Повелитель войн
Часть 21 из 64 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Вот как?
– Я думал, ты обрадуешься.
Я рассмеялся, хоть и не очень весело, и Этельстан, возвращаясь к нам, услышал.
– Лорд Утред, ты в хорошем настроении.
– Как всегда в твоем обществе, государь, – процедил я.
– Финан, старый друг! И ты тут? Как поживаешь? – Ответа Этельстан дожидаться не стал. – Едем на север! Лорд Утред, составишь мне компанию?
Мы переправились вброд через Эмотум и погнали коней по влажному дерну на север, вдоль прямой римской дороги. Едва покинув лагерь, Этельстан подозвал слугу и передал ему сокола.
– Птице не нравится летать в сырую погоду, – пояснил он, но я догадывался, что у него с самого начала не было намерения охотиться.
К нам присоединились другие всадники, все в алых плащах, кольчугах, шлемах, вооруженные щитами и тяжелыми копьями. Часть из них развернулась цепью перед нами, создав широкий кордон вокруг короля, ведущего меня вверх по склону к поросшим травой древним земляным стенам, образующим грубый квадрат. В одном углу виднелась невысокая каменная кладка, старые камни густо покрывали мох и лишайник.
– Видимо, римский лагерь, – пояснил Этельстан, когда мы спешились. – Пойдем со мной.
Его облаченные в алые плащи защитники окружили древний лагерь, но дальше по мокрой траве среди осевших валов пошли только он и я.
– Что сказал тебе Хивел прошлой ночью? – Этельстан не тратил время на дипломатию.
Меня такая прямота удивила, но я дал честный ответ, наверняка приятный ему.
– Он сказал, что намерен хранить заключенный с тобой мир.
– Так и будет. – Король помедлил и слегка нахмурился. – По крайней мере, я так считаю.
– Государь, ты сурово обошелся с ним.
– Сурово? – В его голосе прозвучало удивление.
– Хивел упомянул, что платит тебе двадцать четыре фунта золота, триста фунтов серебра и десять тысяч голов скота в год.
– Так и есть.
– Неужели христианский король не может заключить мир, не назначив за него цену?
– Это не цена, – возразил Этельстан. – Наш остров под угрозой. Норманны наводняют Ирландское море, их флоты мчатся с северным ветром, их воины жаждут нашей земли. Уэльс – маленькая страна, страна уязвимая, и ее берега уже подвергались нападениям. Эти деньги, лорд Утред, – плата за копья, призванные оборонять эти берега.
– Твои копья?
– А чьи же еще? Хивел разве тебе не сказал? Если на его землю нападут, мы придем на ее защиту. Я заключил христианский мир, союз христианских народов против языческого севера, а война стоит денег.
– Твой мир подразумевает, что слабый платит сильному. Почему бы тебе не дать Хивелу денег, чтобы тот смог создать крепкую армию?
Этельстан словно пропустил этот вопрос мимо ушей. Он шагал, нахмурившись.
– Мы на острове, и нападение на одно христианское королевство означает нападение на все. Нужен предводитель, и Бог распорядился так, чтобы наше государство оказалось самым большим, самым сильным, поэтому именно нам суждено руководить обороной против любого язычника, который придет разорять наш остров.
– Выходит, если норманны высадятся в Северной Альбе, ты пойдешь на них войной? – высказал предположение я.
– Если Константину не удастся самому справиться с ними, то конечно!
– Значит, Хивел и Константин платят за свою собственную защиту?
– А почему им этого не делать?
– Они об этом не просили, – резко возразил я. – Ты принудил их.
– Потому что им не хватает дальновидности. Этот мирный договор я заключаю ради их собственного блага. – Этельстан подвел меня к невысокой каменной стене, на которую сел и пригласил меня присесть рядом. – Со временем они поймут это.
Он помедлил, как бы ожидая ответа, но, когда я промолчал, пришел в возбуждение.
– Как думаешь, почему я устроил это собрание в Бургеме?
– Понятия не имею.
