Повелитель войн
Часть 63 из 64 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я погнал коня на север и, приблизившись к своим, окликнул Эгила. Тот обернулся и посмотрел на меня.
– Не присоединяйтесь к погоне! – прокричал я ему. – Оставайтесь здесь!
– Почему?!
– Вы норманны. Думаете, люди Этельстана определят разницу?
Я позвал Берга, младшего брата Эгила, и приказал ему отобрать двадцать христиан, чтобы сопровождать воинов Эгила, потом погнал дальше. Финан и мой сын хотели поехать со мной, но у них не было коней.
– Догоняйте! – бросил я им.
Взятый взаймы конь пробрался между груд мертвых тел, отмечающих место соприкосновения «стен щитов». Некоторые из них были мои люди. Я узнал Рорика с рассеченной глоткой – его лицо заливала кровь – и подумал, что обрек парня на смерть, отослав прочь от добычи. Беорнот, хороший боец, встретивший того, кто оказался лучше, лежал теперь на спине, с удивленным выражением на лице, его открытые глаза и рот облепили мухи. Я не мог понять, что убило его. Осви лежал бледный, с туго забинтованной ногой и силился улыбнуться. Через повязку проступала кровь.
– Будешь жить, – бросил я ему. – Я видал и похуже.
Наверняка есть и другие, много других, и точно также немало вдов и сирот осталось в стране Константина. Миновав зловонный гребень из тел, я пришпорил коня.
День клонился к вечеру, тени удлинялись, и это поразило меня. Мне бой показался коротким – коротким и устрашающим, – но, видимо, все же длился дольше, чем я предполагал. Тучи рассеялись, и солнце светило на трупы убитых во время погони. Воины грабили трупы, снимая кольчуги, искали монеты. Вскоре пожалуют вороны, чтобы попировать на поле битвы. Пустошь была усеяна мечами, копьями, секирами, луками, шлемами и бесчисленным множеством щитов, брошенных в отчаянной надежде спастись от преследователей. Впереди я видел всадников Стеапы. Они нагоняли беглецов, калечили их ударом копья и меча, а потом оставляли добивать нашим пехотинцам. На римской дороге я заметил знамя Этельстана, победоносного дракона с молнией, и поскакал туда. Я достиг невысокого холма, на котором сосредотачивалась армия Анлафа, и придержал коня, потому что глазам моим предстало поразительное зрелище. Широкую мелкую долину заполнили убегающие, а позади и среди них шагали наши не ведающие жалости дружины. То были волки среди овец. Я видел, как некоторые пытаются сдаться. Видел, как их убивают, и понимал, что люди Этельстана, пережившие страх почти неминуемого поражения, вымещают теперь зло в этой оргии истребления.
Оставаясь на возвышенности, я смотрел как зачарованный. Чувствовал облегчение и какую-то удивительную отстраненность, как будто это не моя битва. Это была победа Этельстана. Я коснулся груди, нащупав амулет, спрятанный под кольчугой из опасения быть принятым за врага-язычника. Вопреки магии креста Бенедетты я не рассчитывал, что уцелею. Когда враг выступил всей своей ордой с мечами и щитами, мной овладела обреченность. Однако вот он я, живой и невредимый, наблюдал за безжалостным истреблением. Мимо проковылял человек, успевший каким-то образом напиться. Он нес инкрустированный шлем и пустые ножны, украшенные серебряными нашлепками.
– Господин, мы их побили, – провозгласил он.
– Мы их побили, – согласился я и подумал про Альфреда. Вот так его мечта воплотилась в реальность. Мечта о Божьей стране, едином государстве всех саксов, и я понимал, что Нортумбрии больше не существует. Моя страна исчезла. Она стала частью Инглаланда, рожденного в хаосе убийства посреди залитой кровью долины.
– Господь сотворил великое чудо! – раздался голос. Обернувшись, я увидел скачущего ко мне епископа Оду. Он улыбался. – Бог даровал нам победу!
Он протянул мне руку, и я пожал ее левой рукой, потому как в правой сжимал позаимствованный меч.
– И на тебе крест, лорд! – с удовлетворением отметил прелат.
– Бенедетта дала мне его.
– Чтобы он защитил тебя?
– Так она сказала.
– И он защитил! Едем!
Он пришпорил коня, и я поехал следом, размышляя о том, что женская ворожба оберегала меня все эти годы.
Прежде чем день окончился, произошла еще одна, последняя схватка. Шотландские и норманнские предводители были верхом на быстрых конях и оторвались от погони, галопом ускакав к спасительным кораблям, но часть воинов осталась, чтобы задержать нас. Они образовали «стену щитов» на невысоком холме. Среди них я увидел Ингильмундра и сообразил, что эти люди – обитатели Вирхелума. Они получили эту землю, притворялись христианами, их женщины и дети до сих пор жили в вирхелумских усадьбах, и теперь эти норманны сражались за свои дома. Их было самое большее три сотни, построенные в две шеренги, щит к щиту. Они наверняка осознавали, что умрут, хотя, возможно, надеялись на помилование. Воины Этельстана собрались перед ними нестройной толпой численностью примерно в тысячу человек, и толпа эта прибывала с каждой минутой. Здесь были конники Стеапы на усталых лошадях, а также верховые телохранители Этельстана.
