Последняя история Мины Ли
Часть 17 из 45 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Мигель прав. Ей не нужны ни сержант Цой, ни хозяин. От них никакого толку ни для нее, ни для мамы — как при жизни, так и после смерти.
В обычных обстоятельствах Марго бы прислушалась к их мнению: их сомнения закрались бы в ее голову и подорвали собственные убеждения, ее инстинкт отстаивать то, что считает правильным. Только теперь Марго поняла, что их сила зиждется на ее неуверенности в себе. Так что с нее хватит. Они с мамой заслуживают большего. Марго не остановится, пока не узнает всю правду.
Через каких-то пару дней Мигелю удалось снять квартиру-студию в Бербанке. В пятницу, пообедав в итальянской забегаловке в нескольких кварталах от новой квартиры, Марго с Мигелем влились в пробку, растянувшуюся километров на сорок, к холмам Калабасаса, располагающимся на западе от долины Сан-Фернандо.
Они планировали съездить к дому мистера Кима, где должна была жить его вдова Мэри Ким. Марго хотела разведать что-нибудь о супругах Ким, по возможности не встречаясь с ней. Сержант Цой был в некотором роде прав, и она не горела желанием раскрывать измену мужа горюющей вдове без необходимости. Раньше Марго считала Мэри единственной, у кого может быть мотив причинить маме вред, теперь же подозрительным казался и хозяин дома, солгавший ей либо сержанту Цою, тем более что его автоответчик теперь сообщал об отъезде из города по семейным делам. Какое удачное стечение обстоятельств.
— Хочешь остаться у меня в воскресенье после переезда? — спросил Мигель. — Тебя не напрягает ночевать в квартире одной?
— Да нет, ничего. И вообще, нужно все-таки поговорить с хозяином, чтоб уж покончить с этим раз и навсегда, а Бербанк далеко.
Марго, несомненно, радовали успехи друга, и все же в глубине души она завидовала тому, каким он был собранным, как легко, казалось, ему удавалось организовать свою жизнь: он нашел более подходящую ему работу в другом штате, где у него появится больше возможностей для реализации своей страсти, своей мечты стать актером. А теперь он еще и нашел уютную, оборудованную квартирку в красивом, современном здании, расположенном рядом с его работой, актерской студией, магазинами и ресторанами. Почему Марго тоже не может навести порядок в своей жизни? Что в ней не так?
Она терпеть не могла свою должность помощника по административным вопросам — вводить данные, составлять и корректировать брошюры в крошечном подобии офиса с голыми кирпичными стенами и единственной пыльной лампой, которой приходилось пользоваться каждый день. Марго терпеть не могла климат Сиэтла — прожив всю жизнь в южном штате, она так и не привыкла к сырым, серым зимам на севере.
Время от времени на горизонте вспыхивали вожделенные изменения — более творческая работа, занятия искусством, социальная жизнь вне офиса, — но тут же исчезали из поля зрения, возвращаясь в тьму воображения. Она вечно отвлекалась на других людей — на проблемы знакомых мужчин. Двухмесячные отношения с коллегой Джонатаном в прошлом году были просто ужасными. Ее пленял его эгоцентризм в сочетании с незамысловатой лестью: «Какая ты проницательная, Марго, какая чуткая, сообразительная». Ей представлялось, что своей поддержкой — в горе по погибшей жене, в беспокойстве за взрослого сына, который боролся с зависимостью, — она обеспечивала себя его вниманием и восхищением до конца жизни. Марго в нем как бы растворялась и при этом не чувствовала себя ущемленной.
Однако все кончилось разбитым сердцем — конечно, как же иначе? Он был одним из тех людей, которые используют фразы-клише вроде: «Не хочу причинять тебе боль» или «Я люблю тебя как друга». Их роман пришел к банальному и предсказуемому концу.
А теперь, когда умерла мама, Марго уже было не от кого бежать, кроме себя самой. Она даже больше не могла называть себя дочерью. Ей придется стать кем-то другим.