– Это Камбрия! – Он взмахнул рукой, сверкнув драгоценными камнями перстней. – Это саксонская земля, наша земля. Ее захватили наши предки, и долгие века наш народ возделывал ее. Здесь есть церкви и монастыри, дороги и рынки, но во всей Британии не найти более беззаконного места! Сколько норманнов обосновалось в этих краях? Сколько данов? Овейн Страт-Клотский претендует на нее, Константин имел даже наглость назначить ей правителя! Но что это за страна? Эта страна – Нортумбрия! – Последние три слова он произнес с нажимом, каждый раз ударяя по камню, на котором сидел. – И что предприняла Нортумбрия, чтобы изгнать захватчиков? Ничего! Ничего! Ничего!
– Я потерял хороших парней, когда бил Скёлля Гриммарсона под Хеабургом, – яростно возразил я. – И тогда ни Мерсия, ни Уэссекс мне не помогли! Быть может, потому, что я не заплатил им?
– Ну же! – постарался успокоить меня Этельстан. – Никто не сомневается в твоей храбрости. Никто не оспаривает, скольким мы тебе обязаны. Если честно, я пришел сюда, чтобы уплатить причитающийся тебе долг.
– Вторгнувшись в Нортумбрию? – Я все еще сердился. – Это то, чего ты поклялся не делать, пока я жив!
– А ты дал клятву убить Этельхельма Младшего, – негромко произнес он. – И не сделал этого. Его убили другие люди.
Я уставился на него. Его слова не грешили против истины, но все равно были возмутительными. Этельхельм умер, потому что я разбил его войско, сразил его поединщика и обратил в бегство его воинов. Этельстан помогал, конечно, но он смог принять участие в той битве только потому, что я открыл и удерживал для него ворота Крепелгейт в Лундене.
– Клятва за клятву, – по-прежнему спокойно сказал он, но с твердой властностью в голосе. – Ты поклялся убить человека, но не убил, поэтому клятва нарушена. – Этельстан вскинул руку, предупреждая мои возражения. – И еще установлено, что клятва, данная язычнику, не имеет силы. Только обещания, произнесенные во имя Христа и Его святых связывают нас. – Он снова вскинул руку. – Но я все равно намерен уплатить свой долг.
Один человек, даже владетель Беббанбурга, не в силах сражаться с армиями трех королевств. Я чувствовал себя преданным. Я и был предан, но сумел проглотить свой гнев.
– Ну так плати, – согласился я.
– Минуточку, лорд. Минуточку. – Король встал и принялся расхаживать по узкому пространству между развалинами стен. – Камбрия живет без закона, ты согласен?
– Согласен.
– И она часть Нортумбрии, не так ли?
– Так.
– А Нортумбрия – это энглийское королевство, да?
Мне еще никак не удавалось привыкнуть к этому слову, как и к названию Инглаланд. Были такие, кто использовал слово Саксонланд, но западные саксы, объединявшие всех говорящих на энглийском языке, предпочитали Инглаланд. Это подразумевало не одних только саксов, но также англов и ютов. Теперь мы стали не саксами и не англами, а энглийцами.
– Нортумбрия – энглийская земля, – признал я.
– Однако в наши дни в Камбрии больше людей, говорящих на северных языках, чем на нашем!
Я помялся, потом пожал плечами:
– Да, таких немало.
– Три дня назад я поехал поохотиться с соколами и остановился поболтать с лесничим. Он говорил на норманнском наречии! Я бы с равным успехом мог пытаться изъясняться с ним по-валлийски. А это ведь энглийская страна!
– Его дети будут говорить на нашем языке, – возразил я.
– К черту его детей! Они вырастут язычниками!
На некоторое время я оставил эту реплику без ответа, наблюдая за расхаживающим Этельстаном. Во многом он был прав. Нортумбрия редко распространяла свою власть на Камбрию, хотя та и считалась частью королевства, а норманны, чувствуя эту слабость, высаживались на берегах Камбрии и строили усадьбы в долинах. Дани Эофервику они не платили, и лишь мощные бурги по мерсийской границе не позволяли викингам осуществлять набеги на земли Этельстана. И не только норманны чувствовали беззащитность Камбрии. Страт-Клота, расположенная к северу от нее, давно мечтала прибрать эту область к рукам, как и Константин.
