Последняя история Мины Ли

Ознакомившись с содержимым сейфа, Марго с трудом подавила желание тут же броситься к миссис Бэк, поскольку время было позднее, и без сна проворочалась до утра. Только мамина лучшая подруга могла объяснить ей фотографию, на которой маме лет тридцать, она в Корее стоит рядом с мужчиной и девочкой, так похожими на ее семью. Где теперь эта другая семья, другая дочь — с косичками, в красной футболке и легинсах?

Однако на следующий день, когда Марго постучала в дверь миссис Бэк, ей никто не ответил. И теперь, в среду, в сочельник, Марго отправилась в единственное оставшееся место, где ту можно было найти.

Марго с Мигелем ехали мимо домов, украшенных праздничными гирляндами и пластиковыми Санта-Клаусами, к церкви мамы, где должны были проходить отдельные рождественские службы на испанском, корейском и английском. После этого они собирались поужинать в ресторане традиционной кухни южно-мексиканского штата Оахакан, в котором они никогда не бывали, но слышали много хорошего — о сочных красных и черных соусах моле, живой музыке и традиционном дизайне.

Вопреки обстоятельствам оба чувствовали необходимость хоть как-то отпраздновать Рождество. Несмотря на теплый и сухой климат Лос-Анджелеса, на зимние праздники все же бывало довольно прохладно, особенно ночью, и местные натягивали на себя сапоги, свитера и даже пуховики. А праздники по крайней мере грели ощущением единения и активности — походы по магазинам, готовка, установка и украшение пластиковых елок. Дома у мамы коридоры пропахли всевозможными ароматами — позоле и биррии — мексиканского мясного рагу, различного мяса, уваренного в перце чили и травах, и даже слышались нотки корейской кухни с ее пикантными кимчи, рагу и бульгоги. Унылые балконы в фуксиях были украшены рождественскими кактусами. В супермаркете расцвели пуансеттии, также называемые «Рождественской звездой», медные и алые. Школы закрылись на каникулы, и повсюду бегали дети.

За окном машины проносились велосипедисты, на автобусных остановках толпились люди с набитыми пакетами в руках; уличные торговцы разложили на тротуарах свой разнообразный товар — от апельсинов и очищенных манго, подаваемых на палочке, до блестящих бумбоксов и мягких полиэстеровых одеял с плюшевыми мишками и мультяшными сердечками.

— Может, пора снова позвонить сержанту Цою? — спросил Мигель с пассажирского сиденья. — У нас же есть показания против мистера Пака, верно? Он преследует миссис Бэк и, очевидно, приезжал к квартире твоей мамы.

— Думаю, если бы миссис Бэк хотела, она бы уже позвонила в полицию, — заметила Марго. — Может, она боится, что он ей отомстит?

— Но, если он все-таки замешан в смерти твоей мамы, разве это не повод забеспокоиться?

— Мы пока не знаем наверняка. Надеюсь, миссис Бэк придет сегодня в церковь, тогда мы сможем рассказать ей о том, что хозяин видел мистера Пака у маминой квартиры. Даже не придется упоминать официантку и ее слова о том, что он купил ресторан и преследовал миссис Бэк, верно? Спрошу ее о мистере Паке и можно ли сообщить о нем полиции. Просто не хочется ей навредить. — Марго вздохнула. — Хотела бы я… обойтись без всего этого. Мне все кажется, что я отстаю, недостаточно быстро действую. Я никогда не…

— Марго, ты на прошлой неделе болела, — напомнил Мигель. — Твоя мама умерла, и ты только что выяснила личность своего отца — это тот еще стресс, буквально для кого угодно.

На глаза навернулись слезы.

— Чудо, что после всего пережитого ты все еще держишься. Ты крепкий орешек.

Марго впервые поверила таким словам. Раньше она считала себя слишком чувствительной, боязливой, пассивной, однако Мигель был прав. Выдержка досталась ей от мамы. Мама была смелой — переехала в другую страну, не зная языка, культуры и законов, влюбилась и даже сумела самостоятельно вырастить дочь.

Что касается Марго, то за минувшие пару недель она в одиночку моталась по квартирам незнакомцев, продала мамину лавку, противостояла полицейскому — месяц назад она и вообразить не могла, что способна на подобное. Ее жизнь тогда казалась такой банальной: она избегала Джонатана, своего коллегу, с которым у нее был роман в прошлом году, перебирала нескончаемые горы бумаг в офисе начальника, просматривала бесконечные анкеты знакомств в интернете, вычитывала и скрупулезно корректировала флаеры для информационной рассылки. Теперь же она колесила по Лос-Анджелесу в поисках правды о себе, правды о своей маме — о ее жизни и смерти.

— Кстати, когда я заболела на прошлой неделе, — начала Марго, — у меня было смутное подозрение… Знаю, я похожа на параноика, только мне показалось, будто тот парень — сексапильный водитель, помнишь? — будто он отравил меня. У чая был странный привкус.

