Потерянный ребенок
Часть 10 из 39 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Но она заставила себя идти вперед, к поместью, в двери которого им вот-вот предстояло постучать, прося взять их на работу, – но тем временем двери в жизнь, какой она была до возвращения Джейкоба домой, с треском захлопнулись за ней.
Глава восьмая
Айрис
11.30, среда, 19 ноября 2014 года
Айрис бежала, опаздывая на поезд в Чичестер, и, лишь только она скользнула в закрывающиеся двери вагона, ее телефон зазвонил.
На экране высветилось «Отдел новостей». Она взяла трубку.
– Привет, Майлз.
– Привет, Айрис. По всей видимости, ребенку необходимо лекарство, или по какой-то другой причине им нужно вернуться в больницу, – ответил он торопливо, проглатывая слова. – Кажется, к концу дня у нас будет довольно громкая история. По всей видимости, в полиции думают, что она спрыгнет с моста или бросится с малышом под поезд. Скажи еще раз, откуда ты об этом узнала?
Айрис попыталась выбросить из головы картину, которую только что нарисовал ей Майлз, и стала судорожно искать нужные слова. Она не ожидала, что реакция на историю Джесси и ее малышки будет такой бурной. Рано или поздно Айрис должна была во всем сознаться, но ей не хотелось, чтобы Майлз снял ее с этого расследования и поставил кого-то другого. Ситуация была слишком важной.
– У меня есть старый друг – контакт в больнице Святого Дунстана, он мне и подкинул эту историю, – солгала она.
– Что ж, хорошо, постарайся сегодня с ним встретиться. Полиция сейчас у дедушки малыша. Насколько мне известно, именно он присутствовал во время родов, потому что отца ребенка не было рядом. Не знаю почему, надеюсь, ты сможешь пролить немного света на этот момент. Все это рассказала одна из пациенток, которая поговорила с первым добравшимся до больницы репортером, но теперь до нее добралась полиция, и больше нам от нее информации не достанется. Именно с этим, надеюсь, ты нам и поможешь. Твой контакт случайно не знает никого, кто работает в родильном отделении?
– Я собираюсь сделать несколько звонков по дороге, попытаюсь связаться с ним тоже, но, боюсь, он может испугаться и отказаться говорить. Кроме того, есть вероятность, что в больнице кто-то недосмотрел, поэтому персоналу могут запретить общаться с прессой или с кем-либо вообще. Когда я буду там, то попробую поговорить с одной из выписывающихся пациенток, вдруг кто-то что-то слышал и не против об этом поболтать.
– Нет, это бессмысленно. Полиция уже провела беседы со всеми женщинами, которых сегодня выписывают, и всем им было запрещено сообщать что-то прессе. Нам нужно связаться с кем-то изнутри, лучше всего – с кем-то, кто работает в больнице.
Айрис почти передался запал Майлза.
– Ну тогда я снова попробую расспросить моего контакта, но он работает в реанимации, и я не уверена, знает ли он что-либо еще. Больница большая, быть может, он и не знаком ни с кем из других отделений…
– Но он же должен знать что-то, раз подкинул тебе эту информацию! – перебил ее Майлз. – В общем, попробуй. Нам нужно имя одной из акушерок, которую мы сможем подкараулить у дома, желательно – той, которая принимала роды у Джесси. И еще: найди какого-то специалиста в этой области, нужно узнать его мнение о послеродовой депрессии и психозе. Кого-то из Королевского колледжа психиатров, из педиатрического колледжа…
– Точно, – сказала Айрис, и мимо понеслась волна выходящих на следующей остановке пассажиров. – Нужно также рассмотреть вопрос медицинской этики. Если она ушла с дочерью из-за того, что не хочет, чтобы та проходила лечение, суд будет вынужден подать апелляцию, прежде чем идти против воли матери. Как думаешь, нужно ли связываться с юридическим отделом и выяснять, как там обстоят дела, стоит ли нам написать и об этом?
Она слышала, как на той стороне провода Майлз отрывистым голосом раздавал всему офису приказы.
– Кстати, нам известно имя этой женщины? – спросила Айрис, когда Майлз наконец вернулся к разговору с ней.