Ингильмундр вышел из «стены щитов» и направился к Этельстану, до сих пор сжимавшему Вздох Змея. Я видел, как ярл обращается к королю, но не слышал ни его слов, ни ответа Этельстана, но в следующий миг Ингильмундр преклонил колени в знак покорности. Он положил на землю меч, и это наверняка означало, что Этельстан даровал ему жизнь, поскольку ни один язычник не согласился бы принять смерть без оружия в руке. Ода пришел к тому же выводу.
– Король чересчур милостив, – с неодобрением произнес он.
Этельстан тронул коня, подведя его совсем близко к Ингильмундру. Король наклонился в седле и сказал что-то. Ингильмундр улыбнулся и кивнул. Потом Этельстан нанес удар. Вздох Змея взметнулся и упал стремительно и жестоко, и кровь обагрила шею ярла. А Этельстан рубил снова и снова. Его люди заорали и гурьбой бросились на норманнов. И опять раздался стук щитов и звон клинков, крики, но скоро все закончилось, и погоня устремилась дальше, оставив на невысоком холме полосу из тел убитых и умирающих.
К наступлению сумерек мы добрались до Дингесмера и увидели корабли, идущие на веслах к Мэрсу. Ушли почти все, но большинство из этих кораблей были пустыми. Оставленные охранять их команды вывели суда в море, избегая захвата, и таким образом обрекли сотни своих на гибель в мелких болотах. Кое-кто просил пощады, но воины Этельстана не давали ее, и вода среди камышей окрасилась кровью.
Финан и сын нашли меня и наблюдали вместе со мной.
– Вот все и закончилось, – произнес Финан, словно сам себе не веря.
– Закончилось, – согласился я. – Мы можем идти домой.
И меня обуяла вдруг тоска по Беббанбургу, по водному простору, длинной прибрежной полосе песка и свежему морском ветру.
Ко мне подъехал Этельстан. Вид у него был суровый. Кольчугу, коня и попону покрывали темные пятна крови.
– Славная работа, государь, – сказал я.
– Бог даровал нам победу, – проговорил он устало, что не удивительно, потому как едва ли кто-то другой больше сражался в «стене щитов» в тот день. Король опустил взгляд на Вздох Змея и криво усмехнулся. – Он хорошо послужил мне.
– Государь, это великий меч.
Он протянул мне клинок эфесом вперед.
– Лорд Утред, сегодня ты пируешь со мной.
– Как повелишь. – Я с благодарностью принял меч.
Я не мог сунуть его в ножны прежде, чем клинок почистят, поэтому бросил взятый на время меч и держал Вздох Змея в руке, пока мы возвращались по долгой дороге в сгущающихся сумерках. Женщины обыскивали убитых, приканчивая длинными ножами тех, кто еще подавал признаки жизни, чтобы потом ограбить тела. Первые костры пронизали наступающую темноту.
Все закончилось.
Эпилог
Я Утред, сын Утреда, тоже бывшего сыном Утреда, а отец его тоже звался Утредом, и все они были владетелями Беббанбурга. Таков и мой титул, хотя в эти дни в народе меня называют Владетелем Севера. Земли мои простираются от овеянных ветром берегов Северного моря до обращенного к Ирландии побережья, и хотя я стар, моя обязанность не давать скоттам проникать на юг. В страну, которую мы научились называть Инглаландом.
Я установил в Камбрии мир. Отрядил сына и Эгила покарать тех, кто сеял смуту. Они повесили несколько человек, пожгли усадьбы и роздали земли тем, кто сражался на пустоши в Вирхелуме. Большая часть Камбрии по-прежнему заселена данами и норманнами, но они живут в мире с саксами, их дети говорят по-саксонски, а некоторые поклоняются пригвожденному Богу христиан. Мы гордимся своим нортумбрийским происхождением, но все мы теперь жители Инглаланда. Его зазубренный меч висит в королевской резиденции в Винтанкестере, хотя мне не довелось съездить на юг и посмотреть на него. Государь проявил ко мне щедрость, вознаградив золотом и серебром, добытым на поле в Вирхелуме, где так много воинов обрели могилу.
Три дня спустя после битвы состоялся пир. Этельстан хотел устроить его в ночь после боя, но люди слишком устали, многие были ранены, и им требовался уход. Поэтому он выждал до тех пор, пока сможет собрать вождей в Сестере. На пиру угощали больше элем, чем яствами, а у той еды, что подавалась, вкус оставлял желать лучшего. Там были хлеб, ветчина и жаркое, сделанное, как я подозревал, из конины. Примерно сто двадцать человек собрались в большом зале Сестера после службы, которую епископ Ода провел в церкви. Арфист играл, но не пел, так как ни одно героическое сказание не сравнится с тем побоищем, которое мы пережили. Праздник назывался победным пиром, и, наверное, по праву, но пока эль не развязал людям языки, он больше напоминал тризну.
Этельстан произнес речь, в которой оплакал гибель двух олдерменов, Эльфина и Этельвина, а потом перешел к похвалам в адрес тех, кто сидел на скамьях. Он поднял здравицу в честь Стеапы, получившего удар копьем в щитовую руку, когда его всадники взламывали «стену щитов» Анлафа. Упомянул он и меня, поименовав военным вождем Инглаланда. Пирующие кричали.
Инглаланд! Помню, как я впервые услышал это название и счел его странным. Король Альфред мечтал об Инглаланде, и я рядом с ним прошел путь от болот Суморсэта до сражения с великой армией во главе с дедом Анлафа.
– Мы должны были погибнуть при Этандуне, – сказал мне как-то Альфред. – Но Бог был на нашей стороне. Инглаланд будет.