Мигель ахнул, прикрыв рот рукой.

— Клянусь, я подумал о том же, когда ты мне сказала! Я просто не стал тебе говорить, чтоб не пугать.

— Черт! Нельзя доверять настолько красивым людям.

— Ты собираешься и ей позвонить? Миссис Ким, я имею в виду? В смысле, знаю, все это может быть не связано, но… Думаю, если ты хочешь побольше узнать об отце… Или ты слишком напугана?

— Нет, я ей позвоню. Думаю, после праздников она немного придет в себя. — Марго вздохнула. — А пока, пожалуй, лучше найти миссис Бэк. Она единственная может знать о другой семье мамы, о муже и дочери. И как бы она снова не исчезла из-за проклятого мистера Пака.

Объехав квартал несколько раз в попытке припарковаться, они втиснулись в крошечное место в опасной близости к гидранту — впрочем, тот казался нерабочим. Наконец они поднялись по ступенькам и вошли в церковь в испанском стиле, заполненную семьями, одетыми в лучшие наряды. Склонив головы, все слушали ирландского священника, читающего молитву по-корейски.

Марго с Мигелем примостились между незнакомцами недалеко от входа и прислонились к холодной стене. Запах ладана, затхлых книг и пыли смешивался с разнообразными ароматами, исходящими от людей, — приторная смесь цветов, вечнозеленых растений и специй.

Обилие ощущений — молитвы и псалмы, цветные фрагменты витражей, которые в вечернее время едва просматриваются, ритуалы и обычаи в этом месте сливаются вместе, связывая чужаков в единое целое. Вот почему мама возвращалась сюда каждое воскресенье — чтобы погрузиться в эту атмосферу и, не говоря ни слова, даже не глядя ни на кого, стать частью чего-то большого, чего-то значительного.

Последний раз они с мамой поссорились из-за церкви, когда Марго было пятнадцать или шестнадцать, ее бунтарский настрой и напор пугали маму. Примерно тогда же Марго совсем забросила изучение корейского — в том возрасте только демонстрируя непокорность, она чувствовала себя живой. И все в маме — ее чужеродность, ее бедность, ее бессилие — стало лишь зеркалом того, кем Марго не хотела быть или стать в будущем.

— Я не верю в бога, — сказала тогда Марго по-английски, моя посуду после ужина. — Я не хочу завтра идти в церковь.

— Не веришь в бога? — переспросила мама по-корейски, вытирая стол. — Ты знаешь, что происходит с людьми, которые не верят в бога?

— Разумеется.

Мама подошла к Марго, загоняя ее в угол.

— Хочешь попасть в ад?

Мама тогда вернулась с рынка после двенадцатичасового рабочего дня, в течение которого ей обычно приходилось носиться по центру города за товаром, обхаживать потенциальных покупателей, которые в основном игнорировали ее, а порой даже называли «китайкой» и смеялись ей в лицо. Однако в спорах она извлекала аргументы из самой глубины души, подпитанные самыми фундаментальными страхами.

— Я не верю в ад. — Уже измученная, Марго сполоснула кастрюлю под струей самой горячей воды, какую могла выдержать. Пар щекотал лицо.

Мама внезапно ударила ладонью по столешнице и громче повторила:

— Хочешь попасть в ад?!

— Если бы бог существовал, он бы не позволил нам страдать! — резко возразила Марго, закрывая кран. — Он бы не допустил бедности, — кричала она по-английски, ее не волновало, поймет ли ее мама. Ей нужно было высказаться. — Он не стал бы так усложнять нам жизнь. Не было бы войн. Он не стал бы усложнять жизнь стольким людям.

Из глаз полились слезы — Марго уже не могла остановиться.

— А что будет, когда ты умрешь? А? — Мама указала на пол, как будто они все будут похоронены прямо на этом месте, под этим самым бежевым линолеумом.

— Когда я умру, я превращусь в грязь, мне все равно.

— Что будет, когда ты умрешь? — повторила мама, будто не слыша ее, трясущимся пальцем тыкая Марго в грудь. — Как тебя найдут родные? А? Как ты найдешь тех, кого потеряла? — Мама, которая редко плакала, всхлипнула. — Как ты найдешь тех, кого потеряла?


Марго не могла вынести вида неприкрытой, отчаянной боли на лице мамы и бросилась мимо нее в ванную, где плюхнулась на унитаз и разрыдалась. С мамой просто невозможно жить под одной крышей — она то ведет себя как настоящий тиран, то неожиданно становится прозрачной, обнажая всю душу, трагедии своей жизни: одиночество, сиротство, войну, необходимость самостоятельно воспитывать ребенка и постоянно работать, без выходных, без отпусков.

Марго в таких случаях всегда терялась, не зная, как реагировать на яркие вспышки истинной сущности мамы, которые грозили сжечь их всех дотла.

За дверью, где стояла мама, слушая ее плач, скрипнул пол. Марго представила ее в тот момент — ладонь прижата к закрытой двери, голова наклонена, рука сжимается в кулак, чтобы постучать… и в последний момент замирает и опускается.