– Да, Джессика Робертс, тридцать девять лет. Первый ребенок.
Слава богу, что имя раскрыла не я, подумала про себя Айрис. Майлз продолжал:
– Если судить по ее странице в соцсети, похоже, она недавно потеряла мать, Лиз Робертс. В выпуске «Телеграф» за октябрь 2012 года есть некролог. Она умерла от рака груди; может, у Джессики есть брат или сестра, у которых мы могли бы взять интервью?
Айрис никак не ответила на предположение о том, что Лиз была биологической матерью Джесси. Все зашло слишком далеко, и она не могла пока сказать Майлзу правду, иначе он бы снял ее с дела.
– Все это рисует образ женщины, которая находится на грани, – продолжал Майлз. – История станет громкой, нет, главной в сводке обеденных новостей, а еще планируется пресс-конференция с ее отцом. Все уверены, что у нее с ребенком осталось очень мало времени. Вопрос лишь в том, где и когда все закончится. Позвони, когда что-нибудь узнаешь, – это твой шанс вернуть мое доверие, Айрис, слышишь? Не подведи меня.
– Конечно, – ответила Айрис и положила трубку.
Что было у Джесси в голове, когда она уходила из больницы в холодный ноябрьский день со своей больной новорожденной дочерью? Куда она могла пойти? Если бы они поддерживали с ней хотя бы какое-то общение, то Айрис была бы сейчас с ней рядом, она приезжала бы к ней в больницу, присматривала бы за ней. В действительности же она долгое время вообще не была в курсе того, что ее единоутробная сестра беременна. Мысль об этом разбивала ей сердце. Она представила себе, как Джессика стоит на платформе холодного вокзала, мучаясь от последствий тяжелых родов и нескольких бессонных ночей, отчаянно пытаясь уехать как можно дальше от больницы и найти место, где она сможет спрятаться. Должно быть, она сейчас вздрагивает от каждого шороха, грохота турникетов, свиста отправляющихся поездов и морщится, когда очередной торопящийся пассажир толкает ее и ее крошечную девочку плечом.
Телефон Айрис снова зазвонил.
– Привет, мам. Спасибо, что перезвонила. Майлз, мой редактор, отправил меня в Чичестер, чтобы я выяснила, что происходит.
– Ах да. Конечно же, – голос Ребекки был тихим.
– Он хочет, чтобы я встретилась с врачом, которого я знаю со времен учебы в университете, с Марком Хэтэуэем, он работает в реанимации больницы Святого Дунстана. – Айрис отошла к дверям вагона, чтобы было не так шумно. – Ты не против рассказать мне, о чем вы говорили с Джесси, мам? Я имею в виду, что ее могло бы так расстроить?
– Ты говоришь так, словно ты из полиции.
– Прости, – сказала Айрис, слегка опешив. – Значит, они сейчас у тебя дома?
Ребекка заговорила тихо, словно боялась, что ее кто-то может услышать.
– Да, они приехали с полчаса назад, и Харви, судя по всему, навел их на мысль о том, что мы с Джесси поссорились во время нашей встречи. Что во всем этом виновата я.
– Как мило с его стороны попытаться во всем обвинить тебя, – произнесла Айрис, качая головой.
– Вот-вот. Мне, конечно, ничего не говорят, сказали только, что планируется пресс-конференция, на которой Харви не хочет меня видеть.
– Ну, слушай, я делаю все возможное, чтобы что-то узнать. Так, как ты просила.
Айрис нахмурилась, раздосадованная переменой в настроении матери. Она не смогла рассказать ей о том, что в тихий день без новостей ее редактор буквально набросился на эту историю. Айрис уже довольно давно ничего не приносила на его стол, и Майлз все более явно давал ей понять, что он этим крайне недоволен.
– Знаю… Просто мне казалось, что, может, ты услышала что-то от коллег. Я и представить себе не могла, что Майлз пошлет тебя по следам Джесси.
– Но это ведь хорошо, разве нет? Я буду в самой гуще событий, смогу держать тебя в курсе. Еще он хочет, чтобы я присутствовала на пресс-конференции.
– Ну и ну. Что, если Харви тебя вдруг заметит?
Айрис вздохнула.
