Поверхностное натяжение

– Гадкая змеиная гусеница! Чтоб твой … умммф.

– Кошельщик, каким будет твой ответ?

– Мой ответ – нет, – холодно сказал Ионаф. – Я сказал правду. А от правды невозможно отречься.

Волеизъявитель окинул взглядом остальных осужденных.

– Вы трое, внимательно обдумайте свой ответ. Разделять еретические воззрения означает разделять кару. А наказание не будет менее строгим по той лишь причине, что не вы выдумали эту ересь.

Последовало долгое молчание.

Ионаф с усилием сглотнул, пытаясь избавиться от кома в горле. Храбрость и вера, стоящие за этим молчанием, заставили его съежиться и почувствовать себя таким беспомощным, каким он еще никогда не был. Внезапно он понял, что остальные трое хранили бы молчание, даже если бы отступничество Сета не придало им уверенности в своей правоте. Смог бы он поступить так же, как они?

– Тогда мы произносим приговор, – сказал Волеизъявитель. – Вы все как один приговариваетесь к одной тысяче дней в Аду.

Со всех сторон арены, где незаметно для Ионафа уже собралась молчаливая толпа, раздался дружный вздох. Он не удивился этому звуку. Приговор был самым суровым в истории племени.

Хотя это мало что значило. Никто никогда не возвращался даже после ста дней в Аду. Никто вообще никогда оттуда не возвращался.

– Отвяжите подъемник. Все они отправятся вниз вместе со своей ересью.





2




Корзина, качаясь, спускалась вниз. Последнее, что увидел Ионаф в верхнем мире, были лица людей в небольшом отверстии, образованном сплетением лиан, внимательно наблюдавшие за спускаемыми вниз преступниками. Затем после очередного поворота лебедки корзина рухнула вниз еще на несколько ярдов, и лица исчезли.

Сет стонал на дне подъемника, свернувшись в ком и закрыв нос и глаза кончиком хвоста. Больше никто не издавал ни звука, молчал и Ионаф.

Сгущающийся вокруг мрак был исполнен тишины. Редкие внезапные крики крылягв лишь подчеркивали эту тишину, нисколько ее не разгоняя. Казалось, что свет, проникавший сюда между густыми рядами деревьев, через которые лианы проторяли свои длинные извилистые пути, практически целиком поглощался сине-зеленой дымкой. Колонны древесных стволов, эти «строительные» столбы верхнего мира, окружали их повсюду, и были такими зыбкими в этом слабом свете, что невозможно было определить скорость их спуска; лишь нерегулярные резкие падения корзины давали понять, что они все еще движутся вниз. Корзина раскачивалась в воздухе в сложной последовательности пересекавших друг друга знаков бесконечности, следуя движениям планеты, – маятник Фуко, уносивший с собой пять жизней.

Затем корзина рухнула вниз еще раз, уже не настолько далеко, как раньше, и резко наклонилась, так что они впятером распластались на жестком тростнике. Матильда вскрикнула тонким голосом, а Сет практически мгновенно выпрямился, вцепившись когтями в ручку. Еще один наклон, и подъемник лег боком на землю и замер в неподвижности.

Они были в Аду.

Ионаф осторожно начал выбираться, пытаясь протиснуться между длинными шипами на ободе корзины. Через мгновение за ним последовал Чари Чтец, затем уже Аляскон, крепко взяв Матильду за руку, помог ей выбраться на поверхность. Земля была влажной и вязкой, без привычной упругости, и от нее веяло холодом. Пальцы на ногах Ионафа непроизвольно подогнулись.

– Пойдем, Сет, – сказал Чари тихим голосом, – они не станут поднимать ее, пока мы все не выйдем. Ты это прекрасно знаешь.

Аляскон огляделся в холодной туманной дымке.

– Да, – сказал он, – и нам точно понадобится здесь игольщик с хорошими инструментами, ведь есть шанс, что…

Сет переводил взгляд с одного из своих спутников на другого. Внезапно, издав громкий крик, он оттолкнулся от дна корзины, пролетел над их головами в длинном прыжке и достиг высокого корневого выроста на ближайшем дереве, могучей зонтичной пальме. Его ноги тут же сжались пружиной и, практически не прекращая движения, он взмыл в сумрачный воздух.

Ионаф следил за ним в изумлении. Молодой игольщик с точностью до секунды рассчитал свои действия. Он уже карабкался, не оглядываясь, вверх по веревке, к которой был привязан подъемник.