От необходимости постоянно жать на тормоз свело ногу. Какая же тягомотина.
— Только взгляни на этот закат, — сказал Мигель.
Мысли переключились на буйное небо с его завораживающей палитрой розовых и оранжевых оттенков. Марго всегда любила эти благородные цвета, которые знаменовали одновременно начало и конец. Солнце в Лос-Анджелесе может быть той еще примадонной — весь день тихо себе пылает в небе за дымкой смога, а как только вечер попросит его удалиться, оно вдруг возьми да взорвись ядреными цветами, как настоящая бомба.
Наконец уже в сумерках они свернули с трассы и начали подниматься на холм Калабасаса мимо особняков различных архитектурных стилей — средиземноморского, тюдорского, кейп-код[15], — которые выказывали как хороший вкус, так и плохой, а главным образом хвастали большими банковскими счетами, силой и властью своих хозяев. Дома были окружены ухоженными лужайками — идеально зелеными, без единого листика, веточки или стебелька, — поддерживаемые целыми армиями рабочих, которые ежедневно приезжали из далеких, гораздо более бедных районов Долины и Лос-Анджелеса и часами работали на солнцепеке, оставаясь невидимыми.
Марго не верилось, что мама завела любовника, который жил в такой роскоши и так далеко от Корейского квартала. Может, он действительно был отцом Марго? Учитывая, как мало она знала об отношениях матери с этим мужчиной, такая идея казалась абсурдной. С другой стороны, что еще могло связывать маму с этим богачом, живущим так далеко? Что еще у них может быть общего, кроме прошлого? Вероятно, Марго не столько хотелось узнать о Мэри Ким, сколько о том, мог ли мистер Ким приходиться ей отцом.
Об отношениях родителей Марго знала только то, что, приехав из Кореи, мама устроилась работать в супермаркете, где и встретила отца, который исчез вскоре после того, как она забеременела. Мама никогда не объясняла почему и отказывалась раскрывать какие-либо подробности о нем: его имя, характер, лицо. В конце концов Марго перестала интересоваться.
Она всегда представляла себе отца тихим, ничем не примечательным мужчиной, который все еще работал в магазине и, возможно, завел свою семью, других детей. Или же он был вечным холостяком, разбивающим сердца направо и налево. Марго предпочитала второй вариант — кого-то жестокого, поскольку в этом случае ей не пришлось бы задаваться вопросом, почему он бросил их с мамой, почему выкинул их на помойку, как фруктовые очистки.
Однако теперь ее прельщал новый вариант романа родителей: мистер Ким был ее отцом, они с мамой воссоединились в последний год жизни, и тут к маме явилась мстительная жена и, возможно, даже убила ее — намеренно или случайно. Каким бы надуманным ни выглядел этот сценарий, Марго все же было легче смириться с ним, нежели с тем, что мама просто споткнулась о тапочки и умерла в собственной квартире, где пролежала еще несколько дней, пока ее не обнаружила дочь, приехавшая из другого города. Марго понимала, что и жизнь, и смерть могут быть случайными, бессмысленными, но только не история ее матери. Теперь, когда мама умерла, Марго перестала бояться правды.
Они остановились перед домом, адрес которого прислал турагент. Белый двухэтажный дом в средиземноморском стиле, ухоженный, с густой лужайкой и раскачивающимися на ветру высокими пальмами с зелеными хохолками. По периметру участка горели фонари, ярко сияя в полумраке. В многоярусном каменном фонтане журчала вода, будто ни засуха, ни иная беда этой планеты не задевали этого благословенного дома и земли. На подъездной дорожке стояли новенький внедорожник «Лексус» и седан «Мерседес», словно с обложки автомобильного журнала.
— Может, лучше проехать подальше, чтобы не светиться? — предложил Мигель.
