Последняя история Мины Ли

Когда Марго было лет пять, она сидела в теплой ванне, наполненной розовой, ароматной водой, и, царапая лепестки противоскользящих наклеек под собой, спросила маму:

— Где мой папа?

Мама, стоящая на коленях на полу ванной, вздрогнула и ненадолго задумалась, прежде чем ответить.

— Не знаю. Он давным-давно нас покинул.

— Куда же он ушел? — спросила Марго, обращаясь к потолку и шлепая по воде ножками.

— Не знаю. — Мама поменяла позу. Ее руки были покрыты пеной. — У меня тоже никогда не было отца. Ты задаешь слишком много вопросов.

По ее щеке скатилась слеза, быстрая и беззвучная.

Марго откинула голову, и мама аккуратно смыла шампунь, стараясь не забрызгать лицо. Она отчаянно хотела прогнать слезы из глаз матери. Было мучительно наблюдать, как мама, которая усердно и безропотно работала день за днем, проявляет эмоции, так стремительно обнажая свою душу. В эти редкие моменты огромной нежности и хрупкости, когда их душевное равновесие дрожало и звенело, как стеклянные бокалы в шкафу во время землетрясения, Марго узнала, что семьи — главный источник боли, независимо от того, потеряли ли они нас, бросили или просто мыли нам голову.

Все эти чувства к подростковому возрасту переросли в своеобразную ярость, когда мир начал требовать от Марго ответов: «Где твой папа? У тебя нет отца? Чем твоя мама зарабатывает на жизнь? Как долго вы живете в этой квартире?» Сами вопросы будто осуждали все то, что ни она, ни мама не могли себе позволить или изменить.

Ведь в этом все дело, не так ли?

Деньги могли бы сделать мир безупречно чистым. Какая иллюзия.

Сидя на ковре, Марго уставилась на ключик, лежащий на тумбочке рядом с маминой кроватью. Ключ — такой банальный символ. Однако порой правда лежит прямо перед нашим носом, ожидая, когда мы будем готовы поглотить ее со всеми его зубчиками, когда поймем, что достаточно сильны, чтобы выдержать ее вес.

Прошло восемь лет с тех пор, как Марго переехала в Сиэтл, восемь лет невнятных бесед по телефону и коротких визитов на каникулы, которые в основном проходили за работой на рынке. Марго верила, что они могут жить так вечно, что расстояние не причинит им особой боли.

Только теперь она осознала, как много правды осталось в тени. Как в дереве, потерявшем листву, молча готовящемся к ветру и холоду, при определенных условиях сок внутри мог вновь выпустить почки — хрупкие откровения.



Положив ключ от банковского сейфа и документы в сумочку, Марго открыла дверь квартиры и окинула взглядом мамин дом — повсюду сумки с вещами для пожертвования и куча хлама в центре комнаты. Вид одновременно радовал и ужасал. Она наконец нашла способ избавиться от этого места, от этой квартиры, которая мучила ее своей тоской, своей бедностью, грязными окнами, бесформенным и выцветшим диваном и кофейным столиком с кольцами от кружек, похожими на высохшие следы от ног. И все же ей хотелось броситься на эти груды вещей и остаться там навсегда, как в комнате ожидания, пока не вернется мама или пока вселенная каким-то образом не выдаст ответы, которые ей нужны, чтобы принять решения и продолжать жить, как и все вокруг.

Марго заперла за собой дверь.

По темному и затхлому лестничному пролету, держась за перила, поднимался хозяин здания.

— Извините, — обратилась к нему Марго. — Я оставила вам сообщение о своей маме, вы получили?

— О, да, да, простите. У меня было столько дел и…

— Почему вы солгали полицейскому? — перебила его Марго.

— Я солгал?

— Да, полицейскому. — Она скрестила руки на груди. — Сержанту Цою. Вы сказали ему, что ничего не слышали из квартиры моей матери. А мне вы говорили…

Хозяин улыбнулся, словно эта ситуация его забавляла, и провел рукой по густым седым волосам.