И Этельстан тоже.
– Если ты ненавидишь норманнов и хочешь, чтобы Камбрия была энглийской, то зачем оставил Гутфрита королем в Эофервике?
– Ты его не любишь.
– Он негодяй.
Этельстан кивнул, потом снова сел, развернувшись ко мне лицом:
– Главный мой долг – это не убивать норманнов, хотя, видит Бог, я перебил бы всех до единого, будь на то Его святая воля. Мой главный долг – обращать их в истинную веру. – Он помедлил, давая мне возможность что-то сказать, но я промолчал, и король продолжил: – Мой дед учил меня, что рабы Божьи – это не сакс, не норманн, не англ, не дан, но все те, кто объединился во Христе. Посмотри на Ингильмундра: прежде норманн и язычник, ныне он христианин и верный слуга своего государя.
– И который встречался с Анлафом Гутфритсоном на острове Мён, – заявил я резко.
– По моему приказу, – тут же парировал Этельстан. – А почему нет? Я послал Ингильмундра к Анлафу с предупреждением, что, если он не перестанет алчно поглядывать на этот участок нашего острова, я сниму с него шкуру и пущу ее себе на седло. Полагаю, это было весьма своевременное предупреждение, ведь Анлаф, как мне известно, давно облизывается на Камбрию.
– Как и все остальные, – вставил я. – Включая тебя, государь.
– Но если язычники Камбрии обратятся, – продолжил Этельстан, – они будут сражаться за своего христианского короля, а не за какого-то языческого искателя приключений из Ирландии. Да, Гутфрит негодяй, но через него вершится милость Божья! Он дал согласие окреститься. Разрешил мне возводить бурги в Камбрии, ставить в них мои гарнизоны. В этих крепостях найдут приют храбрые священники, что примутся проповедовать необращенным. Он согласился, что Камбрией будут править два саксонских олдермена, Годрик и Альфгар, а их войска станут защищать наших проповедников. Язычники прислушаются к Гутфриту: он один из них, говорит на их языке. Я предупредил его, что если он хочет остаться королем, то должен отдать мне христианскую Камбрию. И только подумай, что случится, если Гутфрит умрет.
– Женщины вздохнут с облегчением.
Этельстан не удостоил мои слова вниманием.
– Пусть этот род правит в Ирландии, они верят, что их судьба – повелевать одновременно Дифлином и Эофервиком. Если Гутфрит умрет, Анлаф попробует захватить Нортумбрию. Заявит, что она принадлежит ему по праву наследия. Лучше уж терпеть пьяного дурака, чем сражаться с талантливым полководцем.
Я мрачно посмотрел на него:
– Почему просто не убить Гутфрита и не объявить себя королем? Почему не сказать, что Нортумбрии нет больше, что теперь это все Инглаланд?
– Потому что я уже король здесь, потому что это… – Этельстан топнул ногой по дерну, – уже Инглаланд! Гутфрит принес мне присягу, я его повелитель. Но если я избавлюсь от него сейчас, то навлеку на себя месть его ирландской семейки. А я подозреваю, что, как только ирландские норманны нападут с запада, Константин ударит с востока. Потом норманны Камбрии и даны всей Нортумбрии могут не устоять перед соблазном и примкнут к захватчикам. Даже валлийцы! Вопреки обещаниям Хивела. Они все нас ненавидят! Мы для них сайсы, они боятся нашей силы и хотят нас ослабить, а война со всеми нашими врагами будет куда более жестокой чем те, что вел даже мой дед. Не хочу, чтобы такое случилось. Мое намерение – утвердить в Нортумбрии порядок. Хватит с меня хаоса и кровопролития! Сохраняя на престоле Гутфрита и держа его на коротком поводке, я смогу превратить северных язычников в законопослушный христианский народ и убедить наших врагов, что Нортумбрия не место для амбициозных парней. Мне нужен мирный, процветающий христианский остров.