Я ему не поверил, но долгие годы сражался за эту мечту, не всегда по своей воле. Теперь внук Альфреда разгромил союз северян – и Инглаланд раскинулся от шотландских гор до южного моря.
– Бог передал нам эту страну, – провозгласил Этельстан в зале Сестера. – И Бог охранит ее.
Однако Этельстанов бог позволил Анлафу и Константину уйти живыми с побоища в Вирхелуме. Анлаф сидит в Дифлине и грозит вернуться. Возможно, так оно и случится, поскольку он молод, амбициозен и зол. Ходят слухи, что король шотландцев отрекся от престола и поселился в монастыре, а государством управляет теперь Индульф, его второй сын. Набеги за скотом через мою северную границу продолжаются, но их меньше, ведь, поймав налетчиков, мы убиваем их и приколачиваем головы к деревьям в назидание прочим.
Дракон и звезда не солгали. Беда нагрянула с севера, и дракон умер на вирхелумской пустоши. Домналл и Селлах погибли там. А еще Анлаф Сеннкайрех по прозвищу Плешивая Башка. Он был королем Глимрекра в Ирландии, и сражаться в Вирхелуме его заставил победитель, носивший одно с ним имя. Овейн из Страт-Клоты тоже пал среди своих чернощитников, зарубленный людьми Ситрика. Гиблеахан, король островов Судрейяр, был заколот копьем в спину, когда пытался сбежать. Поэты утверждают, что погибли семь королей, и, возможно, они правы, хотя часть из этих семи были просто вожди, величавшие себя королями.
У меня больше земель, чем у иных государей, однако я называю себя владетелем Беббанбурга, и это единственный титул, который мне нужен. Его я передам своему сыну, а он своему. Иногда я сижу на террасе снаружи главного дома и гляжу на мужчин и женщин, служащих мне. Потом устремляю взгляд к бескрайнему морю, к облакам, громоздящимся над горами в глубине страны, к стенам, которые сделал выше, и шепчу благодарность богам, так долго благоволившим мне.
Бенедетта сидит рядом, положив голову мне на плечо. Иногда она бросает взгляд на дом, построенный мною в северном углу крепости, и улыбается. Там живет моя жена. Этельстан настоял на браке. Иногда мне кажется, он сделал это смеха ради, и вот похожая на поросенка Элдрида стала моей супругой. Я думал, что Бенедетта разозлится, но ее это только позабавило.
– Бедное дитя, – заявила она, и с тех пор больше ее не замечала. Элдрида боится меня и еще сильнее боится Бенедетты. Она принесла мне в качестве приданого Камбрию, и таково было ее предназначение. Я стараюсь быть добрым с ней, но все, что ей нужно, – это молиться. Я построил для нее личную часовню, она привезла с собой в Беббанбург двух священников, и всякий раз, когда иду к Морским воротам, я слышу их молитвы. Элдрида говорит, что молится за меня. Возможно, поэтому я жив до сих пор.
Финан тоже жив, но теперь уже не так проворен. Как и я. Наверное, мы оба скоро умрем. Мой старый друг просит, чтобы его тело доставили в Ирландию и упокоили рядом с предками, и Эгил, который, будучи норманном, питает неутолимую страсть к морским путешествиям, обещает исполнить эту просьбу. Мое единственное желание – умереть с мечом в руке, так что я и Бенедетта делим ложе со Вздохом Змея. Похорони его со мной, говорю я сыну, и тот обещает, что меч отправится в Валгаллу вместе со мной. И в том огромном зале богов я встречусь с множеством тех, с кем прежде сражался, кого убил, и мы станем пировать и смотреть на срединный мир под нами. Наблюдать, как люди воюют, как некогда воевали мы. И так будет продолжаться до тех пор, пока мир не погрузится в хаос Рагнарёка.
И до того дня, когда придет мой черед отправиться в зал богов, я останусь в Беббанбурге. Я сражался за Беббанбург. Его украли у меня, я его вернул и буду защищать от любых посягательств. Иногда, сидя на террасе, я думаю: что, если и тысячу лет спустя крепость будет стоять, такая же неприступная, возвышаясь над морем и над сушей? Мне сдается, что она сохранится, пока не наступит Рагнарёк, и тогда море вскипит, земля содрогнется, а небо вспыхнет огнем – и все закончится.
Wyrd bið ful ãræd.
Никогда прежде не случалось на этом острове такого побоища.
Англосаксонская хроника, год 938, о битве при Брунанбурге
Историческая справка
Битва при Брунанбурге состоялась осенью 937 года. Этельстан, повелитель королевств Уэссекса, Мерсии и Восточной Англии, разбил армию, возглавляемую Анлафом Гутфритсоном, королем Дифлина в Ирландии, и Константином Шотландским. К последним примкнули люди из Страт-Клоты, норманнские воины с островов, которые ныне называются Оркнейскими и Гебридскими, а также сочувствующие им скандинавы из Нортумбрии. Союзники потерпели поражение. Англосаксонская хроника в высокопарном стиле повествует о победе: «Никогда прежде не случалось на этом острове такого побоища». Много лет спустя это событие называли просто «великая битва».
Без сомнения, то была воистину Великая битва и одно из важнейших сражений, разыгравшихся на британской земле. Майкл Ливингстон, ведущий эксперт по Брунанбургу, отмечает в своей монографии «Брунанбург: досье», что «те, кто сражался и умирал на том поле, предначертали политическую карту будущего, остающуюся с нами до сего дня, и это позволяет рассматривать битву при Брунанбурге как одно из самых значительных сражений в долгой истории не только Англии, но и всех Британских островов… В один день, в одном месте была определена судьба страны».
