Потерянный ребенок

– Да, я знаю. С Айрис все было просто прекрасно.

Ребекка почувствовала укол обиды и прикусила губу. Многое кипело у нее в душе, но, если она хотела сегодня хоть сколько-то продвинуться, она должна была быть готова ко всему, что бы Джесси ни захотела ей высказать.

Ребекка тщательно выбрала следующие свои слова.

– Я не это имела в виду. Просто хотела сказать, что мы еще не знаем, как все обернется.

Джесси пожала плечами, и Ребекке вдруг стало стыдно. Джесси пришла к ней в трудное время. Ей нужно было не закрываться от нее, а просто выслушать все, чем Джесси хотела с ней поделиться. Она явно волновалась, и это не могло не тревожить Ребекку. Ее движения были медленными; ее тело, хотя и выглядело худым и хрупким, казалось, было для нее огромным бременем. Однако ее глаза метались из стороны в сторону, а слова были быстрыми, отрывочными, словно ее напряженный мозг не мог замедлиться даже на секунду. Теперь, когда Джесси стояла перед ней, Ребекке стало ясно, что та была совершенно подавлена.

– Прости, Джесси. Я не хочу обесценивать то, что ты чувствуешь. Я просто не хочу, чтобы ты думала о послеродовой депрессии как о чем-то неизбежном. У моей матери ее не было.

– Откуда ты знаешь?

Ребекка вздрогнула от удивления и покачала головой.

– Джесси, я бы знала, если бы у нее было что-то подобное. Мы были очень близки.

– Это не значит, что она ничего от тебя не скрывала, чтобы защитить тебя. Посмотри на себя и Айрис, – тихо сказала она.

– При чем тут я и Айрис? – осторожно спросила Ребекка.

– Вы близки, но ты не говоришь с ней о той ночи, когда умерли твои родители. У всех есть свои секреты, – ответила Джесси. – В любом случае это была не депрессия, а психоз, – при этих словах она подняла глаза и наконец встретилась с Ребеккой взглядом.

– Откуда ты это знаешь? Что тебе рассказал твой отец?

– Я знаю гораздо больше, чем ты думаешь. – Джесси продолжала смотреть так, что Ребекке стало не по себе. – Не помнишь, кто сказал, что история – это ложь, с которой все решили согласиться? Наполеон?

Ребекка стала растирать пальцами виски, пытаясь прогнать дурное предчувствие. Она жалела, что не поговорила с Айрис о звонке Джесси, хотя это и было бы как-то неправильно, словно этим она предавала доверие старшей дочери. Казалось, что она бросалась в это дело с головой, ни с кем не посоветовавшись. Все это было слишком тяжело, слишком внезапно, и у Ребекки возникло такое ощущение, как будто она держала в руках что-то невероятно хрупкое.

– Я пришла сюда, потому что хочу, чтобы мы хоть раз поговорили начистоту, мама. – Джесси выглядела так, словно вот-вот расплачется.

– Ну, мне никогда не ставили официального диагноза.

– Почему?

– Это непростой вопрос. Не знаю, нужно ли в него углубляться.

– Я знала, что все так и будет. Зря я вообще пришла. – Она встала и направилась к двери.

– Джесси, прошу тебя! – Ребекка догнала дочь и взяла ее за руку. – Я хочу помочь тебе, правда хочу. Я очень рада, что ты здесь. Но я не просто рада, я потрясена. Все это очень неожиданно. У меня не было возможности подумать.

– Ради всего святого, дело не в тебе! Мне все равно, что ты думаешь, я просто хочу, чтобы ты сказала мне, что чувствуешь… Мне просто нужно знать, что произошло, чтобы я могла хоть попытаться понять, почему ты меня бросила. Это случилось не только с тобой, это случилось и со мной тоже.

Ребекка оцепенела, не в силах произнести ни слова, не зная, что делать дальше. Сколько бы она ни пыталась показать Джесси, как сильно она ее любит, казалось, что ей никогда не было достаточно.

Ребекка взглянула на стопку черно-белых фотографий, взяла Джесси за руку и села на диван. Джесси медленно опустилась рядом с ней.

– Посмотри на эту фотографию, видишь, я улыбаюсь, но в глазах моих нет радости. Я так ясно помню, как твой папа делал эту фотографию, он сказал мне поднять тебя повыше, чтобы он мог получше тебя разглядеть. Я не знала, как найти слова, чтобы сказать ему, что мне было страшно… Я не хотела, чтобы кто-то другой держал тебя на руках, потому что очень боялась, что с тобой может что-то случиться. Я так сильно любила тебя, Джесси, что не могла уснуть от страха за тебя. И дело в том, что сейчас я чувствую себя точно так же. Я так боюсь, что скажу что-то не то, расстрою тебя, и ты уйдешь отсюда, и я больше никогда не увижу ни тебя, ни твоего ребенка.