– Под началом у Инглаланда, – язвительно заметил я.
– Я думал, ты обрадуешься.
Я рассмеялся, хоть и не очень весело, и Этельстан, возвращаясь к нам, услышал.
– Лорд Утред, ты в хорошем настроении.
– Как всегда в твоем обществе, государь, – процедил я.
– Финан, старый друг! И ты тут? Как поживаешь? – Ответа Этельстан дожидаться не стал. – Едем на север! Лорд Утред, составишь мне компанию?
Мы переправились вброд через Эмотум и погнали коней по влажному дерну на север, вдоль прямой римской дороги. Едва покинув лагерь, Этельстан подозвал слугу и передал ему сокола.
– Птице не нравится летать в сырую погоду, – пояснил он, но я догадывался, что у него с самого начала не было намерения охотиться.
К нам присоединились другие всадники, все в алых плащах, кольчугах, шлемах, вооруженные щитами и тяжелыми копьями. Часть из них развернулась цепью перед нами, создав широкий кордон вокруг короля, ведущего меня вверх по склону к поросшим травой древним земляным стенам, образующим грубый квадрат. В одном углу виднелась невысокая каменная кладка, старые камни густо покрывали мох и лишайник.
– Видимо, римский лагерь, – пояснил Этельстан, когда мы спешились. – Пойдем со мной.
Его облаченные в алые плащи защитники окружили древний лагерь, но дальше по мокрой траве среди осевших валов пошли только он и я.
– Что сказал тебе Хивел прошлой ночью? – Этельстан не тратил время на дипломатию.
Меня такая прямота удивила, но я дал честный ответ, наверняка приятный ему.
– Он сказал, что намерен хранить заключенный с тобой мир.
– Так и будет. – Король помедлил и слегка нахмурился. – По крайней мере, я так считаю.
– Государь, ты сурово обошелся с ним.
– Сурово? – В его голосе прозвучало удивление.
– Хивел упомянул, что платит тебе двадцать четыре фунта золота, триста фунтов серебра и десять тысяч голов скота в год.
– Так и есть.
– Неужели христианский король не может заключить мир, не назначив за него цену?
– Это не цена, – возразил Этельстан. – Наш остров под угрозой. Норманны наводняют Ирландское море, их флоты мчатся с северным ветром, их воины жаждут нашей земли. Уэльс – маленькая страна, страна уязвимая, и ее берега уже подвергались нападениям. Эти деньги, лорд Утред, – плата за копья, призванные оборонять эти берега.
– Твои копья?
– А чьи же еще? Хивел разве тебе не сказал? Если на его землю нападут, мы придем на ее защиту. Я заключил христианский мир, союз христианских народов против языческого севера, а война стоит денег.
– Твой мир подразумевает, что слабый платит сильному. Почему бы тебе не дать Хивелу денег, чтобы тот смог создать крепкую армию?
Этельстан словно пропустил этот вопрос мимо ушей. Он шагал, нахмурившись.
– Мы на острове, и нападение на одно христианское королевство означает нападение на все. Нужен предводитель, и Бог распорядился так, чтобы наше государство оказалось самым большим, самым сильным, поэтому именно нам суждено руководить обороной против любого язычника, который придет разорять наш остров.
– Выходит, если норманны высадятся в Северной Альбе, ты пойдешь на них войной? – высказал предположение я.
– Если Константину не удастся самому справиться с ними, то конечно!
– Значит, Хивел и Константин платят за свою собственную защиту?
– А почему им этого не делать?
– Они об этом не просили, – резко возразил я. – Ты принудил их.
– Потому что им не хватает дальновидности. Этот мирный договор я заключаю ради их собственного блага. – Этельстан подвел меня к невысокой каменной стене, на которую сел и пригласил меня присесть рядом. – Со временем они поймут это.
Он помедлил, как бы ожидая ответа, но, когда я промолчал, пришел в возбуждение.
– Как думаешь, почему я устроил это собрание в Бургеме?
– Понятия не имею.