Как же они боялись друг друга. Какими несносными были вместе. Если бы только мама постучала, а Марго не прогнала ее… Если бы только они могли обнять друг друга и сказать: «Я тебя не понимаю, но стараюсь изо всех сил. Я правда стараюсь изо всех сил».

Теперь же Марго погружалась в мамин мир так, словно шла прямиком в лесной пожар, который невозможно остановить и которому нет конца и края. Однако этот пожар не только уничтожит сухие ветки и колючки — он также высвободит запертые в своих идеальных сосновых шишках семена, которые упадут в почву и дадут новые побеги.

Под конец молитвы толпа встала со скамей, перелистывая страницы тонких лощеных песенников в черных пластиковых обложках и прочищая горло для пения. Мягкий хор голосов под мелодию органа словно возвышал помещение, будто души собравшихся заскользили по сводчатому потолку, заполняя грудную клетку церкви. Марго не понимала слов, но внутри все гудело от этих звуков — мелодии добра, сопричастности и, быть может, даже прощения. На глаза навернулись слезы, и она промокнула их, прежде чем они выльются наружу.

Началась проповедь. Священник в рясе говорил мягким, но уверенным голосом, разжигая церковь, как огонь. Сеть в сознании Марго выловила только несколько корейских слов — «дар», «любовь» и «бог».

Подняв глаза, она вдруг увидела в середине зала знакомое лицо, знакомые алые губы и подтолкнула Мигеля локтем.

— Что? — прошептал тот в ответ.

— Миссис Бэк! — так же шепотом ответила Марго. — Смотри, вон там.

— Где?

— С серым шарфом.

На них недовольно покосился мужчина, стоящий неподалеку.

Когда началось причастие и к алтарю вызвали ряд миссис Бэк, та поднялась со скамьи. На ней была темно-синяя блузка и длинная юбка в тон, которая колыхалась при ходьбе. Миссис Бэк поклонилась священнику, принимая хлеб. — Марго вспомнила его сухую текстуру, как он быстро растворяется на языке, проходит в горло. Прислонившись к стене, она смотрела на позолоченный алтарь, над которым на кресте, раскинув руки, висел Иисус, бледный и худой.

Возвращаясь в свой ряд, миссис Бэк подняла глаза, и на секунду Марго показалось, что она заметила их с Мигелем — их было сложно не заметить, они выделялись из толпы, — но та взяла свой песенник и села, будто не произошло ничего необычного.

Когда служба закончилась, Марго принялась наблюдать за миссис Бэк, которая убрала свои вещи в черную холщовую сумку, достала мобильный телефон и, уткнувшись в экран и не обращая внимания на окружающих, нетвердой походкой направилась к выходу.

Марго подала Мигелю знак, и они последовали за ней, держась на расстоянии. Перед выходом миссис Бэк внезапно повернула в другую сторону и спустилась по лестнице в цокольное помещение церкви. Стараясь ступать как можно тише, Марго с Мигелем последовали за ней на пыльный склад и спрятались за высокими башенками из картонных коробок. Послышался голос миссис Бэк — она говорила на корейском, ей отвечал другой голос — мужской, — который показался Марго знакомым.

— Ты сегодня так хорошо выглядишь, — сказал мужчина. — Позволь пригласить тебя на ужин. Все-таки сегодня сочельник.

Марго с Мигелем переглянулись и пригнулись ниже.

— Откуда у тебя мой номер? — резко спросила миссис Бэк.

Мужчина рассмеялся:

— Да что с тобой такое? Иди же ко мне.

— Держись от меня подальше! Никогда больше не звони мне и не приходи сюда.

— Я тут думал, может, тебе нужна работа? Могу все организовать.

— Мне от тебя ничего не нужно. Оставь меня в покое!

— Тс-с, не кричи. Ты как зверь, — сказал мужчина. — Ха, вот какими становятся женщины без мужчин — совсем отбиваются от рук.

Миссис Бэк что-то процедила сквозь зубы, Марго не разобрала слов.

— Что ты хочешь этим сказать? — недоуменно спросил мужчина.

— Миссис Ли, — на этих словах голос миссис Бэк дрогнул.

— Ха, которая?

— Ли Мина.

— Я ее даже не знаю. Ну же, иди ко мне.

Послышалась суета, мужской вскрик боли.

— Не прикасайся ко мне! — выплюнула миссис Бэк. — Или я тебя убью!

Марго выглянула из-за коробок и увидела стремительно удаляющуюся миссис Бэк и мистера Пака, который, прихрамывая, пытался ее догнать.

— Черт! — выдохнула Марго, во все глаза глядя на Мигеля. — Идем!

Они взбежали по лестнице и выскочили из здания. На уже почти пустую улицу опустилась холодная ночь. На дальнем конце парковки миссис Бэк захлопнула дверцу своей потрепанной серой «Тойоты Камри» и быстро уехала. Мистера Пака же и след простыл.