Последняя история Мины Ли

— Можно почтить память мамы в узком кругу, тебе не кажется? Думаю, это самый оптимальный вариант. Если организуешь службу, то, скорее всего, придем только мы с Альмой. Может, еще кто-то из церкви. — Миссис Бэк улыбнулась. — Твоя мама не хотела бы, чтобы ты сильно тратилась.

Марго вдруг вспомнила слова Мигеля о миссис Ким после поездки в Калабасас: что, если бы она поссорилась с мамой Марго, то скорее из-за денег, поскольку вряд ли стала бы его ревновать, раз у нее самой уже был любовник. Однако деньги тут могли играть какую-то роль только в том случае, если мистер Ким был отцом Марго, разве нет? Может, мама искала поддержки? Могла ли миссис Бэк знать об этом?

Марго собралась было ее спросить, но та вновь отвернулась к машине и, открыв дверцу, сказала:

— Я скучаю по твоей маме. — Ее голос дрожал, глаза были опущены. — Может быть… может, именно поэтому я сюда и приехала, понимаешь? Меня сюда словно что-то тянуло. — Она бросила на Марго короткий взгляд, прежде чем вытереть со щек слезы. — Может, отчасти я надеялась увидеть твою маму? Глупости, знаю. Просто она всегда приходила сюда по воскресеньям.

Марго засомневалась — пожалуй, сейчас не самое подходящее время для расспросов.

Захлопнув дверцу, миссис Бэк завела мотор и сдала назад. Марго смотрела ей вслед, в ветровом стекле отражалось одинокое пушистое облачко, скрывающее лицо миссис Бэк. Ее тонкие, длинные пальцы уверенно сжали руль. Взвизгнули тормоза. Разлетелись птицы, взмахивая коричневыми крыльями, однако вскоре вернулись и принялись клевать асфальт в поисках чего-нибудь съедобного.



Ближе к вечеру следующего дня Марго вернулась на рынок, чтобы поспрашивать у Альмы и других продавцов на рынке насчет покупки маминой лавки. Еще утром она сходила в банк со свидетельством о смерти и закрыла счет, сняв с него все деньги — пятьсот шестьдесят долларов. Однако этой суммы было недостаточно, чтобы оплатить кремацию и погасить неоплаченные счета. Марго хватало собственных сбережений для оплаты аренды в Сиэтле, но не на жизнь в Лос-Анджелесе после праздников.

На стоянке рынка из огромных динамиков, вибрирующих и подпрыгивающих, раздавалась музыка в стиле банда. Мужчина в ковбойской шляпе жарил цыпленка в облаке ароматного дыма. Внутри крытой конструкции проходы были забиты товаром, люди неспешно прогуливались, выбирая товары.

Лавка матери была цела и невредима, по-прежнему заперта на висячий замок. Марго выдохнула с облегчением — она волновалась, что, зная о смерти мамы, в лавку могли вломиться и все вынести.

Сколько теперь стоила лавка мамы после ее смерти? Какова цена всей этой одежды, вешалок, витрин и полок, которые мама с таким трудом собирала более двадцати лет?

Когда Марго отперла ворота, из лавки напротив, набитой рождественскими украшениями — мигающими разными цветами гирляндами и серебристой мишурой — в весело сдвинутой набок шапке Санта-Клауса вышла Альма и, обняв Марго, поцеловала в щеку, словно благословляя. Затем по-испански позвала ее к себе, где угостила кружкой чампуррадо. Знакомый аромат напитка, вкус горячего шоколада, корицы и кукурузы успокоил Марго.

Усевшись рядом с ней, Альма махнула на лавку матери и сказала по-испански:

— Моя сестра хочет купить ее.

— Ваша сестра? — неуверенно уточнила Марго.

— Да. Как насчет шести тысяч?

Марго понятия не имела, сколько на самом деле стоит лавка, но что поделать? Сколько у нее осталось времени и сил? Шести тысяч будет достаточно, чтобы покрыть кремацию и возместить расходы Марго, которой пришлось взять неоплачиваемый отпуск. К тому же Альма не чужой человек, они с сестрой наверняка хорошо позаботятся о лавке и покупателях.

— На следующей неделе? — спросила Альма по-английски и добавила по-испански: — Деньги?

— Хорошо. Si. Я вам позвоню? — Марго допила чампуррадо и жестом попросила Альму добавить свой номер ей в телефон. — Я вернусь на следующей неделе, хорошо?

