Потерянные сердца

– Что-то ничего в голову не приходит, – надувается он. – Совсем ничего.

– А как же мамины песни, булочки с черникой и рисунки Наоми? – возражает Уилл, как всегда пытаясь уладить спор.

– Да, это я люблю, – соглашается Уэбб. – Вот бы сейчас булочку с черникой. А что ты любишь больше всего, Джон?

Джон ерзает, смущенный таким личным вопросом.

– Тут надо подумать, – отвечает он, а мама приходит ему на выручку:

– А я больше всего люблю пирог с пахтой, бирюзовый цвет, смех Уэбба, молитвы Уилла, храбрость Уайатта, дерзость Наоми, папину любовь, сопение Ульфа и дружбу Эмельды. – Мама улыбается ей, чтобы вовлечь ее в разговор.

Колдуэллы, Бингамы и Эбботт пришли к нашему костру попить кофе и побеседовать. С тех пор как караван разделился, нам всем стало как-то одиноко, и по вечерам люди начали собираться вместе, почти как в начале пути.

– Еще я люблю рассказы Уоррена, добродушие Элси и терпение Джона, – добавляет мама, глядя на последнего с извиняющейся улыбкой.

Она права. По отношению к Уэббу Джон терпелив, точно Иов.

– А ты что любишь, папа? – спрашивает Уэбб, превращая разговор в своего рода игру.

Отец перечисляет небольшой список: свежее мясо, крепкий сон, чистую воду и легкую дорогу. Все то, чего нам в последнее время не хватает. Все по очереди отвечают на вопрос, и, когда игра заканчивается, все мы испытываем прилив меланхолии и голода после напоминания о яблочных пирогах, мягких перинах и купании в теплой ванне посреди кухни. Элси Бингам засыпает на боку, устроив голову у мужа на коленях и положив руки на подросший живот.

– Споешь нам песню, мам? – просит Уэбб, когда все умолкают.

Мы устали, но никому не хочется вставать и готовиться ко сну.

– Сегодня я петь не смогу, Уэбб. В горле першит. Я спою завтра, когда кашель пройдет, – говорит мама.

– А Уоррен в дозоре, так что он не сможет рассказать нам историю, – вздыхает Уэбб. – Джон, может, ты знаешь какие-нибудь истории?

Дюжина взглядов устремляется на Джона. Байки Эбботта мы слышали столько раз, что уже надоело, а папа, хоть убей, не умеет рассказывать. Джон ставит на землю чашку и выпрямляется, как будто готов обратиться в бегство.

– Пожалуй, знаю, – отвечает он так тихо, что все подаются вперед, чтобы его расслышать. – Не уверен, что это правдивая история. И не знаю, новая она или старая. Мне ее рассказала бабушка в нашу последнюю встречу. Это история о Ястребе, молодом пауни. Моя мать была из племени пауни, так что я, пожалуй, тоже к нему отношусь…

– Я хочу стать пауни, – встревает Уэбб. – Как можно им стать?

– Ну… Это история о том, как Ястреб стал одним из команчей…

– Что такое команчи? – спрашивает Уэбб.

– Уэбб! – рычит на него Уайатт. – Давай ты будешь слушать, пожалуйста! А то спугнешь Джона, и мы все останемся без истории.

– Команчи – это еще одно племя. Они были страшными врагами пауни. Им нравилось воевать с пауни, а пауни любили воевать с ними и красть у них лошадей. Однажды ночью Ястреб – Кут-а'ви-кутц, – у которого было много лошадей, потому что он ловко воровал их у команчей, прокрался во вражеский лагерь. Он увидел много красивых лошадей у большого дома.

– А какой масти были лошади? – перебивает Уэбб.

Уайатт вздыхает.

– А ты как думаешь? – говорит Джон. Его, похоже, совсем не раздражают постоянные вопросы Уэбба.

– Одна саврасая, вторая чалая, а третья пегая, красотка, – отвечает Уэбб не задумываясь.