– Мне кажется, у него сейчас много забот, мам. Ну, и он в курсе, кем я работаю. Да и вообще, кому какое дело? Ты имеешь право знать, что происходит, зачем тебе прибегать к таким уловкам?
Айрис всегда поражало, что ее мать, прошедшая путь до старшего врача в отделении педиатрии, теряла всякое достоинство и опускалась до полного самоуничижения, стоило только произнести имя Джесси или Харви. Ее дочь пропала, она должна была быть в Чичестере вместе с Харви, должна была знать все, что рассказали ему, а не довольствоваться обрывками новостей, которые ей сообщил какой-то офицер.
– Так о чем вы с ней говорили? Почему Джесси расстроилась? Я никому не скажу.
– Дорогая, я правда не хочу об этом говорить.
– Опять ты за свое, мам, зачем ты так?
Айрис не на шутку разозлилась. Она довольно редко ссорилась с матерью, но сегодня утром ей пришлось встретить Джеймса, она узнала, что у нее, вероятно, отберут дом, ее сестра родила дочь, а ей никто об этом не сказал, и нервы ее были на пределе. Пытаясь узнать, что происходит, Айрис рисковала своей работой. Меньшее, что могла сделать ее мать, – это рассказать все, что ей было известно. Айрис устала вечно ходить вокруг да около всего, что касалось Джесси; ее сестра и новорожденная племянница пропали. Пришло время ей с матерью объединить усилия.
– Зачем что, Айрис?
– Зачем ты скрываешь от меня все, что связано с Джесси? Раньше мне о ней рассказывал папа, но теперь, когда его нет с нами, я и понятия не имею, что с ней происходит.
Айрис понимала, что вела себя как ребенок, однако именно в такие моменты ей, как никогда, не хватало отца. У нее были хорошие отношения с матерью, однако Ребекка порой закрывалась в себе, и в такие моменты именно Джон обычно приходил на помощь.
– Неправда, я постоянно тебе о ней рассказываю, – с укором ответила ей мать. – Я понимаю, ты скучаешь по папе, и я скучаю тоже. Я так бы хотела рассказать ему о Джесси, я хотела бы рассказать тебе о том, что она ко мне приходила, и о нашей малышке тоже, но я просто не хотела тебя расстраивать.
– Но ты уже меня расстраиваешь!
Айрис смотрела на проносившиеся мимо пейзажи графства Сассекс, удивляясь собственной откровенности.
– Что ж, мне жаль, Айрис. Я порой ошибаюсь – ну, почти всегда… как это быстро заметила Джесси.
– Мама, ты не виновата. Я люблю ее, она моя сестра, но я и сердита на нее тоже. Как она могла так поступить с нашей семьей? Не могу поверить, что она забеременела и не сказала мне. За что она так меня ненавидит… – Айрис со злостью смахнула слезу. – Она всегда меня отвергала.
– Айрис, мне очень жаль, что я тебя расстроила. Может, тебе и не стоит ехать в Чичестер? Неправильно было с моей стороны просить тебя помочь. Не думаю, что это уместно.
– Мам, кому какое дело до того, что уместно, а что – нет? У Джесси родился ребенок, ты стала бабушкой, я теперь тетя. Они пропали, и я просто пытаюсь понять, что случилось. Почему ты не можешь рассказать мне, о чем вы говорили?
– Потому что это только зря тебя расстроит, это не имеет никакого отношения к тому, что она пропала. Я не понимаю, почему все так зациклены на прошлом.
И тут Айрис озарило. Джесси приходила к матери поговорить о той ночи, когда погибли ее родители. Это была та самая тень, которая нависла над всей их разбитой семьей, та тема, которую никто никогда не поднимал, которую ей запрещалось даже упоминать.
– Но мама!
– Дорогая, мне пора идти. Этот полицейский снова хочет со мной поговорить. Прости еще раз, что тебя расстроила.
– Ничего, – ответила Айрис. – Поговорим позже.
У Айрис возникло непреодолимое желание поговорить с отцом. Уже десять лет прошло с тех пор, как он умер, и все же в такие моменты никто не мог все уладить лучше, чем он. Ее собственный разрыв с Джеймсом ударил по Айрис еще сильнее из-за того, что рядом не оказалось отца, который поддержал бы ее словами о том, что на свете всегда будет мужчина, который будет любить ее, несмотря ни на что.