— Давай. Пожалуй, моя машина слегка не вписывается в антураж. — Марго проехала вдоль тротуара и, изображая чопорные интонации богачей, проговорила: — «Алло, полиция? Кажется, рядом с моим домом стоит среднестатистический автомобиль».
— Мы могли бы сойти за прислугу.
Марго рассмеялась, несмотря на нервное дребезжание в груди. Что, если их увидят соседи? Может, они нарушают границы частной собственности, вдыхая аромат цитрусовых цветов, запах новых машин? Она чувствовала себя чужой и инородной.
Припарковавшись в конце квартала, они прошли по тротуару через распахнутые бронзовые ворота — возможно, кто-то из жильцов заехал ненадолго, или их всегда оставляли открытыми, что хоть и довольно странно, им только на руку. Подойдя к дому, они пригнулись и, быстро перебежав лужайку, укрылись в самшитовых кустах. Перед ними было большое окно, открывающее вид на пустынную гостиную с элегантным диваном и креслом цвета слоновой кости на ножках, настолько чистую и аккуратную, словно там никто не жил. Комната была украшена к Рождеству в основном однотонно — сосновыми шишками и ветками, окрашенными в платиновый и белый, — на каминной полке громоздились фотографии в серебристых рамках.
— А тут мило, — заметил Мигель. — В стиле «Вог».
— Ага, прямо картинка из журнала.
— Хочешь взглянуть на двор за домом?
— Наверное, не стоит…
Марго застыла, когда в центр гостиной вышла женщина неопределенного возраста с жемчужной кожей и в длинной сорочке кремового цвета. У нее была гибкая, миниатюрная фигура, глаза опущены, тонкие элегантные пальцы с бордовым маникюром сжимали бокал виски. Она то появлялась, то исчезала из поля видимости, мечась из стороны в сторону, как животное в клетке, словно одержимая.
Марго закрыла глаза, боясь упасть в обморок. Хотелось убежать, забыть обо всем. Пусть у нее никогда не было отца — она в нем не нуждалась. У нее была мама — пусть замкнутая и неразговорчивая, однако всегда готовая ее защитить — возможно, даже слишком, потому что знала, какой чувствительной и легкоранимой может быть Марго.
Только теперь, когда мамы больше нет в живых, Марго увидела ее… увидела их обеих такими, какими они были на самом деле, — женщинами, которые сами справляются со своими проблемами. Они процветали в своем собственном государстве из двух жителей. В каком-то смысле вопреки тому, как их воспринимали со стороны, они ни в ком не нуждались.
Мигель коснулся ее плеча, потому что в комнату вошел мужчина лет за сорок — красивый и точеный, как кинозвезда, одетый в черный свитер с горлом и темные облегающие джинсы. Он курил сигарету с напряженным выражением, как у Брюса Ли. Присев на краешек белого дивана, он словно не мог расслабиться, словно вовсе не желая устраиваться поудобнее. Казалось, беседа этой парочки имела мрачный характер, сопровождаясь нахмуренными бровями и продолжительным молчанием между репликами.
— Черт возьми, а он хорош, — пробормотал Мигель.
— Нам пора, — прошептала Марго. — Вряд ли…
Мужчина встал, чтобы затушить сигарету о пепельницу, и Марго с Мигелем пригнулись, прячась за кустами. Немного погодя, Марго выглянула и увидела, как парочка слилась в поцелуе.
— Пойдем отсюда. — Она потянула Мигеля за рукав, и они удалились, пригибаясь к земле. Выйдя из ворот, они замедлили шаг, стараясь выглядеть как можно более непринужденно и обыденно, будто просто вышли на вечерний променад. Холодный воздух обжигал легкие. Из желудка к горлу подступал ком. Марго чувствовала привкус желчи на языке.
— Уф! — выдохнул Мигель, захлопывая дверцу машины. — Полагаю, вдовы просто хотят повеселиться?[16]
— Видимо, она обменяла устаревшую модель на новую.
Марго отъехала от обочины, удостоверившись, что за ними никто не следит.