Джесси посмотрела на Ребекку, протянула руку за фотографией и вдруг заплакала.





Глава одиннадцатая




Харви

12.00, среда, 19 ноября 2014 года

– Мы везем Харви. Скоро будем.

Детектив-инспектор Галт сидела на заднем сиденье полицейской машины вместе с Харви, который смотрел на лежавший у него на коленях лист с набросками для выступления.

У него не было ни малейшего представления о том, с чего ему начать, что ему сказать, чтобы выразить, до чего виноватым он чувствовал себя и как отчаянно он хотел бы вернуться назад во времени, чтобы остаться в больнице на ночь, чтобы задержать своих девочек… Чтобы спасти их. Каждый раз, когда он пытался подобрать нужные слова, они звучали как жалкие попытки оправдать то, что он бросил свою семью, когда она больше всего в нем нуждалась.

Полицейские, словно бандиты, рыскали какое-то время по прекрасной квартире Джесси, пытаясь отыскать малейшие намеки на то, куда она могла направиться. Затем детектив-инспектор Галт предложила Харви отдохнуть минутку и подумать над обращением к Джесси на пресс-конференции.

Он вошел в спальню Джесси и Адама, которая пахла духами его дочери. На кровати было смятое одеяло, на котором сидела Джесси, когда у нее начались схватки, в то время как он носился по квартире в безуспешных попытках найти вещи, которые ей понадобятся в больнице.


Харви закрыл за собой дверь, сел на пол у кровати и положил голову туда, где давным-давно сидела его дочь. Он представил себе, что его голова лежит у нее на коленях, а потом заговорил с дочерью – так, словно она все еще была здесь. Он рассказал ей, что никак не может перестать думать обо всех тех случаях из ее детства, когда он отчитывал ее за неприбранную комнату или оставленную в коридоре обувь, или из ее юности, когда она забывала погулять с собаками или сделать домашнее задание. Он вспомнил обо всех тех днях, которые они с Лиз проводили в бухте Уиттеринг, о поездках, от которых он отказывался, потому что терпеть не мог стоять летом в пробках, ходить по переполненному людьми пляжу и чувствовать себя лишним рядом с женой и дочерью из-за всех тех шуток, которые были понятны только им.

Он не мог избавиться от уверенности в том, что не было смысла ни в пресс-конференции, ни в поисках, ни в призывах поделиться любой информацией. Слова, которые он записал и позже собирался произнести перед всеми репортерами, казались ему бесполезными: Джесси никогда не прочтет их и не услышит их. Потому что где бы она ни была, до нее нельзя было достучаться.

Прямо как до Ребекки.

Харви смотрел в окно, когда у него зазвонил телефон. На экране высветилось: «Адам, моб.». Харви некоторое время просто смотрел на телефон, чувствуя, как внутри него горит злоба на Адама, которого не оказалось рядом с дочерью в самый нужный момент. На глазах выступили слезы, но он откашлялся и нажал на зеленую кнопку.

– Алло?

– Харви? Это я, Адам. Я сейчас иду на посадку до Хитроу. Рейс немного задерживают, но скоро должны вылететь. Есть новости?

Ни извинений, ни раскаяния. Связь была плохая, и голос Адама звучал с треском. Харви поборол желание повесить трубку.

– Нет, пока нет. Где ты был? – Харви сделал усилие, чтобы в его голосе не прозвучала вся его ярость.

– Я был за городом, связь не ловила, ваше сообщение я получил только вчера вечером.

– Ты должен был быть на связи, учитывая ее срок.

– Я добрался до аэропорта, как только смог. Так есть ли новости? В полиции сказали, что она могла сесть на поезд?

Харви сильно прикусил внутреннюю сторону щеки.

– Ну, на записи с последней камеры видно, как она идет к вокзалу. Мы скоро начнем пресс-конференцию. В полиции надеются, что это поможет найти свидетелей.

– Простите, Харви, вас плохо слышно. Объявляют мой рейс. Вы видели, как родилась моя дочурка? Она красивая?

Харви попытался найти слова:

– Очень красивая, – прошептал он, когда связь с Адамом уже прервалась.

– Как вы себя чувствуете? – заботливо поинтересовалась Галт. – Конференция не займет много времени, ответов на вопросы не будет, как только вы закончите с речью, мы выведем вас оттуда. Цель в том, чтобы помочь людям сфокусироваться на событии. Те из них, кто мог заметить что-то подозрительное, но не думает, что есть смысл звонить в полицию, – мы попытаемся достучаться именно до них. И до Джесси, конечно же.

