Потерянный ребенок

– Почитаешь мне дневник Гарриет? – попросила Сесилия. – Я бы с удовольствием снова услышала голос своей подруги.

Ребекка вышла в коридор и попросила у Айрис книжку в красном кожаном переплете. Вернувшись, она открыла ее в самом начале, села и, держа мать за руку, начала читать.





Эпилог




Июль 2015 года

Ребекка Уотерхаус поплотнее укуталась в теплый шерстяной кардиган, глубоко вздохнула и медленно пошла в сторону пещеры у бухты Уиттеринг.

Несмотря на то что стоял теплый июньский день, солнечные лучи не проникали внутрь, и она оказалась одна в сырости и холоде пещеры, где шестьдесят восемь лет назад мать оставила ее новорожденной.

Когда ее глаза привыкли к темноте, Ребекка осмотрелась и провела рукой по скользкому камню. Всего час назад, пока не начался отлив, пещера была заполнена водой. Она перевела дыхание и пошла вглубь, старательно обходя ямы с морской водой, и вскоре оказалась у маленькой ниши, покрытой водорослями, в дальней стене пещеры.

Гул летних пробок и голоса играющих на пляже детей исчезли, сменившись слабым эхом ее собственного младенческого крика. Ребекка представила, как Сесилия кладет ее в нишу, отворачивается и идет навстречу ледяному серому морю сквозь густой туман.

– Мама? – в пещере раздался голос Айрис, несколько раз отразившийся от стенок. – Я тебя везде ищу. Ты в порядке?

Ребекка с трудом очнулась и повернула голову. Возле самого входа стояла ее младшая дочь, и ее прекрасный силуэт с уже округлившимся животом ярко освещало солнце.

– Все хорошо, родная, спасибо, – сказала Ребекка после затянувшегося молчания и в последний раз взглянула в сторону ложбины, прежде чем повторить путь своей матери и выйти навстречу июньскому солнцу из темноты.

– Мне сегодня в полдень на УЗИ, поэтому я ненадолго, – сказала Айрис, положив ладонь матери на плечо. – С тобой точно все в порядке?

– Нет, поезжай, все хорошо. Я тебя провожу. Ты точно не хочешь, чтобы я пошла с тобой?

– Нет, просто хочу поскорее с этим расправиться. Хотя сегодня утром она толкалась, может, на этот раз…

Ребекка обняла лицо дочери ладонями и поцеловала ее в лоб:

– С ней все будет хорошо.

Айрис кивнула.

– Мне просто немного грустно, что я так сильно тревожусь и даже не могу насладиться моментом.

– Знаю. – Ребекка взяла дочь под руку, и они пошли вдоль моря к ступенькам, ведущим к стоянке.



Ребекка была благодарна дочери за то, что та не пыталась нарушить затянувшееся молчание, пока они шли по золотому песку. Когда они проходили мимо утеса, Ребекка подняла глаза на «Сивью» и вспомнила, как в детстве они с Харви со всех ног бежали вниз к морю, а Гарриет шла позади, держа корзинку с едой для пикника.

Но с тех пор, как она встретилась той ночью с Сесилией и открыла для себя правду, бухта, которую она так хорошо знала всю свою жизнь, казалась ей чужой – словно она была подругой, которая когда-то давно утаила от Ребекки страшный секрет и которую она теперь пыталась простить.

– Мам, я хотела тебе кое-что сказать. Надеюсь, ты не будешь против. – Айрис продолжала идти, сосредоточившись на какой-то точке впереди, которая будто бы давала ей силы продолжить. – Джесси попросила меня переехать к ней на неделю, когда они с Элизабет вернутся домой из отделения. Адама несколько дней не будет из-за работы, и она боится оставаться одна.

– Как я могу быть против? – удивилась Ребекка, чувствуя, как ее сердце замирает от радости. – Это же чудесно. Я так рада, что вы проводите столько времени вместе.

В морской воде под ногами отражались их искаженные силуэты. Айрис накрыла ладонью руку матери.

– Но я знаю, что ты хочешь видеть Джесси почаще, – продолжила Айрис. – Не хочу, чтобы тебе было обидно.

– Мне не обидно, на подобное нужно время. – Ребекка сжала ее ладонь. – Харви очень старается вести себя дружелюбно, и я просто рада, что все мы наконец разговариваем друг с другом.