– Это Камбрия! – Он взмахнул рукой, сверкнув драгоценными камнями перстней. – Это саксонская земля, наша земля. Ее захватили наши предки, и долгие века наш народ возделывал ее. Здесь есть церкви и монастыри, дороги и рынки, но во всей Британии не найти более беззаконного места! Сколько норманнов обосновалось в этих краях? Сколько данов? Овейн Страт-Клотский претендует на нее, Константин имел даже наглость назначить ей правителя! Но что это за страна? Эта страна – Нортумбрия! – Последние три слова он произнес с нажимом, каждый раз ударяя по камню, на котором сидел. – И что предприняла Нортумбрия, чтобы изгнать захватчиков? Ничего! Ничего! Ничего!
– Я потерял хороших парней, когда бил Скёлля Гриммарсона под Хеабургом, – яростно возразил я. – И тогда ни Мерсия, ни Уэссекс мне не помогли! Быть может, потому, что я не заплатил им?
– Ну же! – постарался успокоить меня Этельстан. – Никто не сомневается в твоей храбрости. Никто не оспаривает, скольким мы тебе обязаны. Если честно, я пришел сюда, чтобы уплатить причитающийся тебе долг.
– Вторгнувшись в Нортумбрию? – Я все еще сердился. – Это то, чего ты поклялся не делать, пока я жив!
– А ты дал клятву убить Этельхельма Младшего, – негромко произнес он. – И не сделал этого. Его убили другие люди.
Я уставился на него. Его слова не грешили против истины, но все равно были возмутительными. Этельхельм умер, потому что я разбил его войско, сразил его поединщика и обратил в бегство его воинов. Этельстан помогал, конечно, но он смог принять участие в той битве только потому, что я открыл и удерживал для него ворота Крепелгейт в Лундене.
– Клятва за клятву, – по-прежнему спокойно сказал он, но с твердой властностью в голосе. – Ты поклялся убить человека, но не убил, поэтому клятва нарушена. – Этельстан вскинул руку, предупреждая мои возражения. – И еще установлено, что клятва, данная язычнику, не имеет силы. Только обещания, произнесенные во имя Христа и Его святых связывают нас. – Он снова вскинул руку. – Но я все равно намерен уплатить свой долг.
Один человек, даже владетель Беббанбурга, не в силах сражаться с армиями трех королевств. Я чувствовал себя преданным. Я и был предан, но сумел проглотить свой гнев.
– Ну так плати, – согласился я.
– Минуточку, лорд. Минуточку. – Король встал и принялся расхаживать по узкому пространству между развалинами стен. – Камбрия живет без закона, ты согласен?
– Согласен.
– И она часть Нортумбрии, не так ли?
– Так.
– А Нортумбрия – это энглийское королевство, да?
Мне еще никак не удавалось привыкнуть к этому слову, как и к названию Инглаланд. Были такие, кто использовал слово Саксонланд, но западные саксы, объединявшие всех говорящих на энглийском языке, предпочитали Инглаланд. Это подразумевало не одних только саксов, но также англов и ютов. Теперь мы стали не саксами и не англами, а энглийцами.
– Нортумбрия – энглийская земля, – признал я.
– Однако в наши дни в Камбрии больше людей, говорящих на северных языках, чем на нашем!
Я помялся, потом пожал плечами:
– Да, таких немало.
– Три дня назад я поехал поохотиться с соколами и остановился поболтать с лесничим. Он говорил на норманнском наречии! Я бы с равным успехом мог пытаться изъясняться с ним по-валлийски. А это ведь энглийская страна!
– Его дети будут говорить на нашем языке, – возразил я.
– К черту его детей! Они вырастут язычниками!
На некоторое время я оставил эту реплику без ответа, наблюдая за расхаживающим Этельстаном. Во многом он был прав. Нортумбрия редко распространяла свою власть на Камбрию, хотя та и считалась частью королевства, а норманны, чувствуя эту слабость, высаживались на берегах Камбрии и строили усадьбы в долинах. Дани Эофервику они не платили, и лишь мощные бурги по мерсийской границе не позволяли викингам осуществлять набеги на земли Этельстана. И не только норманны чувствовали беззащитность Камбрии. Страт-Клота, расположенная к северу от нее, давно мечтала прибрать эту область к рукам, как и Константин.