Через мгновение корзина встала ровно. Очевидно, что команда, вращавшая лебедку, расценила воздействие веса Сета на веревку как признак того, что отверженные выбрались из корзины на землю. Резкое подергивание веревки всегда служило подобным признаком. Корзина начала подниматься, раскачиваясь и пританцовывая. Скорость ее подъема придавала ускорение Сету, так что его стремительно карабкавшаяся вверх фигура вскоре скрылась из виду. Затем исчезла и корзина.

– Он никогда не выберется наверх, – прошептала Матильда. – Это очень далеко, а он лезет чересчур быстро. Он устанет и упадет.

– Не думаю, – со вздохом сказал Аляскон. – Он ловкий и сильный. Если кто-то и сможет выбраться, то только он.

– Его убьют, если он там появится.

– Конечно, убьют, – сказал Аляскон, пожав плечами.

– Не буду о нем особо жалеть, – сказал Ионаф.

– Я тоже. Но здесь нам бы пригодились его острые иглы, Ионаф. Теперь придется делать собственные, если, конечно, мы сможем отличить одно дерево от другого, тем более что тут совсем не видно листьев.

Ионаф с любопытством посмотрел на Навигатора. Резкий рывок Сета в небо отвлек его от осознания того, что корзина тоже скрылась из вида. Но теперь он в полной мере ощутил их одиночество.

– Ты действительно планируешь выжить в Аду, Аляскон?

– Без всяких сомнений, – спокойно ответил Аляскон. – Здесь такой же ад, как там, наверху, рай. Это поверхность планеты, не больше и не меньше. Мы сможем выжить, если не будем паниковать. А ты что, собирался сидеть здесь, пока за тобой не придут фурии, Ионаф?

– Я об этом не задумывался, – признался тот. – Но если есть хоть какой-то шанс, что Сет больше не сможет цепляться за веревку, прежде чем достигнет верха и его там прирежут, как животное, не стоит ли нам подождать и, быть может, попытаться поймать его? Он вряд ли весит больше двадцати килограммов. Может, мы сможем сплести подобие сети…


– Он сломает не только свои, но и наши кости, – сказал Чари. – Я собираюсь выбраться отсюда как можно быстрее.

– Куда? Тебе известно более подходящее место?

– Нет, но Ад это или не Ад, я точно знаю, что здесь есть демоны. Мы все видели их раньше сверху – змееголовые гиганты. Они должны знать, что подъемник всегда опускается сюда с самой что ни на есть легкой добычей. Думаю, что здесь их место кормежки…

Не успел он закончить фразу, как ветви высоко над их головами шумно зашелестели и закачались. Порыв больно хлещущего дождя сопровождался ударом грома. Матильда захныкала.

– Просто ветер с дождем, больше ничего, – заметил Ионаф. Однако эта фраза вырвалась из его горла несколькими короткими вскрикиваниями. Пока ветер пробивал себе дорогу сквозь стену деревьев, Ионаф автоматически согнул колени и широко расставил руки, ожидая момента, когда земля под ним начнет качаться на ветру. Но ничего не случилось. Поверхность под ним оставалась спокойной, не согнувшись, не шелохнувшись ни на дюйм в какую-либо сторону. И здесь… совершенно не за что было зацепиться руками.

Он закачался, пытаясь компенсировать неподвижность земли, но тут же новый порыв ветра, гораздо сильнее предыдущего, снова заставил его тело предпринять попытку справиться с волнами, шедшими по древесной кроне. И вновь вязкая поверхность под его ногами никак не отреагировала на ветер; знакомого по его родному миру колыхания лиан на ветру, такого же привычного, как и сам ветер, здесь попросту не было.

Ионаф нехотя сел, чувствуя, что ему нехорошо. Влажная холодная земля под его безволосыми ягодицами ощущалась как нечто мерзкое, но он не мог больше стоять, с трудом удерживая в желудке свой скудный завтрак арестанта. Одной рукой он вцепился в остроконечные, жесткие стебли хвоща, но это чувство не принесло ему ни малейшего облегчения.

Похоже, что другие справлялись с этим ничуть не лучше Ионафа. Матильду, в частности, шатало от головокружения, ее губы сжались, превратившись в тонкие белые нити, а руками она закрывала свои милые ушки.

Головокружение. Раньше о таком и не помышляли. Этим недугом страдали, наверное, только люди, получившие тяжелые черепные травмы или же страдавшие неизлечимой болезнью. Но на неподвижной земле Ада, похоже, головокружение будет преследовать их постоянно.