Ветки деревьев вдоль дороги прорезали ночное небо между величественными особняками, гостеприимно освещенными, как маяки. Образ целующейся пары, угрюмость женщины, несмотря на сказочное совершенство, райский флер этого дома, прожигали дыру в голове Марго.
— Интересно, сколько ей лет? — задумалась она вслух. — Это ведь жена мистера Кима? Сержант Цой сказал, что детей у них нет.
— Сколько было ее мужу?
— Вроде бы шестьдесят четыре.
— Мне кажется ей максимум… сорок? Или пятьдесят?
— Думаешь, она нашла этого парня недавно?
— Возможно. Или он уже давно был ее любовником.
— То есть еще при жизни мужа?
— Ну да, невинная интрижка на стороне.
— Но тогда у нее не было причин ссориться с моей мамой, верно? С чего бы в таком случае ее волновал его роман?
— Из-за денег?
— В каком смысле?
— Даже не знаю, это первое, что пришло в голову.
Оставшуюся часть пути они просидели в напряженной тишине, нарушаемой лишь тиканьем поворотника и гулом мотора. Марго мчалась домой в темноте, вспоминая лицо женщины — идеальный овал, мягко мерцающий, как жемчужина. Вспоминая руки мужчины на ее талии.
У Мэри и мамы были такие разные жизни, и все же Марго не оставляло ощущение, что Мэри задыхается в этом ярком свете, бьется, как красивая бабочка, пойманная в банку.
Мина
Осень 1987 г.
В синем универсале с бархатистыми сиденьями мистера Кима на зеркале заднего вида висела бумажная елочка-освежитель. Впереди из-за облака выглядывала ярко сияющая серебристая луна. Глядя во тьму за окном, Мина плотнее закуталась в кардиган. Только сейчас она поняла, какой подавленной была последние пару недель, когда мистер Ким избегал ее после отказа. Она даже начала учить испанский, чтобы отвлечься от невыносимого уныния жизни.
Освежитель воздуха в виде елочки висел как амулет. Мина отчаянно хотела получить от вселенной какой-нибудь знак, который бы дал ей знать, что она на верном пути.
— Куда бы вам хотелось? — спросил мистер Ким, нарушая молчание. — У вас есть какие-нибудь пожелания?
— Да нет, мне все равно.
— Мне нравится один корейский ресторан, «Ханок-Хаус». У них есть почти все — гальби[17], различные супы.
Желание прикоснуться к нему становилось все сильнее, будто от Мины тянулась лоза и привязывала ее к мужчине рядом — и тем самым к этому миру. Она бы хотела испепелить побеги и усики этой лозы, однако рисковала таким образом испепелить и саму себя. Что же она делает? Со смерти мужа и дочери прошел год — всего один год с тех пор, как их похоронили в холодной земле, в одной могиле, вместе. Что Мина здесь делает, в этой машине, далеко от них, далеко от дома? Возникло желание попросить мистера Кима вернуться, но от одного взгляда на него у нее пересохло во рту. Нет, уйти было выше ее сил.
Когда они въехали на узкую парковку рядом с рестораном, похожим на традиционный корейский дом с декоративными деревянными балками и изогнутой крышей из серой черепицы, Мина чуть не захлопала в ладоши от восторга. Какая прелесть! Не то что унылый бетон и покрытая граффити штукатурка большинства зданий в Лос-Анджелесе.
В ресторане пахло морепродуктами, перцем, луком, чесноком и кунжутным маслом. Столы были сделаны из плит лакированного темного дерева, со стен им улыбались традиционные корейские маски хахве. Был ранний вечер, поэтому ресторан почти пустовал, лишь в дальнем углу расположилась другая пара, и пожилой мужчина с закатанными рукавами в одиночестве осторожно хлебал горячий суп.
Когда они сели, официантка поприветствовала их и вручила два ламинированных меню. Мина изучала свое, избегая взгляда мистера Кима.
