Позывной «Крест»
Часть 67 из 87 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Выбросьте знаете куда эти приборы, мать вашу! — вскрикнул О’Салливан, затем быстро взял себя в руки и вернулся к Виктору.
— В общем, так, дорогой наш гость, — заявил с порога О’Салливан, — или вы рассказываете о себе всю правду, или…
— Ой, подождите! — Виктор вскрикнул и закрыл лицо ладонями.
Его руки дрожали.
«А-а-а… Ты все-таки чего-то боишься, — мелькнуло у агента. — Чего?»
— Сыворотка правды? — сквозь руки спросил Виктор. После паузы, убрав ладони от лица, без тени страха продолжил по-русски: — Вы знаете, доктор! Когда моя бабушка делала творог, столько сыворотки оставалось, что мне не страшно. Привык.
Безупречный русский язык из уст Виктора подействовал на человека в халате как ушат холодной воды. Он на мгновение замер и закрыл глаза, а потом продолжил в тон Виктору:
— Вы зря смеетесь. Могу вас уверить, наш химический состав расколет любой камень.
— Могу вас огорчить, доктор. Я не камень. Я плазма, — тихо произнес Виктор, давая понять, что так просто не сдастся.
* * *
По холодному полу тоннеля, откуда-то такому знакомому, было неудобно идти. Пугающе тихие шаги босых ног наводили на размышления о вечном холоде и мраке. Не слышно было капанья воды в сырой пещере, шороха крыльев летучих мышей или даже треска скалистых пород — полный вакуум. Виктор явственно ощутил, что уже был здесь и, может, не один раз. Вот только когда? Он стал перебирать горные системы, где бывал: Карпаты, Крым, Альпы, Кордильеры, Чьяпас… Можно было запутаться и заблудиться в самих названиях, не то что в воспоминаниях. Что-то вело его вперед, будто тянуло непреодолимой силой. А он особенно и не сопротивлялся. Перед ним вдруг зажегся тусклым светом вход в какую-то галерею. Точно. Ошибки быть не могло. Это Непал. Монастырь Белой Летающей Тигрицы, где несколько лет назад буддийский настоятель Лопен Вангчук посвящал его для входа в пещеру Ринпоче.
Но как Лавров здесь оказался? Он даже не задавал себе этих глупых вопросов. Все воспринималось как само собой разумеющееся.
В центре залы среди флажков и деревянных статуй, изображающих пришествие Будды, у каменного алтаря с вечным огнем, принесенным сюда пророком Исой две тысячи лет назад, стоял премудрый Лопен в оранжевой мантии.
— Учитель? — удивленно выдавил из себя Виктор.
Ответа не последовало. В этих краях молчание — порой лучшее утверждение и действует сильнее самого эмоционального «да».
— Но мне сказали, что ты умер, — все с тем же изумлением то ли спросил, то ли подумал Лавров.
— А ты? — спросил Лопен и посмотрел на него узкими живыми глазами.
— Я-а? — протянул Виктор, не зная, что ответить.
Буддийский монах посмотрел теперь куда-то вниз
— Кто эти люди? И чего они хотят от тебя? — гулким эхом отдалось в мозгу у Виктора.
Виктор посмотрел на пол пещеры вслед за Лопеном. О, что же это? Внизу он увидел операционный зал, трех мужчин в белых халатах и… себя, лежащего на столе с безвольно раскинутыми руками.
— Они готовят тебя к очередному посвящению? — спросил Лопен.
— Скорее наоборот, — ответил Лавров, не отрывая глаз от картины внизу, — хотят забрать у меня то, что даровал мне ты. Истину…
— Вздор! Этого не может быть, — твердо ответил прорицатель. — Невозможно забрать то, что дал Будда.
— Отец, что мне делать? Помоги мне! — Виктор перевел взгляд на наставника.
— Чтобы сохранить истину, забери правду своего врага, — спокойно ответил Лопен. — Просочись в него, напейся им, стань им…
Монах поднял руки ладонями к небу, вечный огонь на алтаре вспыхнул и из синего стал ярко-оранжевым.
— Но как?
— Иди и действуй, — был ответ.
О’Салливан, Мэттью и Билли суетились вокруг обездвиженного тела Виктора в замешательстве. Уже десять минут назад они ввели в его вену эксклюзивный химический препарат, но никаких результатов не последовало.
Где-то за стеклом за их действиями внимательно следил Мартин Скейен.
— Рефлексов нет, — отрапортовал Мэттью, проведя стальной указкой по груди Виктора.
