Я демонстративно пожала плечами, но подчинилась, невольно заинтригованная: вид у Агны был такой, словно и вправду случилось нечто из ряда вон выходящее.

– Я увидела там животное. Необычное. Похоже на крысу, но только не серое, а угольно-черное, и хвост не голый, а пушистый.

– А-а-а, это притт! – протянула я. – Ничего удивительного: в ваши края вся нечисть сбегается. Это из-за магического фона, который создавало озеро. Не переживай, притты совершенно безобидны. Князь создал их потехи ради, чтобы поглумиться над праведниками. Зверюшки бегают по храму и цапают их за ноги, чтобы отвлечь от молитвы. Изгонять их не собираюсь, мне и без этого есть чем заняться! – предупредила я, видя, что монашка собирается сказать что-то еще.

Говорить Агна действительно продолжила, но о другом.

– Эта крыса, то есть притт, выскочил из храма, и я за ним побежала! – выпалила она.

– Зачем?! – с равным недоумением вопросили мы с Эйтаном.

– Любопытно же! И потом вы не думайте, у меня фляга со святой водой была, я ее даже приготовила на всякий случай.

Монашка для пущей наглядности вытащила флягу и взмахнула ею прямо у меня перед носом. Я, морщась, отклонилась.

– Лучше на койку ей побрызгай, – посоветовал, кивнув в мою сторону, Эйтан.

Я продемонстрировала клыки. Агна покаянно спрятала флягу, но, как выяснилось, ее история еще не закончилась.

– Это было возле кардинальской резиденции, – сообщила она, и мы с Эйтаном мигом посерьезнели. – Я побежала за зверем, он юркнул в парк, я за ним. Он – в кусты. Я наклонилась – и на земле обнаружила вот это.

Она развернула платок, и мы увидели горстку пепла. Несколько хлопьев, потревоженные, плавно слетели на пол.

– С места казни, – мрачно проговорила я, поведя носом.

– Я так же подумала, – кивнула Агна. – Наверное, один из мешков порвался, и там как дорожка тонкая образовалась.

– И куда привела тебя эта дорожка?

– К пещере. Вернее, я так думаю, что пещере. Вход закрыт большой плитой. Тяжелой. Как она сдвигается, не знаю.

– Когда понадобится, сдвину, – пообещала я.

– Местность здесь гористая. Замок старались построить как можно выше, потом вокруг разросся город, – принялся рассуждать вслух Эйтан, вроде бы как сам с собой. – Пещер кругом было полно, сначала там жили простые люди, потом все больше отшельники. Но ведь и древний храм в одной из них вполне могли устроить.

– С приходом цивилизации новый храм воздвигли неподалеку от старого, – подхватила я. – А старый запечатали, но не забыли. Идеальное место.

– Будут призывать демона? – не скрывая ужаса, спросила Агна.

Комната погрузилась в неестественную тишину, словно сама планета испугалась человеческих планов.

– Будут, – кивнула я, потирая руки. – И, думаю, уже сегодня.

– Почему? – нахмурился Эйтан.

– Ночь была ветреная, – ответила я, задумчиво глядя в окно. Сейчас ветви деревьев едва шевелились. – Если бы пепел просыпали вчера, его бы уже унесло. Значит, мешок – или мешки – принесли сегодня. Казней в последние дни не устраивали, стало быть, до сих пор пепел хранили в другом месте. А сейчас занялись приготовлениями к ритуалу. А нынче в придачу еще и новолуние. Самое время для призыва сильного демона.

– И что нам делать?

Агна озабоченно сцепила руки.

– Тебе – ничего, – отозвалась я. – Разве только держаться подальше от того храма. А мы с Эйтаном разберемся. Ты ведь со мной?

Не успела я сфокусировать на дворянине цепкий взгляд, как тот ответил:

– Разумеется.

Надо признаться, я была впечатлена. Он мог хоть немного потянуть время. Заявить, что больше не желает иметь со мной дела. Отомстить по мелочи, или искренне передумать. Хотя бы пару минут посомневаться. Все это было бы понятно и совершенно по-человечески. Но он не колебался ни секунды. Соответствующих случаю слов я не нашла, просто выразительно кивнула, давая понять, что услышала и оценила ответ.

Но оказалось, что неколеблющихся хомо сапиенс в комнате двое.

– Я тоже пойду, – безапелляционно заявила Агна, прижимая к телу до смерти осточертевшую мне флягу со святой водой.