Поезд подъехал к станции, и пассажиры стали выходить из вагона. Айрис села на освободившееся место у окна и вспомнила тот день, когда она нашла те газетные статьи. Ей тогда было четырнадцать лет – всего на год больше, чем было ее матери в ту ночь, когда ее жизнь разбилась на куски.
После долгих лет размышлений, переживаний и попыток разгадать эту тайну Айрис испытала почти облегчение, когда наконец нашла на дне коробки, спрятанной на чердаке, тот альбом с вырезками из газет. Ей было бесконечно жаль свою мать, которой пришлось стать свидетельницей таких ужасных событий в столь юном возрасте. Но шло время, Айрис уже давно исполнилось двадцать, и ей становилось все труднее понять, почему ее мать, несмотря на всю их близость, не хочет это обсуждать.
Она вздохнула и зашла на страницу Джесси в соцсети. За неимением других контактов с единоутробной сестрой она иногда заглядывала туда, и, увидев ее сейчас, пожалела, что не заглянула туда раньше. На одной из фотографий, где Джесси со своим парнем, Адамом, отдыхали на пляже Уиттеринг, видно было, что у Джесси под сарафаном выпирает живот. Фотография была датирована августом 2014 года: ясный летний день, у Джессики короткие светлые волосы, на лице улыбка, на лбу красуются солнцезащитные очки. Она кажется счастливой, подумала про себя Айрис, но при этом она настолько худая – трудно поверить в то, что она на пятом месяце беременности. Джесси на снимке напоминала ей олененка, у нее была загорелая кожа, да и сарафан был настолько свободным, что едва ли можно было догадаться о ребенке, если бы только ее парень, с которым Айрис никогда вживую не встречалась, не показывал бы пальцем на ее живот, грызя при этом ногти, словно нервничающий герой какого-нибудь мультфильма. Подпись гласила: «И к другим новостям: в декабре мы ждем пополнение!» Под фотографией набралось немало комментариев с поздравлениями. Айрис пролистала их. В нескольких упоминалась мачеха Джесси, Лиз, и то, как горда и взволнована она была бы новостью о своем первом внуке.
Айрис пролистала еще несколько фотографий, где Джесси была запечатлена на различных рабочих мероприятиях или дружеских встречах в пабе, и ее внимание привлек еще один снимок. Он был опубликован в декабре 2011 года: на нем Джесси и Лиз в новогодних шапках приветливо смотрели в камеру. Их шапки были лихо сдвинуты набок, и можно было заметить, что у Лиз не было волос, по всей видимости, из-за химиотерапии. Несмотря на улыбки, они обнимали друг друга с такой силой, что складывалось впечатление, будто бы они ни за что на свете друг друга не отпустят. Внизу фотографии было выведено синим курсивом: «Смерть на самом деле ничего не значит. Я всего лишь ускользнула в следующую комнату. Как мы будем смеяться над всеми бедами расставания, когда встретимся снова».
Конечно, Лиз должна была очень много значить для Джесси, она заботилась о ней с самого детства, но Айрис до глубины души огорчало то, что Лиз всегда держала родную мать Джесси на расстоянии. Однако Лиз не было в живых уже два года, а Джесси по-прежнему избегала свою родную мать и сестру. Оставалось еще столько боли, столько обид и непонимания… Ребекка была не из тех, кто готов был снова и снова обсуждать все недомолвки. Меньше говоришь – меньше согрешишь. Только Джесси и пыталась достучаться до нее.
Поезд остановился на предпоследней станции перед Чичестером, и Айрис стала осматривать каждого из продрогших пассажиров, которые входили в ее вагон, наполняя его холодным воздухом.
Где же ты, Джесси, думала про себя Айрис, и почему ты пришла повидаться с нашей матерью? Вспомнив, как во время их звонка, стоило ей только спросить про ту встречу, Ребекка тут же стала защищаться и искать отговорки, Айрис еще сильнее убедилась в том, что, скорее всего, речь шла о той роковой ночи 1960 года, когда погибли ее дедушка с бабушкой.