Страной этой была Англия, и Брунанбург стал краеугольным камнем в ее основании. Когда история Утреда начиналась, существовали четыре саксонских государства: Уэссекс, Мерсия, Восточная Англия и Нортумбрия, и король Альфред мечтал объединить их все в одно. Чтобы достичь цели, ему требовалось победить захватчиков-данов, завладевших Нортумбрией, Восточной Англией и Северной Мерсией. Сын Альфреда Эдуард и его дочь Этельфлэд отвоевали Восточную Англию и Мерсию, но Нортумбрия упрямо отстаивала свою независимость и находилась под властью скандинавов. К северу от нее располагалась Шотландия, саксонское королевство Этельстана лежало к югу, и обе державы были заинтересованы в судьбе Нортумбрии. Этельстан хотел воплотить мечту деда о единой Англии, Константин опасался растущего могущества саксов, обещавшего только усилиться, если Нортумбрия станет частью Англии.
Демонстрация этой возросшей силы произошла в 927 году при Имонт-Бридж в Камбрии, где Этельстан потребовал от присутствующих Константина и правителей Нортумбрии признать себя его вассалами. Еще прежде он получил такую же клятву от Хивела Диведского. Этельстан величал себя теперь Monarchus Totius Brittaniae, а Гутфрита оставил на престоле Нортумбрии. Смерть последнего привела к тому, что его двоюродный брат Анлаф из Дифлина заявил права на нортумбрийский трон. Также она породила смуту, когда Константин усилил свое влияние в Нортумбрии, особенно в западной ее части, Камбрии. Эта смута вынудила Этельстана вторгнуться в Шотландию в 934 году. Войско и флот саксов дошли до северных пределов королевства Константина, но шотландцы, судя по всему, избегали решительных столкновений, предоставив Этельстану без помех грабить страну.
Таким образом, «северный вопрос» оказался приправлен ненавистью и унижением. Константин претерпел унижение дважды: при Имонт-Бридж, а затем от невозможности предотвратить вторжение Этельстана. Он был намерен уничтожить или по меньшей мере серьезно подорвать растущее могущество саксов и потому объединился с Анлафом. Когда союзники в 937 году вторглись во владения Этельстана, их намерением было отомстить саксам, а также возвести Анлафа на трон Нортумбрии, которой предназначалось стать буферным государством между Константином и его самыми опасными врагами. Эта попытка закончилась провалом при Брунанбурге, и саксы включили Нортумбрию в состав собственной страны, и так король Уэссекса стал королем Англии. Справедливым будет утверждение, что до этой битвы Англии не существовало. Когда же сумерки опустились на кровавое поле боя, она уже была.
Это безусловно делает Брунанбург важным сражением, но, как ни странно, оно оказалось забыто. Более того, веками никто даже не знал, где эта битва состоялась. Высказывались различные предположения о месте битвы – от Южной Шотландии до графства Дарем или Йоркшира. Предлагались оригинальные теории, по большей части основанные на топографических названиях и свидетельствах древних хроник, но никакой определенности не было. Сформировались две основные точки зрения. Согласно первой, битва произошла близ реки Хамбер (Хамбр) на восточном побережье Англии, другая склоняется к Уиррелу на западном побережье. В двенадцатом веке монах по имени Джон Вустерский написал исторический труд, где говорит, что Анлаф и Константин ввели флот в реку Хамбер. С тех самых пор это утверждение сбивало с толку исследователей. Анлаф действительно привел из Ирландии сильный флот, но сложно поверить, будто он прошел вокруг половины Британии до реки Хамбер, тогда как есть путь от Дублина до западного английского побережья, прямой и короткий. Чего не хватало для разрешения спора, так это каких-либо археологических свидетельств, но в последние несколько лет они были наконец предоставлены Уиррелским археологическим обществом. Эта группа изыскателей-добровольцев обнаружила артефакты и могильники, неопровержимо доказывающие, что битва при Брунанбурге состоялась на реке Уиррел. Самый простой способ найти поле боя следующий: если вы едете на север по шоссе М53, то побоище состоялось непосредственно к северо-западу от съезда № 4.
В различных рассказах о битве, написанных по большей части годы, а то и столетия спустя после события, упоминается про гибель некоего епископа накануне вечером. Смерть этого безымянного прелата приписывается лично Анлафу. Как якобы когда-то Альфред, он просочился в лагерь Этельстана в стремлении убить короля, но вместо этого наткнулся на епископа. В 937 году не существовало диоцеза в Честере, так что моя версия исключительно вымышленная, как и та, где епископ Ода позаимствовал меч Утреда в разгар битвы. Эта история тоже взята из хроник. Там говорится, что епископ сотворил чудо, снабдив Этельстана новым мечом вместо сломанного. Ода, сын захватчиков-датчан, с течением времени стал архиепископом Кентерберийским.
Было ли место битвы определено заранее и размечено жердями из орешника? У нас есть фрагмент документа, известного как «Сага об Эгиле», в котором Эгил Скаллагримрсон (норманн, сражавшийся, судя по всему, на стороне Этельстана) описывает, как поле было отмечено жердями из орешника и по общему согласию избрано место встречи враждующих армий. Идея кажется невероятной, но таков был обычай того времени, и я использовал его. Другие источники отмечают, что Этельстан с запозданием отреагировал на вторжение. Отсюда возникает вопрос, почему Константин и Анлаф не пошли дальше вглубь страны, после того как сосредоточили свои армии на Уирреле. Гипотеза о согласованном месте битвы дает на него ответ.