Она улыбнулась дочери. Айрис была вся в отца: ее доброе сердце, умение прощать. Джесси же была больше похожа на нее: они цеплялись за прошлое, держались за него до самого конца и все равно не могли отпустить.

– Она очень благодарна тебе за все, что ты сделала для Элизабет, просто ей все еще нелегко приходится из-за ее тревожности. Она правда любит тебя, мам, – отметила Айрис и смахнула слезу.

– Знаю, родная. Джесси правда старается изо всех сил. Ей пришлось пережить очень многое, но мы справимся. Мне очень приятно, что ты помогаешь строить между нами мосты. Пожалуйста, не беспокойся обо мне, я правда в порядке, дорогая. Тебе нужно думать о себе, Айрис, и о своем ребенке. Напишешь мне после УЗИ?

Айрис кивнула, и они стали медленно подниматься по ступенькам, а за их спинами с моря дул сильный ветер.

– Я получила ответ от детектив-инспектора Галт, – призналась Ребекка, охотно меняя тему. – Ей подтвердили, что расследования по поводу моих действий в ту ночь не будет.

– Это отличные новости, мама, – сказала Айрис и приобняла ее.

– Должна признаться, я была немного удивлена. Мне казалось, что я понесу хоть какую-то ответственность за убийство собственного отца, но, по всей видимости, прошло столько времени, что их это уже не волнует. Нет ни свидетелей, ни улик – только мое признание, а этого недостаточно. Они вложили его в дело, но мне даже выговора не досталось.


– А ты была в «Сивью» после той ночи, мам? – спросила Айрис, когда они, запыхавшись, поднялись на последнюю ступеньку и оказались рядом с парковкой.

– Нет, думаю, это было бы слишком, – покачала Ребекка головой.

– Я могу пойти с тобой, если захочешь, – предложила Айрис.

Ребекка сжала ее руку.

– Знаю, родная. Но, думаю, я просто больше не хочу возвращаться к призракам прошлого.

– Мне кажется, порой в домах накапливается слишком много воспоминаний, – усмехнулась Айрис и помахала рукой Марку, который стоял, облокотившись на багажник машины, и показывал ей на часы.

– Значит, сделка по продаже прошла успешно? – спросила Ребекка.

– Ага. Похоже, цепляться всеми силами за прошлое, которому ты даже не нужна, это не самая лучшая мысль. До сих пор не могу привыкнуть к тому, что со мной теперь человек, который по-настоящему меня любит… Который не разочаруется во мне, даже если мы потеряем ребенка. – Айрис неуверенно замолчала, но Ребекка улыбнулась и понимающе ей кивнула, и она продолжила: – Наверное, я просто рада, что Джесси теперь снова часть нашей жизни и что можно наконец говорить о том, что с тобой тогда приключилось. Никаких больше секретов, которые только портят жизнь и забирают драгоценное время. Но, конечно, тебе пришлось нелегко.



– Даже не знаю. Приятно, что эта история закончилась, но, если честно, я до сих пор не могу понять, почему Гарриет так много скрывала от меня. Кто знает, может, она хотела обо всем мне рассказать, но мы просто не успели друг с другом попрощаться?

– Что ж, все ответы здесь. Я уже упоминала об этом, но мне кажется, что тебе правда стоит прочитать ее последнюю запись. – Айрис покопалась в сумке и достала из нее маленький красный дневник.

– Спасибо, что проследила за ним, – сказала Ребекка, осторожно взяв книгу в руки. – Раньше память об этом была слишком острой, но теперь, наверное, я смогу с этим справиться.

– Уверена, он поможет тебе во всем разобраться, – сказала Айрис, кивая Марку, который открыл дверь и сел за руль. – Мне пора. Я позвоню попозже.

Ребекка кивнула и крепко обняла дочь на прощание.

– Буду молиться за тебя, родная. Все будет хорошо.

– Я знаю, – согласилась Айрис и медленно пошла к машине.

Ребекка посмотрела вниз на детей, которые бежали по песку навстречу теплому бирюзовому морю – тому самому, что отняло у нее Сесилию в ту судьбоносную ночь. Она развернулась и пошла по тропинке к коттеджу «Сивью», вспоминая, как в пять лет любила бегать здесь в своих любимых красных кожаных сандалиях.