— Тоны упали до трех ударов в минуту, — констатировал Билл, следящий за аппаратурой.
— Похоже, мы его теряем, — взволнованно объявил О’Салливан.
— Не более, чем он вас, — откликнулся Мартин, который вышел из своего укрытия и подошел к исследователям. — Это самадхи.
— Самадхи? — поежился О’Салливан.
Речь шла об особом состоянии медитации, которое никто до сих пор не изучил. Его стадии знали лишь избранные. Многие ученые полностью исключают умение человека входить в это состояние, но вот оно — прямо перед глазами О’Салливана, и он ничего не мог с этим сделать.
— Да, самадхи — транс индийских йогов или буддийских монахов, — кивнул Мартин и с досадой произнес: — Надо же, разрабатывая вакцину, я совсем не подумал об этом состоянии.
— Так что, теперь ваша вакцина не подействует? — удрученно спросил Билл.
— Не знаю, — пожал плечами Скейен, — опыта не было…
Все вопросы внезапно разрешил сам Лавров, который вдохнул полные легкие воздуха и… заговорил на чистейшем немецком языке:
— Мамочка! Принеси мне печенье и мармелад!
В его низком мужском голосе слышались детские нотки, будто он вернулся лет на сорок назад.
— У Ганса слишком длинный язык! Он меня постоянно дразнит.
— Что это? — удивился Мэттью, глядя на Виктора, вещающего во сне.
— Подождите, не мешайте, — оборвал ассистента Скейен, взяв его за руку. — Дайте ребенку высказаться.
И тут же вступил в диалог со спящим Виктором на немецком языке:
— Скажи Гансу, что придет папа и оборвет ему уши! — ласково произнес Мартин.
— Папа не придет. Он всегда занят, — обиженно насупившись, сказал «мальчик».
— Как тебя зовут, юнге? — вкрадчиво спросил Мартин.
— Себастьян… Себастьян Реннер, — ответил подопытный.
Люди в белых халатах с восторгом смотрели на своего шефа. Ужасная вакцина Мартина Скейена начала свое действие. Торжествующий химик-миллиардер бесшумно показал пальцами: «Записывайте». В ответ Билл показал ему включенный диктофон.
— Отлично. — Мартин одобрительно кивнул и продолжил допрос на немецком языке: — А где ты живешь?
— Земля Райнгальд-Пфальц, с отцом на ферме…
— Он что же, немец? — не выдержав, спросил Мэттью.
Мартин приставил указательный палец к губам: «Молчи!»
Подопытный затих, не отвечая ни на какие вопросы.
— Тоны опять падают, — объявил Билл.
— Он опять уходит, — догадался О’Салливан. — Состояние волнообразное.
— Видимо, — согласился Скейен.
Тот, кого уже второй день считали Лавровым, опять набрал воздуха в легкие, и его речь превратилась в цитирование.
Отрывистый лающий звук нацистского оратора удивил и возбудил любопытство присутствующих. Теперь Себастьян Реннер ничего не слышал, только говорил. Связно, предельно четко и громко.
— Что это? — растерянно спросил Билл.
— Это? — улыбнулся Мартин. — Это «Майн кампф», мой друг. Самое что ни на есть точное цитирование творений Адольфа Гитлера. Мальчик читает его, словно молитву…
Вторая цитата из уст мужчины звучала не менее фанатично и дерзко.
— А это… доктор Йозеф Геббельс, кто не знает, — расшифровал своим подчиненным Скейен.
— Если международному финансовому еврейству в Европе и вне ее снова удастся втравить народы в еще одну мировую войну, следствием будет не большевизация и победа еврейства, а уничтожение еврейской расы в Европе, — продолжал неадекватный Лавров. Или не Лавров, а то, во что он превратился этим вечером.
— Во-о-от. Я же говорил. Это из записок Пауля Йозефа Геббельса, — с какой-то внутренней теплотой объявил Мартин.
— У него артикуляция губ настоящего немца, — заметил О’Салливан.
— А вы что, до сих пор не поняли, что он немец? — опять улыбнулся Скейен. — Он — двойной агент, причем глубоко законспирированный и с явным нацистским воспитанием. Держу пари, что его немецкие документы уничтожены. Его просто не существует. Но это то, что нам нужно.
Скейен, норвежский миллиардер, секретный химик и технократ, восхищался сам собой. Все-таки его труды не пропали даром. Его вакцина работала во всех случаях, даже если возникали непредсказуемые осложнения. И только что он приобрел не подопытного кролика, не агента, а даже союзника.
