Последний вечер в Лондоне

– Merci beaucoup, – довольная собой, проговорила Ева.

Из-за своего острого слуха на акценты она решила проверить, распространятся ли ее таланты на изучение другого языка. Она выбрала французский не только из-за доступности носителя языка, но и потому, что благовоспитанных девочек обучали этому языку в школе. Все это было частью сочиняемого ею для только что созданной Евы жизненного опыта, истории, которая должна была стать чем-то бо́льшим, чем просто смена имени. Она не собиралась навсегда оставаться в моделях, но пока была твердо намерена изучить все, что могла, о манерах и поведении. Это должно было увезти ее как можно дальше от Йоркшира.

С важным видом вошла Элис, одетая в желтое, как подсолнух, платье, все в оборках и кружевах; следом за ней шла Прешес, уже одетая в повседневную одежду. Элис была самой молодой моделью и казалась настолько худой, что Ева всегда удивлялась, что она могла работать в ветреные дни. У нее была такая манера речи, словно ей смертельно скучно или она спросонья – подобное Ева подмечала во многих благовоспитанных молодых особах, делавших покупки у Луштак. Она с удовольствием подражала этому, чем обычно доводила Прешес и других моделей – кроме Элис – до хохота.

– Идет миссис Рэтклифф, – сообщила Элис в своей обычной отрывистой манере. – И она, кажется, не в очень хорошем настроении. Люсиль ушла до того, как ей подогнали наряд к последнему показу, а миссис Сейнт-Джон со своей дочкой уже едут сюда и ожидают, что им покажут весь гардероб. Полагаю, сейчас полетят булавки.

Одетта и Фрея успели подняться до того, как дверь в примерочную распахнулась, впуская их начальницу миссис Рэтклифф. Ее толстые щеки и бюст колыхались. Одной рукой она схватилась за дверной проем, вторая держала украшенное узорами вечернее платье из крепа. Командный голос миссис Рэтклифф Ева тоже с удовольствием передразнивала, когда была уверена, что начальница не слышит.

Миссис Рэтклифф подняла очки, висящие на цепочке на ее объемистой груди, словно якорь на борту судна, и водрузила их на кончик носа.

Сделав два глубоких вдоха, она обвела взглядом комнату, на секунду остановилась на Прешес, затем на Еве, после чего оглядела и всех остальных моделей, полураздетых в разной степени.

– Мне нужна модель подменить Люсиль, кто-то высокий и худой, чтобы ничего не подгонять. – Ее взгляд снова упал на Еву. – Давай ты. Приступай. Одевай это и спускайся в примерочную как можно быстрее. Подойди к мистеру Данеку. Он приведет тебя в презентабельный вид, прежде чем ты пойдешь в шоу-рум. Клиент требовательный, нельзя, чтобы ты выглядела уставшей и бледной как смерть.

Ева встала, проследив, чтобы спина была ровной, а плечи отведены назад.

– С удовольствием.

Она смахнула с плеч пеньюар, порадовавшись, что из-за усталости не успела снять чулки, трусики и бюстгальтер с открытой спиной.

Миссис Рэтклифф, поджав губы, снова посмотрела на Еву.

– Отлично. У тебя пять минут. И ни минутой больше. Мы и так сильно отстаем, и дальше откладывать нельзя.

– Нет, миссис Рэтклифф, – произнесла Ева, беря платье.

Как только начальница ушла, Прешес бросилась к Еве и забрала у нее платье.

– Фрея, Одетта, помогите, пожалуйста, Еве надеть платье. А я возьму ее туфли.

Одетта скомандовала:

– Закрой глаза и подними руки.

Ева так и поступила. Две модели через голову надели ей платье, аккуратно, чтобы не поцарапать булавками.

Прешес поставила хорошие туфли Евы – с ремешками, на высоких каблуках, которые они вместе купили после первой зарплаты, – перед ней на пол, вставила в них сначала одну, потом вторую ногу, а Одетта и Фрея тем временем подгоняли платье прямо на теле модели.

Прешес быстро расчесала волосы Евы и заколола их в небрежный пучок.

– Ну просто картинка, – сказала она. – А теперь поторопись. И главное, не споткнись. Я останусь и помогу тебе переодеться.

– Да не стоит. Кроме того, разве ты не должна сегодня идти в кинотеатр с тем молодым адвокатом, с которым познакомилась на прошлой неделе?

– Подождет. Я слышала, миссис Сейнт-Джон та еще хамка, так что тебе потребуется дружеское лицо и рука помощи каждый раз после возвращения из шоу-рума.

Ева улыбнулась с облегчением, бо́льшим, чем могла признаться самой себе.

– Спасибо. Я – твой должник.

– Я это запомню. А теперь иди. Встретимся в примерочной.