И если это действительно было так, Айрис должна была непременно выяснить, что именно послужило тому причиной.
Глава восьмая
Айрис
11.30, среда, 19 ноября 2014 года
Айрис бежала, опаздывая на поезд в Чичестер, и, лишь только она скользнула в закрывающиеся двери вагона, ее телефон зазвонил.
На экране высветилось «Отдел новостей». Она взяла трубку.
– Привет, Майлз.
– Привет, Айрис. По всей видимости, ребенку необходимо лекарство, или по какой-то другой причине им нужно вернуться в больницу, – ответил он торопливо, проглатывая слова. – Кажется, к концу дня у нас будет довольно громкая история. По всей видимости, в полиции думают, что она спрыгнет с моста или бросится с малышом под поезд. Скажи еще раз, откуда ты об этом узнала?
Айрис попыталась выбросить из головы картину, которую только что нарисовал ей Майлз, и стала судорожно искать нужные слова. Она не ожидала, что реакция на историю Джесси и ее малышки будет такой бурной. Рано или поздно Айрис должна была во всем сознаться, но ей не хотелось, чтобы Майлз снял ее с этого расследования и поставил кого-то другого. Ситуация была слишком важной.
– У меня есть старый друг – контакт в больнице Святого Дунстана, он мне и подкинул эту историю, – солгала она.
– Что ж, хорошо, постарайся сегодня с ним встретиться. Полиция сейчас у дедушки малыша. Насколько мне известно, именно он присутствовал во время родов, потому что отца ребенка не было рядом. Не знаю почему, надеюсь, ты сможешь пролить немного света на этот момент. Все это рассказала одна из пациенток, которая поговорила с первым добравшимся до больницы репортером, но теперь до нее добралась полиция, и больше нам от нее информации не достанется. Именно с этим, надеюсь, ты нам и поможешь. Твой контакт случайно не знает никого, кто работает в родильном отделении?
– Я собираюсь сделать несколько звонков по дороге, попытаюсь связаться с ним тоже, но, боюсь, он может испугаться и отказаться говорить. Кроме того, есть вероятность, что в больнице кто-то недосмотрел, поэтому персоналу могут запретить общаться с прессой или с кем-либо вообще. Когда я буду там, то попробую поговорить с одной из выписывающихся пациенток, вдруг кто-то что-то слышал и не против об этом поболтать.
– Нет, это бессмысленно. Полиция уже провела беседы со всеми женщинами, которых сегодня выписывают, и всем им было запрещено сообщать что-то прессе. Нам нужно связаться с кем-то изнутри, лучше всего – с кем-то, кто работает в больнице.
Айрис почти передался запал Майлза.
– Ну тогда я снова попробую расспросить моего контакта, но он работает в реанимации, и я не уверена, знает ли он что-либо еще. Больница большая, быть может, он и не знаком ни с кем из других отделений…
– Но он же должен знать что-то, раз подкинул тебе эту информацию! – перебил ее Майлз. – В общем, попробуй. Нам нужно имя одной из акушерок, которую мы сможем подкараулить у дома, желательно – той, которая принимала роды у Джесси. И еще: найди какого-то специалиста в этой области, нужно узнать его мнение о послеродовой депрессии и психозе. Кого-то из Королевского колледжа психиатров, из педиатрического колледжа…
– Точно, – сказала Айрис, и мимо понеслась волна выходящих на следующей остановке пассажиров. – Нужно также рассмотреть вопрос медицинской этики. Если она ушла с дочерью из-за того, что не хочет, чтобы та проходила лечение, суд будет вынужден подать апелляцию, прежде чем идти против воли матери. Как думаешь, нужно ли связываться с юридическим отделом и выяснять, как там обстоят дела, стоит ли нам написать и об этом?
Она слышала, как на той стороне провода Майлз отрывистым голосом раздавал всему офису приказы.
– Кстати, нам известно имя этой женщины? – спросила Айрис, когда Майлз наконец вернулся к разговору с ней.
– Да, Джессика Робертс, тридцать девять лет. Первый ребенок.