— Я возьму маунтан[18], — сказал он. — Я всегда заказываю одно и то же.
— О, должно быть, вкусно.
— Что вы возьмете?
В обычных обстоятельствах Марго бы прислушалась к их мнению: их сомнения закрались бы в ее голову и подорвали собственные убеждения, ее инстинкт отстаивать то, что считает правильным. Только теперь Марго поняла, что их сила зиждется на ее неуверенности в себе. Так что с нее хватит. Они с мамой заслуживают большего. Марго не остановится, пока не узнает всю правду.
Через каких-то пару дней Мигелю удалось снять квартиру-студию в Бербанке. В пятницу, пообедав в итальянской забегаловке в нескольких кварталах от новой квартиры, Марго с Мигелем влились в пробку, растянувшуюся километров на сорок, к холмам Калабасаса, располагающимся на западе от долины Сан-Фернандо.
Они планировали съездить к дому мистера Кима, где должна была жить его вдова Мэри Ким. Марго хотела разведать что-нибудь о супругах Ким, по возможности не встречаясь с ней. Сержант Цой был в некотором роде прав, и она не горела желанием раскрывать измену мужа горюющей вдове без необходимости. Раньше Марго считала Мэри единственной, у кого может быть мотив причинить маме вред, теперь же подозрительным казался и хозяин дома, солгавший ей либо сержанту Цою, тем более что его автоответчик теперь сообщал об отъезде из города по семейным делам. Какое удачное стечение обстоятельств.
— Хочешь остаться у меня в воскресенье после переезда? — спросил Мигель. — Тебя не напрягает ночевать в квартире одной?
— Да нет, ничего. И вообще, нужно все-таки поговорить с хозяином, чтоб уж покончить с этим раз и навсегда, а Бербанк далеко.
Марго, несомненно, радовали успехи друга, и все же в глубине души она завидовала тому, каким он был собранным, как легко, казалось, ему удавалось организовать свою жизнь: он нашел более подходящую ему работу в другом штате, где у него появится больше возможностей для реализации своей страсти, своей мечты стать актером. А теперь он еще и нашел уютную, оборудованную квартирку в красивом, современном здании, расположенном рядом с его работой, актерской студией, магазинами и ресторанами. Почему Марго тоже не может навести порядок в своей жизни? Что в ней не так?
Она терпеть не могла свою должность помощника по административным вопросам — вводить данные, составлять и корректировать брошюры в крошечном подобии офиса с голыми кирпичными стенами и единственной пыльной лампой, которой приходилось пользоваться каждый день. Марго терпеть не могла климат Сиэтла — прожив всю жизнь в южном штате, она так и не привыкла к сырым, серым зимам на севере.
Время от времени на горизонте вспыхивали вожделенные изменения — более творческая работа, занятия искусством, социальная жизнь вне офиса, — но тут же исчезали из поля зрения, возвращаясь в тьму воображения. Она вечно отвлекалась на других людей — на проблемы знакомых мужчин. Двухмесячные отношения с коллегой Джонатаном в прошлом году были просто ужасными. Ее пленял его эгоцентризм в сочетании с незамысловатой лестью: «Какая ты проницательная, Марго, какая чуткая, сообразительная». Ей представлялось, что своей поддержкой — в горе по погибшей жене, в беспокойстве за взрослого сына, который боролся с зависимостью, — она обеспечивала себя его вниманием и восхищением до конца жизни. Марго в нем как бы растворялась и при этом не чувствовала себя ущемленной.
Однако все кончилось разбитым сердцем — конечно, как же иначе? Он был одним из тех людей, которые используют фразы-клише вроде: «Не хочу причинять тебе боль» или «Я люблю тебя как друга». Их роман пришел к банальному и предсказуемому концу.
А теперь, когда умерла мама, Марго уже было не от кого бежать, кроме себя самой. Она даже больше не могла называть себя дочерью. Ей придется стать кем-то другим.
От необходимости постоянно жать на тормоз свело ногу. Какая же тягомотина.