Ева отрывисто кивнула, а затем выбежала за дверь.

– Только булавки не выдергивай, – крикнула ей вслед Прешес, но Ева не останавливалась, пока не добежала до примерочной. Она обрадовалась, что кроме визажиста там никого не было.

– Мистер Данек! – с жаром воскликнула она, приблизившись к его рабочему столу с разбросанной косметикой.

– А, прекрасная Этель, – произнес он, улыбнувшись ей в ответ.

– Ева, помните? И я все еще работаю над фамилией, которая подойдет мне лучше, чем Молтби.

– Ну конечно. Я постараюсь. У меня есть для тебя несколько помад, которые, думаю, тебе понравятся.

Невысокий, жилистый мужчина лет шестидесяти с неопределенной европейской внешностью и седой шевелюрой, мистер Данек обычно воспринимался немым: он никогда не разговаривал, подготавливая девушек к показу. Ева подозревала, что это из-за того, что никто с ним не заговаривал. Ее подозрения подтвердились, когда она заметила, как перед прогоном мистер Данек, нагруженный коробками и сумками, пытается взобраться на крыльцо мастерской Луштак. Она предложила ему помощь. Он с благодарностью принял ее и даже улыбнулся, показав на удивление белые зубы.

Дружба зародилась, а затем окрепла благодаря частым визитам в кафе «Хорват» неподалеку от Дома Луштак, которым управляли то ли друзья, то ли семья мистера Данека. По крайней мере, так предположила Ева, поскольку в кафе его называли по имени на том же иностранном языке. Она точно не знала, каком именно, но не хотела показаться глупой или необразованной, выказав свое невежество. Прошла целая неделя, прежде чем она набралась смелости спросить и выяснила, что мистер Данек родом из Чехословакии, из городка под Прагой под названием Лидице. Для Евы это звучало очень экзотично, и с ее точки зрения такие названия звучали гораздо привлекательнее Йоркшира.

В обмен на помощь в изучении английского он отдавал ей неисправные тюбики с губной помадой и наполовину использованные баночки рассыпчатой пудры, а еще раскрошившиеся румяна и искривленные кисточки для туши, вместе с советами и подсказками, как их лучше всего использовать. Теперь же, когда она села за стол и пододвинула стул ближе, у него на ладони лежали два тюбика губной помады.

– Благодарю вас! – воскликнула она. – Мне даже не нужно смотреть – я знаю, что тут же влюблюсь в них. Вы всегда выбираете только правильные оттенки.


Его темные глаза засветились.

– Всегда приятно работать с таким безупречным полотном. С тобой и мисс Дюбо. Не нужно прикрывать никаких изъянов. Хорошо, что не все такие, иначе я остался бы без работы!

Он улыбнулся собственной шутке, перебирая баночки с румянами в ящике.

– Как продвигается твой французский?

– Très bien! – ответила Ева, стараясь держать лицо неподвижным.

– Может, когда-нибудь ты разрешишь мне обучить тебя моему языку?

Он положил палец ей на подбородок, чтобы придвинуть Еву чуть ближе, а затем погрузил кисточку в темную баночку.

– Может быть, – с сомнением протянула она. – Думаете, французского и английского будет недостаточно?

Их глаза на мгновенье встретились перед тем, как мистер Данек наклонился, чтобы накрасить ей ресницы.

– Мир очень велик, Ева. Хотя прямо сейчас в Германии некоторые пытаются сделать его меньше, поглощая страны, как голодные львы.

Он отстранился, чтобы полюбоваться результатом своей работы, и встретил ее смущенный взгляд.

– Старайся читать газеты, Ева, и быть в курсе дел. Так делают самые образованные женщины, хотя они, конечно же, никогда в этом не сознаются за праздничным столом. Но я знаю, как ты любишь казаться образованной.

Его слова не звучали ни осуждением, ни укором, а просто информацией к размышлению. Ева очень мало рассказывала ему о своем прошлом, если не считать того, что она из Йоркшира, а ее мать занималась стиркой и шитьем. Мистер Данек, казалось, без слов понимал, что она пыталась вырезать свое прошлое, как раковую опухоль.

– Ну хорошо, – произнесла она, откинувшись на спинку стула. – Тогда мне еще нужно придумать, где я обучалась – в каком-нибудь месте, где женщина по имени Ева жила бы уединенной, благовоспитанной жизнью.

Он облокотился о стол и тихо произнес:

– Если ты хочешь когда-нибудь повысить свое положение в обществе, тебе потребуется убедительная причина, объясняющая, почему ты модель. Понимаешь, круги, в которые ты хочешь попасть, смотрят на твою профессию свысока. Как и на актрис, и на оперных певцов. Но если у тебя есть солидная предыстория, тогда движение вверх возможно, да? – Он слегка повернул голову, словно хотел убедиться, что они все еще вдвоем. – У тебя очень хорошо получается перевоплощаться, Ева. Мне кажется, лучше всех. Ты далеко пойдешь с таким умением. – Откинувшись назад, он рассмеялся. – Ты напоминаешь мне ту девушку из кинофильма с Лесли Говардом – «Пигмалион».

