Потому что ты мой

– Ну ты просто вообще!

Ли схватила ключи от машины, хлопнула входной дверью и плюхнулась на водительское сиденье своего автомобиля.





27

Ноа




Ноа подъехал к школе в семь тридцать. Сегодня он собирался взять полдня, чтобы успеть слетать в Филадельфию. Поправив галстук, он осмотрел зубы – не застряла ли между ними капуста из утреннего смузи? Он работал в школе «Мьюзик сити» с окончания магистратуры и уже начал подумывать о собственной практике, собираясь полный день посвятить обслуживанию клиентов на дому, поскольку знал, что способен организовать свое время и заниматься эрготерапией вне рамок столь жесткого учебного плана.

Ноа помахал многочисленным учителям в коридоре и проскользнул в свой спортзал. До начала первого урока он уже проверил электронную почту и сообщения в телефоне. Родители написали, что ждут его сегодня на ужин. Завтра брату исполнялось двадцать три, и Ноа, чтобы сделать ему сюрприз, добыл билеты на шоу SNL[4]. Уайатт никогда не бывал ни в Нью-Йорке, ни вживую на таких представлениях, а «Субботнюю ночь» любил с детства.

Ноа уже давно не наведывался в Филадельфию. Раньше он летал к родным чуть ли не каждые выходные, но в последнее время жизнь – и работа – постоянно мешали.

Он легко расправился с утренними делами и, выехав сразу после ланча, к сумеркам припарковал арендованную машину в гараже родительского дома.

Когда он последний раз навещал родных? На Рождество?

Поднявшись на лифте наверх, Ноа постучал в дверь и стал ждать, пока мать откроет.

Время ее не пощадило. Под глазами пролегла сеть морщин, лицо обвисло, плечи под шалью сгорбились. Она словно стала меньше, седые волосы потянулись к нему, как наэлектризованные. Сжимая в кулаке заколки, как цветочные стебли, мать торопливо подобрала выбившиеся из низкого пучка прядки. Из-за ее спины вышел отец, высокий, но начавший раздаваться вширь, и заключил Ноа в объятия.

– Наконец-то наш сын приехал домой.

– Рад встрече, папа.

– Мы тоже.

Ноа уловил запах «Гамбургер Хелпер», излюбленной еды их детства, от которой Уайатт не желал отказываться даже на втором десятке. Ноа перешел в кухню, и у него защемило сердце: на плите булькала кастрюля – та же самая, в которой мать готовила тридцать с лишним лет.

– Как тебе в Нашвилле?

– Хорошо. Весь в делах.

– Что ж, рад за тебя.

Отец протянул Ноа пиво.

– Вообще-то я подумываю уйти на вольные хлеба. Начать частную практику.

– Зачем? – Мать взяла деревянную ложку и подняла крышку кастрюли. – В школе тебя обожают.

– Да, но там слишком много писанины. – Он сделал большой глоток. – Работа на себя выигрышнее в плане денег и свободы.

– А как же социальные гарантии? Пенсия?

– Делай, как считаешь нужным. – Отец снял очки, посмотрел сквозь них на свет, а затем протер линзы подолом рубахи. – Все как-нибудь да устаканится.

– Где Уайатт?

Ноа не терпелось увидеть брата. Он думал, тот встретит у двери, но, увы, родители, видно, не предупредили его о приезде.

– Переодевается. – Отец бросил взгляд на часы. – Уже скоро полчаса как.

Ноа отхлебнул еще пива и встал.

– Я за ним схожу.

Он прошел по застланному ковровой дорожкой коридору и постучал в первую дверь справа. Ее покрывали стикеры, и Ноа пробежал взглядом по названиям групп и забавным цитатам, которые брат клеил здесь годами.

– Кто там?

– Ноа.

Послышался пронзительный вопль, и дверь распахнулась. Не важно, сколько времени прошло с последнего визита в родительский дом, Ноа по-прежнему видел в брате ребенка. Белокожий веснушчатый блондин, тот разительно отличался от него самого, смуглого и темноволосого, но зеленые глаза обоих выдавали родство.

Улыбаясь до ушей, Уайатт обменялся с братом их секретным рукопожатием. Обнимать не стал. Никогда не обнимался.


– Как дела?

– Хорошо. У меня сейчас все прекрасно. А ты как в этот чудесный день? – Уайатт смотрел в пол и переминался с ноги на ногу.

– Отлично. Рад тебя видеть. Останешься с нами поесть? – спросил Ноа.

– А что именно?

– «Гамбургер Хелпер».

– Тогда да. Да, да и еще раз да!

Уайатт прошел к гостиной, ухитрившись по пути вписаться бедром в фортепиано. Он всегда был неуклюжим, а после того, как упал с лестницы и сломал ногу, стал еще более неловким. Кости срослись неправильно, и он зачастую волочил ногу, точно хромой.

Родители о чем-то тихонько шептались, стоя спиной к плите.

Ноа прокашлялся. Отец обернулся первым и просиял улыбкой.

– Ну что, Уайатт, рад видеть старшего брата?

– «Рад» слабо сказано. – Он повернулся к Ноа: – Ты надолго?

– Могу остаться на несколько дней, – сказал Ноа, задумчиво почесав подбородок. Потом добавил: – Ведь, если правильно помню, кое у кого день рождения.

Уайатт с улыбкой ткнул себя в грудь пальцем:

– Вот у этого парня.