— Только взгляни на этот закат, — сказал Мигель.
Мысли переключились на буйное небо с его завораживающей палитрой розовых и оранжевых оттенков. Марго всегда любила эти благородные цвета, которые знаменовали одновременно начало и конец. Солнце в Лос-Анджелесе может быть той еще примадонной — весь день тихо себе пылает в небе за дымкой смога, а как только вечер попросит его удалиться, оно вдруг возьми да взорвись ядреными цветами, как настоящая бомба.
Наконец уже в сумерках они свернули с трассы и начали подниматься на холм Калабасаса мимо особняков различных архитектурных стилей — средиземноморского, тюдорского, кейп-код[15], — которые выказывали как хороший вкус, так и плохой, а главным образом хвастали большими банковскими счетами, силой и властью своих хозяев. Дома были окружены ухоженными лужайками — идеально зелеными, без единого листика, веточки или стебелька, — поддерживаемые целыми армиями рабочих, которые ежедневно приезжали из далеких, гораздо более бедных районов Долины и Лос-Анджелеса и часами работали на солнцепеке, оставаясь невидимыми.
Марго не верилось, что мама завела любовника, который жил в такой роскоши и так далеко от Корейского квартала. Может, он действительно был отцом Марго? Учитывая, как мало она знала об отношениях матери с этим мужчиной, такая идея казалась абсурдной. С другой стороны, что еще могло связывать маму с этим богачом, живущим так далеко? Что еще у них может быть общего, кроме прошлого? Вероятно, Марго не столько хотелось узнать о Мэри Ким, сколько о том, мог ли мистер Ким приходиться ей отцом.
Об отношениях родителей Марго знала только то, что, приехав из Кореи, мама устроилась работать в супермаркете, где и встретила отца, который исчез вскоре после того, как она забеременела. Мама никогда не объясняла почему и отказывалась раскрывать какие-либо подробности о нем: его имя, характер, лицо. В конце концов Марго перестала интересоваться.
Она всегда представляла себе отца тихим, ничем не примечательным мужчиной, который все еще работал в магазине и, возможно, завел свою семью, других детей. Или же он был вечным холостяком, разбивающим сердца направо и налево. Марго предпочитала второй вариант — кого-то жестокого, поскольку в этом случае ей не пришлось бы задаваться вопросом, почему он бросил их с мамой, почему выкинул их на помойку, как фруктовые очистки.
Однако теперь ее прельщал новый вариант романа родителей: мистер Ким был ее отцом, они с мамой воссоединились в последний год жизни, и тут к маме явилась мстительная жена и, возможно, даже убила ее — намеренно или случайно. Каким бы надуманным ни выглядел этот сценарий, Марго все же было легче смириться с ним, нежели с тем, что мама просто споткнулась о тапочки и умерла в собственной квартире, где пролежала еще несколько дней, пока ее не обнаружила дочь, приехавшая из другого города. Марго понимала, что и жизнь, и смерть могут быть случайными, бессмысленными, но только не история ее матери. Теперь, когда мама умерла, Марго перестала бояться правды.
Они остановились перед домом, адрес которого прислал турагент. Белый двухэтажный дом в средиземноморском стиле, ухоженный, с густой лужайкой и раскачивающимися на ветру высокими пальмами с зелеными хохолками. По периметру участка горели фонари, ярко сияя в полумраке. В многоярусном каменном фонтане журчала вода, будто ни засуха, ни иная беда этой планеты не задевали этого благословенного дома и земли. На подъездной дорожке стояли новенький внедорожник «Лексус» и седан «Мерседес», словно с обложки автомобильного журнала.
— Может, лучше проехать подальше, чтобы не светиться? — предложил Мигель.
— Давай. Пожалуй, моя машина слегка не вписывается в антураж. — Марго проехала вдоль тротуара и, изображая чопорные интонации богачей, проговорила: — «Алло, полиция? Кажется, рядом с моим домом стоит среднестатистический автомобиль».