– Не присоединяйтесь к погоне! – прокричал я ему. – Оставайтесь здесь!
– Почему?!
– Вы норманны. Думаете, люди Этельстана определят разницу?
Я позвал Берга, младшего брата Эгила, и приказал ему отобрать двадцать христиан, чтобы сопровождать воинов Эгила, потом погнал дальше. Финан и мой сын хотели поехать со мной, но у них не было коней.
– Догоняйте! – бросил я им.
Взятый взаймы конь пробрался между груд мертвых тел, отмечающих место соприкосновения «стен щитов». Некоторые из них были мои люди. Я узнал Рорика с рассеченной глоткой – его лицо заливала кровь – и подумал, что обрек парня на смерть, отослав прочь от добычи. Беорнот, хороший боец, встретивший того, кто оказался лучше, лежал теперь на спине, с удивленным выражением на лице, его открытые глаза и рот облепили мухи. Я не мог понять, что убило его. Осви лежал бледный, с туго забинтованной ногой и силился улыбнуться. Через повязку проступала кровь.
– Будешь жить, – бросил я ему. – Я видал и похуже.
Наверняка есть и другие, много других, и точно также немало вдов и сирот осталось в стране Константина. Миновав зловонный гребень из тел, я пришпорил коня.
День клонился к вечеру, тени удлинялись, и это поразило меня. Мне бой показался коротким – коротким и устрашающим, – но, видимо, все же длился дольше, чем я предполагал. Тучи рассеялись, и солнце светило на трупы убитых во время погони. Воины грабили трупы, снимая кольчуги, искали монеты. Вскоре пожалуют вороны, чтобы попировать на поле битвы. Пустошь была усеяна мечами, копьями, секирами, луками, шлемами и бесчисленным множеством щитов, брошенных в отчаянной надежде спастись от преследователей. Впереди я видел всадников Стеапы. Они нагоняли беглецов, калечили их ударом копья и меча, а потом оставляли добивать нашим пехотинцам. На римской дороге я заметил знамя Этельстана, победоносного дракона с молнией, и поскакал туда. Я достиг невысокого холма, на котором сосредотачивалась армия Анлафа, и придержал коня, потому что глазам моим предстало поразительное зрелище. Широкую мелкую долину заполнили убегающие, а позади и среди них шагали наши не ведающие жалости дружины. То были волки среди овец. Я видел, как некоторые пытаются сдаться. Видел, как их убивают, и понимал, что люди Этельстана, пережившие страх почти неминуемого поражения, вымещают теперь зло в этой оргии истребления.
Оставаясь на возвышенности, я смотрел как зачарованный. Чувствовал облегчение и какую-то удивительную отстраненность, как будто это не моя битва. Это была победа Этельстана. Я коснулся груди, нащупав амулет, спрятанный под кольчугой из опасения быть принятым за врага-язычника. Вопреки магии креста Бенедетты я не рассчитывал, что уцелею. Когда враг выступил всей своей ордой с мечами и щитами, мной овладела обреченность. Однако вот он я, живой и невредимый, наблюдал за безжалостным истреблением. Мимо проковылял человек, успевший каким-то образом напиться. Он нес инкрустированный шлем и пустые ножны, украшенные серебряными нашлепками.
– Господин, мы их побили, – провозгласил он.
– Мы их побили, – согласился я и подумал про Альфреда. Вот так его мечта воплотилась в реальность. Мечта о Божьей стране, едином государстве всех саксов, и я понимал, что Нортумбрии больше не существует. Моя страна исчезла. Она стала частью Инглаланда, рожденного в хаосе убийства посреди залитой кровью долины.
– Господь сотворил великое чудо! – раздался голос. Обернувшись, я увидел скачущего ко мне епископа Оду. Он улыбался. – Бог даровал нам победу!
Он протянул мне руку, и я пожал ее левой рукой, потому как в правой сжимал позаимствованный меч.
– И на тебе крест, лорд! – с удовлетворением отметил прелат.
– Бенедетта дала мне его.
– Чтобы он защитил тебя?
– Так она сказала.
– И он защитил! Едем!
Он пришпорил коня, и я поехал следом, размышляя о том, что женская ворожба оберегала меня все эти годы.
Прежде чем день окончился, произошла еще одна, последняя схватка. Шотландские и норманнские предводители были верхом на быстрых конях и оторвались от погони, галопом ускакав к спасительным кораблям, но часть воинов осталась, чтобы задержать нас. Они образовали «стену щитов» на невысоком холме. Среди них я увидел Ингильмундра и сообразил, что эти люди – обитатели Вирхелума. Они получили эту землю, притворялись христианами, их женщины и дети до сих пор жили в вирхелумских усадьбах, и теперь эти норманны сражались за свои дома. Их было самое большее три сотни, построенные в две шеренги, щит к щиту. Они наверняка осознавали, что умрут, хотя, возможно, надеялись на помилование. Воины Этельстана собрались перед ними нестройной толпой численностью примерно в тысячу человек, и толпа эта прибывала с каждой минутой. Здесь были конники Стеапы на усталых лошадях, а также верховые телохранители Этельстана.
Ингильмундр вышел из «стены щитов» и направился к Этельстану, до сих пор сжимавшему Вздох Змея. Я видел, как ярл обращается к королю, но не слышал ни его слов, ни ответа Этельстана, но в следующий миг Ингильмундр преклонил колени в знак покорности. Он положил на землю меч, и это наверняка означало, что Этельстан даровал ему жизнь, поскольку ни один язычник не согласился бы принять смерть без оружия в руке. Ода пришел к тому же выводу.