Чари присел, конвульсивно сглатывая слюну.

– Я не могу стоять, – мычал он. – Это магия, Аляскон, это все змееголовые демоны!

– Глупости, – сказал Аляскон, который, несмотря ни на что, стоял, вцепившись в большую грязную луковицу цикаделлы. – Просто наше чувство равновесия нарушилось. Это болезнь отсутствия укачивания. Мы привыкнем.

– Очень надеюсь на это, – сказал Ионаф, прилагая отчаянные усилия к тому, чтобы заставить себя ослабить хватку вокруг стебля плюща. – Думаю, что Чари прав, и эта территория действительно является местом кормежки, Аляскон. Я слышу, как что-то движется в папоротниках. И если этот дождь продлится еще и еще, то здесь поднимется вода. Много раз после ливней я видел сверху серебряные отблески здесь, внизу.

– Все верно, – подавленно сказала Матильда. – Подножие папоротниковой рощи всегда затапливает, именно поэтому верхушки деревьев здесь ниже уровня остального леса.

Ветер, похоже, немного стих, хотя дождь все еще падал на землю, продираясь через плотную листву. Аляскон нетерпеливо вскочил на ноги.

– Пойдемте же скорее, – сказал он. – Нам следует держаться в тени, пока не выберемся на возвышенность.

Тихий звук, подобный треску, раздался где-то высоко над головой, прервав его размышления. Звук все усиливался. Чувствуя внезапный приступ дикого страха, Ионаф посмотрел вверх.

Ничего не было видно, кроме далекого занавеса ветвей и листьев папоротника. Затем с шокирующей внезапностью что-то маленькое и черное показалось в сине-зеленой листве и начало стремительно приближаться. Это был человек, который переворачивался в воздухе с причудливой медлительностью, как беспокойный ребенок во время сна. Изгои прыснули в разные стороны.

Тело тяжело рухнуло на землю, однако после этого некоторое время еще были слышны резкие звуки, словно лопались тыквы-горлянки. Несколько долгих мгновений никто не двигался. Затем Ионаф двинулся вперед.

Это был Сет, как Ионаф и понял, как только черная фигурка вылетела из далеких ветвей над их головами. Но погиб он не от падения. Тело было проколото насквозь не менее чем двенадцатью иглами – некоторые из них, безо всякого сомнения, были сделаны руками самого Сета в его мастерской. Острота их концов доводилась до совершенства трением лоскутов из коры кожевенного дерева, которыми он так дорожил, вымачивая их в грязи на дне разогретых солнцем бромелиевых емкостей, пока те не становились мягкими и податливыми, почти прозрачными на свет.

Глупо было ждать смягчения приговора. Их приговорили на одну тысячу дней. Единственной альтернативой был такой вот лопнувший и переломанный комок меха.

И это только первый день ссылки!

Остаток дня они шагали, спотыкаясь и тяжело дыша, чтобы выйти на возвышенность. Цеплялись в основном за землю, потому что ветви на деревьях, кроме, пожалуй, нескольких встретившихся по пути гинко, цветущего кизильника и диких дубов, начинали расти на высоте примерно восемнадцать футов, а до того стволы стояли совершенно голыми. Осторожно приблизившись к предгорьям Великого хребта, где земля стала тверже, путники немного попрыгали, чтобы потянуть уставшие мышцы, однако тут же бросились в ближайший ивняк, так как крылягвы дюжинами начали пикировать на них, пронзительно вереща и цапаясь друг с другом за право первым схватить этих вкусных и чрезвычайно медлительных обезьян.

Ни один человек, каким бы свободомыслием он ни отличался, не смог бы выстоять против такого натиска существ, о которых ему с детства говорили, что они, дескать, были его предками. Когда это произошло в первый раз, все рухнули на землю, как сосновые шишки, в песок и лежали, парализованные страхом, у ближайшего укрытия, пока мерзко вопящие создания не перестали трясти своими пучками перьев и веерами хвостов, устав от полетов малыми кругами, и не устремились ввысь, возвращаясь в небо. Даже когда крылягвы оставили их в покое, они еще долго сидели тихо-тихо, ожидая, что эта суматоха привлечет более крупных демонов.

Пока змееголовые властители здешних мест никак не проявляли себя, хотя Ионаф пару раз слышал звук тяжелых шагов в окружавших их джунглях.

