Поступь хаоса
Часть 18 из 23 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Она протянула руку за сумкой, взяла, встала, положила бинок унутрь, сумку на плечо повесила и прямо в глаза мне поглядела.
– Ну, стало быть, ладно, – подытожил я.
И во второй раз за два дня кинулся опрометью к реке, с Мэнчи на хвосте, но на этот раз еще и девчонка не отставала.
На самом деле – обгоняла, и так почти все время – очень уж она быстрая оказалась.
Вверх по холму и вниз – с другой его стороны. Остатки болота на глазах сменялись нормальным лесом. Земля стала куда тверже и для бега пригодней и клонилась, на счастье, вниз, а не вверх – хоть какая-то удача за все последнее время. Слева уже то и дело проглядывала река. Рюкзак молотил меня по спине, да и воздуха уже едва хватало.
Но нож свой я из руки не выпускал.
Клянусь. Клянусь перед богом или перед кем там угодно еще, прямо щас вот клянусь. Если мне удастся еще хоть раз дотянуться до Аарона, я его убью. Никаких колебаний. Без вариантов. Убью. Обещаю.
Я его прикончу.
Я его ушлепаю нахрен совсем.
Вот помяните мое слово.
Пологий склон, по которому мы бежали, стал круче, деревья – листвянее, светлее. Нас сначала приблизило к реке, потом снова увело от нее. У Мэнчи язык вывалился из раззявленной пасти и только што не развевался на бегу. Сердце у меня колотилось по миллиону раз в минуту, ноги собирались при первой возможности расстаться со всем остальным, но мы все равно бежали.
Вот снова вильнули к воде.
– Погоди! – выдохнул я.
Девочка, убежавшая сильно вперед, остановилась. Я доковылял до кромки, огляделся, нет ли кроков, наклонился и отправил несколько полных горстей воды в рот. На вкус преснее, чем должна бы. Кто его знает, што там в ней, из болота все-таки течет, – но пить иногда все равно надо. Ее тишина спорхнула рядом – девочка тоже пила. Я отполз малость в сторонку. Мэнчи тоже нахлебался своего. В промежутках между глотками все мы втроем хрипло хватали ртом воздух.
Я вытер рот, глянул вперед по маршруту: берег там быстро становился каменистым и круто забирал вверх, не побегаешь, а дальше тропинка разрезала склон, подымалась и вилась дальше по верху ущелья.
Я аж сморгнул, когда понял.
Я видел тропинку. Кто-то протоптал там тропинку.
Девочка тоже повернулась и посмотрела. Тропа шла вверх, река – вниз, делаясь глубже, быстрее и завиваясь в водовороты. И там кто-то сделал тропу.
– Это наверняка дорога к другому поселению, – сказал я. – Просто обязана быть она.
И тут вдалеке мы услышали бой копыт. Совсем слабо, но точно его.
Я и слова вымолвить не успел, потому што мы уже были на ногах и неслись по тропе. Река под нами проваливалась все ниже и ниже, а на другом ее берегу вставала бóльшая гора. На нашем лесная чащоба отодвигалась от прибрежных утесов. Тропу тут явно проложили, штобы люди могли спокойно путешествовать вдоль реки.
Она и для лошадей вполне широка, даже шире. Пять-шесть лошадей по ней спокойно в ряд пройдут.
Это даже и не тропа никакая, дошло до меня, а натуральная дорога!
Мы летели по ней, по всем ее изгибам и поворотам: девочка – впереди, я – следом, Мэнчи поспешал последним.
Пока я едва не врезался в нее – еще немного, и сшиб бы вниз.
– Ты чего творишь?! – заорал я и вцепился в нее, штобы обоим не свалиться с обрыва в реку, да еще за ножом следя: не ровен случай убью.
Но дальше я увидел то, што видела она.
Мост. Довольно далеко впереди. Перекинут с одного скалистого края на другой, через реку, футов, наверное, в сотне над ней, а то и больше. Дорога, или тропа, или што она там такое, на нашей стороне заканчивается и превращается в голый камень и густой лес. Проще говоря, идти дальше некуда, кроме моста.
В голове што-то такое шевельнулось – первые начатки мысли.
Копыта стучали уже громче. Позади, в той стороне, откуда надвигался на нас мэр, уже вздымались облака пыли.
– Вперед! – Я промчался мимо нее и припустил со всех ног к мосту.
Мы затопотали по окаймлявшей гребень утеса дороге, вздымая изрядно собственной пыли; Мэнчи несся так, што у него уши по шее распластало.
Но вот наконец и он – и это не какой-нить тебе пешеходный мостик: футов шесть в ширину, по меньшей мере. В основном веревки, натянутые меж деревянных шестов, вогнанных в скалу по обе стороны реки, и туго набитые доски от одного берега до другого.
