Потаенное наслаждение
Часть 3 из 78 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Нет, — ответил Парис, — не может. Хватил изворачиваться и менять тему. Дай нужные нам ответы или, богами клянусь, я поднимусь и вставлю тебе прямо в рот. Мой малыш голоден и ищет, чем бы поживиться. Он думает, что ты прекрасно подойдешь.
Рейес не сомневался, что демон Разврата хотел его, но он знал Париса и знал, что воин предпочитает женщин.
«Избавься от них».
Рейс пристально осматривал своих новых гостей. Гидеон был одет во все черное, выкрашенные ярко-синие волосы, поблескивающие колечки-серебряшки пирсинга в бровях и накрашенные ресницы. Смертные находили его до чертиков пугающим.
Сабин также носил все черное, но его каштановые волосы, карие глаза и квадратное, простодушное лицо не позволяло обмануться в том, что он убьет любого, кто сунет нос в его дела — да еще посмеется в процессе.
Оба были упрямы до мозга костей.
— Мне нужно время, чтобы подумать, — сказал Рейес, надеясь сыграть на их сочувствии.
— Не о чем думать, — ответил Сабин. — Ты сделаешь то, что требуется, потому у тебя есть честь.
Не так ли? Может быть, ты так же слаб, как и смертная девчонка, которую ты жаждешь. Иначе с чего бы тебе причинять вред тем, кто так тебя любит?
«Ох», — подумал он, поежившись. — «Я слаб»
— Сабин! — рявкнул Рейес, осознав это. — Прекрати посылать сомнения в мою башку. С меня довольно моих собственных.
Воин глупо пожал плечами, даже не пытаясь отрицать.
— Извини.
— Поскольку наша встреча явно не отменена, — сказал Гидеон, — я не пойду в город, не посещу Клуб Судьбы, и не исторгну парочку криков наслаждения из смертной женщины. Он исчез за дверью секундой позже, раздраженно покачивая головой.
— Не отменяйте встречу, — сказал остальным Рейес. — Просто… начните без меня.
Он глянул через плечо, всматриваясь в небо и падающий снег. Пагубные объятия ночи все еще поджидали, умоляя его наконец-то спрыгнуть.
— Я вскоре спущусь вниз.
Губы Париса искривились.
— Вниз. Смешно. Может я встречу тебя там, и мы снова сыграем в «Спрячь поджелудочную». Заставлять тебя полностью регенерировать, а не просто заживлять раны, всегда забавляет меня.
Даже Люциен усмехнулся этим словам.
— Ох, ох, я хочу сыграть! Можно мне на этот раз спрятать его печень?
При звуках игривого голоска Аньи Рейес взревел.
Светловолосая богиня Анархии влетела в двери и бросилась в распростертые объятия Люциена, распространяя по ветру аромат клубники. Парочка заворковала, как влюбленные глупыши, растворяясь друг в друге, забыв про окружающий их мир.
Рейесу понадобилось время, чтобы проникнуться к ней теплыми чувствами. Она принадлежала Олимпу, обиталищу всех презираемых им существ — это раз. Она сеяла вокруг себя хаос, так же естественно, как делала вдох — это два. Но в конечном итоге она помогла всем здешним воинам, и что самое главное подарила Люциену такое счастье, о каком Рейес мог только мечтать.
Сабин закашлялся.
Парис присвистнул, хотя прозвучало это немного натянуто.
В груди Рейеса шевельнулась зависть, сжимая сердце так, что вскоре оно могло перестать биться. Сердце, которого он вообще желал бы не иметь. Без него он бы не жаждал Данику, даже зная, что не может ее получить.
Она никогда не захочет его. Большинство женщин не могли оценить специфики его ласк и пристрастий — ангелоподобная Даника просто возненавидит их. Она до ужаса боялась просто быть рядом с ним.
Хотя, возможно, он смог бы завоевать ее, соблазнить, расположить к себе. Возможно… но отказывался даже попытаться. Женщины, с которыми он спал, всегда уступали его демону, он опьянял их, делая зависимыми от его наклонностей. У них развивалась собственная потребность боли, которая вырывалась наружу и причиняла вред всем вокруг.
— Пусть кто-нибудь соберет остальных, — сказал Рейес, наполняя слова сарказмом в надежде скрыть внутренние терзания. — Устроим из этого воссоединение.
Что делала в этот миг Даника? Кто был с нею рядом? Мужчина? Льнула ли она к нему так же, как Анья к Люциену? Была ли она мертва и захоронена, как Аэрон? Его руки сжались в кулаки, ногти удлинись, прорезая кожу и плоть с чудесной настойчивостью.