Несмотря на то что стоял холодный ноябрьский день, в полицейской машине было невероятно жарко. Харви продолжал смотреть в окно. Люди жили своей жизнью, занимались тем же, чем могли заниматься в любой другой день – обедали, гуляли, ходили по делам. Машина остановилась на светофоре, и внимание Харви привлекла переходящая дорогу семейная пара с ребенком. Когда маленькая девочка проходила мимо их машины, она обернулась и посмотрела прямо на него. Харви заметил, что у нее большие зеленые глаза, прямо как у Джесси, и у него замерло сердце.

У детектива-инспектора Галт зазвонил телефон. Бросив взгляд на Харви, она ответила. Ее голос снова зазвучал приглушенно.

– Поняла, хорошо, держите меня в курсе. Позвоните мне, скажем, через час?

– В Чичестере видели не Джесси, – едва успела сказать она, но тут ее телефон снова зазвонил.

Харви смотрел на бесконечные серые тротуары и представлял себе Джесси, идущую где-то по таким же улицам с ребенком, завернутом в одно лишь розовое одеяльце. Ни коляски, ни люльки. Конечно, они должны были выделяться? Наверняка кто-то должен был их заметить? Так где же они прятались? Вся полиция Сассекса, казалось, искала их. Они просматривали записи с камер, прочесывали центры Чичестера, Уортинга и Брайтона. Полицейские провели в квартире Джесси все утро, просматривая ее ноутбук, дневник, личные письма, записную книжку и банковские выписки. Они обсудили каждый наряд, который она могла надеть, чтобы ее можно было опознать на записях. Они позвонили всем ее друзьям, о которых Харви только мог вспомнить, всем коллегам, которых она упоминала в тех электронных письмах, которые они перерыли. К моменту когда полицейские закончили, они привели в полный беспорядок прекрасную квартиру Джесси, в которую, как боялся Харви, она могла больше никогда не вернуться. Но – ни одной зацепки. Сжимая и разжимая кулаки от волнения, Харви вспоминал, как Элизабет обхватывала его большие пальцы своими крошечными ручками, как он целовал ее в лоб. Было очевидно, что история Ребекки повторялась с Джесси. Почему он всегда так упорно и трусливо избегал конфликтов? Почему он не мог закричать, заставить их прислушаться к нему?



Харви снова посмотрел вниз, на план своего обращения – на те слова, которые ему предстояло зачитать на национальном телевидении, но которые заставляли его кривиться от их бесполезности.

– Вы довольны своей речью? – спросила детектив-инспектор Галт, пролистывая электронную почту на телефоне.

Харви пожал плечами.

– Думаю, у Джесси получилось бы лучше. В нашей семье со словом дружит именно она. Так сколько, говорите, будет людей в зале?

– Думаю, около шестидесяти. Работники новостей с камерами будут стоять сзади, обычно они группируются как бы ярусами, а журналисты сидят впереди. Конференц-зал не очень большой, поэтому будет довольно большая давка. Но как только вы закончите с речью, мы вас отпустим, обещаю.

– Они будут спрашивать меня о Джесси? – уточнил Харви.

Галт отложила телефон и покачала головой.

– Нет, мы объявим перед вашим выходом, что никаких ответов на вопросы не будет, а также подготовим пресс-релиз со всей текущей информацией, которая у нас есть: что на Джесси надето, последние данные о том, где ее видели, плюс их фотография, которую вы нам дали.

Харви взглянул на свои записи – жалкие и полные отчаяния слова, которые он хотел сказать своей дочери куда раньше, но не успел, и теперь их должна была услышать вся страна.

– Атмосфера будет довольно мрачной, пресса обычно относится к таким событиям почтительно. Они с нетерпением жаждут услышать все, что мы им скажем, так что тишину будут нарушать только щелчки камер. Да, порой это кажется невыносимо невежливым, но все должно закончиться довольно быстро, и вскоре, надеюсь, мы начнем получать звонки от возможных свидетелей. – Детектив-инспектор Галт протянула ему руку. – Это отличная речь, все будет хорошо.

Харви замутило. Отопление в машине было слишком сильным, а воротник его рубашки – слишком тугим.

Ему нужно было сосредоточиться на том, что происходило, и он пробежался по своей речи глазами.

– Мне нужно еще раз проверить вот этот абзац. Вы просили меня сказать, что Джесси не сделала ничего плохого. Значит, у нее не будет проблем из-за того, что она унесла из больницы свою дочь, которой нужно лечение, – верно?

Галт вежливо улыбнулась.