Я проверил его ногой, ясное дело, но он оказался такой прочный, што даже не спружинил. Более чем достаточно для мальчика, девочки и собаки.
И более чем достаточно для отряда мужчин верхами, как пить дать.
Кто бы его там ни построил – строил он на века.
Я снова глянул вверх по течению, откуда мы прибежали. Пыли прибавилось, копыта гремели громче, шепот мужского Шума набирал силу. Вроде бы даже молодой Тодд слыхать, но скорее я это себе навоображал – Аарон наверняка сильно отстал, пешком-то.
Но што я хотел, я увидел: мост – единственная переправа через реку, от горизонта до горизонта, на мили, докуда хватает глаз.
Может, и на нашу голову немного удачи свалилось.
– Идем, – скомандовал я, и мы побежали.
Мост был настолько хорошо сделан, што между досками – ни просвета: прям как по дороге идешь. На той стороне девочка встала и уставилась на меня, не иначе прочтя мою мысль в Шуме и ожидая, как мы будем действовать.
Нож я все еще держал – сжимал в кулаке его силу.
Может, удастся все-таки сделать им што-то путное.
Наш конец моста привязан к торчащим из скалы шестам. У лезвия жуткий зазубренный край с одной стороны… Я выбрал узел послабже на вид и принялся его пилить.
Пилил и пилил.
А копыта гремели все громче, разлетаясь эхом по всему ущелью. Ежели моста вдруг не станет… Я вгрызся в веревки с удвоенной силой.
И еще. И еще.
Только вот никакого прогресса у меня не наблюдалось.
– Што за черт?! – я обвинительно воззрился туда, где пилил.
Там почти што ни царапинки. Я потрогал для верности зубец на ноже и укололся: кровь пошла в ту же секунду. Присмотрелся к веревке: похоже, она покрыта слоем какой-то тонкой смолы.
Чертовой тонкой смолы, твердой как сталь, которую нипочем не прорезать.
– Глазам своим не верю, – простонал я и посмотрел на девочку: она стояла с биноком у глаз и глядела вверх по течению вдоль дороги. – Видишь их?
Впрочем, никаких биноков уже было не надо: вон они, скачут, невооруженным глазом видать. Маленькие еще, но растут, не мешкают, грохочут по камню, будто после них хоть потоп.
Три минуты. Может, четыре.
Дерьмо.
Я снова запилил – со всей скоростью и силой, на какую был способен, двигая рукой туда и обратно как можно жестче; пот залил кожу, новые боли охотно присоединились к старым, как будто тех еще было мало. Я пилил, и пилил, и пилил, роняя капли с кончика носа на нож.
– Давай же, давай! – рычал сквозь стиснутые зубы.
Поднял нож. О да! Мне удалось прогрызться сквозь один крошечный участочек смолы на одном малюсеньком узелочке огроменного етьского моста.
– Черт тебя раздери! – сказал я ему.
И запилил дальше. И еще запилил, и еще, и больше того, и пот уже затек в глаза и радостно их щипал.
– Тодд! – вопил Мэнчи, и ужас его так и разбрызгивался по всей округе.
Я пилил. И пилил.
Результат был один: нож в какой-то момент застрял, и я раскровянил себе костяшки об опору.
– ЧЕЕЕЕРТ! – Я бросил его оземь; он запрыгал по камню и улегся у девочкиных ног. – ЧЕРТ ЕГО ВСЕ ПОБЕРИ!!!
Потому што деваться некуда, на этом сейчас всё и кончится.
Всё – кончится.
Конец нашему глупому шансу, который даже и не шанс никакой был.
Лошадей нам не перегнать и чертов этот мегамост не перерезать, и нас сейчас поймают, а Бен и Киллиан уже мертвы, и нас тоже убьют, и мир на том и кончится, вот и весь сказ.
Мой Шум накрыло краснотой, внезапно, безоговорочно и грубо, никогда еще в жизни такого не чувствовал, словно докрасна раскаленное тавро вдавили мне прямо в сердце, и всё, што было больно и страшно, запылало багряным и взревело от ярости на вранье и несправедливость, на то, до чего все это нечестно.
И это всё сейчас свелось в одно.
Я поднял взгляд на девочку, и она аж отшатнулась от той силы, што в нем была.
– Ты, – прошипел я, и меня уже было не остановить. – Это все ты! Если бы ты не объявилась на этом трепаном болоте, ничего этого не случилось бы! Я бы сейчас был ДОМА! Смотрел бы за етьскими овцами, и жил в своем етьском доме, и спал бы на собственной ЕТЬСКОЙ ПОСТЕЛИ!
«Етьской» я, разумеется, не сказал. Сказал по-другому.
– Так ведь НЕТ! – наддал я. – Надо было объявиться ТЕБЕ и твоей ТИШИНЕ! И весь мир полетел К ЧЕРТЯМ!