— Прекрати это, Болюнчик, — сказала Анья, смотря ему в лицо. Ее голова покоилась в изгибе Люциеновой шеи, а синие глаза сияли сквозь густые пряди светлых волос. — Ты тратишь впустую время Люциена, и это всерьез раздражает меня.
Когда Анья раздражалась — жди беды. Войны, стихийные бедствия. Рейес сложил оружие.
— Мы с ним уже переговорили. Он получил желаемую информацию.
— Не всю, — процедил Люциен.
— Скажи ему или я столкну тебя, — сказала Анья. — И клянусь богами — какими бы мерзавцами они не были! — что пока ты будешь восстанавливаться и не сможешь остановить меня, я найду твою маленькую подружку и пришлю тебе по почте один из ее пальчиков.
При мысли об этом на глаза воина пала алая дымка. Даника… поранена… Не реагируй. Не позволяй ярости поглотить себя.
— Ты не притронешься к ней.
— Следи за тоном, — предупредил его Люциен, покрепче обнимая свою возлюбленную.
— Ты даже не знаешь, где она, — сказал Рейес более спокойно, удивляясь, насколько быстро встал на защиту некогда столь флегматичный Люциен.
Анья хитро ухмыльнулась.
— Анья, — предупредил он.
— Что? — абсолютно невинно спросила она.
— Аэрон должен быть с нами, — заявил Люциен.
— Вопрос об Аэроне более не обсуждается, — прорычал Рейес. — Тебя там не было. Ты не видел муку в его глазах. Не слышал мольбы в его голосе. Я сделал то, что должен, и сделаю это снова.
Он отвернулся от друзей. Глянул вниз. Теперь лужи неистово поблескивали меж зазубренных камней. Они по-прежнему манили.
— Освобождение, — шептали они.
На некоторое время…
— Рейес, — позвал Люциен.
Рейес прыгнул.
Глава 2
— Заказы готовы.
Даника Форд поймала две исходящие паром тарелки, что скользнули вдоль серебристого стола. На одной лежал пышный гамбургер с кольцами лука. На другой — чили-дог с двойным сыром. Обе до краев были усыпаны грозящим инфарктом картофелем-фри и распространяли аромат, от которого у нее текли слюнки, а в животе урчало.
Последней ее едой был сэндвич вчера перед сном. Хлеб был с корочкой, а мясо хорошо прожаренным. Она бы заплатила любые деньги тогда за еще один такой же сэндвич. Если бы у нее были эти деньги, вот так-то.
Еще три часа до завершения ее смены, и тогда она опять сможет поесть. Три часа на подгибающихся ногах, с ломотой в спине и дрожью в руках.
«Не будь принцессой. Выше нос. Ты — Форд. Созданная быть сильной и тра-тра-та в этом же духе».
Невзирая на бравую болтовню, ее взгляд упал на тарелки. Она облизала губы. Может один укус. Какой от этого вред? Никто не узнает.
Рука поднялась прежде, чем она успела остановить ее, пальцы дотянулись…
— Полагаю, она крадет мой картофель, — послышался мужской шепот.
Другой шепотом ответил:
— Чего ты ожидал от такой, как она?
Даника замерла. На миг ее аппетит был забыт и шквал из миллиона эмоций пронесся в груди. Печаль, огорчение и стыд возглавляли колону.
«Вот во что превратилась моя жизнь? я скатилась за одну мрачную ночь т оберегаемой дочери до беглянки. От уважаемой художницы — до подбирающей чужие тарелки официантки»
— Хотел бы сказать, что удивлен, но…
— Проверь бумажник перед выходом.
Стыд опередил все остальные чувства. Ей не надо было видеть мужчин, чтобы знать, что они смотрят на нее тяжелыми, осуждающими взглядами. Они трижды приходили поесть в «Энрике» и все три раза она задавали ее самоуважению хорошую трепку. Это тоже было странно. Они никогда не произносили грубостей, всегда улыбались и благодарили ее, но не могли скрыть отвращения, что светилось в их глазах.
Она прозвала их Братцы-Птенчики, так сильно ей хотелось щелчком по клюву послать их прочь.
«Не привлекай внимания», — напомнил ее здравый смысл.
Три дня — единственно правило, что осталось в ее жизни.
— Лучше бы мне больше не заставать тебя за кражей еды снова, — рявкнул ее босс. Энрике был хозяином и поваром одновременно. — Поторапливайся. Их еда стынет.
— Вообще-то, она слишком горячая. Они могут обжечься и подать в суд.