– Думаю, ты прав. Ястреб как раз собирался увести всех троих, когда заметил тень внутри дома. Это был очень красивый дом. Над входом висели перья и бизоньи копыта, которые покачивались на ветру и стукались друг о друга, издавая звук, похожий на его имя. Ястреб огляделся, чтобы убедиться, что никого рядом нет, но стук копыт и шелест перьев снова позвали его по имени: «Кут-а'ви-кутц». Он подумал, что, возможно, кто-то зовет его изнутри. Тогда Ястреб заглянул в дом и увидел девушку, которая расчесывала свои длинные волосы.

– Она была похожа на Наоми?

– Наоми не краснокожая, – ворчит мистер Колдуэлл, и всем у костра становится неловко.

– Да. Она была очень похожа на Наоми, – говорит Джон, поднимая на меня оценивающий взгляд. Его упрямство вызывает у меня улыбку.

– Ястреб забыл о лошадях и просидел всю ночь, любуясь девушкой. Когда он все же ушел, то взял только двух лошадей…

– Чалую и саврасую, – вставляет Уэбб.

– Хорошо. Но оставил пегую на случай, если она принадлежит этой незнакомке. Он вернулся домой, к своему народу. Но каждый раз, когда Ястреб видел что-то красивое, он вспоминал девушку из племени команчей и выменивал вещицу на одного из своих коней. Так продолжалось, пока он не раздал почти весь свой табун. Его друзья сказали: «Нужно пойти и забрать еще лошадей у наших врагов команчей, ведь от твоего табуна почти ничего не осталось». И Ястреб согласился, но взял с собой все красивые вещи, которые выменял. Ястреб с друзьями отправились туда, где была стоянка команчей, но лагерь исчез. Они отправились к другому лагерю, но там Ястреб не нашел дом девушки и покинул поселение, так и не украв лошадей. Его друзья не понимали, в чем дело. Ястреб сказал: «Пойдем поищем другой лагерь и украдем оттуда лошадей». Они пошли к другой стоянке, потом к третьей, но Ястреб все никак не желал уводить лошадей, потому что искал девушку. И вот в последнем лагере Ястреб прокрался между жилищ, высматривая дом с перьями и копытами над дверью. Наконец он услышал свое имя – Кут-а'ви-кутц – и понял, что отыскал нужный дом. Ястреб вошел внутрь и увидел, что девушка крепко спит. Он сложил все свои сокровища к ее ногам и лег рядом с ней, потому что устал после долгих поисков.

Мистер Колдуэлл фыркает и качает головой, как будто история вдруг приняла непристойный оборот.

– А что было дальше? Она проснулась и закричала? – спрашивает Уэбб, не замечая чужой неловкости.

– Девушка проснулась, но в темноте нельзя было разглядеть, кто лежит рядом. Она протянула руку и пощупала волосы Ястреба. Воины пауни сбривают волосы и оставляют только небольшой клочок, вот тут. – Джон дергает Уэбба за хохолок между макушкой и лбом.

– Как Собачий Клык, – с серьезным видом вставляет Уайатт. Он говорил, что его до сих пор мучают кошмары, в которых за ним гонится целый отряд пауни.


– Да, – кивает Джон. – Девушка испугалась, когда поняла, что рядом с ней пауни. Но его кожа была холодна и он спал так крепко, что она пожалела его и укрыла одеялом, прежде чем выбраться из дома и отправиться к отцу, который был вождем команчей.

– Ястреб сумел убежать? – встревоженно спрашивает Уэбб.

– Он не хотел убегать, – помедлив, говорит Джон.

– Не хотел? – изумленно пищит Уэбб.

– Нет. Он хотел остаться рядом с девушкой.

Уэбб морщит нос, как будто не может в это поверить, а у меня в груди разливается тепло.

– Верховный вождь и военные вожди его отрядов схватили Ястреба со всеми его красивыми вещицами и привели в главный дом. Они сели вокруг огня и начали передавать трубку, думая о том, каким способом лучше его убить.

– А что, много их, этих способов? – спрашивает Уэбб.

– Да. Какие-то более болезненные, какие-то менее. А отец девушки был очень зол на Ястреба.

– Потому что пауни и команчи враги, – говорит Уэбб.