Слава богу, что имя раскрыла не я, подумала про себя Айрис. Майлз продолжал:
– Если судить по ее странице в соцсети, похоже, она недавно потеряла мать, Лиз Робертс. В выпуске «Телеграф» за октябрь 2012 года есть некролог. Она умерла от рака груди; может, у Джессики есть брат или сестра, у которых мы могли бы взять интервью?
Айрис никак не ответила на предположение о том, что Лиз была биологической матерью Джесси. Все зашло слишком далеко, и она не могла пока сказать Майлзу правду, иначе он бы снял ее с дела.
– Все это рисует образ женщины, которая находится на грани, – продолжал Майлз. – История станет громкой, нет, главной в сводке обеденных новостей, а еще планируется пресс-конференция с ее отцом. Все уверены, что у нее с ребенком осталось очень мало времени. Вопрос лишь в том, где и когда все закончится. Позвони, когда что-нибудь узнаешь, – это твой шанс вернуть мое доверие, Айрис, слышишь? Не подведи меня.
– Конечно, – ответила Айрис и положила трубку.
Что было у Джесси в голове, когда она уходила из больницы в холодный ноябрьский день со своей больной новорожденной дочерью? Куда она могла пойти? Если бы они поддерживали с ней хотя бы какое-то общение, то Айрис была бы сейчас с ней рядом, она приезжала бы к ней в больницу, присматривала бы за ней. В действительности же она долгое время вообще не была в курсе того, что ее единоутробная сестра беременна. Мысль об этом разбивала ей сердце. Она представила себе, как Джессика стоит на платформе холодного вокзала, мучаясь от последствий тяжелых родов и нескольких бессонных ночей, отчаянно пытаясь уехать как можно дальше от больницы и найти место, где она сможет спрятаться. Должно быть, она сейчас вздрагивает от каждого шороха, грохота турникетов, свиста отправляющихся поездов и морщится, когда очередной торопящийся пассажир толкает ее и ее крошечную девочку плечом.
Телефон Айрис снова зазвонил.
– Привет, мам. Спасибо, что перезвонила. Майлз, мой редактор, отправил меня в Чичестер, чтобы я выяснила, что происходит.
– Ах да. Конечно же, – голос Ребекки был тихим.
– Он хочет, чтобы я встретилась с врачом, которого я знаю со времен учебы в университете, с Марком Хэтэуэем, он работает в реанимации больницы Святого Дунстана. – Айрис отошла к дверям вагона, чтобы было не так шумно. – Ты не против рассказать мне, о чем вы говорили с Джесси, мам? Я имею в виду, что ее могло бы так расстроить?
– Ты говоришь так, словно ты из полиции.
– Прости, – сказала Айрис, слегка опешив. – Значит, они сейчас у тебя дома?
Ребекка заговорила тихо, словно боялась, что ее кто-то может услышать.
– Да, они приехали с полчаса назад, и Харви, судя по всему, навел их на мысль о том, что мы с Джесси поссорились во время нашей встречи. Что во всем этом виновата я.
– Как мило с его стороны попытаться во всем обвинить тебя, – произнесла Айрис, качая головой.
– Вот-вот. Мне, конечно, ничего не говорят, сказали только, что планируется пресс-конференция, на которой Харви не хочет меня видеть.
– Ну, слушай, я делаю все возможное, чтобы что-то узнать. Так, как ты просила.
Айрис нахмурилась, раздосадованная переменой в настроении матери. Она не смогла рассказать ей о том, что в тихий день без новостей ее редактор буквально набросился на эту историю. Айрис уже довольно давно ничего не приносила на его стол, и Майлз все более явно давал ей понять, что он этим крайне недоволен.
– Знаю… Просто мне казалось, что, может, ты услышала что-то от коллег. Я и представить себе не могла, что Майлз пошлет тебя по следам Джесси.
– Но это ведь хорошо, разве нет? Я буду в самой гуще событий, смогу держать тебя в курсе. Еще он хочет, чтобы я присутствовала на пресс-конференции.
– Ну и ну. Что, если Харви тебя вдруг заметит?
Айрис вздохнула.
– Мне кажется, у него сейчас много забот, мам. Ну, и он в курсе, кем я работаю. Да и вообще, кому какое дело? Ты имеешь право знать, что происходит, зачем тебе прибегать к таким уловкам?