Мартин тихо и ласково поглаживал спящего Виктора по руке:
— Спокойно, юнге. Спокойно…
— В общем, так, дорогой наш гость, — заявил с порога О’Салливан, — или вы рассказываете о себе всю правду, или…
— Ой, подождите! — Виктор вскрикнул и закрыл лицо ладонями.
Его руки дрожали.
«А-а-а… Ты все-таки чего-то боишься, — мелькнуло у агента. — Чего?»
— Сыворотка правды? — сквозь руки спросил Виктор. После паузы, убрав ладони от лица, без тени страха продолжил по-русски: — Вы знаете, доктор! Когда моя бабушка делала творог, столько сыворотки оставалось, что мне не страшно. Привык.
Безупречный русский язык из уст Виктора подействовал на человека в халате как ушат холодной воды. Он на мгновение замер и закрыл глаза, а потом продолжил в тон Виктору:
— Вы зря смеетесь. Могу вас уверить, наш химический состав расколет любой камень.
— Могу вас огорчить, доктор. Я не камень. Я плазма, — тихо произнес Виктор, давая понять, что так просто не сдастся.
* * *
По холодному полу тоннеля, откуда-то такому знакомому, было неудобно идти. Пугающе тихие шаги босых ног наводили на размышления о вечном холоде и мраке. Не слышно было капанья воды в сырой пещере, шороха крыльев летучих мышей или даже треска скалистых пород — полный вакуум. Виктор явственно ощутил, что уже был здесь и, может, не один раз. Вот только когда? Он стал перебирать горные системы, где бывал: Карпаты, Крым, Альпы, Кордильеры, Чьяпас… Можно было запутаться и заблудиться в самих названиях, не то что в воспоминаниях. Что-то вело его вперед, будто тянуло непреодолимой силой. А он особенно и не сопротивлялся. Перед ним вдруг зажегся тусклым светом вход в какую-то галерею. Точно. Ошибки быть не могло. Это Непал. Монастырь Белой Летающей Тигрицы, где несколько лет назад буддийский настоятель Лопен Вангчук посвящал его для входа в пещеру Ринпоче.
Но как Лавров здесь оказался? Он даже не задавал себе этих глупых вопросов. Все воспринималось как само собой разумеющееся.
В центре залы среди флажков и деревянных статуй, изображающих пришествие Будды, у каменного алтаря с вечным огнем, принесенным сюда пророком Исой две тысячи лет назад, стоял премудрый Лопен в оранжевой мантии.
— Учитель? — удивленно выдавил из себя Виктор.
Ответа не последовало. В этих краях молчание — порой лучшее утверждение и действует сильнее самого эмоционального «да».
— Но мне сказали, что ты умер, — все с тем же изумлением то ли спросил, то ли подумал Лавров.
— А ты? — спросил Лопен и посмотрел на него узкими живыми глазами.
— Я-а? — протянул Виктор, не зная, что ответить.
Буддийский монах посмотрел теперь куда-то вниз
— Кто эти люди? И чего они хотят от тебя? — гулким эхом отдалось в мозгу у Виктора.
Виктор посмотрел на пол пещеры вслед за Лопеном. О, что же это? Внизу он увидел операционный зал, трех мужчин в белых халатах и… себя, лежащего на столе с безвольно раскинутыми руками.
— Они готовят тебя к очередному посвящению? — спросил Лопен.
— Скорее наоборот, — ответил Лавров, не отрывая глаз от картины внизу, — хотят забрать у меня то, что даровал мне ты. Истину…
— Вздор! Этого не может быть, — твердо ответил прорицатель. — Невозможно забрать то, что дал Будда.
— Отец, что мне делать? Помоги мне! — Виктор перевел взгляд на наставника.
— Чтобы сохранить истину, забери правду своего врага, — спокойно ответил Лопен. — Просочись в него, напейся им, стань им…
Монах поднял руки ладонями к небу, вечный огонь на алтаре вспыхнул и из синего стал ярко-оранжевым.
— Но как?
— Иди и действуй, — был ответ.
О’Салливан, Мэттью и Билли суетились вокруг обездвиженного тела Виктора в замешательстве. Уже десять минут назад они ввели в его вену эксклюзивный химический препарат, но никаких результатов не последовало.
Где-то за стеклом за их действиями внимательно следил Мартин Скейен.
— Рефлексов нет, — отрапортовал Мэттью, проведя стальной указкой по груди Виктора.
— Тоны упали до трех ударов в минуту, — констатировал Билл, следящий за аппаратурой.