— Мы могли бы сойти за прислугу.
Марго рассмеялась, несмотря на нервное дребезжание в груди. Что, если их увидят соседи? Может, они нарушают границы частной собственности, вдыхая аромат цитрусовых цветов, запах новых машин? Она чувствовала себя чужой и инородной.
Припарковавшись в конце квартала, они прошли по тротуару через распахнутые бронзовые ворота — возможно, кто-то из жильцов заехал ненадолго, или их всегда оставляли открытыми, что хоть и довольно странно, им только на руку. Подойдя к дому, они пригнулись и, быстро перебежав лужайку, укрылись в самшитовых кустах. Перед ними было большое окно, открывающее вид на пустынную гостиную с элегантным диваном и креслом цвета слоновой кости на ножках, настолько чистую и аккуратную, словно там никто не жил. Комната была украшена к Рождеству в основном однотонно — сосновыми шишками и ветками, окрашенными в платиновый и белый, — на каминной полке громоздились фотографии в серебристых рамках.
— А тут мило, — заметил Мигель. — В стиле «Вог».
— Ага, прямо картинка из журнала.
— Хочешь взглянуть на двор за домом?
— Наверное, не стоит…
Марго застыла, когда в центр гостиной вышла женщина неопределенного возраста с жемчужной кожей и в длинной сорочке кремового цвета. У нее была гибкая, миниатюрная фигура, глаза опущены, тонкие элегантные пальцы с бордовым маникюром сжимали бокал виски. Она то появлялась, то исчезала из поля видимости, мечась из стороны в сторону, как животное в клетке, словно одержимая.
Марго закрыла глаза, боясь упасть в обморок. Хотелось убежать, забыть обо всем. Пусть у нее никогда не было отца — она в нем не нуждалась. У нее была мама — пусть замкнутая и неразговорчивая, однако всегда готовая ее защитить — возможно, даже слишком, потому что знала, какой чувствительной и легкоранимой может быть Марго.
Только теперь, когда мамы больше нет в живых, Марго увидела ее… увидела их обеих такими, какими они были на самом деле, — женщинами, которые сами справляются со своими проблемами. Они процветали в своем собственном государстве из двух жителей. В каком-то смысле вопреки тому, как их воспринимали со стороны, они ни в ком не нуждались.
Мигель коснулся ее плеча, потому что в комнату вошел мужчина лет за сорок — красивый и точеный, как кинозвезда, одетый в черный свитер с горлом и темные облегающие джинсы. Он курил сигарету с напряженным выражением, как у Брюса Ли. Присев на краешек белого дивана, он словно не мог расслабиться, словно вовсе не желая устраиваться поудобнее. Казалось, беседа этой парочки имела мрачный характер, сопровождаясь нахмуренными бровями и продолжительным молчанием между репликами.
— Черт возьми, а он хорош, — пробормотал Мигель.
— Нам пора, — прошептала Марго. — Вряд ли…
Мужчина встал, чтобы затушить сигарету о пепельницу, и Марго с Мигелем пригнулись, прячась за кустами. Немного погодя, Марго выглянула и увидела, как парочка слилась в поцелуе.
— Пойдем отсюда. — Она потянула Мигеля за рукав, и они удалились, пригибаясь к земле. Выйдя из ворот, они замедлили шаг, стараясь выглядеть как можно более непринужденно и обыденно, будто просто вышли на вечерний променад. Холодный воздух обжигал легкие. Из желудка к горлу подступал ком. Марго чувствовала привкус желчи на языке.
— Уф! — выдохнул Мигель, захлопывая дверцу машины. — Полагаю, вдовы просто хотят повеселиться?[16]
— Видимо, она обменяла устаревшую модель на новую.
Марго отъехала от обочины, удостоверившись, что за ними никто не следит.