Тарелки казались неприлично теплыми в сравнении с ее холодной кожей, что не могла согреться уже много недель. Даже сейчас, в разгар смены, на ней был свитер, купленный за 3,99 доллара в комиссионке на этой улице. Но к ее ужасу жар от тарелок никогда не пробирался внутрь нее.
Рейес не сомневался, что демон Разврата хотел его, но он знал Париса и знал, что воин предпочитает женщин.
«Избавься от них».
Рейс пристально осматривал своих новых гостей. Гидеон был одет во все черное, выкрашенные ярко-синие волосы, поблескивающие колечки-серебряшки пирсинга в бровях и накрашенные ресницы. Смертные находили его до чертиков пугающим.
Сабин также носил все черное, но его каштановые волосы, карие глаза и квадратное, простодушное лицо не позволяло обмануться в том, что он убьет любого, кто сунет нос в его дела — да еще посмеется в процессе.
Оба были упрямы до мозга костей.
— Мне нужно время, чтобы подумать, — сказал Рейес, надеясь сыграть на их сочувствии.
— Не о чем думать, — ответил Сабин. — Ты сделаешь то, что требуется, потому у тебя есть честь.
Не так ли? Может быть, ты так же слаб, как и смертная девчонка, которую ты жаждешь. Иначе с чего бы тебе причинять вред тем, кто так тебя любит?
«Ох», — подумал он, поежившись. — «Я слаб»
— Сабин! — рявкнул Рейес, осознав это. — Прекрати посылать сомнения в мою башку. С меня довольно моих собственных.
Воин глупо пожал плечами, даже не пытаясь отрицать.
— Извини.
— Поскольку наша встреча явно не отменена, — сказал Гидеон, — я не пойду в город, не посещу Клуб Судьбы, и не исторгну парочку криков наслаждения из смертной женщины. Он исчез за дверью секундой позже, раздраженно покачивая головой.
— Не отменяйте встречу, — сказал остальным Рейес. — Просто… начните без меня.
Он глянул через плечо, всматриваясь в небо и падающий снег. Пагубные объятия ночи все еще поджидали, умоляя его наконец-то спрыгнуть.
— Я вскоре спущусь вниз.
Губы Париса искривились.
— Вниз. Смешно. Может я встречу тебя там, и мы снова сыграем в «Спрячь поджелудочную». Заставлять тебя полностью регенерировать, а не просто заживлять раны, всегда забавляет меня.
Даже Люциен усмехнулся этим словам.
— Ох, ох, я хочу сыграть! Можно мне на этот раз спрятать его печень?
При звуках игривого голоска Аньи Рейес взревел.
Светловолосая богиня Анархии влетела в двери и бросилась в распростертые объятия Люциена, распространяя по ветру аромат клубники. Парочка заворковала, как влюбленные глупыши, растворяясь друг в друге, забыв про окружающий их мир.
Рейесу понадобилось время, чтобы проникнуться к ней теплыми чувствами. Она принадлежала Олимпу, обиталищу всех презираемых им существ — это раз. Она сеяла вокруг себя хаос, так же естественно, как делала вдох — это два. Но в конечном итоге она помогла всем здешним воинам, и что самое главное подарила Люциену такое счастье, о каком Рейес мог только мечтать.
Сабин закашлялся.
Парис присвистнул, хотя прозвучало это немного натянуто.
В груди Рейеса шевельнулась зависть, сжимая сердце так, что вскоре оно могло перестать биться. Сердце, которого он вообще желал бы не иметь. Без него он бы не жаждал Данику, даже зная, что не может ее получить.
Она никогда не захочет его. Большинство женщин не могли оценить специфики его ласк и пристрастий — ангелоподобная Даника просто возненавидит их. Она до ужаса боялась просто быть рядом с ним.
Хотя, возможно, он смог бы завоевать ее, соблазнить, расположить к себе. Возможно… но отказывался даже попытаться. Женщины, с которыми он спал, всегда уступали его демону, он опьянял их, делая зависимыми от его наклонностей. У них развивалась собственная потребность боли, которая вырывалась наружу и причиняла вред всем вокруг.
— Пусть кто-нибудь соберет остальных, — сказал Рейес, наполняя слова сарказмом в надежде скрыть внутренние терзания. — Устроим из этого воссоединение.
Что делала в этот миг Даника? Кто был с нею рядом? Мужчина? Льнула ли она к нему так же, как Анья к Люциену? Была ли она мертва и захоронена, как Аэрон? Его руки сжались в кулаки, ногти удлинись, прорезая кожу и плоть с чудесной настойчивостью.
— Прекрати это, Болюнчик, — сказала Анья, смотря ему в лицо. Ее голова покоилась в изгибе Люциеновой шеи, а синие глаза сияли сквозь густые пряди светлых волос. — Ты тратишь впустую время Люциена, и это всерьез раздражает меня.