– Король чересчур милостив, – с неодобрением произнес он.
Этельстан тронул коня, подведя его совсем близко к Ингильмундру. Король наклонился в седле и сказал что-то. Ингильмундр улыбнулся и кивнул. Потом Этельстан нанес удар. Вздох Змея взметнулся и упал стремительно и жестоко, и кровь обагрила шею ярла. А Этельстан рубил снова и снова. Его люди заорали и гурьбой бросились на норманнов. И опять раздался стук щитов и звон клинков, крики, но скоро все закончилось, и погоня устремилась дальше, оставив на невысоком холме полосу из тел убитых и умирающих.
К наступлению сумерек мы добрались до Дингесмера и увидели корабли, идущие на веслах к Мэрсу. Ушли почти все, но большинство из этих кораблей были пустыми. Оставленные охранять их команды вывели суда в море, избегая захвата, и таким образом обрекли сотни своих на гибель в мелких болотах. Кое-кто просил пощады, но воины Этельстана не давали ее, и вода среди камышей окрасилась кровью.
Финан и сын нашли меня и наблюдали вместе со мной.
– Вот все и закончилось, – произнес Финан, словно сам себе не веря.
– Закончилось, – согласился я. – Мы можем идти домой.
И меня обуяла вдруг тоска по Беббанбургу, по водному простору, длинной прибрежной полосе песка и свежему морском ветру.
Ко мне подъехал Этельстан. Вид у него был суровый. Кольчугу, коня и попону покрывали темные пятна крови.
– Славная работа, государь, – сказал я.
– Бог даровал нам победу, – проговорил он устало, что не удивительно, потому как едва ли кто-то другой больше сражался в «стене щитов» в тот день. Король опустил взгляд на Вздох Змея и криво усмехнулся. – Он хорошо послужил мне.
– Государь, это великий меч.
Он протянул мне клинок эфесом вперед.
– Лорд Утред, сегодня ты пируешь со мной.
– Как повелишь. – Я с благодарностью принял меч.
Я не мог сунуть его в ножны прежде, чем клинок почистят, поэтому бросил взятый на время меч и держал Вздох Змея в руке, пока мы возвращались по долгой дороге в сгущающихся сумерках. Женщины обыскивали убитых, приканчивая длинными ножами тех, кто еще подавал признаки жизни, чтобы потом ограбить тела. Первые костры пронизали наступающую темноту.
Все закончилось.
Эпилог
Я Утред, сын Утреда, тоже бывшего сыном Утреда, а отец его тоже звался Утредом, и все они были владетелями Беббанбурга. Таков и мой титул, хотя в эти дни в народе меня называют Владетелем Севера. Земли мои простираются от овеянных ветром берегов Северного моря до обращенного к Ирландии побережья, и хотя я стар, моя обязанность не давать скоттам проникать на юг. В страну, которую мы научились называть Инглаландом.
Я установил в Камбрии мир. Отрядил сына и Эгила покарать тех, кто сеял смуту. Они повесили несколько человек, пожгли усадьбы и роздали земли тем, кто сражался на пустоши в Вирхелуме. Большая часть Камбрии по-прежнему заселена данами и норманнами, но они живут в мире с саксами, их дети говорят по-саксонски, а некоторые поклоняются пригвожденному Богу христиан. Мы гордимся своим нортумбрийским происхождением, но все мы теперь жители Инглаланда. Его зазубренный меч висит в королевской резиденции в Винтанкестере, хотя мне не довелось съездить на юг и посмотреть на него. Государь проявил ко мне щедрость, вознаградив золотом и серебром, добытым на поле в Вирхелуме, где так много воинов обрели могилу.
Три дня спустя после битвы состоялся пир. Этельстан хотел устроить его в ночь после боя, но люди слишком устали, многие были ранены, и им требовался уход. Поэтому он выждал до тех пор, пока сможет собрать вождей в Сестере. На пиру угощали больше элем, чем яствами, а у той еды, что подавалась, вкус оставлял желать лучшего. Там были хлеб, ветчина и жаркое, сделанное, как я подозревал, из конины. Примерно сто двадцать человек собрались в большом зале Сестера после службы, которую епископ Ода провел в церкви. Арфист играл, но не пел, так как ни одно героическое сказание не сравнится с тем побоищем, которое мы пережили. Праздник назывался победным пиром, и, наверное, по праву, но пока эль не развязал людям языки, он больше напоминал тризну.
Этельстан произнес речь, в которой оплакал гибель двух олдерменов, Эльфина и Этельвина, а потом перешел к похвалам в адрес тех, кто сидел на скамьях. Он поднял здравицу в честь Стеапы, получившего удар копьем в щитовую руку, когда его всадники взламывали «стену щитов» Анлафа. Упомянул он и меня, поименовав военным вождем Инглаланда. Пирующие кричали.
Инглаланд! Помню, как я впервые услышал это название и счел его странным. Король Альфред мечтал об Инглаланде, и я рядом с ним прошел путь от болот Суморсэта до сражения с великой армией во главе с дедом Анлафа.
– Мы должны были погибнуть при Этандуне, – сказал мне как-то Альфред. – Но Бог был на нашей стороне. Инглаланд будет.
Я ему не поверил, но долгие годы сражался за эту мечту, не всегда по своей воле. Теперь внук Альфреда разгромил союз северян – и Инглаланд раскинулся от шотландских гор до южного моря.