Прошло уже почти пятьдесят пять лет с тех пор, как она в последний раз шла по этой вымощенной булыжником и покрытой песком тропинке, которая соединяла ферму с домом, в котором она провела первые тринадцать лет своей жизни. До сих пор Ребекка помнила каждую кочку и каждый камешек так хорошо, что могла бы пройти здесь с закрытыми глазами.

Подойдя к «Сивью», Ребекка села на крыльцо, положила дневник Гарриет себе на колени и сделала глубокий вдох. Медленно раскрыв его на последних страницах, она начала читать.

«Сегодня Джейкоб возвращается домой из лечебницы. Я уже чувствую, как сильно успела измениться атмосфера, царящая в нашем домике. Я беспокойно хожу по комнатам и наполняю дом своим страхом.

Как это грешно с моей стороны – бояться возвращения собственного мужа, которого я так люблю, который пережил такое, что не под силу вынести ни одному человеку. Я постоянно вспоминаю тот день на вокзале, когда Джейкоб вернулся с побережья Нормандии и я ждала поезд с солдатами на заполненной людьми платформе.

Воздух был будто бы наэлектризован криками толпы, которая радостно приветствовала прибывающий поезд. Из каждого окна высовывались солдаты, большинство из них были в повязках. Никогда не забуду той громовой тишины, которая наступила, когда на перрон стали выгружать носилки с тяжело раненными солдатами с обрубками вместо рук или ног. Носильщики начали выкрикивать «с дороги!», а родственники толпились вокруг, отчаянно разыскивая своих отцов, сыновей и братьев.

Женщина с маленьким ребенком, стоявшая рядом со мной, бросилась к мужчине, лицо которого было покрыто чудовищными шрамами. У него не было ноги, и он ковылял ей навстречу на костылях. Маленький голубоглазый мальчик у нее на руках закричал от ужаса, впервые увидев своего отца. Толпу захватил такой шквал эмоций, что было просто невозможно не заплакать. Я постаралась сосредоточиться на поисках Джейкоба, но его нигде не было видно. Я успела оббежать всю платформу, когда он наконец вышел на перрон, бледный, худой, ослепший от солнечного света, словно он только что поднялся из самых глубин ада. Когда наши взгляды встретились, он заплакал навзрыд, будто радость этого дня была для него слишком тяжела.

Я подбежала к нему и обняла его, не в силах отделаться от чувства, что ничего еще не было кончено, – отчего-то мне казалось, что впереди грядет еще очень многое. Поезд покинул станцию, и радость покинула меня вместе с ним. Я поняла, что мы больше никогда не будем прежними. Война в Европе была окончена, однако наша лишь только начиналась.

Я пишу эти строки, сидя в кресле-качалке на балконе спальни и наблюдая за тем, как над бухтой Уиттеринг всходит солнце. Это невероятное зрелище. На моей кровати спит маленькая Ребекка, и я молюсь о том, чтобы у нее хватило сил пережить грядущие перемены. Это мой крест, и нести его мне. Мои собственные страдания мне безразличны, потому что у меня есть самое чудесное, о чем я только могла мечтать, – моя красавица Ребекка. Но меня мучает ужасающе сильное чувство вины, как будто она должна пострадать за мои грехи. Я могу лишь надеяться, что если воспитаю ее здесь, в Сивью, как того хотела бы Сесилия, то она сможет пережить надвигающийся шторм. Все, что будет в моих силах, я сделаю, чтобы уберечь ее и вырастить ее счастливой и любимой.

Надеюсь, она простит меня, если однажды правда ей откроется. Я любила Сесилию. Я хотела лишь спасти Ребекку, как она спасла меня. Пусть она не моя плоть и кровь, но я готова пожертвовать ради нее жизнью».





Ребекка посмотрела сквозь пелену слез на солнце, садившееся в бухте Уиттеринг, и вспомнила, как она еще малышкой плыла навстречу Гарриет по волнам. В ее сумочке запищал телефон. Достав его дрожащими руками, Ребекка прочитала сообщение от Айрис.

«С Элизабет все хорошо. Она помахала ручкой! Люблю тебя, мам. Целую».





* * *





notes


Примечания