Я даже не заметил, што надвигаюсь на нее, пока она не отступила. Но глаз от меня не отвела.
– Ну, стало быть, ладно, – подытожил я.
И во второй раз за два дня кинулся опрометью к реке, с Мэнчи на хвосте, но на этот раз еще и девчонка не отставала.
На самом деле – обгоняла, и так почти все время – очень уж она быстрая оказалась.
Вверх по холму и вниз – с другой его стороны. Остатки болота на глазах сменялись нормальным лесом. Земля стала куда тверже и для бега пригодней и клонилась, на счастье, вниз, а не вверх – хоть какая-то удача за все последнее время. Слева уже то и дело проглядывала река. Рюкзак молотил меня по спине, да и воздуха уже едва хватало.
Но нож свой я из руки не выпускал.
Клянусь. Клянусь перед богом или перед кем там угодно еще, прямо щас вот клянусь. Если мне удастся еще хоть раз дотянуться до Аарона, я его убью. Никаких колебаний. Без вариантов. Убью. Обещаю.
Я его прикончу.
Я его ушлепаю нахрен совсем.
Вот помяните мое слово.
Пологий склон, по которому мы бежали, стал круче, деревья – листвянее, светлее. Нас сначала приблизило к реке, потом снова увело от нее. У Мэнчи язык вывалился из раззявленной пасти и только што не развевался на бегу. Сердце у меня колотилось по миллиону раз в минуту, ноги собирались при первой возможности расстаться со всем остальным, но мы все равно бежали.
Вот снова вильнули к воде.
– Погоди! – выдохнул я.
Девочка, убежавшая сильно вперед, остановилась. Я доковылял до кромки, огляделся, нет ли кроков, наклонился и отправил несколько полных горстей воды в рот. На вкус преснее, чем должна бы. Кто его знает, што там в ней, из болота все-таки течет, – но пить иногда все равно надо. Ее тишина спорхнула рядом – девочка тоже пила. Я отполз малость в сторонку. Мэнчи тоже нахлебался своего. В промежутках между глотками все мы втроем хрипло хватали ртом воздух.
Я вытер рот, глянул вперед по маршруту: берег там быстро становился каменистым и круто забирал вверх, не побегаешь, а дальше тропинка разрезала склон, подымалась и вилась дальше по верху ущелья.
Я аж сморгнул, когда понял.
Я видел тропинку. Кто-то протоптал там тропинку.
Девочка тоже повернулась и посмотрела. Тропа шла вверх, река – вниз, делаясь глубже, быстрее и завиваясь в водовороты. И там кто-то сделал тропу.
– Это наверняка дорога к другому поселению, – сказал я. – Просто обязана быть она.
И тут вдалеке мы услышали бой копыт. Совсем слабо, но точно его.
Я и слова вымолвить не успел, потому што мы уже были на ногах и неслись по тропе. Река под нами проваливалась все ниже и ниже, а на другом ее берегу вставала бóльшая гора. На нашем лесная чащоба отодвигалась от прибрежных утесов. Тропу тут явно проложили, штобы люди могли спокойно путешествовать вдоль реки.
Она и для лошадей вполне широка, даже шире. Пять-шесть лошадей по ней спокойно в ряд пройдут.
Это даже и не тропа никакая, дошло до меня, а натуральная дорога!
Мы летели по ней, по всем ее изгибам и поворотам: девочка – впереди, я – следом, Мэнчи поспешал последним.
Пока я едва не врезался в нее – еще немного, и сшиб бы вниз.
– Ты чего творишь?! – заорал я и вцепился в нее, штобы обоим не свалиться с обрыва в реку, да еще за ножом следя: не ровен случай убью.
Но дальше я увидел то, што видела она.
Мост. Довольно далеко впереди. Перекинут с одного скалистого края на другой, через реку, футов, наверное, в сотне над ней, а то и больше. Дорога, или тропа, или што она там такое, на нашей стороне заканчивается и превращается в голый камень и густой лес. Проще говоря, идти дальше некуда, кроме моста.
В голове што-то такое шевельнулось – первые начатки мысли.
Копыта стучали уже громче. Позади, в той стороне, откуда надвигался на нас мэр, уже вздымались облака пыли.
– Вперед! – Я промчался мимо нее и припустил со всех ног к мосту.
Мы затопотали по окаймлявшей гребень утеса дороге, вздымая изрядно собственной пыли; Мэнчи несся так, што у него уши по шее распластало.
Но вот наконец и он – и это не какой-нить тебе пешеходный мостик: футов шесть в ширину, по меньшей мере. В основном веревки, натянутые меж деревянных шестов, вогнанных в скалу по обе стороны реки, и туго набитые доски от одного берега до другого.
Я проверил его ногой, ясное дело, но он оказался такой прочный, што даже не спружинил. Более чем достаточно для мальчика, девочки и собаки.