– Бог передал нам эту страну, – провозгласил Этельстан в зале Сестера. – И Бог охранит ее.
Однако Этельстанов бог позволил Анлафу и Константину уйти живыми с побоища в Вирхелуме. Анлаф сидит в Дифлине и грозит вернуться. Возможно, так оно и случится, поскольку он молод, амбициозен и зол. Ходят слухи, что король шотландцев отрекся от престола и поселился в монастыре, а государством управляет теперь Индульф, его второй сын. Набеги за скотом через мою северную границу продолжаются, но их меньше, ведь, поймав налетчиков, мы убиваем их и приколачиваем головы к деревьям в назидание прочим.
Дракон и звезда не солгали. Беда нагрянула с севера, и дракон умер на вирхелумской пустоши. Домналл и Селлах погибли там. А еще Анлаф Сеннкайрех по прозвищу Плешивая Башка. Он был королем Глимрекра в Ирландии, и сражаться в Вирхелуме его заставил победитель, носивший одно с ним имя. Овейн из Страт-Клоты тоже пал среди своих чернощитников, зарубленный людьми Ситрика. Гиблеахан, король островов Судрейяр, был заколот копьем в спину, когда пытался сбежать. Поэты утверждают, что погибли семь королей, и, возможно, они правы, хотя часть из этих семи были просто вожди, величавшие себя королями.
У меня больше земель, чем у иных государей, однако я называю себя владетелем Беббанбурга, и это единственный титул, который мне нужен. Его я передам своему сыну, а он своему. Иногда я сижу на террасе снаружи главного дома и гляжу на мужчин и женщин, служащих мне. Потом устремляю взгляд к бескрайнему морю, к облакам, громоздящимся над горами в глубине страны, к стенам, которые сделал выше, и шепчу благодарность богам, так долго благоволившим мне.
Бенедетта сидит рядом, положив голову мне на плечо. Иногда она бросает взгляд на дом, построенный мною в северном углу крепости, и улыбается. Там живет моя жена. Этельстан настоял на браке. Иногда мне кажется, он сделал это смеха ради, и вот похожая на поросенка Элдрида стала моей супругой. Я думал, что Бенедетта разозлится, но ее это только позабавило.
– Бедное дитя, – заявила она, и с тех пор больше ее не замечала. Элдрида боится меня и еще сильнее боится Бенедетты. Она принесла мне в качестве приданого Камбрию, и таково было ее предназначение. Я стараюсь быть добрым с ней, но все, что ей нужно, – это молиться. Я построил для нее личную часовню, она привезла с собой в Беббанбург двух священников, и всякий раз, когда иду к Морским воротам, я слышу их молитвы. Элдрида говорит, что молится за меня. Возможно, поэтому я жив до сих пор.
Финан тоже жив, но теперь уже не так проворен. Как и я. Наверное, мы оба скоро умрем. Мой старый друг просит, чтобы его тело доставили в Ирландию и упокоили рядом с предками, и Эгил, который, будучи норманном, питает неутолимую страсть к морским путешествиям, обещает исполнить эту просьбу. Мое единственное желание – умереть с мечом в руке, так что я и Бенедетта делим ложе со Вздохом Змея. Похорони его со мной, говорю я сыну, и тот обещает, что меч отправится в Валгаллу вместе со мной. И в том огромном зале богов я встречусь с множеством тех, с кем прежде сражался, кого убил, и мы станем пировать и смотреть на срединный мир под нами. Наблюдать, как люди воюют, как некогда воевали мы. И так будет продолжаться до тех пор, пока мир не погрузится в хаос Рагнарёка.
И до того дня, когда придет мой черед отправиться в зал богов, я останусь в Беббанбурге. Я сражался за Беббанбург. Его украли у меня, я его вернул и буду защищать от любых посягательств. Иногда, сидя на террасе, я думаю: что, если и тысячу лет спустя крепость будет стоять, такая же неприступная, возвышаясь над морем и над сушей? Мне сдается, что она сохранится, пока не наступит Рагнарёк, и тогда море вскипит, земля содрогнется, а небо вспыхнет огнем – и все закончится.
Wyrd bið ful ãræd.
Никогда прежде не случалось на этом острове такого побоища.
Англосаксонская хроника, год 938, о битве при Брунанбурге
Историческая справка
Битва при Брунанбурге состоялась осенью 937 года. Этельстан, повелитель королевств Уэссекса, Мерсии и Восточной Англии, разбил армию, возглавляемую Анлафом Гутфритсоном, королем Дифлина в Ирландии, и Константином Шотландским. К последним примкнули люди из Страт-Клоты, норманнские воины с островов, которые ныне называются Оркнейскими и Гебридскими, а также сочувствующие им скандинавы из Нортумбрии. Союзники потерпели поражение. Англосаксонская хроника в высокопарном стиле повествует о победе: «Никогда прежде не случалось на этом острове такого побоища». Много лет спустя это событие называли просто «великая битва».
Без сомнения, то была воистину Великая битва и одно из важнейших сражений, разыгравшихся на британской земле. Майкл Ливингстон, ведущий эксперт по Брунанбургу, отмечает в своей монографии «Брунанбург: досье», что «те, кто сражался и умирал на том поле, предначертали политическую карту будущего, остающуюся с нами до сего дня, и это позволяет рассматривать битву при Брунанбурге как одно из самых значительных сражений в долгой истории не только Англии, но и всех Британских островов… В один день, в одном месте была определена судьба страны».