— Похоже, мы его теряем, — взволнованно объявил О’Салливан.
— Не более, чем он вас, — откликнулся Мартин, который вышел из своего укрытия и подошел к исследователям. — Это самадхи.
— Самадхи? — поежился О’Салливан.
Речь шла об особом состоянии медитации, которое никто до сих пор не изучил. Его стадии знали лишь избранные. Многие ученые полностью исключают умение человека входить в это состояние, но вот оно — прямо перед глазами О’Салливана, и он ничего не мог с этим сделать.
— Да, самадхи — транс индийских йогов или буддийских монахов, — кивнул Мартин и с досадой произнес: — Надо же, разрабатывая вакцину, я совсем не подумал об этом состоянии.
— Так что, теперь ваша вакцина не подействует? — удрученно спросил Билл.
— Не знаю, — пожал плечами Скейен, — опыта не было…
Все вопросы внезапно разрешил сам Лавров, который вдохнул полные легкие воздуха и… заговорил на чистейшем немецком языке:
— Мамочка! Принеси мне печенье и мармелад!
В его низком мужском голосе слышались детские нотки, будто он вернулся лет на сорок назад.
— У Ганса слишком длинный язык! Он меня постоянно дразнит.
— Что это? — удивился Мэттью, глядя на Виктора, вещающего во сне.
— Подождите, не мешайте, — оборвал ассистента Скейен, взяв его за руку. — Дайте ребенку высказаться.
И тут же вступил в диалог со спящим Виктором на немецком языке:
— Скажи Гансу, что придет папа и оборвет ему уши! — ласково произнес Мартин.
— Папа не придет. Он всегда занят, — обиженно насупившись, сказал «мальчик».
— Как тебя зовут, юнге? — вкрадчиво спросил Мартин.
— Себастьян… Себастьян Реннер, — ответил подопытный.
Люди в белых халатах с восторгом смотрели на своего шефа. Ужасная вакцина Мартина Скейена начала свое действие. Торжествующий химик-миллиардер бесшумно показал пальцами: «Записывайте». В ответ Билл показал ему включенный диктофон.
— Отлично. — Мартин одобрительно кивнул и продолжил допрос на немецком языке: — А где ты живешь?
— Земля Райнгальд-Пфальц, с отцом на ферме…
— Он что же, немец? — не выдержав, спросил Мэттью.
Мартин приставил указательный палец к губам: «Молчи!»
Подопытный затих, не отвечая ни на какие вопросы.
— Тоны опять падают, — объявил Билл.
— Он опять уходит, — догадался О’Салливан. — Состояние волнообразное.
— Видимо, — согласился Скейен.
Тот, кого уже второй день считали Лавровым, опять набрал воздуха в легкие, и его речь превратилась в цитирование.
Отрывистый лающий звук нацистского оратора удивил и возбудил любопытство присутствующих. Теперь Себастьян Реннер ничего не слышал, только говорил. Связно, предельно четко и громко.
— Что это? — растерянно спросил Билл.
— Это? — улыбнулся Мартин. — Это «Майн кампф», мой друг. Самое что ни на есть точное цитирование творений Адольфа Гитлера. Мальчик читает его, словно молитву…
Вторая цитата из уст мужчины звучала не менее фанатично и дерзко.
— А это… доктор Йозеф Геббельс, кто не знает, — расшифровал своим подчиненным Скейен.
— Если международному финансовому еврейству в Европе и вне ее снова удастся втравить народы в еще одну мировую войну, следствием будет не большевизация и победа еврейства, а уничтожение еврейской расы в Европе, — продолжал неадекватный Лавров. Или не Лавров, а то, во что он превратился этим вечером.
— Во-о-от. Я же говорил. Это из записок Пауля Йозефа Геббельса, — с какой-то внутренней теплотой объявил Мартин.
— У него артикуляция губ настоящего немца, — заметил О’Салливан.
— А вы что, до сих пор не поняли, что он немец? — опять улыбнулся Скейен. — Он — двойной агент, причем глубоко законспирированный и с явным нацистским воспитанием. Держу пари, что его немецкие документы уничтожены. Его просто не существует. Но это то, что нам нужно.
Скейен, норвежский миллиардер, секретный химик и технократ, восхищался сам собой. Все-таки его труды не пропали даром. Его вакцина работала во всех случаях, даже если возникали непредсказуемые осложнения. И только что он приобрел не подопытного кролика, не агента, а даже союзника.
Мартин тихо и ласково поглаживал спящего Виктора по руке:
— Спокойно, юнге. Спокойно…