И более чем достаточно для отряда мужчин верхами, как пить дать.
Кто бы его там ни построил – строил он на века.
Я снова глянул вверх по течению, откуда мы прибежали. Пыли прибавилось, копыта гремели громче, шепот мужского Шума набирал силу. Вроде бы даже молодой Тодд слыхать, но скорее я это себе навоображал – Аарон наверняка сильно отстал, пешком-то.
Но што я хотел, я увидел: мост – единственная переправа через реку, от горизонта до горизонта, на мили, докуда хватает глаз.
Может, и на нашу голову немного удачи свалилось.
– Идем, – скомандовал я, и мы побежали.
Мост был настолько хорошо сделан, што между досками – ни просвета: прям как по дороге идешь. На той стороне девочка встала и уставилась на меня, не иначе прочтя мою мысль в Шуме и ожидая, как мы будем действовать.
Нож я все еще держал – сжимал в кулаке его силу.
Может, удастся все-таки сделать им што-то путное.
Наш конец моста привязан к торчащим из скалы шестам. У лезвия жуткий зазубренный край с одной стороны… Я выбрал узел послабже на вид и принялся его пилить.
Пилил и пилил.
А копыта гремели все громче, разлетаясь эхом по всему ущелью. Ежели моста вдруг не станет… Я вгрызся в веревки с удвоенной силой.
И еще. И еще.
Только вот никакого прогресса у меня не наблюдалось.
– Што за черт?! – я обвинительно воззрился туда, где пилил.
Там почти што ни царапинки. Я потрогал для верности зубец на ноже и укололся: кровь пошла в ту же секунду. Присмотрелся к веревке: похоже, она покрыта слоем какой-то тонкой смолы.
Чертовой тонкой смолы, твердой как сталь, которую нипочем не прорезать.
– Глазам своим не верю, – простонал я и посмотрел на девочку: она стояла с биноком у глаз и глядела вверх по течению вдоль дороги. – Видишь их?
Впрочем, никаких биноков уже было не надо: вон они, скачут, невооруженным глазом видать. Маленькие еще, но растут, не мешкают, грохочут по камню, будто после них хоть потоп.
Три минуты. Может, четыре.
Дерьмо.
Я снова запилил – со всей скоростью и силой, на какую был способен, двигая рукой туда и обратно как можно жестче; пот залил кожу, новые боли охотно присоединились к старым, как будто тех еще было мало. Я пилил, и пилил, и пилил, роняя капли с кончика носа на нож.
– Давай же, давай! – рычал сквозь стиснутые зубы.
Поднял нож. О да! Мне удалось прогрызться сквозь один крошечный участочек смолы на одном малюсеньком узелочке огроменного етьского моста.
– Черт тебя раздери! – сказал я ему.
И запилил дальше. И еще запилил, и еще, и больше того, и пот уже затек в глаза и радостно их щипал.
– Тодд! – вопил Мэнчи, и ужас его так и разбрызгивался по всей округе.
Я пилил. И пилил.
Результат был один: нож в какой-то момент застрял, и я раскровянил себе костяшки об опору.
– ЧЕЕЕЕРТ! – Я бросил его оземь; он запрыгал по камню и улегся у девочкиных ног. – ЧЕРТ ЕГО ВСЕ ПОБЕРИ!!!
Потому што деваться некуда, на этом сейчас всё и кончится.
Всё – кончится.
Конец нашему глупому шансу, который даже и не шанс никакой был.
Лошадей нам не перегнать и чертов этот мегамост не перерезать, и нас сейчас поймают, а Бен и Киллиан уже мертвы, и нас тоже убьют, и мир на том и кончится, вот и весь сказ.
Мой Шум накрыло краснотой, внезапно, безоговорочно и грубо, никогда еще в жизни такого не чувствовал, словно докрасна раскаленное тавро вдавили мне прямо в сердце, и всё, што было больно и страшно, запылало багряным и взревело от ярости на вранье и несправедливость, на то, до чего все это нечестно.
И это всё сейчас свелось в одно.
Я поднял взгляд на девочку, и она аж отшатнулась от той силы, што в нем была.
– Ты, – прошипел я, и меня уже было не остановить. – Это все ты! Если бы ты не объявилась на этом трепаном болоте, ничего этого не случилось бы! Я бы сейчас был ДОМА! Смотрел бы за етьскими овцами, и жил в своем етьском доме, и спал бы на собственной ЕТЬСКОЙ ПОСТЕЛИ!
«Етьской» я, разумеется, не сказал. Сказал по-другому.
– Так ведь НЕТ! – наддал я. – Надо было объявиться ТЕБЕ и твоей ТИШИНЕ! И весь мир полетел К ЧЕРТЯМ!
Я даже не заметил, што надвигаюсь на нее, пока она не отступила. Но глаз от меня не отвела.