Марго захлестнула волна печали. Неужели на этом все? Конец лавке матери, которой та отдала столько времени и сил, защищая и развивая собственный бизнес. Годами она кричала Amiga! Amiga! вслед уходящим женщинам, подметала полы и расхваливала незнакомок, примеряющих ее одежду: «Bonita. Такая молодая. Joven». Годами все эти женщины с разных сторон рассматривали свое отражение в зеркале импровизированной примерочной, оценивая себя и свой внешний вид.

Альма обняла Марго и погладила по спине. Несомненно, мама была бы довольна таким концом.

Собрав вещи мамы — тетради, квитанции и керамическую статуэтку Девы Марии — в самую большую картонную коробку, какую только удалось найти, Марго заперла лавку.

Теперь, когда у нее почти появились деньги, она подумывала пригласить на ужин миссис Бэк. На этой неделе они могли бы снова сходить в «Ханок-Хаус». Поездка в Калабасас почти не принесла никаких плодов, ей ничего не удалось узнать о мистере Киме — кроме того что его вдова Мэри уже обзавелась любовником. Поэтому единственным человеком, который мог рассказать Марго о мистере Киме и его отношениях с матерью, была миссис Бэк. Может, она даже могла подтвердить или опровергнуть домыслы Марго о их родстве.

Марго прогуливалась по лабиринту рынка, украшенного мишурой и мигающими гирляндами. Мимо с криками и веселым хохотом проносились дети. В соседней секции рынка из колонок раздавалась Feliz Navidad[19], смешиваясь с мелодиями всевозможных электронных игрушек, выставленных на продажу.

Марго подумала о годах ненависти к этому месту, презрению к этой работе, грязи и мусору, который скапливался в проходах.

— Не хочу идти на рынок! — кричала Марго, будучи подростком. — Хочу остаться дома! У меня выходные.

— Думаешь, я хочу? — срывающимся голосом бросала в ответ мама. — Мне нужна помощь. Я не могу делать все одна.

— Я же не виновата, что тебе приходится работать! Почему я должна идти? Ты и сама прекрасно справляешься.

— Мне нужна твоя помощь, как ты не понимаешь?! Я не могу делать все одна!

И Марго почти всегда сдавалась, чтобы сохранить хрупкое душевное равновесие, относительный порядок, который удавалось установить в их семье из двух человек, с трудом понимающих друг друга; сохранить ту крошечную власть над миром, который, казалось, чурался их — бедных иммигрантов, чужаков. И все же теперь Марго понимала, что эта лавка, этот рынок, где мама проводила шесть дней в неделю, был продолжением их дома и домов всех тех, кто работал здесь, включая Альму. Не столько ради денег, сколько ради любви — любви к своим семьям и друзьям, воспитанным и обеспеченным здесь и за границей. Любовь со всем своим многообразием может выглядеть и так.

Марго резко остановилась при виде голых стеллажей и витрин, когда-то заполненных носками и нижним бельем. Весь товар исчез. На стене висела табличка: «Сдается в аренду».

— Черт! — выдохнула Марго, чуть не выронив коробку с вещами мамы. Точка миссис Бэк исчезла.



После рынка Марго отправилась прямиком в «Ханок-Хаус», где договорилась поужинать с Мигелем после его первого рабочего дня.

Теперь придется надавить на кого-нибудь в ресторане, чтобы найти миссис Бэк, поскольку больше искать ее негде. Почему вчера в церкви она ничего не сказала Марго о том, что закрыла лавку?

В ресторане в одиночестве ужинали мужчины в рубашках с закатанными рукавами, шумно втягивая лапшу, тихо переговаривались семьи. Корейские иммигранты часто владели небольшим бизнесом или работали в сфере услуг, поэтому сильно зависели от праздников, когда люди больше тратились на покупки и услуги. Так что для них это время было периодом усиленной работы, и в ресторане совершенно отсутствовала праздничная атмосфера. С обеда все еще пахло жаренным на открытом огне мясом, но сегодня был вечер недорогих горячительных блюд — ччигэ, калькуксу, юккедян — острого супа из говядины, — которые подкрепляли силы и помогали продержаться еще день, а также успокаивали и напоминали о домашнем уюте после особенно тяжелого дня.

— Хозяин сегодня в ресторане? — спросила Марго ту же официантку, с которой разговаривала на прошлой неделе.

— Мистер Пак? Нет, сегодня его нет. — В этот раз на ее лице не было пудры, щеки и нос порозовели от жара. Тонкие ножки в плотных черных колготках и удобных балетках засеменили на кухню.


«Так много клиентов. Все почти на одно лицо», — сказал владелец ресторана, когда Марго спросила его о маме. На его лице сияла улыбка, как у Поля Баньяна — холодная и циничная.