Айрис всегда поражало, что ее мать, прошедшая путь до старшего врача в отделении педиатрии, теряла всякое достоинство и опускалась до полного самоуничижения, стоило только произнести имя Джесси или Харви. Ее дочь пропала, она должна была быть в Чичестере вместе с Харви, должна была знать все, что рассказали ему, а не довольствоваться обрывками новостей, которые ей сообщил какой-то офицер.
– Так о чем вы с ней говорили? Почему Джесси расстроилась? Я никому не скажу.
– Дорогая, я правда не хочу об этом говорить.
– Опять ты за свое, мам, зачем ты так?
Айрис не на шутку разозлилась. Она довольно редко ссорилась с матерью, но сегодня утром ей пришлось встретить Джеймса, она узнала, что у нее, вероятно, отберут дом, ее сестра родила дочь, а ей никто об этом не сказал, и нервы ее были на пределе. Пытаясь узнать, что происходит, Айрис рисковала своей работой. Меньшее, что могла сделать ее мать, – это рассказать все, что ей было известно. Айрис устала вечно ходить вокруг да около всего, что касалось Джесси; ее сестра и новорожденная племянница пропали. Пришло время ей с матерью объединить усилия.
– Зачем что, Айрис?
– Зачем ты скрываешь от меня все, что связано с Джесси? Раньше мне о ней рассказывал папа, но теперь, когда его нет с нами, я и понятия не имею, что с ней происходит.
Айрис понимала, что вела себя как ребенок, однако именно в такие моменты ей, как никогда, не хватало отца. У нее были хорошие отношения с матерью, однако Ребекка порой закрывалась в себе, и в такие моменты именно Джон обычно приходил на помощь.
– Неправда, я постоянно тебе о ней рассказываю, – с укором ответила ей мать. – Я понимаю, ты скучаешь по папе, и я скучаю тоже. Я так бы хотела рассказать ему о Джесси, я хотела бы рассказать тебе о том, что она ко мне приходила, и о нашей малышке тоже, но я просто не хотела тебя расстраивать.
– Но ты уже меня расстраиваешь!
Айрис смотрела на проносившиеся мимо пейзажи графства Сассекс, удивляясь собственной откровенности.
– Что ж, мне жаль, Айрис. Я порой ошибаюсь – ну, почти всегда… как это быстро заметила Джесси.
– Мама, ты не виновата. Я люблю ее, она моя сестра, но я и сердита на нее тоже. Как она могла так поступить с нашей семьей? Не могу поверить, что она забеременела и не сказала мне. За что она так меня ненавидит… – Айрис со злостью смахнула слезу. – Она всегда меня отвергала.
– Айрис, мне очень жаль, что я тебя расстроила. Может, тебе и не стоит ехать в Чичестер? Неправильно было с моей стороны просить тебя помочь. Не думаю, что это уместно.
– Мам, кому какое дело до того, что уместно, а что – нет? У Джесси родился ребенок, ты стала бабушкой, я теперь тетя. Они пропали, и я просто пытаюсь понять, что случилось. Почему ты не можешь рассказать мне, о чем вы говорили?
– Потому что это только зря тебя расстроит, это не имеет никакого отношения к тому, что она пропала. Я не понимаю, почему все так зациклены на прошлом.
И тут Айрис озарило. Джесси приходила к матери поговорить о той ночи, когда погибли ее родители. Это была та самая тень, которая нависла над всей их разбитой семьей, та тема, которую никто никогда не поднимал, которую ей запрещалось даже упоминать.
– Но мама!
– Дорогая, мне пора идти. Этот полицейский снова хочет со мной поговорить. Прости еще раз, что тебя расстроила.
– Ничего, – ответила Айрис. – Поговорим позже.
У Айрис возникло непреодолимое желание поговорить с отцом. Уже десять лет прошло с тех пор, как он умер, и все же в такие моменты никто не мог все уладить лучше, чем он. Ее собственный разрыв с Джеймсом ударил по Айрис еще сильнее из-за того, что рядом не оказалось отца, который поддержал бы ее словами о том, что на свете всегда будет мужчина, который будет любить ее, несмотря ни на что.