— Я же говорил, что полиция ничего не предпримет. Нет необходимости их сюда вмешивать. Мне не нужно, чтобы они рыскали по зданию и пугали жильцов. Как это поможет вашей маме?

— Но вам не кажется…

— Полиция нам ни к чему.

— Я поняла, только вам не кажется, что если маму убили, то вашим жильцам хотелось бы помочь найти убийцу?

Раздраженно фыркнув, хозяин поднялся еще на несколько ступеней ей навстречу.

— Я просто пытаюсь вести бизнес, понимаете? Не то чтобы мне было все равно.

Марго вдруг представила, как толкает его, и его коренастое тело летит вниз, голова ударяется о ступеньки. Она вздрогнула от этой картинки, от ее жестокости. Это будет похоже на несчастный случай.

— Я просто не думаю, что полиции можно доверять, — продолжал хозяин. — Зачем рисковать? Зачем вмешиваться? Вы не думаете, что уже достаточно людей пострадали? Уже слишком многие пострадали.

— Вы выставили меня лгуньей.

— Послушайте… Мне жаль. Я пытаюсь… — Его голос дрогнул. — Я изо всех сил пытаюсь удержаться на плаву. Поверьте мне. Я вечно на грани разорения. — У него на глаза навернулись слезы. — Если бы разговор с полицией мог помочь вашей маме, я бы обязательно им все рассказал, правда, но я уверен, что это не поможет. Я многое повидал за свою жизнь.

Марго колебалась. Мама, скорее всего, поступила бы так же.

— Может, я и не очень хорошо здесь справляюсь, но стараюсь изо всех сил, — продолжал мужчина. — Знаю, никому не нравится хозяин. Я вообще никогда не хотел этим заниматься, моя жена настояла. А теперь я застрял здесь, как и все остальные. Что мне еще делать? Меня никуда не возьмут. Такой, как я, никому не нужен. Никто из нас не нужен, понимаете?

— О чем вы?

— Была бы их воля, они бы все здесь снесли и превратили в модный таунхаус или что-нибудь в этом роде. Избавились бы от всех нас. Им нравится наша работа, но не нравятся наши лица и язык, понимаете? Это целая преступная схема, и теперь мы все в ней застряли. Как в той серии «Сумеречной зоны» — вы вряд ли помните, — та, что с игрушками, запертыми в мусорном ведре. Мы — эти игрушки.


— Что ж, я вас поняла, — ответила Марго. Очевидно, она выжала из хозяина все, что можно, относительно смерти матери, и он не казался ни опасным, ни виновным. И теперь ей нужно добраться до банка, пока тот не закрылся, с документами и ключом от сейфа, вырванным из сердца плюшевого мишки. Марго прошла мимо мужчины к лестнице. — Сообщите, если вспомните что-нибудь еще, хорошо?

— У нее ведь была подруга? Женщина с красной помадой. Может, она сможет вам помочь?

Марго замерла и повернулась к нему лицом.

— Действительно. Она уже помогла.

— У нее тоже проблемы или что-то в этом роде, да?

— О чем это вы?

— Я тут вспомнил, как она однажды приезжала к вашей маме — в сентябре или октябре. Я видел, как она припарковалась на улице, и мне показалось, что в другой машине ее ждал пожилой мужчина. Как будто следил за ней, знаете?

— Пожилой мужчина?

— Да, другой, не приятель вашей мамы.

— Не такой, с квадратным лицом, белыми зубами, большими золотыми часами?

— Именно!

— И он проследил за женщиной с красной помадой до этой квартиры?

— Кажется. Да, я почти уверен.

Сердце Марго бешено колотилось в груди: мистер Пак знал, где живет мама. Но зачем ему нападать на нее? Если только каким-то образом мама не попыталась вмешаться в ситуацию, не попыталась противостоять ему? Может, он пришел к ней домой, чтобы узнать, где сейчас живет или работает миссис Бэк, а она отказалась отвечать — она бы ни за что не выдала подругу.

Достаточно ли этого, чтобы напасть на нее? Толкнуть?