Ветки деревьев вдоль дороги прорезали ночное небо между величественными особняками, гостеприимно освещенными, как маяки. Образ целующейся пары, угрюмость женщины, несмотря на сказочное совершенство, райский флер этого дома, прожигали дыру в голове Марго.
— Интересно, сколько ей лет? — задумалась она вслух. — Это ведь жена мистера Кима? Сержант Цой сказал, что детей у них нет.
— Сколько было ее мужу?
— Вроде бы шестьдесят четыре.
— Мне кажется ей максимум… сорок? Или пятьдесят?
— Думаешь, она нашла этого парня недавно?
— Возможно. Или он уже давно был ее любовником.
— То есть еще при жизни мужа?
— Ну да, невинная интрижка на стороне.
— Но тогда у нее не было причин ссориться с моей мамой, верно? С чего бы в таком случае ее волновал его роман?
— Из-за денег?
— В каком смысле?
— Даже не знаю, это первое, что пришло в голову.
Оставшуюся часть пути они просидели в напряженной тишине, нарушаемой лишь тиканьем поворотника и гулом мотора. Марго мчалась домой в темноте, вспоминая лицо женщины — идеальный овал, мягко мерцающий, как жемчужина. Вспоминая руки мужчины на ее талии.
У Мэри и мамы были такие разные жизни, и все же Марго не оставляло ощущение, что Мэри задыхается в этом ярком свете, бьется, как красивая бабочка, пойманная в банку.
Мина
Осень 1987 г.
В синем универсале с бархатистыми сиденьями мистера Кима на зеркале заднего вида висела бумажная елочка-освежитель. Впереди из-за облака выглядывала ярко сияющая серебристая луна. Глядя во тьму за окном, Мина плотнее закуталась в кардиган. Только сейчас она поняла, какой подавленной была последние пару недель, когда мистер Ким избегал ее после отказа. Она даже начала учить испанский, чтобы отвлечься от невыносимого уныния жизни.
Освежитель воздуха в виде елочки висел как амулет. Мина отчаянно хотела получить от вселенной какой-нибудь знак, который бы дал ей знать, что она на верном пути.
— Куда бы вам хотелось? — спросил мистер Ким, нарушая молчание. — У вас есть какие-нибудь пожелания?
— Да нет, мне все равно.
— Мне нравится один корейский ресторан, «Ханок-Хаус». У них есть почти все — гальби[17], различные супы.
Желание прикоснуться к нему становилось все сильнее, будто от Мины тянулась лоза и привязывала ее к мужчине рядом — и тем самым к этому миру. Она бы хотела испепелить побеги и усики этой лозы, однако рисковала таким образом испепелить и саму себя. Что же она делает? Со смерти мужа и дочери прошел год — всего один год с тех пор, как их похоронили в холодной земле, в одной могиле, вместе. Что Мина здесь делает, в этой машине, далеко от них, далеко от дома? Возникло желание попросить мистера Кима вернуться, но от одного взгляда на него у нее пересохло во рту. Нет, уйти было выше ее сил.
Когда они въехали на узкую парковку рядом с рестораном, похожим на традиционный корейский дом с декоративными деревянными балками и изогнутой крышей из серой черепицы, Мина чуть не захлопала в ладоши от восторга. Какая прелесть! Не то что унылый бетон и покрытая граффити штукатурка большинства зданий в Лос-Анджелесе.
В ресторане пахло морепродуктами, перцем, луком, чесноком и кунжутным маслом. Столы были сделаны из плит лакированного темного дерева, со стен им улыбались традиционные корейские маски хахве. Был ранний вечер, поэтому ресторан почти пустовал, лишь в дальнем углу расположилась другая пара, и пожилой мужчина с закатанными рукавами в одиночестве осторожно хлебал горячий суп.
Когда они сели, официантка поприветствовала их и вручила два ламинированных меню. Мина изучала свое, избегая взгляда мистера Кима.
— Я возьму маунтан[18], — сказал он. — Я всегда заказываю одно и то же.
— О, должно быть, вкусно.
— Что вы возьмете?