Они прошли на привычные места за столом. Мать положила Ноа макароны с мясом. Поблагодарив и прожевав полный рот этой жирной пищи, он присоединился к разговору о погоде, политике и недавней стрельбе в нью-йоркской школе.

Уайатт жадно слушал, забрасывая брата вопросами. Брат любил длинные обстоятельные истории, так что Ноа углубился в подробности и посвятил родных в то, чем не делился в скайпе. В то, что лишь вскользь упоминал в письмах. Рассказал, как прошлым летом ездил на Гаити – Уайатт уже знал эту историю, но все равно захотел послушать – и строил дома под безжалостно палящим солнцем, как помогал проводить чистую воду в африканские деревушки, и о прививках, которые пришлось сделать перед поездкой. (Уайатта иглы заворожили.) Описал, как проводил выходные с детьми вроде Уайатта, страдавшего дисфункцией сенсорной интеграции, и с теми, у кого был синдром Дауна или церебральный паралич. Перечислил благотворительные забеги, в которых участвовал за последний год, коллекционируя майки лидера, будто медали. Поделился тем, как победил в чемпионате по триатлону на Гавайях. Как взошел на Килиманджаро. Как нырял с аквалангом у Большого Барьерного рифа. Как пристрастился к спортивному скалолазанию.

Опустил он лишь то, почему именно всем этим занимался. Не упомянул, что многочисленные интересы помогали отвлечься, занять время. Что, разлученный с младшим братом, он искал отдушины. Потратив столько лет на карьеру, он не мог просто так все бросить и переехать к нему… не сейчас.

Ноа всегда хотел быть опорой для Уайатта, заботиться о брате так же, как о своих учениках, но незадолго до начала первого года в университете родители уехали из Нашвилла. Только Ноа получил стипендию в «Вандербильде», как отец, будто нарочно, принял предложение работы из Филадельфии. Подавать документы в другое учебное заведение было слишком поздно. Ноа оказался перед тяжелым выбором: переезд с семьей или образование, и в конечном счете предпочел карьеру.

Он так и не простил мать с отцом за то неожиданное решение. Все попытки оставить Уайатта в Нашвилле ни к чему не привели: разница в возрасте оказалась непреодолимым препятствием. Уайатт был тогда просто ребенком, и родители живо напомнили, что Ноа ему лишь брат. Растить и воспитывать младшенького их забота.

Во время ужина Уайатт задавал бесконечные вопросы, и в конце концов родители, не выдержав, отправились спать. Ноа упивался его пылким любопытством. Ради этого, собственно, он и приехал. Общество родителей его не интересовало, он просто хотел провести время с братом.





28

Ноа




Ноа беспокойно спал на раскладном диване. Сквозь окна дешевой квартирки проникали звуки города: гудки машин, вой автосигнализации, сирены «Скорой помощи», голоса бомжей. Он так и не понял, зачем родители переехали в такое шумное место, но мать уверяла, что Уайатту здесь нравится. Даже спустя годы в это верилось с трудом.

В кухне раздались шаги. Ноа сел в кровати. Плечо побаливало после неудобной позы. Он пробежался пятерней по волосам, одернул футболку и босиком прошлепал в кухню.

– Доброе утро, мама.

– Извини. Я тебя разбудила?

– Не волнуйся, все равно валялся без сна.

Она вытрясла в кофемолку зерен. Ноа услужливо наполнил бак и щелкнул кнопкой, после чего оба стали ждать, пока вода закипит и накапает в кружку. Когда-то полная жизненных сил мать казалась такой хрупкой, одряхлевшей.

– Что на сегодня заготовлено для именинника?

– Ну… – Мать вынула из шкафа две кружки. – Обычно мы берем его в «Молодежную христианскую организацию», потому что у них в клубе можно поплавать. Уайатт полюбил плавание. Я тебе не говорила? – Она устало повернулась, и Ноа забрал кружки у нее из рук. – Там за ним приглядывает чудесный тренер, ее зовут Хизер. Мне кажется, мальчик в нее влюблен, если тебе интересно мое мнение. Так или иначе, бассейн пошел на пользу его ноге. А потом мы обычно идем в библиотеку, в кино или возвращаемся домой. – Наполнив кружку, мать пододвинула ее к Ноа через стол. – Переизбыток впечатлений ему вреден, сам знаешь…

Отмахнувшись от укола разочарования, Ноа стал пить кофе. Родители обращались с Уайаттом осторожно, как с фарфоровой статуэткой. Брату же шли на пользу порядок, физическая активность, постоянство и определенная социализация. Ноа постоянно предлагал родителям сделать то или другое, записывал брата к специалистам, рекомендовал для него такой же план работы, как для своих учеников, но родители пропускали все мимо ушей.

Увы, Ноа не жил в Филадельфии, а значит, не мог больше советовать, как лучше. Потягивая кофе, он с горькой иронией подумал о том, с какой бережностью подходил к своим ученикам, расписывая работу с ними с учетом мельчайших личных особенностей. Меж тем самый важный для него человек, будто птица в клетке, прозябал в этом перенаселенном городе, в этой тесной квартирке.

– Мам, нужно расширить круг его занятий. Важно, чтобы Уайатт все время пробовал что-то новое, иначе закоснеет.

Пальцы матери сжали яйцо с такой силой, что казалось, скорлупа вот-вот треснет.