Поезд подъехал к станции, и пассажиры стали выходить из вагона. Айрис села на освободившееся место у окна и вспомнила тот день, когда она нашла те газетные статьи. Ей тогда было четырнадцать лет – всего на год больше, чем было ее матери в ту ночь, когда ее жизнь разбилась на куски.
После долгих лет размышлений, переживаний и попыток разгадать эту тайну Айрис испытала почти облегчение, когда наконец нашла на дне коробки, спрятанной на чердаке, тот альбом с вырезками из газет. Ей было бесконечно жаль свою мать, которой пришлось стать свидетельницей таких ужасных событий в столь юном возрасте. Но шло время, Айрис уже давно исполнилось двадцать, и ей становилось все труднее понять, почему ее мать, несмотря на всю их близость, не хочет это обсуждать.
Она вздохнула и зашла на страницу Джесси в соцсети. За неимением других контактов с единоутробной сестрой она иногда заглядывала туда, и, увидев ее сейчас, пожалела, что не заглянула туда раньше. На одной из фотографий, где Джесси со своим парнем, Адамом, отдыхали на пляже Уиттеринг, видно было, что у Джесси под сарафаном выпирает живот. Фотография была датирована августом 2014 года: ясный летний день, у Джессики короткие светлые волосы, на лице улыбка, на лбу красуются солнцезащитные очки. Она кажется счастливой, подумала про себя Айрис, но при этом она настолько худая – трудно поверить в то, что она на пятом месяце беременности. Джесси на снимке напоминала ей олененка, у нее была загорелая кожа, да и сарафан был настолько свободным, что едва ли можно было догадаться о ребенке, если бы только ее парень, с которым Айрис никогда вживую не встречалась, не показывал бы пальцем на ее живот, грызя при этом ногти, словно нервничающий герой какого-нибудь мультфильма. Подпись гласила: «И к другим новостям: в декабре мы ждем пополнение!» Под фотографией набралось немало комментариев с поздравлениями. Айрис пролистала их. В нескольких упоминалась мачеха Джесси, Лиз, и то, как горда и взволнована она была бы новостью о своем первом внуке.
Айрис пролистала еще несколько фотографий, где Джесси была запечатлена на различных рабочих мероприятиях или дружеских встречах в пабе, и ее внимание привлек еще один снимок. Он был опубликован в декабре 2011 года: на нем Джесси и Лиз в новогодних шапках приветливо смотрели в камеру. Их шапки были лихо сдвинуты набок, и можно было заметить, что у Лиз не было волос, по всей видимости, из-за химиотерапии. Несмотря на улыбки, они обнимали друг друга с такой силой, что складывалось впечатление, будто бы они ни за что на свете друг друга не отпустят. Внизу фотографии было выведено синим курсивом: «Смерть на самом деле ничего не значит. Я всего лишь ускользнула в следующую комнату. Как мы будем смеяться над всеми бедами расставания, когда встретимся снова».
Конечно, Лиз должна была очень много значить для Джесси, она заботилась о ней с самого детства, но Айрис до глубины души огорчало то, что Лиз всегда держала родную мать Джесси на расстоянии. Однако Лиз не было в живых уже два года, а Джесси по-прежнему избегала свою родную мать и сестру. Оставалось еще столько боли, столько обид и непонимания… Ребекка была не из тех, кто готов был снова и снова обсуждать все недомолвки. Меньше говоришь – меньше согрешишь. Только Джесси и пыталась достучаться до нее.
Поезд остановился на предпоследней станции перед Чичестером, и Айрис стала осматривать каждого из продрогших пассажиров, которые входили в ее вагон, наполняя его холодным воздухом.
Где же ты, Джесси, думала про себя Айрис, и почему ты пришла повидаться с нашей матерью? Вспомнив, как во время их звонка, стоило ей только спросить про ту встречу, Ребекка тут же стала защищаться и искать отговорки, Айрис еще сильнее убедилась в том, что, скорее всего, речь шла о той роковой ночи 1960 года, когда погибли ее дедушка с бабушкой.
И если это действительно было так, Айрис должна была непременно выяснить, что именно послужило тому причиной.