И Этельстан тоже.
– Если ты ненавидишь норманнов и хочешь, чтобы Камбрия была энглийской, то зачем оставил Гутфрита королем в Эофервике?
– Ты его не любишь.
– Он негодяй.
Этельстан кивнул, потом снова сел, развернувшись ко мне лицом:
– Главный мой долг – это не убивать норманнов, хотя, видит Бог, я перебил бы всех до единого, будь на то Его святая воля. Мой главный долг – обращать их в истинную веру. – Он помедлил, давая мне возможность что-то сказать, но я промолчал, и король продолжил: – Мой дед учил меня, что рабы Божьи – это не сакс, не норманн, не англ, не дан, но все те, кто объединился во Христе. Посмотри на Ингильмундра: прежде норманн и язычник, ныне он христианин и верный слуга своего государя.
– И который встречался с Анлафом Гутфритсоном на острове Мён, – заявил я резко.
– По моему приказу, – тут же парировал Этельстан. – А почему нет? Я послал Ингильмундра к Анлафу с предупреждением, что, если он не перестанет алчно поглядывать на этот участок нашего острова, я сниму с него шкуру и пущу ее себе на седло. Полагаю, это было весьма своевременное предупреждение, ведь Анлаф, как мне известно, давно облизывается на Камбрию.
– Как и все остальные, – вставил я. – Включая тебя, государь.
– Но если язычники Камбрии обратятся, – продолжил Этельстан, – они будут сражаться за своего христианского короля, а не за какого-то языческого искателя приключений из Ирландии. Да, Гутфрит негодяй, но через него вершится милость Божья! Он дал согласие окреститься. Разрешил мне возводить бурги в Камбрии, ставить в них мои гарнизоны. В этих крепостях найдут приют храбрые священники, что примутся проповедовать необращенным. Он согласился, что Камбрией будут править два саксонских олдермена, Годрик и Альфгар, а их войска станут защищать наших проповедников. Язычники прислушаются к Гутфриту: он один из них, говорит на их языке. Я предупредил его, что если он хочет остаться королем, то должен отдать мне христианскую Камбрию. И только подумай, что случится, если Гутфрит умрет.
– Женщины вздохнут с облегчением.
Этельстан не удостоил мои слова вниманием.
– Пусть этот род правит в Ирландии, они верят, что их судьба – повелевать одновременно Дифлином и Эофервиком. Если Гутфрит умрет, Анлаф попробует захватить Нортумбрию. Заявит, что она принадлежит ему по праву наследия. Лучше уж терпеть пьяного дурака, чем сражаться с талантливым полководцем.
Я мрачно посмотрел на него:
– Почему просто не убить Гутфрита и не объявить себя королем? Почему не сказать, что Нортумбрии нет больше, что теперь это все Инглаланд?
– Потому что я уже король здесь, потому что это… – Этельстан топнул ногой по дерну, – уже Инглаланд! Гутфрит принес мне присягу, я его повелитель. Но если я избавлюсь от него сейчас, то навлеку на себя месть его ирландской семейки. А я подозреваю, что, как только ирландские норманны нападут с запада, Константин ударит с востока. Потом норманны Камбрии и даны всей Нортумбрии могут не устоять перед соблазном и примкнут к захватчикам. Даже валлийцы! Вопреки обещаниям Хивела. Они все нас ненавидят! Мы для них сайсы, они боятся нашей силы и хотят нас ослабить, а война со всеми нашими врагами будет куда более жестокой чем те, что вел даже мой дед. Не хочу, чтобы такое случилось. Мое намерение – утвердить в Нортумбрии порядок. Хватит с меня хаоса и кровопролития! Сохраняя на престоле Гутфрита и держа его на коротком поводке, я смогу превратить северных язычников в законопослушный христианский народ и убедить наших врагов, что Нортумбрия не место для амбициозных парней. Мне нужен мирный, процветающий христианский остров.
– Под началом у Инглаланда, – язвительно заметил я.