– Вы имеете в виду Элизу? – Она замотала головой, ощущая вспышку гнева. – Я никогда не была такой замарашкой.

– Нет, не была. И сначала была пьеса. Ты должна знать такие вещи, Ева. Читай больше, ходи на пьесы и концерты. Запомни – перевоплощение.

В комнату влетела старшая швея миссис Уильямс, с сантиметром вокруг шеи и закрепленной на запястье подушечкой для булавок. Она взяла Еву за руку и помогла взобраться на платформу для подгонки одежды.

– Скорее, скорее. Нужно сшить все на живую до прихода мадам Луштак.

Ева оглянулась на мистера Данека и, увидев его ободряющую улыбку, выпрямилась и стала рассматривать себя в зеркало. Миссис Уильямс приступила к работе: ее белые дряблые руки трепетали, как пойманная рыба, пока она ползала вокруг платформы на коленях, делая замеры и втыкая в ткань булавки из браслета с подушечкой. Когда мистер Данек попрощался и ушел, в комнате стало очень тихо, если не считать тяжеловатого дыхания миссис Уильямс, которая крутилась вокруг Евы, оттягивая, подкалывая и время от времени делая небольшие стежки.

Зажатые туфлями пальцы ног Евы онемели, начала болеть спина, но она стояла смирно, двигаясь, только когда ее просили. В коридоре хлопнула дверь, после чего раздались торопливые шаги. Миссис Уильямс прервала свое занятие и повернула голову в сторону двери, но Ева продолжала стоять ровно, боясь пошевелиться и сорвать замысловатый бант со складками, закрепленный на талии.

– Миссис Уильямс, вы уже закончили?

При звуке голоса мадам Луштак миссис Уильямс встала и немного приотпустила ткань, не до конца выпуская ее из рук. Последние десять минут она собирала и подкалывала складки, чтобы они лежали как нужно.

– Не совсем, мадам. Сейчас я закончу с розеткой и складками, и все будет готово.

Ева видела осунувшееся лицо Мадам в зеркале, с точно таким же выражением, как и у миссис Рэтклифф за ее спиной. Темные глаза мадам Луштак придирчиво осмотрели наряд, внимательно изучая каждую линию и изгиб, и остановились на шее модели. Ева замерла, боясь пошевелиться. Мадам подошла ближе, изучая строчку, рукава-крылышки, тонкие складки длинного подола.

– Будьте любезны. – Она повернулась к миссис Рэтклифф. – Я буду ждать в шоу-руме. – Затем Мадам в первый раз взглянула на Еву. – Это очень важный клиент – ты это понимаешь? Миссис Сейнт-Джон привезла свою дочь из провинции. Она только что обручилась, и ей нужны новые наряды на все мероприятия, в которых она будет участвовать.

Ева кивнула.

– Да, мадам.

– Хорошо. И запомни: быть моделью – это не просто пройтись в красивом наряде. Это еще и показать радость и уверенность, которую вызывают мои наряды. Я уверена, ты меня не разочаруешь.

В комнате стояла тишина до тех пор, пока шаги Мадам не затихли в коридоре. Затем миссис Рэтклифф взглянула на Еву и нахмурилась.

– Миссис Сейнт-Джон рассчитывает приобрести несколько новых нарядов для дочери, чтобы та появлялась в них в разделе светской хроники. Мадам подумала, что это платье подойдет идеально. И она еще принесла из шоу-рума несколько других нарядов. Она рассчитывает, что ты покажешь их все, так что ты, в свою очередь, можешь рассчитывать на долгий вечер.

Это была не просьба, но Ева и не собиралась отказываться.

– Да, конечно.

Миссис Уильямс быстрым движением вдела нитку в иголку и принялась ушивать платье под Еву.

– Не волнуйся, лапочка. Миссис Сейнт-Джон – та еще стерва, но ее дочка – добрая душа. Она уже была у меня на примерке; она не позволит матери обижать тебя. Кроме того, ты прекрасно выглядишь.

Прешес с пудреницей и тюбиком помады в руках присоединилась к миссис Рэтклифф, стоявшей за спиной миссис Уильямс и ожидавшей, когда та сделает последний стежок. Затем Прешес освежила макияж подруге, а миссис Рэтклифф попросила Еву поднять голову, чтобы загримировать небольшую родинку на шее.

– Вот, – сказала Прешес, делая шаг назад. – Само совершенство. Теперь ее совсем не видно.