Когда Анья раздражалась — жди беды. Войны, стихийные бедствия. Рейес сложил оружие.
— Мы с ним уже переговорили. Он получил желаемую информацию.
— Не всю, — процедил Люциен.
— Скажи ему или я столкну тебя, — сказала Анья. — И клянусь богами — какими бы мерзавцами они не были! — что пока ты будешь восстанавливаться и не сможешь остановить меня, я найду твою маленькую подружку и пришлю тебе по почте один из ее пальчиков.
При мысли об этом на глаза воина пала алая дымка. Даника… поранена… Не реагируй. Не позволяй ярости поглотить себя.
— Ты не притронешься к ней.
— Следи за тоном, — предупредил его Люциен, покрепче обнимая свою возлюбленную.
— Ты даже не знаешь, где она, — сказал Рейес более спокойно, удивляясь, насколько быстро встал на защиту некогда столь флегматичный Люциен.
Анья хитро ухмыльнулась.
— Анья, — предупредил он.
— Что? — абсолютно невинно спросила она.
— Аэрон должен быть с нами, — заявил Люциен.
— Вопрос об Аэроне более не обсуждается, — прорычал Рейес. — Тебя там не было. Ты не видел муку в его глазах. Не слышал мольбы в его голосе. Я сделал то, что должен, и сделаю это снова.
Он отвернулся от друзей. Глянул вниз. Теперь лужи неистово поблескивали меж зазубренных камней. Они по-прежнему манили.
— Освобождение, — шептали они.
На некоторое время…
— Рейес, — позвал Люциен.
Рейес прыгнул.
Глава 2
— Заказы готовы.
Даника Форд поймала две исходящие паром тарелки, что скользнули вдоль серебристого стола. На одной лежал пышный гамбургер с кольцами лука. На другой — чили-дог с двойным сыром. Обе до краев были усыпаны грозящим инфарктом картофелем-фри и распространяли аромат, от которого у нее текли слюнки, а в животе урчало.
Последней ее едой был сэндвич вчера перед сном. Хлеб был с корочкой, а мясо хорошо прожаренным. Она бы заплатила любые деньги тогда за еще один такой же сэндвич. Если бы у нее были эти деньги, вот так-то.
Еще три часа до завершения ее смены, и тогда она опять сможет поесть. Три часа на подгибающихся ногах, с ломотой в спине и дрожью в руках.
«Не будь принцессой. Выше нос. Ты — Форд. Созданная быть сильной и тра-тра-та в этом же духе».
Невзирая на бравую болтовню, ее взгляд упал на тарелки. Она облизала губы. Может один укус. Какой от этого вред? Никто не узнает.
Рука поднялась прежде, чем она успела остановить ее, пальцы дотянулись…
— Полагаю, она крадет мой картофель, — послышался мужской шепот.
Другой шепотом ответил:
— Чего ты ожидал от такой, как она?
Даника замерла. На миг ее аппетит был забыт и шквал из миллиона эмоций пронесся в груди. Печаль, огорчение и стыд возглавляли колону.
«Вот во что превратилась моя жизнь? я скатилась за одну мрачную ночь т оберегаемой дочери до беглянки. От уважаемой художницы — до подбирающей чужие тарелки официантки»
— Хотел бы сказать, что удивлен, но…
— Проверь бумажник перед выходом.
Стыд опередил все остальные чувства. Ей не надо было видеть мужчин, чтобы знать, что они смотрят на нее тяжелыми, осуждающими взглядами. Они трижды приходили поесть в «Энрике» и все три раза она задавали ее самоуважению хорошую трепку. Это тоже было странно. Они никогда не произносили грубостей, всегда улыбались и благодарили ее, но не могли скрыть отвращения, что светилось в их глазах.
Она прозвала их Братцы-Птенчики, так сильно ей хотелось щелчком по клюву послать их прочь.
«Не привлекай внимания», — напомнил ее здравый смысл.
Три дня — единственно правило, что осталось в ее жизни.
— Лучше бы мне больше не заставать тебя за кражей еды снова, — рявкнул ее босс. Энрике был хозяином и поваром одновременно. — Поторапливайся. Их еда стынет.
— Вообще-то, она слишком горячая. Они могут обжечься и подать в суд.
Тарелки казались неприлично теплыми в сравнении с ее холодной кожей, что не могла согреться уже много недель. Даже сейчас, в разгар смены, на ней был свитер, купленный за 3,99 доллара в комиссионке на этой улице. Но к ее ужасу жар от тарелок никогда не пробирался внутрь нее.