Страной этой была Англия, и Брунанбург стал краеугольным камнем в ее основании. Когда история Утреда начиналась, существовали четыре саксонских государства: Уэссекс, Мерсия, Восточная Англия и Нортумбрия, и король Альфред мечтал объединить их все в одно. Чтобы достичь цели, ему требовалось победить захватчиков-данов, завладевших Нортумбрией, Восточной Англией и Северной Мерсией. Сын Альфреда Эдуард и его дочь Этельфлэд отвоевали Восточную Англию и Мерсию, но Нортумбрия упрямо отстаивала свою независимость и находилась под властью скандинавов. К северу от нее располагалась Шотландия, саксонское королевство Этельстана лежало к югу, и обе державы были заинтересованы в судьбе Нортумбрии. Этельстан хотел воплотить мечту деда о единой Англии, Константин опасался растущего могущества саксов, обещавшего только усилиться, если Нортумбрия станет частью Англии.
Демонстрация этой возросшей силы произошла в 927 году при Имонт-Бридж в Камбрии, где Этельстан потребовал от присутствующих Константина и правителей Нортумбрии признать себя его вассалами. Еще прежде он получил такую же клятву от Хивела Диведского. Этельстан величал себя теперь Monarchus Totius Brittaniae, а Гутфрита оставил на престоле Нортумбрии. Смерть последнего привела к тому, что его двоюродный брат Анлаф из Дифлина заявил права на нортумбрийский трон. Также она породила смуту, когда Константин усилил свое влияние в Нортумбрии, особенно в западной ее части, Камбрии. Эта смута вынудила Этельстана вторгнуться в Шотландию в 934 году. Войско и флот саксов дошли до северных пределов королевства Константина, но шотландцы, судя по всему, избегали решительных столкновений, предоставив Этельстану без помех грабить страну.
Таким образом, «северный вопрос» оказался приправлен ненавистью и унижением. Константин претерпел унижение дважды: при Имонт-Бридж, а затем от невозможности предотвратить вторжение Этельстана. Он был намерен уничтожить или по меньшей мере серьезно подорвать растущее могущество саксов и потому объединился с Анлафом. Когда союзники в 937 году вторглись во владения Этельстана, их намерением было отомстить саксам, а также возвести Анлафа на трон Нортумбрии, которой предназначалось стать буферным государством между Константином и его самыми опасными врагами. Эта попытка закончилась провалом при Брунанбурге, и саксы включили Нортумбрию в состав собственной страны, и так король Уэссекса стал королем Англии. Справедливым будет утверждение, что до этой битвы Англии не существовало. Когда же сумерки опустились на кровавое поле боя, она уже была.
Это безусловно делает Брунанбург важным сражением, но, как ни странно, оно оказалось забыто. Более того, веками никто даже не знал, где эта битва состоялась. Высказывались различные предположения о месте битвы – от Южной Шотландии до графства Дарем или Йоркшира. Предлагались оригинальные теории, по большей части основанные на топографических названиях и свидетельствах древних хроник, но никакой определенности не было. Сформировались две основные точки зрения. Согласно первой, битва произошла близ реки Хамбер (Хамбр) на восточном побережье Англии, другая склоняется к Уиррелу на западном побережье. В двенадцатом веке монах по имени Джон Вустерский написал исторический труд, где говорит, что Анлаф и Константин ввели флот в реку Хамбер. С тех самых пор это утверждение сбивало с толку исследователей. Анлаф действительно привел из Ирландии сильный флот, но сложно поверить, будто он прошел вокруг половины Британии до реки Хамбер, тогда как есть путь от Дублина до западного английского побережья, прямой и короткий. Чего не хватало для разрешения спора, так это каких-либо археологических свидетельств, но в последние несколько лет они были наконец предоставлены Уиррелским археологическим обществом. Эта группа изыскателей-добровольцев обнаружила артефакты и могильники, неопровержимо доказывающие, что битва при Брунанбурге состоялась на реке Уиррел. Самый простой способ найти поле боя следующий: если вы едете на север по шоссе М53, то побоище состоялось непосредственно к северо-западу от съезда № 4.
В различных рассказах о битве, написанных по большей части годы, а то и столетия спустя после события, упоминается про гибель некоего епископа накануне вечером. Смерть этого безымянного прелата приписывается лично Анлафу. Как якобы когда-то Альфред, он просочился в лагерь Этельстана в стремлении убить короля, но вместо этого наткнулся на епископа. В 937 году не существовало диоцеза в Честере, так что моя версия исключительно вымышленная, как и та, где епископ Ода позаимствовал меч Утреда в разгар битвы. Эта история тоже взята из хроник. Там говорится, что епископ сотворил чудо, снабдив Этельстана новым мечом вместо сломанного. Ода, сын захватчиков-датчан, с течением времени стал архиепископом Кентерберийским.
Было ли место битвы определено заранее и размечено жердями из орешника? У нас есть фрагмент документа, известного как «Сага об Эгиле», в котором Эгил Скаллагримрсон (норманн, сражавшийся, судя по всему, на стороне Этельстана) описывает, как поле было отмечено жердями из орешника и по общему согласию избрано место встречи враждующих армий. Идея кажется невероятной, но таков был обычай того времени, и я использовал его. Другие источники отмечают, что Этельстан с запозданием отреагировал на вторжение. Отсюда возникает вопрос, почему Константин и Анлаф не пошли дальше вглубь страны, после того как сосредоточили свои армии на Уирреле. Гипотеза о согласованном месте битвы дает на него ответ.