Мульчи боккум, жесткая и липкая жареная хамса с крошечными глазками, сломанными жабрами, скрюченными в предсмертных судорогах телами, которые в детстве вызывали у Марго отвращение, теперь радовали ее своим сладко-соленым вкусом — казалось, будто жуешь засахаренный кусочек моря — настоящее блаженство.

Мигель тоже попробовал мульчи боккум. Одна из крошечных рыбок выскользнула из палочек и упала на стол.

— Как работа? — спросила Марго.

Мигель пальцами поднял упавшую мульчи и закинул в рот.

— О, нормально. Познакомился со всей командой. Сегодня ничего особенно делать не пришлось. Мне выдали ноутбук, материалы и все такое. Кучу ручек. — Он округлил глаза в притворном ужасе. — Я никогда не видел столько разных ручек — роллер, гелевая, классическая шариковая…

— Немного отличается от работы в некоммерческой организации?

Официантка принесла две порции сундубу ччигэ, которые бурлили в своих глиняных горшочках.

— Извините, — обратилась к ней Марго.

— Да? — Официантка слегка наклонилась к ней.

— Вы… случайно не знаете, как мне связаться с миссис Бэк? Она здесь работала и не так давно уволилась.

Официантка замерла, глубоко вздохнула и мельком оглядела ресторан.

— Я пыталась зайти к ней на рынок, — объяснила Марго. — А она словно испарилась. Она…

— Нет, я ничего не знаю, — перебила ее официантка с натянутой улыбкой. — Простите.

И она удалилась с пустым подносом в руке. Марго с трудом подавила порыв окликнуть ее. Может, спросить другую официантку? Проглотив разочарование, она вернулась к еде и разбила яйцо на пышущий паром рыбный бульон с красным перцем и луком. Мигель повторил за ней. Марго положила себе в тарелку еще панчана — приправленного шпината и ростки сои — и стала ждать, когда суп немного остынет.

Скорее всего, этот ччигэ идеально согревал и успокаивал холодной корейской зимой. Сама Марго никогда не была в Корее — на путешествия не хватало денег, — но, судя по обилию сытных и горячих блюд в корейской кухне, можно было предположить, что зимы там были довольно суровые, как и сама история и культура страны, из-за которых люди нуждались в таком своеобразном бальзаме для души. Марго нуждалась в нем прямо сейчас.

Где же миссис Бэк? До следующего воскресенья почти целая неделя, может ли Марго столько ждать? А что, если миссис Бэк в церкви не появится? Что тогда? Мерцая, как стайка крошечных рыбок, она тоже проскальзывала сквозь дыры в сети.

— Ты уже решила, как быть с Калабасасом и миссис Ким?

Марго тяжело вздохнула:

— Кажется, я зашла в тупик. Либо мне больше ничего не разузнать об этом мистере Киме, либо придется все же заявиться к его вдове и прямо спросить о муже. Можно было бы узнать у миссис Бэк, но та как сквозь землю провалилась и ничем мне не поможет. — Марго опустила ложку в суп, смешивая ингредиенты: моллюски, мидии, креветки, кабачки и лук.

Кто-то коснулся ее плеча и, обернувшись, Марго увидела официантку, которая наклонилась к ней.

— Мы можем поговорить? Снаружи? — Кивком она указала на дверь. Марго последовала за ней.

На улице дыхание превращалось в облачка пара, и они выглядели так, будто вышли на перекур. Официантка прижимала к груди пустой поднос, словно щит. Марго сунула руки в карманы, нащупав пальцами шерстяные катышки.

— Вы ищете миссис Бэк?

— Да. — Сердце Марго снова оказалось в темной ступке, застучал пестик.

— Что-то случилось? — Тушь склеила ресницы женщины, превратив в крошечные иголочки. Мрачную парковку усеивали окурки сигарет, поблескивали осколки битого стекла.

— Да, — ответила Марго. — Моя мама… умерла.

— Что?

— Моя мама умерла. Около двух недель назад. И… я хотела спросить о ней миссис Бэк. Они давние подруги. Возможно, она что-то знала о маме.

Официантка непроизвольно коснулась руки Марго, словно успокаивая одновременно ее и себя.

— Я сегодня ходила на рынок, где работает миссис Бэк, ее там не было. Кажется, она продала свою лавку и исчезла. У вас есть ее номер или адрес? Какой-нибудь способ связаться с ней?

Официантка снова прижала поднос к груди и покачала головой:

— Я не могу дать вам ее адрес. Извините.

— Почему нет?

— Когда она уволилась, она… Она велела мне никому не говорить, где живет.

— Но почему? Они с моей мамой дружили очень долгое время. Не думаю, что возникнут проблемы, если…

— Да, но… — Официантка начала нервно теребить крестик на шее.