– Именно так. Трубка раз за разом обходила полный круг, а команчи все никак не могли принять решение. Но потом в дом вошел старый дед и увидел Ястреба, закутанного в одеяло внучки, который ожидал своей участи. Дед увидел подарки, которые принес юноша, и спросил: «Ты пришел, чтобы забрать мою внучку из ее племени?» Ястреб ответил: «Нет. Я хочу лишь быть рядом с ней. Если позволите мне остаться, ее народ станет моим народом». Дед сел в круг к вождям команчей и, когда до него дошла трубка, обратился к своему сыну, верховному вождю, и ко всем воинам: «Не будем убивать пауни. Лучше сделаем его одним из нас. Тогда между пауни и команчами настанет мир».

– Мир? В этой истории что, нет ни одной драки? – возмущенно восклицает Уэбб.

– Нет. Ни одной. – Уголки губ Джона дергаются. – Ястреб остался с команчами и женился на дочери вождя. Он жил с ее племенем до самого дня ее смерти, и только потом вернулся к своему народу.

– Она умерла? – пищит Уэбб. – Как же так вышло?

– Бабушка мне не рассказала. Но это не самое важное во всей истории.

– А что самое важное? – спрашивает Уилл.

– Мир между народами, – отвечает Джон.

Мы все некоторое время молчим, задумавшись над этим. Даже мистеру Колдуэллу нечего сказать.

– Я уже слышал эту историю, – говорит Эбботт. – В легенде о Ястребе, пауни и вожде команчей есть еще много интересного.

– Мне больше всего понравилось про то, как он воровал лошадей, – хмурится Уэбб. – Я хочу знать, что случилось с саврасой, чалой и пегой.

– Может, ты сам придумаешь и завтра после ужина расскажешь нам историю?

– Мне пора в дозор, – вдруг говорит Джон, резко поднимаясь.

Он слишком долго находился в центре внимания. Джон желает всем спокойной ночи, почти не глядя на меня, но я не пытаюсь его удержать. Мои мысли заняты его рассказом. Эбботт и Колдуэллы вскоре тоже прощаются с нами, унося с собой свою посуду и мысли. Гомер Бингам будит Элси, помогает ей подняться, и они вместе бредут к своему фургону.

Мама отправляет мальчишек спать. Папа отводит их всех в палатку и помогает устроиться на ночлег. На несколько минут мы с мамой остаемся вдвоем у костра. Ульф спокойно спит в корзинке у ее ног. Мама кутается в свой разноцветный плащ, хотя ночь теплая, а от костра идет жар. Нам нужно перемыть тарелки и чашки и замесить тесто, но мы обе продолжаем сидеть неподвижно.

– Это твоя история, – тихо говорит мама. – Ваша с Джоном.

– Какая история, мам?

– Легенда о Ястребе и девушке из племени команчей. О мире между народами.

– Думаешь, Джон знает об этом? Я не хочу, чтобы ради меня он отказывался от своего народа.

– Думаю, он знает это лучше всех нас. Он сказал почти то же самое твоему отцу, когда пришел просить его разрешения.

– «Просить разрешения». – Я вздыхаю. – Мне не нужно папино разрешение.

– Тебе, может, и нет… А Джону было нужно. Он сказал Уильяму: «Я буду заботиться о Наоми, но также и о всей вашей семье. Ваша семья станет моей семьей». – Мама смотрит на огонь, ссутулившись, обхватив колени руками, а меня вдруг охватывает непреодолимое желание найти Джона и упасть перед ним на колени.

– Иди спать, мам. Забирай Ульфа и ложись. Я приберусь, сделаю тесто и скоро к тебе присоединюсь.

Мама не спорит. Она устало встает и поднимает Ульфа, точно древняя старуха корзину с бельем.

– Когда пойдешь пожелать Джону спокойной ночи, скажи ему спасибо за историю. – Ее голос звучит ехидно, хотя и устало, и я улыбаюсь ей вслед. Она слишком хорошо меня знает. – Скажи, что я благодарна ему за все.

– Обязательно, мам.

– Люблю тебя, Наоми, – добавляет она. – Бог дал мне только одну дочь, зато самую лучшую из всех, что у него были.

– Наверное, он рад, что от меня избавился.

– Он не избавился и никогда не избавится. С Богом так не бывает.