Марго не могла заявиться в ресторан и спросить его об этом напрямую: слишком опасно, да к тому же навредит официантке. Если уж разговаривать с мистером Паком, придется подкараулить его где-нибудь в другом месте и на всякий случай взять с собой Мигеля. Только где еще он может быть, кроме ресторана? Надо у кого-нибудь узнать. Марго не могла спросить об этом миссис Бэк: та будет слишком обеспокоена за Марго. Возможно, им с Мигелем придется проследить за ним после работы.

Марго кинулась к стоянке и забралась в машину. Пытаясь отдышаться, она посмотрела в зеркало заднего вида, дабы удостовериться, что за ней никого нет. Холодок пробежал по спине, когда она вспомнила прикосновение водителя, Сонмина, к своему плечу, вспомнила, как он ее толкнул. Может, этого оказалось достаточно для мамы — кровь хлынула к мозгу и образовала гематому. Марго чувствовала, что близка к разгадке. Мистер Пак последовал за миссис Бэк в квартиру мамы. Вокруг лодыжек запуталась сеть.

Ячейка в банке, который скоро закроется. Закрывается дверь аварийного выхода. Марго отныне сама по себе.

Слишком много людей, которым мама могла мешать — миссис Ким и ее водитель-любовник, а теперь еще и мистер Пак, — слишком много тех, кто мог ей навредить. Возможно, такова была жизнь всех женщин, подобных матери, — бедных и во многих отношениях бессильных и тем не менее настойчивых, как некое чудо, как вызов миру.

Но кто больше всех желал маме смерти?





Мина



Весна 2014 г.





После ужина, состоявшего из твенджан кука — супа из соевой пасты, — мульчи боккума и кимчи в качестве панчана, Мина машинально включила телевизор. Как только на экране появились пожилые лица, морщинистые и перекошенные от боли — шляпы покрывали лысеющие головы мужчин, старушки в ханбоках вытирали слезы из-под очков, — она тут же убежала на кухню и рухнула на ламинат. Это были старые кадры с первой за три года встречи между разлученными семьями из Северной и Южной Кореи.

Репортаж о, казалось бы, бесконечных переговорах между странами об этих мимолетных воссоединениях — семьи, которые ждали друг друга всю жизнь, порой более шестидесяти лет, могли провести вместе всего один день — на этот раз повлиял на Мину сильнее обычного и привел к срыву.

Она прижалась лбом к кухонному шкафу и положила на него ладонь, словно обнимая весь дом — будто он был чем-то вроде любовника, беспристрастного, но надежного, который давал ей крышу над головой и, несмотря на собственную печаль, подпитывал ее некой силой. Сколько времени они вместе? Больше двадцати лет.

Мина старела. Скоро ей исполнится семьдесят, волосы на висках поседели, она все больше походила на стариков из репортажа. Она видела себя на этих встречах — собственную незащищенность и боль, — стирающих печаль с ее и без того затертого лица.

Сколько может выдержать тело? А сердце?

Двадцать шесть лет назад, незадолго после приезда в Лос-Анджелес, Мина смотрела похожий сюжет об этих мучительно редких попытках воссоединения семей, сидя с мистером Кимом на его диване после ужина из… что они ели? Что-то простое вроде супа из соевой пасты или шпината. По его гладкой шее к лицу поднималась краска, глаза были наполнены слезами, которые Мина отчаянно хотела стереть.

«Ты когда-нибудь думаешь о том, что твои родители все еще там, в Северной Корее?» — спросил он ее тогда.

«Нет, я никогда об этом не думала».

«Но, может, именно поэтому они так тебя и не нашли?»

То был их последний совместный вечер перед тем, как все рухнуло. Теперь Мина сидела на полу кухни, прислонившись к шкафам, закрыв глаза и тяжело дыша ртом, перед мысленным взором проносились воспоминания: лицо Лупе в тот день, когда на нее напал мистер Пак, как та рыдает на переднем сиденье фургона; по подбородку мистера Кима стекает алая кровь, пахнущая железом; мистер Ким, сидящий в слабом свете лампы на кровати с пистолетом в руке, маленьким, черным и матовым.