К счастью, на возвышенности оказалось гораздо больше укрытий – от низкорастущего кустарника до полноценных крепких деревьев: пальметт, сассафрасов, нескольких видов лавра, магнолий и зарослей осоки. Здесь бесконечные джунгли начинали постепенно расступаться, прихлынув к основанию больших розовых утесов; уже видны были столь дорогие сердцу участки открытого неба, пересекавшиеся редкими плетеными мостами, протянувшимися из мира лиан на вершины утесов. В небесной синеве можно было проследить целую иерархию летающих существ: внизу гудели низколетящие жуки, пчелы и двукрылые насекомые; чуть выше – охотившиеся на них стрекозы, крылья некоторых раскинулись аж на два фута; затем крылягвы, поглощавшие стрекоз и все остальное, что можно было поймать широко распахнутой пастью без особого труда; наконец, высоко вверху парили большие рептилии, покачивались на ветру у самых вершин утесов, ловя восходящие потоки воздуха. Их длинные челюсти жадно хватали все, до чего могли дотянуться, иногда они даже ловили птиц верхнего мира и летающих рыб далекого моря.

Люди остановились в зарослях осоки с крепкими толстыми стеблями. Дождь продолжал идти и даже чуть усилился, но им неимоверно хотелось пить. Они пока не нашли ни единой бромелии; очевидно, что эти растения, собиравшие воду в большие емкости, не росли в Аду. Подняв сложенные в лодочки ладони к плачущему небу, они с удивлением обнаружили, что таким способом можно собрать очень немного воды, а на земле не было луж достаточного размера, чтобы напиться, так как вода быстро всасывалась песчаной почвой. Однако некоторым утешением служило то, что здесь, под открытым небом, шла непрестанная безжалостная борьба, и крылягвы не собирались в стаи и не парили над спрятавшимися внизу путниками.

Белое солнце уже зашло, а большая дуга красной звезды все еще возвышалась над горизонтом – потому лишь, что свет этой звезды поднимался высоко в небо Теллуры, проходя через сильное гравитационное поле белого солнца. В пылающем зареве дождь походил на кровь, а морщинистые стены розовых утесов сгладились стеклом спадающей воды. Ионаф нерешительно смотрел из зарослей осоки на все еще далекие горные склоны.

– Я не понимаю, как вообще можно надеяться, что мы на них заберемся, – сказал он низким голосом. – Эта разновидность известняка крошится при малейшем прикосновении. А если даже и заберемся, то нам понадобится неимоверная удача, когда мы столкнемся в противостоянии с племенем утесов.

– Утесы можно обойти, – сказал Чари, – предгорье Великого хребта не такое уж и крутое. Если мы выживем и доберемся до него, то сможем потом забраться и на сам хребет.

– К вулканам? – протестующе воскликнула Матильда. – Но там никто не сможет выжить, там нет ничего, кроме белых пламенных сполохов. И повсюду потоки лавы и удушающий дым…

– И мы не сможем вскарабкаться на эти утесы, Ионаф, – сказал Аляскон. – И не сможем взобраться по базальтовым ступеням – там нечего есть, там нет для нас воды и укрытия.

– Я не вижу другого выхода, кроме как попытаться дойти до предгорья.

– Разве нельзя остаться здесь? – жалобно сказала Матильда.

– Нет, – ответил Ионаф гораздо мягче, чем хотел. Он знал, что четыре слова, произнесенные Матильдой, были самыми страшными словами в Аду, он был в этом полностью уверен, потому что та сущность, которую он подавлял в себе силой воли, хотела крикнуть «да». – Мы должны выбраться из страны демонов. И может быть, просто может быть… если мы пересечем Великий хребет, то найдем племя, которое никогда не слышало ничего об изгнании в Ад. По другую сторону хребта должны быть другие племена, однако люди утесов никогда не позволят представителям нашего народа пройти через их землю. Но теперь это нам на руку.

– И правда, – сказал Аляскон, просветлев лицом. – А с вершины хребта мы можем спуститься вниз к другому племени, вместо того чтобы пытаться взобраться к их деревне из Ада. Ионаф, думаю, что это может сработать.

– Тогда нам нужно поспать немного прямо здесь и прямо сейчас, – сказал Чари. – Похоже, что в этом месте достаточно безопасно. Если мы планируем обойти утесы и забраться на предгорья, то нам нужно собраться с силами.

Ионаф хотел было возразить, но внезапно понял, что очень устал и ему все равно. Почему бы действительно не обдумать все хорошенько после сна? А если ночью их найдут и съедят… Что ж, во всяком случае это положит конец обреченной на поражение борьбе.